Четыре года спустя эстафету подхватила японская экспедиция, поставившая целью взойти на Лхоцзе Шар. Страсть японцев к гималайским восхождениям разгорелась, после того как команда из этой страны совершила первое восхождение на восьмитысячник Манаслу в 1956 году. Многие последующие экспедиции организовывались японскими региональными или университетскими альпинистскими клубами. В 1965 году, когда альпклуб престижного университета Васэда нацелился на Лхоцзе Шар, восхождения в Гималаях уже стали для японцев традицией. Основная часть команды, тремя годами ранее побывавшая в Перуанских Андах, включала лидера Хисао Йошикаву, Йошио Хамано и Аои Мураи. Последний в дальнейшем написал книгу «Fantasy Himalaya» об экспедиции на Лхоцзе Шар. Заместителем Йошикавы назначили Теруо Мацууру, тридцатилетнего альпиниста, который пять лет спустя стал первым японцем, поднявшимся на Эверест[12]. Все участники много тренировались в японских Северных Альпах, совершая восхождения в том числе в зимнее время, чтобы подготовиться к суровым условиям Гималаев.
Экспедиция без проблем установила базовый лагерь на леднике Лхоцзе Шар, альпинисты рассматривали два пути к вершине – по Юго-восточному либо по Юго-западному ребру. Сомнения отпали, когда двое восходителей, пробовавших пройти с юго-востока, чудом не попали под прилетевшие сверху глыбы льда. Так что выбор пал на юго-западный гребень.
В начале апреля удалось разбить лагерь II, палатки стояли на склоне крутизной сорок градусов, а на четыреста метров выше простиралось снежное поле. Едва на нем скапливался свежий снег, возникала лавинная опасность. Непосредственно над лагерем проходили две большие трещины, которые, как предполагалось, будут гасить лавины. На всякий случай альпинисты вкопали палатки в снег так, чтобы лавины причинили как можно меньше вреда. Крутизна склона в районе третьего лагеря была уже более шестидесяти градусов. Здесь палатку пришлось крепить с помощью ледобуров и провешивать перила вокруг во избежание риска падения, если кому-то понадобится выйти ночью наружу.
Японцы работали слаженно, устанавливая лагеря и занося в них припасы и снаряжение, 17 апреля Йошикава и Нарукава поставили палатку четвертого лагеря на высоте семи километров. На следующий день они начали обрабатывать склон выше, а в лагерь IV с тремя шерпами поднялся Мураи, эта четверка принесла необходимые грузы. Палатка стояла на ребре, и когда Мураи подходил к ней, он увидел веревку, свисавшую с правой стороны ребра. Это озадачило его, поскольку веревка явно уводила в сторону от маршрута. Японец начал беспокоиться о двойке, которая ушла вверх. Погода ухудшалась, но ему пришлось сначала помочь шерпам разместить груз, после чего двое из них отправились вниз. Мураи и Лакпа Норбу остались в палатке, но Мураи больше не мог ждать – беспокойство заставило его надеть кошки, выбраться наружу и криками звать товарищей. Ответа, однако, не последовало: возможно, крики заглушил и унес ветер. Мураи вернулся в палатку с твердым ощущением, что что-то идет не так. Он пытался обсудить ситуацию с Норбу, но тот не выказывал никакого беспокойства и продолжал кипятить воду для чая. Затем Мураи услышал голос Йошикавы и поспешил ему навстречу. Он с удивлением увидел, что Йошикава не спускается, а поднимается снизу, при этом японец выглядел измученным и потрясенным и плакал. Выяснилось, что с Нарукавой случилось несчастье. Йошикаве дали напиться горячего чая, и он рассказал, что Нарукава сорвался и висит на страховочной веревке на отвесном участке. Он все еще был жив, хотя, по всей видимости, получил серьезные травмы.
Было очевидно, что в тот день доставить пострадавшего в четвертый лагерь не удастся. Они договорились, что Мураи проведет с раненым ночь, а на следующее утро Йошикава отправится в лагерь III за помощью. Нарукава находился примерно в ста пятидесяти метрах ниже палатки. Йошикава показал, куда идти, и Мураи отправился вниз, несмотря на риск получить обморожение. Он попросил Норбу пойти с ним и отнести еду и горючее. Но шерпа выглядел очень нерешительным.
