Йеллоуфейс - читать онлайн

5

В СРЕДУ ПРОХОДИТ МОЯ ПЕРВАЯ ВИДЕОКОНФЕРЕНЦИЯ с новой маркетинговой командой.

Я так нервничаю, что меня подташнивает. Мой последний опыт работы с промоутерами был незавидным. Осунувшаяся блондинка по имени Кимберли присылала мне запросы от блогеров с пятью подписчиками в лучшем случае. Когда же я просила что-нибудь существенное – к примеру, осветить проект на более-менее популярном веб-сайте, – она отвечала: «Мы это рассмотрим, но все зависит от интереса». Кимберли, как и прочие, с самого начала знала, что шансы у моего дебюта нулевые. Просто стеснялась сказать мне это в лицо. Она даже имя мое через раз писала с ошибкой: «Джейн»… А когда я ушла от своего прежнего издателя, то получила от нее отписку: «Было приятно поработать вместе»…

На этот раз все обстоит иначе, и волна общего энтузиазма впечатляет. Эмили, которая отвечает за паблисити, и Джессика, ответственная за цифровой маркетинг, задают тон, рассказывая, что им очень понравилась книга.

– Она такая солидная, у ее текста вайб произведения, которое написал гораздо более зрелый человек, – разглагольствует Джессика. – Мне кажется, она очень удачно встанет между историческими романами, на которые падки женщины, и военной прозой, подходящей для мужской аудитории.

Я потрясена. Похоже, Джессика действительно прочитала мою книгу. Такое со мной впервые – Кимберли, кажется, даже не понимала толком, роман я написала или мемуары.

Дальше они знакомят меня со своей маркетинговой стратегией. Я поражена тем, насколько она всеохватна. Речь идет о рекламе на Фейсбуке* и Гудридс; возможно, даже на станциях метро, хотя неясно, обращает ли кто-нибудь нынче на нее внимание. Существенные средства вкладываются и в размещение на полках магазинов – то есть со дня выхода моя книга будет первой, что люди будут замечать, входя в «Барнс энд Нобл» по всей стране.

– Это стопроцентно будет книга сезона, – уверяет меня Джессика. – По крайней мере, мы сделаем все от нас зависящее, чтобы так было.

Я теряю дар речи. Так вот каково это – быть Афиной; когда тебе с самого начала говорят, что твоя книга будет иметь успех.

Джессика излагает маркетинговый план с указанием некоторых дат, к которым им понадобятся от меня рекламные материалы. Наступает короткая пауза. Эмили щелкает ручкой.

– И вот еще мы хотели уточнить… Ну насчет того, как мы позиционируем эту книгу.

От меня, по всей видимости, ждут ответа.

– Ага… Простите, не совсем поняла?

Они переглядываются.

– Гм. Тут дело, в общем, в том, что действие романа происходит по большей части в Китае, – говорит Джессика. – А учитывая недавние обсуждения… Ну сами понимаете…

– Культурная аутентичность, – присоединяется Эмили. – Не знаю, следите ли вы за некоторыми трендами в интернете. Книжные блогеры и книжный твиттер могут быть довольно… придирчивы ко всему…

– Мы просто хотим быть застрахованы от любых скандалов, – поясняет Джессика. – Или, скажем так, нестыковок.

– Я потратила на исследования уйму времени, – отвечаю я. – Это, знаете, не тот случай, когда все держится на стереотипах, это не такая книга…

– Да, конечно, – мягко соглашается Эмили. – Но вы… то есть вы ведь не…

Наконец я улавливаю, о чем они.

– Нет, я не китаянка, – коротко отвечаю я. – Если вы об этом. Это не «зов крови» или что-то подобное. Это проблема?

– Что вы! Вовсе нет, просто мы хотим все предусмотреть. А вы не… еще кто-нибудь?

Произнося это, Эмили морщится, будто спохватываясь, что ей не следовало так говорить.

– Я белая, – уточняю я. – Вы хотите сказать, у нас могут быть неприятности, потому что я написала эту историю, будучи белой?