Спускаясь в одиночку, Мураи вскоре услышал голос. Затем он увидел натянутую веревку, уходившую за перегиб скалы. Веревка уже довольно сильно перетерлась от рывка. Мураи удалось спуститься к Нарукаве по нестабильному снегу. Увиденное повергло его в шок: Нарукава полувисел-полулежал в бессознательном состоянии лицом в снегу, шапку и рукавицы он потерял, один глаз был подбит, на щеке застыла кровь, пальцы рук опухли и побелели – верный признак обморожения.
Мураи был не в силах снять раненого со стены самостоятельно и стал делать некое подобие укрытия на ночь. Он счистил снег со скалы и вбил четыре крюка. Потом привязал к ним палатку, которую взял с собой. Палатка фактически висела на стене, но все же это было убежище. С большим трудом Мураи удалось затащить Нарукаву в палатку. Самому ему места не хватило, и он кое-как устроился у входа, наполовину свисая наружу. Пострадавший то метался в бреду, то приходил в себя, и были сомнения, что он переживет ночь. Еды не имелось, Мураи не мог даже зажечь горелку, чтобы сделать горячее питье – оказалось, он забыл спички. Мураи стал звать Норбу, но ответа не последовало, по всей видимости, шерпа боялся выходить ночью на холод на такой высоте. Мураи не винил его, шерпы помогали в экспедициях и зарабатывали этим на жизнь, с чего Норбу было рисковать, спасая японца?
Мураи убеждал Нарукаву не засыпать, ведь сон означал смерть. Мураи вспомнил, что Нарукава оказался единственным выжившим в лавине, которая семь лет назад погубила четырех их однокурсников на горе Миодзин в Японии. Это позволяло надеяться, что он сможет пережить и эту ночь. Но пальцы Нарукавы были в очень плохом состоянии. Сначала Мураи пытался растирать их, а когда понял, что это не помогает, стал греть их у себя во рту. С наступлением ночи по склону сошла лавина. Палатка едва устояла, снег завалил вход, а также зажал ноги Нарукавы, и пришлось приложить много усилий, чтобы освободить их. В какой-то момент Нарукава стал утверждать, что ему очень жарко и нужно раздеться, но Мураи понимал, что налицо классический признак сильного переохлаждения[13]. Пол палатки, сделанной из белого материала, был покрыт пятнами крови Нарукавы. За ночь сошло еще несколько небольших лавин, из-за чего на палатке скопилось много снега, а свободного пространства стало еще меньше. Мураи смог разбить стекло на лампе налобного фонаря и с помощью нити накаливания прикурить желанную сигарету, но попытка зажечь горелку не увенчалась успехом. Оставалось ждать и надеяться, что очередная лавина пройдет, не причинив вреда, и не порвет веревки, удерживающие их убежище.
Наконец после казавшейся бесконечной ночи забрезжил рассвет, и вскоре Мураи услышал голос Тацуо Сато, который пришел на помощь и звал их. Сато пришлось долго откапывать палатку из-под снега, прежде чем он смог заглянуть внутрь. Они пережили ночь. Сато принес спички, так что удалось зажечь горелку и сварить кофе с сахаром. Сато остался с раненым, а Мураи вернулся в лагерь IV, где наконец-то смог немного прийти в себя. Во второй половине дня прибыли другие участники команды. Они поместили Нарукаву в спальный мешок и стали поднимать его к лагерю IV, поскольку спуск с этой точки был невозможен. Процесс шел трудно, когда наступил вечер, альпинисты все еще транспортировали пострадавшего. Нарукава испытывал сильную боль, плюс к этому его несколько раз засыпа́ло снегом. В какой-то момент пострадавший начал умолять товарищей, чтобы они убили его и избавили от страданий, однако они убедили его взять себя в руки. Около десяти вечера Нарукаву наконец доставили в лагерь. Места не хватало – девять человек втиснулись в четырехместную палатку, и заснуть никому не удалось. Утром погода испортилась, о спуске не могло быть и речи, но альпинисты получили по радио инструкции от врача, как лечить травмы Нарукавы.
Лишь через четыре дня погода позволила продолжить спасательную операцию. Раненого спускали все так же – в спальном мешке, обвязанном веревками. Большое количество снега на склоне затрудняло продвижение, много времени ушло на споры, где лучше идти. В какой-то момент Йошикава сорвался, пролетел около тридцати метров, но смог остановить падение. Но легко он не отделался и, по-видимому, поломал ребра. Этот инцидент привел к дополнительной задержке, в итоге до третьего лагеря удалось добраться только глубокой ночью.