Я моментально жалею, что так выразилась. Слишком прямолинейно, слишком уж в защиту; вся моя неуверенность налицо. Эмили с Джессикой мелко и часто моргают, поглядывая друг на друга, словно в надежде, что другая заговорит первой.

– Конечно же нет, – говорит наконец Эмили. – Разумеется, любой человек волен писать о чем угодно. Просто мы думаем о том, как вас подать, чтобы читатели прониклись к вашей книге доверием.

– Что ж, проникаться им никто не мешает, – говорю я. – А доверяют пускай словам на странице. Там кровь и пот, пролитые над этой историей.

– Да, безусловно! – соглашается Эмили. – И этого никто не оспаривает.

– Конечно же нет! – вторит ей Джессика.

– Опять же, мы считаем, что любой человек волен высказываться как угодно.

– Мы не цензоры. У нас в «Эдем» так не принято.

– Хорошо.

Эмили плавно меняет тему, интересуясь тем, где я живу, куда хотела бы отправиться в путешествие и т. д. Я не успеваю толком сориентироваться, как встреча заканчивается. Эмили и Джессика повторяют, как им понравилась книга, как они рады знакомству и как им не терпится продолжить со мной работу. Потом они отключаются, а я продолжаю смотреть в пустой экран. Чувствую я себя ужасно и отправляю письмо Бретту, выплескивая все свои тревоги. Он отвечает через час, уверяя, что я зря волнуюсь. «Они просто хотят понять, – говорит он, – как им тебя позиционировать», – говорит он.

Как выяснилось, позиционировать меня они хотят как «человека мира». В следующий понедельник Джессика и Эмили присылают нам обстоятельное письмо с подробным описанием своих планов: «Мы считаем бэкграунд Джун очень интересным, поэтому хотим убедиться, что читатели о нем узнают». Они рассказывают о разных местах, где я жила еще в детстве, – Южной Америке, Центральной Европе, полдюжине городов в США, в которых мы останавливались из-за бесконечных разъездов отца, инженера-строителя. (Эмили очень нравится слово «кочевник».) В моей новой авторской биографии они выделяют год, который я провела в Корпусе мира, хотя рядом с Азией я не была и близко (была в Мексике, где практиковалась в испанском после школы, а затем до срока бросила учебу, подхватив кишечную инфекцию; меня даже пришлось эвакуировать по медицинским показаниям). Публиковаться мне предлагают под именем Джунипер Сонг – вместо Джун Хэйворд. («Ваш дебют набрал не совсем те обороты, на которые мы рассчитываем, и лучше начать с чистого листа. А “Джунипер” звучит так необычно. Как-то даже ориентально».) О разнице в восприятии между «Сонг» и «Хэйворд» все деликатно помалкивают. Никто не говорит вслух, что «Сонг» может сойти за китайское имя, хотя на самом деле это мое второе имя, придуманное мамой в эпоху хиппи, когда меня чуть было не окрестили Джунипер Сиренити Хэйворд.

Эмили помогает мне написать статью для «Электрик Лит» об авторской идентичности и псевдонимах, где я объясняю, что переименоваться в Джунипер Сонг я решила затем, чтобы почтить свое прошлое и отметить влияние матери на свою жизнь. «Мой дебют “Под сенью платана”, написанный под именем Джун Хэйворд, продиктован переживаниями по поводу смерти отца, – пишу я. – “Последний фронт”, написанный под именем Джунипер Сонг, – это шаг вперед в моем творческом пути. Это то, что я больше всего ценю в писательстве, – бесконечная возможность заново изобретать себя и те истории, которые мы о себе слагаем. Это дарует нам возможность сознавать каждую крупицу своего наследия и своего прошлого».

Я ни в чем не солгала. Это важно. Я не притворялась китаянкой и не выдумывала жизненного опыта, которого у меня не было. То, что мы делаем, отнюдь не надувательство. Мы просто подаем меня с верной стороны, чтобы читатель воспринимал меня и мои истории серьезно; чтобы никто не отказывался взять в руки мою работу из-за въевшихся предрассудков о том, что кому можно и что нельзя писать. Ну а если кто-нибудь делает неправильные выводы из неверных предпосылок, разве это не говорит о нем гораздо больше, чем обо мне?

С РЕДАКТУРОЙ ДЕЛО ОБСТОИТ ПОЛУЧШЕ. Даниэле нравятся все мои правки. На третьем заходе она просит лишь внести несколько мелких исправлений и чтобы я добавила dramatis personae (модный термин, означающий список персонажей с их краткими характеристиками, чтобы читатель не забывал, кто они такие). Затем текст переходит к корректору – в моем представлении, такому супергерою с орлиным взором, который ухватывает все опечатки, скрытые от невооруженного глаза.

За неделю до дедлайна мы сталкиваемся всего с одной проблемкой.

Как гром среди ясного неба падает письмо от Даниэлы: «Привет, Джун. Надеюсь, у тебя все хорошо. Всего полгода до выхода книги, поверить не могу! Хотела узнать твое мнение вот о чем. Тут Кэндис предлагает нанять этического бета-ридера. Понимаю, что невовремя, уже поздновато, но хочешь, мы этим займемся?»

Этические бета-ридеры – это читатели, которые критикуют рукописи в культурном аспекте. Например, белый автор пишет книгу, в которой задействован темнокожий персонаж. Издатель может нанять темнокожего бета-ридера, чтобы проверить, является ли репрезентация в тексте сознательно или бессознательно расистской. В последние несколько лет к бета-ридерам обращаются все чаще и все больше и больше белых авторов подвергаются критике за использование расистских идиом и стереотипов. В принципе, неплохой способ избежать порки в Твиттере, правда, иногда это приводит к неприятным последствиям – я слышала истории как минимум о двух писателях, которых вынудили снять тиражи из-за единственной субъективной ремарки.

«Не вижу смысла, – отписываюсь я. – Мне хватает той работы, что я проделала сама».

В почтовый ящик уже прилетает ответка: «Это Кэндис. Отвечаю на ваше письмо. Я твердо убеждена, что нам следует нанять читателя, знакомого с историей и языком. Джун не принадлежит к китайской диаспоре, и мы рискуем навредить, если досконально не проверим все китайские фразы, понятия и текстовые выкладки на предмет расизма, обратившись к бета-ридеру, который сможет найти ошибки».

Из груди вырывается стон.

Кэндис Ли, помощница Даниэлы по редакционной работе, – единственный человек в «Эдем», кому я не по душе. Внешне она этого никогда не показывает, чтобы не было оснований жаловаться, – ее письма безупречно вежливы, она лайкает и ретвитит все, что я публикую о книге в соцсетях, а на видеоконференциях неизменно мне улыбается. Но я вижу, что все это неискренне: скупое выражение лица, резкие интонации.

Может быть, она знала Афину. Может, она одна из тех начинающих писательниц, что работают в издательстве на низовых, плохо оплачиваемых должностях, и пишет свой роман о Китае, и вот она завидует, что я добилась успеха, а она нет. Я это понимаю – в издательском деле такое на каждом шагу. Но это ведь не моя проблема.

«Повторяю: той работы, которую я проделала при подготовке книги, достаточно. Так что откладывать выпуск на данном этапе считаю неуместным, тем более что сроки уже поджимают, пора отправлять макет рецензентам». Отправляю.

Казалось бы, на этом и конец. Но час спустя мой почтовый ящик сигналит снова. Снова Кэндис, никак не угомонится. Письмо адресуется мне, Даниэле и всей пиар-команде:

Бог ты мой. Культурная апроприация? Паразитирование? У нее с головой все в порядке?

Я пересылаю ее письмо Бретту. «Ты можешь ей сказать, чтобы она отвалила?» – спрашиваю я. Агенты – замечательные посредники во время подобных перепалок; можно не пачкать руки, нож они всадят сами. «Я свою позицию, кажется, изложила вполне ясно, так чего она продолжает вязаться?»