Во время спуска в темноте Мураи выпустил из рук ледоруб, который улетел вниз. Среди альпинистов начались разногласия: одни утверждали, что важнее всего спасение Нарукавы, а другие хотели предпринять еще одну попытку восхождения. На следующий день началась снежная буря, снова сделавшая спуск невозможным. Нарукава отчаянно нуждался в помощи, но врач был самым возрастным участником команды и наименее опытным альпинистом и не мог подняться по крутому склону в третий лагерь в непогоду. Поэтому пришлось вновь продолжать лечение дистанционно.
На следующее утро альпинисты предприняли несколько отчаянных попыток спуститься, но сильнейший ветер не оставил шансов, и пришлось снова ждать. Ночью на лагерь сошла небольшая лавина, а утром выяснилось, что еда и топливо подходят к концу. На следующий день ветер и не думал утихать, но палатка почти превратилась в лохмотья, а пальцы на ногах Нарукавы начали чернеть, и оставаться на месте больше было нельзя. Спускать семидесятикилограммового мужчину по крутым склонам было крайне сложно, и он неизбежно получал новые травмы. Все тяготы транспортировки легли на плечи Мацууры и Масахико Игучи, поскольку Мураи не смог восстановиться от холодной ночевки, проведенной с Нарукавой, и едва шел сам. Они прибыли в лагерь уже затемно, но теперь раненый оказался под присмотром врача, а путь вниз, в базовый лагерь, отсюда уже был проще.
На десятый день после падения Нарукавы ветер стих, а небо расчистилось. Если бы все пошло иначе, это был бы идеальный день для штурма вершины. После однодневного отдыха оставшиеся участники команды при поддержке шерпов предприняли новую попытку восхождения. При подъеме выяснилось, что непогода повредила палатки, но альпинистам удалось занести новые запасы еды и снаряжения в четыре лагеря. Из последнего лагеря Мацууро и Игучи поднялись до смычки Юго-восточного и Юго-западного гребней. Последний не такой острый и крутой, и альпинисты надеялись, что подъем здесь будет легче. 14 мая на высоте 7300 метров удалось установить лагерь V. Стоило разбить его выше, но времени, сил и запасов не оставалось – это был последний шанс достичь вершины. Таким образом, двойке предстояло преодолеть до высшей точки более километра, а это очень большое расстояние для зоны смерти.
Вечером накануне штурма снег прекратился, и Мацуура и Игучи запланировали ранний выход, воспользовавшись тем, что хорошо светила луна. Низкая температура – минус двадцать восемь градусов – и тяжелые кислородные баллоны замедляли движение, но к полудню альпинисты достигли отметки почти 8100 метров. Здесь они с удивлением увидели впереди глубокую трещину, в которую пришлось бы спуститься, чтобы избежать подъема по очень крутому участку гребня. Спуск подразумевал лазанье, а у них осталось лишь несколько крючьев, которые могли потребоваться в дальнейшем. Стало ясно, что даже если удастся добраться до вершины, впереди неизбежная ночевка под открытым небом, а воды и еды осталось в обрез. Кроме того, со стороны Тибета стали надвигаться тучи, и скрепя сердце двойка приняла решение отступить. Ямамото, поднявшийся в лагерь V для поддержки штурмовой группы, передал по радио в нижние лагеря, что видит спускающихся альпинистов. Все прекрасно понимали, что экспедиция потерпела неудачу, поскольку двойка не могла достичь вершины и спуститься так быстро. Мацууро и Игучи с помощью Ямамото благополучно вернулись в четвертый лагерь в тот же вечер, а затем начался долгий путь домой, в Японию.
Как упоминалось выше, с 1965 по 1969 год Непал был закрыт для альпинистских экспедиций, но в 1970-м на Лхоцзе Шар отправилась австрийская экспедиция под руководством Зигфрида Эберли. Команду из семи человек можно назвать относительно небольшой, учитывая масштаб цели. Одним из сильнейших альпинистов в составе являлся Зепп Майерл, тридцатитрехлетний уроженец австрийского Тироля, наставник и партнер Райнхольда Месснера середины 1960-х, когда Месснер начал свою карьеру в альпинизме. В 1970 году Майерл согласился участвовать в экспедиции Херлигкоффера на Рупальскую стену Нанга-Парбат в составе команды, в которую входил Месснер. Но затем он решил, что восхождение на Лхоцзе Шар интереснее, также от экспедиции на Нанга-Парбат отказался Петер Хабелер, и в команду был приглашен брат Райнхольда Гюнтер, который погиб на горе.