Бретт выясняет, нельзя ли, вместо привлечения посторонних, поручить вычитку самой Кэндис? Та отрезает, что она американская кореянка, а не китаянка, так что предположение Бретта является по сути расистской микроагрессией. (Именно тут я прихожу к выводу, что Кэндис существует исключительно ради того, чтобы жаловаться на микроагрессию.) Для улаживания ссоры вмешивается Даниэла. Конечно, за основу берется мое авторское суждение. Нанимать или не нанимать бета-ридера – сугубо мой личный выбор, а я ясно дала понять, что никакой этический бета-ридер нам не нужен. Так будем придерживаться изначального графика. Вот и все.

На следующей неделе Кэндис присылает мне письмо с извинениями за свой тон. Хотя выглядит оно фальшиво; я бы сказала, чертовски пассивно-агрессивно: «Извините, если вас задели мои предложения. Вы же понимаете, Джун, я лишь хочу помочь публикации “Последнего фронта” насколько это возможно».

Я закатываю глаза, но не опускаюсь до склок. Битва выиграна, и незачем угнетать и без того обделенную помощницу редактора. Мой ответ короток:

Даниэла приватно замечает, что Кэндис от проекта отстранена. Общаться с ней мне больше не придется. Вся дальнейшая переписка по «Последнему фронту» может идти непосредственно через Даниэлу, Эмили или Джессику.

«Мне так жаль, что тебе пришлось с этим столкнуться, – пишет Даниэла. – Кэндис явно неровно дышала к проекту, и это повлияло на ее суждения. Я хочу, чтобы ты знала: у меня был с ней серьезный разговор о соблюдении границ в отношениях с авторами, и я позабочусь о том, чтобы это никогда больше не повторилось». Она извиняется, и на миг мне становится неловко, что я раздула скандал. Но это ерунда по сравнению с радостью от того, что издатель в кои то веки наконец уверенно принимает мою сторону.

ВЫ КОГДА-НИБУДЬ НАБЛЮДАЛИ, КАК КТО-ТО из ваших знакомых внезапно превращается из обычного человека в узнаваемого, получает глянцевый искусственный образ, знакомый сотням тысяч людей? Например, какой-нибудь старшеклассник, который добился успеха в музыке, или кинозвезда, в которой вы вдруг узнаете ту блондинку с расстроиством пищевого поведения, знакомую с первого курса? Вы когда-нибудь задумывались о механизме популяризации? Как кто-то из обычного, земного человека, кого вы реально знали, вдруг превращается в набор маркетинговых штучек, которые старательно перенимают и которыми восторгаются фанаты? Они думают, что знают его, но на самом деле это не так. Фанаты и сами понимают это, но все равно любят своего кумира.

Лично я наблюдала, как все это происходило с Афиной через год после нашего окончания университета, в преддверии выхода ее первого романа. Афина имела статус «известной персоны» в Йельском университете, она была знаменитостью, регулярно получала любовные признания и валентинки на Фейсбуке*, но еще не была так популярна, чтобы о ней появилась страница в Википедии или чтобы глаза рядового читателя загорались узнаванием при звуке ее имени.

Все изменилось с выходом в «Нью-Йорк Таймс» статьи под названием «Выпускница Йеля заключает сделку на шестизначную сумму с “Рэндом Хаус”», где по центру помещалось фото Афины в такой прозрачной блузке, что были видны соски, и все это на фоне Мемориальной библиотеки Стерлинга. Там же цитата одной известной поэтессы, в то время преподавательницы Йельского университета, о «достойной преемнице таких мастеров, как Эми Тан и Максин Хонг Кингстон»[10]. С того момента все пошло по нарастающей. В Твиттере число подписчиков Афины подпрыгнуло до пятизначных цифр; в Инстаграме* и вовсе до шестизначных. Начали эпизодически появляться интервью в «Уолл-стрит Джорнал» и «Хафф Пост». А однажды по дороге к врачу я просто остолбенела, услышав в такси по радио ее кристально чистый голос со слегка небрежным, квазибританским акцентом.