Австрийцы с трудом набрали сотню необходимых носильщиков, чтобы доставить снаряжение и припасы в базовый лагерь, – едва ли не все жители окрестных деревень нанялись в огромную японскую экспедицию на Эверест. В результате почти половину носильщиков в австрийской экспедиции составили женщины, в том числе две матери с грудными детьми, которых они несли вместе с тридцатикилограммовыми грузами. Ночью, за один переход до базового лагеря, температура воздуха упала до минус двадцати, и пошел снег. Австрийцы поставили палатку для женщин с детьми, а остальные шерпы сгрудились вокруг костра из ячьего кизяка, распевая песни, чтобы скоротать ночь. На следующий день экспедиция вышла на покрытую скальными обломками морену под Лхоцзе. В отличие от японцев, австрийцы поставили базовый лагерь прямо под Южной стеной, а не на леднике Лхоцзе Шар. После тщательного исследования склона австрийцы выбрали тот же маршрут, что и японская экспедиция, но подошли к Юго-западному гребню с противоположной стороны.
Преодолев ледник, они нашли идеальное место для лагеря I в снежной пещере, постели в которой сделали из молодых побегов бамбука. Самое главное – убежище защищало от ветра. Следующие восемьсот метров, вероятно, стали самой сложной частью восхождения – крутой скально-ледовый склон, который каждое утро покрывался свежим снегом.
На высоте 6700 метров альпинисты обнаружили оставшуюся от японцев снежную пещеру, которую решили использовать как укрытие, однако шерпа Уркиен стал отговаривать от этого, поскольку пещера могла обрушиться из-за подвижек льда. Австрийцы прислушались к совету и поставили палатку выше, на заснеженном гребне, откуда открывались захватывающий дух виды – по обе стороны склоны обрывались вниз на полтора километра. Чтобы палатку не сдуло штормовыми ветрами, ее пришлось прикрепить к гребню целой паутиной веревок. Майерл почувствовал недомогание и был вынужден спуститься для восстановления сил, но вернулся на гору, чтобы установить третий лагерь.
Вместе с двумя шерпами он поднимался по крутому льду, почти все время идя на передних зубьях кошек. К полудню погода испортилась, пошел снег. В какой-то момент на Майерла сошла небольшая лавина. Он вжался в склон, вися на двух ледорубах и молясь, чтобы его не сорвало. Когда опасность миновала, австриец оглянулся на шерпов и увидел, как они отчаянно жестикулируют, показывая, чтобы он спускался. Но он и не думал сдаваться, а создал точку страховки на ледобурах, чтобы шерпы, наоборот, поднялись к нему. Когда тройка достигла высоты 7200 метров, где планировалось установить палатку, выяснилось, что рельеф этого сделать не позволяет и нужно копать пещеру. Майерл отправил шерпов вниз, а сам остался рыть убежище. Он чувствовал себя как солдат, копающий окоп – чем глубже укрытие, тем безопаснее. Удалось вырыть достаточно большую по объему нору, чтобы в ней уместился человек, и австриец забрался в спальный мешок, радуясь, что оказался в безопасности. Он зажег свечу, чтобы получить немного света, но вскоре почувствовал, что кислорода в пещере поубавилось. Ночь прошла в тяжелой борьбе с недостатком пространства и головной болью. Майерлу время от времени удавалось впадать в забытье, и он жалел, что не спустился с шерпами. На следующий день в лагерь поднялись другие альпинисты, но затем трое суток непрерывно шел снег, и оставалось только ждать погоды и заниматься расширением пещеры.