Миф создавался в реальном времени – образ, который ее издательская команда сочла самым продаваемым с учетом использования неолиберальной повестки. Сложные послания сводились к звуковым фрагментам; в биографию тщательно вплетались элементы причудливого и экзотического. На деле подобное применимо к каждому успешному автору, но тем более странно было наблюдать такое в отношении человека, с которым дружишь. Афина Лю пишет только на «ремингтоне» (это правда, но только после выпуска, когда она позаимствовала эту идею у одного известного приглашенного лектора). Афина Лю вышла в финал национального конкурса, будучи всего шестнадцати лет от роду (тоже верно, но я вас умоляю: без малого каждый старшеклассник, умеющий складывать предложения, так или иначе участвует в таких конкурсах; не столь уж и сложно обойти своих юных конкурентов, чье искусство заключается в имитации текстов Билли Айлиш). Афина Лю – вундеркинд, гений, восходящая звезда, голос своего поколения. Вот шесть книг, без которых Афина Лю не может жить (включая, само собой, Пруста). Вот пять доступных блокнотов, которые рекомендует Афина Лю (она сама пишет только в молескинах, но для бедных есть эти!).

«Жесть! – написала я ей вместе со ссылкой на недавнюю фотосессию в «Космо». – Я и не подозревала, что среди читателей “Космо” есть грамотные».

«ХАХАХА да! – откликнулась она. – Не узнаю эту девушку с первой страницы, что они сделали с моими волосами! И брови не мои».

«Это гиперреальность». Тогда еще считалось круто цитировать Бодрийяра так, будто знаешь его труды наизусть.

«Однозначно! – отреагировала она. – Афина.0 и Афина.1. Я объект искусства. Конструкт. Афина Дель Рей».

И вот, когда пришла моя очередь издавать книгу, у меня были безумные ожидания, что издательский мир сделает то же самое со мной и моим «Под сенью платана»; что какая-то четко отлаженная машина вылепит из меня медиаперсону, а мне не надо будет шевелить и пальцем; что маркетологи возьмут меня за ручку и расскажут, что нужно носить и что говорить во всех интервью для крупных СМИ.

А мой издатель вместо этого кинул меня волкам. Все, что я узнала о саморекламе, почерпнуто в блоге одного начинающего автора, где общались такие же растерянно-потерянные, как я, вбрасывали устаревшие записи в постах, найденных по закоулкам интернета. Для начала необходимо иметь авторский сайт, только вот что лучше – ВордПресс или Скверспейс? Стимулируют ли новостные рассылки продажи или это пустая трата денег? Надо ли нанимать для авторских фото профессионального фотографа или достаточно просто селфи на айфон? Стоит ли создавать в Твиттере отдельный авторский аккаунт? Можно ли там щитпостить? Твиттерские срачи с другими авторами губят продажи или повышают видимость в Сети? Твиттерские срачи – это вообще круто? Или они переехали в Дискорд?

Излишне говорить, что мои громкие интервью так и не случились. Моим максимальным заходом было приглашение на подкаст от какого-то типа по имени Марк, у которого значилось пятьсот подписчиков, и я сразу же пожалела о своем согласии, когда его понесло насчет политизации современной литературы; я тогда забеспокоилась, не нацист ли он.

На этот раз от «Эдем» я получаю гораздо больше поддержки. Эмили с Джессикой всегда охотно отвечают на все мои вопросы. Да, мне следует быть активной во всех соцсетях. Да, надо включать ссылки на предзаказ в каждый пост – алгоритмы Твиттера понижают видимость твитов со ссылками, но это можно обходить, вставляя ссылки ниже по треду или в био. Нет, отзывы «со звездочкой» на самом деле ничего не значат, но все равно лучше, когда они есть: искусственный хайп – все равно хайп. Да, книга разослана рецензентам во все крупные издания, так что хоть от некоторых можно ждать чего-то положительного. Нет, на статью в «Нью-Йоркер» рассчитывать пока рано, но, возможно, через книжку-другую к этой теме можно будет вернуться.

Теперь деньгами я не обделена, поэтому для новой серии авторских фотографий нанимаю себе фотографа. Прежние снимки мне нащелкала Мелинда, которая просто подвернулась под руку и взяла с меня в несколько раз меньше, чем просили в Сети. Я примеривала разные выражения лица, пытаясь создать тот надменный, загадочный, серьезный образ, как на фотографиях знаменитых писательниц. Быть как Дженнифер Иган и Донна Тартт.

Афина неизменно смотрелась как топ-модель: струящиеся пряди, фарфоровая кожа мягко сияет, а уголки приоткрытых полных губ чуть приподняты, словно ей известна шутка, в которую вы не посвящены; одна бровь слегка поднята, как бы в легкой усмешке: «Рискни». Легко продавать книги, когда ты великолепна. Я сама давно смирилась с фактом, что нахожусь в категории «сойдет», и то при правильных ракурсах и освещении, поэтому для себя выбрала то, что по силам: «страдающая глубоко и тонко». Однако на камеру эти мысли транслировать непросто, и когда Мелинда прислала мне результаты нашей фотосессии, я была в ужасе. Вид у меня был такой, будто я пытаюсь сдержать чих или мне приспичило, но стесняюсь признаться. Я захотела все переснять, может быть с зеркалом на заднем плане, чтобы было видно, что я там из себя корчу. Но было жаль тратить время Мелинды, и я выбрала одну фотографию, где я больше всего похожу на человека и меньше всего на себя, и заплатила ей за труды пятьдесят баксов.

На этот раз я отстегиваю полтысячи Кэйт, профессиональному фотографу из Вашингтона. Съемка проходит в ее студии, с использованием всяких осветительных приборов, которых я раньше даже не видела и которые, хочется надеяться, скроют мои следы от прыщей. Кэйт позитивно-энергична и профессиональна; ее указания ясны и четки: «Подбородок выше. Лицо чуть расслабь. Сейчас я расскажу анекдот, а ты просто реагируй так, как хочется, не обращая внимания на объектив. Прекрасно. Просто прекрасно».

Через несколько дней она присылает мне подборку фотографий с вотермарками. Я поражена тем, насколько хорошо я выгляжу, особенно на снимках, которые мы сделали на улице. Мы снимали в «золотой час», и я выгляжу загорелой, не такой белой во всех смыслах. Я скромно смотрю в сторону, а разум полон глубоких и загадочных мыслей. Я похожу на человека, который в самом деле мог написать книгу о китайских рабочих времен Первой мировой войны и воздать той эпохе должное. Я выгляжу как Джунипер Сонг.

По предложению Эмили я начинаю активнее появляться в соцсетях. До этих пор я постила в Твиттере только случайные твиты со всякой фигней и шуточки о Джейн Остен. Подписчиков у меня почти не было, так что сами посты не имели значения. Однако теперь, привлекая внимание к своей сделке с издательством, я хочу производить правильное впечатление. Нужно, чтобы блогеры, рецензенты и читатели знали, что я из тех людей, которых, знаете ли, волнуют правильные вопросы.

Я изучаю Твиттер Афины и ее взаимных подписчиков, чтобы понять, кого из местных авторитетов мне читать и в каких разговорах участвовать. Я ретвичу хот тейки про бабл-ти, эм-эс-джи, BTS и какой-то сериал «Неукротимый»… Узнаю, как важно быть против КНР (т. е. против Китайской Народной Республики), но при этом за Китай (не совсем, правда, понимаю, чем одно отличается от другого). Я выясняю, что такое «литл пинкс»[11] и «танкиз»[12], и теперь слежу за тем, как бы случайно не ретвитнуть что-нибудь в поддержку тех или других. Осуждаю то, что происходит в Синьцзянь-Уйгуре, и поддерживаю Гонконг. Едва я начинаю высказываться по этим вопросам, как счет подписчиков в день вырастает на десятки, и когда становится заметно, что многие из них цветные или у них в био значится что-нибудь вроде #BLM или #FreePalestine, я понимаю, что нахожусь на верном пути.

Так, как-то разом, начинает обретать форму моя публичная персона. Прощай, Джун Хэйворд, никому не известный автор «Под сенью платана». И привет, Джунипер Сонг, автор крупнейшего хита сезона, – блестящая, загадочная, лучшая подруга покойной Афины Лю.