Убежище располагалось всего семьюдесятью метрами ниже основания Юго-восточного гребня, но дальше ждала полная неизвестность, и никто не знал, удастся ли преодолеть препятствие, заставившее отступить японцев. Перво-наперво стоило дождаться улучшения погоды, что, по словам шерпов, часто случалось в начале мая. Чтобы воспользоваться погодным окном, Рольф Вальтер и Майерл отправились наверх в сопровождении группы шерпов. Майерл чувствовал себя великолепно, был уверен в своих силах и поразил шерпов, пройдя один из очень крутых участков свободным лазанием, без страховки. Альпинисты выбрались на Юго-восточный гребень, неся огромные рюкзаки, в которых были палатки, спальники, коврики, горелки, веревки, снаряжение, еда и кислородные баллоны. Подъем по гребню оказался несложным, но утомительным, из-за непрочного наста люди часто проваливались в снег по колено. Вскоре они нашли подходящую площадку для лагеря IV и установили палатку на отметке 7600 метров, то есть на триста метров выше, чем японцы пятью годами ранее. Шерпы пожелали остающимся удачи и отправились вниз. Проснувшись 13 мая, Майерл и Вальтер обнаружили, что долины внизу затянуты облаками, а над этим белым морем возвышается потрясающе красивая пирамида Макалу.
Альпинисты планировали дойти до восьмитысячной отметки без кислорода, желая приберечь его для наиболее сложного участка. Но таким образом поначалу пришлось нести шестнадцать килограммов лишнего веса без всякой пользы. Австрийцы направились прямо вверх, к вершинному гребню, где повернули назад японцы. После трех часов подъема в глубоком снегу удалось достичь основания гребня. Альтиметр показывал, что восьмикилометровый рубеж преодолен, это означало, что можно начать использовать кислород для преодоления ключевого участка. К счастью, снег был твердым, кошки держали идеально, поэтому австрийцы без задержек поднимались по шестидесятиградусному склону. Страховку здесь организовать было невозможно, так что оставалось лишь созерцать под собой Южную стену на всем ее протяжении вниз. Пришлось предельно сосредоточиться, чтобы как следует вбивать зубья кошек и надежно зарубаться ледорубами – любая ошибка стала бы фатальной. Когда восходители вышли на гребень, показался огромный заснеженный массив Эвереста, а за ним – бесконечное тибетское плато. На Южном седле между Эверестом и Лхоцзе бушевала буря, но здесь, выше, держалась отличная безветренная погода.
До вершины оставалось двести метров, и рельеф заставил австрийцев перейти на юго-восточную сторону гребня, где пришлось преодолеть несколько скальных уступов, затем подачу кислорода включили на максимум, чтобы пройти последний крутой участок. Удивление вызвала галка, которая парила на этой высоте, она, судя по всему, попала в сильный восходящий поток воздуха. Ближе к высшей точке ледовая поверхность стала изъеденной и нестабильной, и Майерл забеспокоился, предположив, что они идут по нависающему карнизу, который может обрушиться. Ударив несколько раз ледорубом, Майерл отсек неустойчивую часть, и огромная масса снега улетела в пропасть с тибетской стороны. Через это прорубленное «окно» он на мгновение увидел Эверест, который тут же скрылся в облаках. Также удалось рассмотреть страшную северо-восточную стену Лхоцзе Шар и покрытый льдом гребень, ведущий к главной вершине Лхоцзе. Последние метры до вершины были очень опасны из-за непрочного, рыхлого снега, и Майерл пополз по узкому гребню верхом, одну ногу свесив на вертикальную Южную стену, а другую – почти на такую же крутую Северную стену.
Высшая точка была настолько нестабильной, что он не смог на нее взобраться и стал ледорубом пробивать снег, счищая его. Только так удалось добраться до более-менее прочного слоя. Альпинисты боялись, что вершина не выдержит их веса, слишком живо можно было представить, как она обрушивается с ними, однако Вальтер все же поднялся на одну высоту с Майерлом, они сели лицом друг к другу на гребне и пожали руки, как сделали бы это на какой-нибудь вершине в Альпах. Вальтер хотел взять на память камень с вершины, но не увидел поблизости ничего, кроме снега и льда.
Теперь погода быстро портилась, и стоило поторопиться. Спуск проходил уже в белесой мгле, но времени, чтобы страховать друг друга, не оставалось, в противном случае пришлось бы ночевать под открытым небом на большой высоте. На скалах, покрытых смерзшимся снегом, альпинисты еще могли разглядеть свои следы, но в местах, где снег был мягче, увидеть дорогу назад стало невозможно. А потом начался снегопад, видимость упала еще сильнее, очки обледенели, и пришлось спускаться без них. Австрийцы теперь более походили на привидения с обледеневшими волосами и бровями. То и дело они теряли путь. В какой-то момент впереди появилась темная грань, и стало понятно, что это край бездны с северной стороны. Возможно, они уже какое-то время шли по нависающему карнизу, поэтому оба, не сговариваясь, осторожно отступили назад, на более надежный снег.