ПЕРЕД ВЫХОДОМ «ПОСЛЕДНЕГО ФРОНТА» ОТДЕЛ рекламы предпринимает все усилия, чтобы о существовании романа узнала вся Америка.

Они рассылают читательские экземпляры по другим известным авторам в «Эдем», и хотя не у всех есть время на чтение, несколько популярных авторов находят добрые слова вроде «Увлекательно!» или «Звучный голос», которые Даниэла планирует напечатать на суперобложке книги. Дизайн обложки готов примерно за год до релиза. Даниэла попросила меня сделать подборку идей для оформления на Пинтересте (обычно авторы вносят посильную лепту в тематику и общий план обложки, но в целом мы признаем, что ничего не смыслим в арт-дизайне, и не вмешиваемся в процесс). Я загуглила и нашла несколько симпатичных черно-белых фотографий рабочих Китайского трудового корпуса – одна из них показалась мне особенно удачной: около десятка человек, улыбаясь, обступили камеру. Я переслала этот снимок Даниэле.

«Как тебе? – спросила я. – Это теперь общественное достояние, так что и прав получать не нужно».

Но Даниэла и дизайнеры сочли, что вайб не тот. «Не хотелось бы, чтобы это выглядело как исторический нон-фикшен, – ответила она. – Ты бы сама взяла это в руки, прогуливаясь по книжному магазину?»

В конце концов мы остановились на более современном образе. Название напечатано крупными прописными буквами на фоне абстрактного двухцветного изображения, которое похоже на французскую деревеньку в огне. «Здесь нужны цвета, подчеркивающие смелость, эпичность и романтичность, – написала мне Даниэла. – Также обрати внимание на иероглифы по краям суперобложки – это дает читателям понять, что внутри кроется что-то еще».

Обложка смотрелась весомо, серьезно, привлекательно. Она как будто объединяла все книги о Первой мировой, изданные за последние десять лет. И вместе с тем в ней было что-то новое, захватывающее, оригинальное. «Прекрасно, – написала я Даниэле. – Просто прекрасно».

Теперь, с приближением выхода книги, я начинаю всюду видеть ее рекламу – на Гудридс, Амазоне, в Фейсбуке* и Инстаграме*. Рекламу размещают даже в метро. Мне об этом либо не сказали, либо я забыла, поэтому, когда я выхожу на Франкония-Спрингфилд и вижу обложку «Последнего фронта» размером во всю стену, я так ошеломлена, что застываю на платформе. «Это моя книга. Это мое имя».

– «Последний фронт», – вслух читает позади меня женщина своему спутнику. – Джунипер Сонг. Хм!

– На вид неплохо, – говорит мужчина. – Надо будет глянуть.

– Пожалуй, – соглашается женщина. – Не мешало бы.

Меня тут же охватывает ликование, и, пусть это так избито, что можно решить, будто я строю из себя актрису какого-нибудь пилотного эпизода на СиДаб, я вскидываю руки и подпрыгиваю.

Хороших новостей все больше и больше. Бретт шлет информацию по зарубежным правам. Права проданы в Германию, Испанию, Польшу и Россию. «Во Францию пока нет, но мы над этим работаем, – пишет Бретт. – Там вообще с продажами сложно. Если ты нравишься французам, значит, делаешь что-то не так».

«Последний фронт» начинает попадать во всевозможные списки с названиями вроде «Десять лучших книг лета», «Долгожданные дебюты» или, что вообще невероятно, «15 книг для летнего чтения на пляже от “ПопШугар”». «Не каждый захочет читать о Первой мировой войне на пляже, – шучу я в Твиттере. – Но если вы такие же чокнутые, как я, то этот список, возможно, придется вам по вкусу!»

Моя книга отмечена даже национальным книжным клубом, возглавляет который симпатичная белая республиканка, известная в основном тем, что является дочерью видного политика-республиканца. Мне это доставляет некоторый дискомфорт, но потом я прикидываю: если читательская база книжного клуба состоит в основном из белых республиканок, то, может, роман как раз послужит расширению их кругозора?

В Великобритании «Последний фронт» включили в «Ридаголикс Бук Бокс». Я и не знала, что книжные боксы так популярны, но, судя по всему, сервисы типа «Ридаголикс» рассылают книги в красивых коробках с мерчем десяткам тысяч покупателей в месяц. Само издание «Последнего фронта» будет с неровным обрезом, к нему прилагается тоут из эко-кожи, нефритовый брелок со знаками зодиака (за отдельную плату можно пройти онлайн-тестирование, чтобы определить свою принадлежность к тому или иному знаку), а также набор этично произведенных зеленых чаев с Тайваня.

«Барнс энд Нобл» решает выпустить эксклюзивное издание с автографом, а потому за четыре месяца до релиза мне на квартиру доставляют восемь гигантских коробок с «бонусными» листами, которые с моим автографом будут вклеены в свежеизданные книги. Подписание тысяч бонусных листков занимает целую вечность, и следующие две недели я провожу вечера за «наливанием/подписанием»: передо мной телевизор, справа кипа листов, слева бутылка мерло; я смотрю вполглаза «Империю гламура» и размашисто вывожу «Джунипер Сонг».

«Является ли все это свидетельством того, что готовится бестселлер?» – гадаю я. Пожалуй, да. Почему никто сразу не говорит, насколько важна твоя книга для издателя? Перед выходом своего «Платана» я лезла из кожи вон, давала интервью в блогах и подкастах, надеясь, что чем больше стараний я вложу в раскрутку, тем щедрее издатель воздаст мне за усилия. Но теперь видно, что усилия автора не имеют с успехом книги ничего общего. Бестселлеры утверждаются. Ничто из того, что делаешь ты, не имеет значения. Ты лишь пожинаешь плоды.

ПЕРВЫЕ ОТЗЫВЫ НАЧИНАЮТ ПОСТУПАТЬ ЗА пару месяцев до релиза.

У меня входит в привычку ежевечерне просматривать свежие обзоры на Гудридс, просто чтобы слегка повысить уровень серотонина. Авторам советуют никогда туда не заглядывать, но никто этому совету не следует; никто не в силах устоять перед соблазном посмотреть, как приняли книгу. В любом случае «Последний фронт» справляется; средний показатель отзывов составляет здоровые 4,89, а большинство из них настолько положительные, что случайно затесавшаяся «троечка» меня почти не смущает.

Но однажды ночью я замечаю нечто такое, от чего у меня замирает сердце.

Одна звезда. Свою первую «единицу» «Последний фронт» получает от некой Кэндис Ли.

Да ну. Я перехожу к ее профилю, надеясь, что это простое совпадение. Но нет: Кэндис Ли, Нью-Йорк, работает в издательстве. Любимые авторы: Кормак Маккарти, Мэрилин Робинсон и Джумпа Лахири. На Гудридс активничает не особо – последняя рецензия была на сборник стихов 2014 года, – а значит, все это не случайно. Не просто пальчик с клавиши соскользнул. Кэндис явно приложила усилия, чтобы авторизоваться и поставить моей книге одну звезду.

Неверными пальцами я делаю скриншот рейтинга и отправляю его своему редактору.

Даниэла откликается уже рано утром:

Я уже достаточно пообщалась с Даниэлой, чтобы по тону письма различать, когда она раздражена. Короткие, отрывистые фразы. Без всяких там «здрасте / до свидания». Она в бешенстве.

Это хорошо. Горячее чувство мщения пружиной скручивается в животе. Кэндис того заслуживает – если отбросить в сторону всю хрень с бета-ридерами, какой дебил стал бы вот так измываться над чувствами автора? Разве ей неизвестно, какое это напряжение и страх – выпускать книгу? На мгновение я расслабляюсь, представляя, как гремит сейчас «Эдем» и какие молнии сверкают в его офисе. И хотя я никогда не скажу такого о другой женщине вслух – в книгоиздании нам и так трудно, – но я надеюсь, эту суку теперь уволят.