Альпинисты продолжали спускаться, постоянно сбиваясь с пути. Чем больше сбрасывалась высота, тем шире становился склон, это еще сильнее затрудняло ориентирование. Около пяти дня стало понятно, что они заблудились, теперь уже было жизненно необходимо найти палатку до наступления темноты. Судя по показаниям альтиметра, лагерь IV находился где-то неподалеку, но из-за бури видимость составляла лишь несколько метров. Альпинисты сняли кислородные маски и стали криками звать товарищей, но в ответ слышался только вой ветра. Чудом на мгновение ветер стих, завеса тумана приподнялась, и они увидели лагерь в нескольких десятках метров. Они снова закричали и увидели, как из палатки выбрались Вальтер Лархер и Уркиен, которые собирались идти на вершину на следующий день…
Отдохнув в четвертом лагере, Майерл и Вальтер продолжили спуск, прибыв в лагерь III уже затемно. Лархеру и Уркиену повезло с погодой для штурма, но им пришлось сдаться на высоте около 8200 метров, после того как у австрийца отказало кислородное оборудование. Тогда все альпинисты спустились в базовый лагерь и стали праздновать успех. Реберле неожиданно достал несколько бутылок шампанского. Это, безусловно, было выдающееся восхождение, но, возможно, недооцененное, поскольку Лхоцзе Шар не считается «полноценным» восьмитысячником.
К началу 1970-х альпинисты искали новые серьезные цели, и Южная стена Лхоцзе не могла не привлечь внимания.
Первой попробовать свои силы на ней решила японская экспедиция, организованная Федерацией альпинизма префектуры Канагавы в 1973 году. Учитывая масштаб цели, по стандартам начала 1970-х команда собралась небольшая: девять альпинистов под руководством Рёхэя Утиды и пять шерпов. (Для сравнения, в 1970 году в попытке восхождения по Юго-западной стене Эвереста участвовали 39 японских альпинистов и 26 высотных носильщиков.) Снаряжение они отправили из Катманду самолетом в Луклу[14], но большая часть команды прошла несколько дней пешком по традиционному пути, по которому экспедиции 1950–1960-х годов добирались к Эвересту. В столице шерпов Намче-Базаре японцы купили бамбуковые вешки, чтобы отмечать путь на леднике, и бревна для преодоления трещин. С холма над Намче команда Утиды впервые увидела Южную стену Лхоцзе, ее размеры никого не оставили равнодушными. Еще четыре дня ушло на подход к базовому лагерю по леднику, где местность похожа на лунный пейзаж и состоит из хаотично разбросанных камней и ледяных глыб с небольшими озерцами на морене.
В первое утро Утида выглянул из палатки, когда рассвет окрасил верхнюю часть Лхоцзе красным. Внизу, на леднике, все было неподвижно, серо и мертво, и казалось, что тут так испокон веков. Основываясь на опыте восхождений в Японии, альпинисты полагали, что лавины начнут сходить по стене во второй половине дня, когда станет теплее, и были неприятно удивлены, когда они покатились одна за другой, едва утреннее солнце осветило склон. Это были огромные массы снега, которые играючи переваливали через любые препятствия. Ударяя в морену, лавинные облака вспучивались еще больше и сильнее, разбрасывая снег подобно фейерверку. Даже ночью, когда солнце спряталось и ветер утих, лавины продолжали грохотать, мешая спать.
Первоначальный план состоял в том, чтобы проложить маршрут по центру стены прямо к вершине, так называемую диретиссиму. Это слово придумали в итальянских Доломитах, когда в 1950-х и 1960-х годах наблюдалась тенденция находить все более трудные маршруты, выбирая наиболее прямые линии от подножия к вершине. Диретиссима по Южной стене Лхоцзе очень сложна. Замахнувшись на такую цель, японцы первым делом пытались понять, где проложить маршрут. Изучение фотографий на родине не могло заменить наблюдение за горой воочию, тут-то и выяснилось, что по наиболее очевидному прямому маршруту к вершине сходят лавины, а погодные условия меняются так, как не может передать ни одна фотография.