Так почему же все вышеозначенные, достаточно отдалённые друг от друга, понятия, от исходного слова иметь, так привязаны своими корнями к общим устойчивым согласным, в данном случае к букве (звуку) М? Давайте снова вернёмся к изначальной древней форме имать, и её вариации ять, которой в официальных источниках отведена какая-то странная, опосредованная до относительности, связь, с размытой формулировкой «соответствующий глагол». Мы уже вычислили с вами, что никакой это не «соответствующий», а один и тот же глагол, имеющий различие с первым вариантом, лишь в силу своей трансформации – редукции начальной согласной. А вот какой согласной – зависит от контекста речи. Это может быть и М, в случае образного мять, если имеется в виду имать – брать, хватать, трогать, по аналогии с диалектным мацать – тоже брать, хватать, трогать, а может быть и Н, в случае образного нять, если имеется в виду внять – вобрать, впитать, втянуть, по аналогии с диалектным начить – тоже вобрать, впитать, втянуть.
Итак, мы имеем два ракурса одного действа: Мять – как образное проявление условной «Мощи и Мягкости», и Нять – как образное проявление условной «Ноши и Низости». То есть, получается, что начальная буква (звук), в обеих позициях является ничем иным, как ядром корня, обрастающим вариативными связями с другими согласными, как посредством модулируемых гласных, так и напрямую, создавая всевозможные корневые матрицы, всегда имеющие один и тот же исходный смысл. Например, как бы ни модулировалась гласная в корне МЯТ – МОТ – МУТ – МЕТ – МАТ – МЫТ – МИТ – МЁТ, изначальный смысл образованного им слова всегда будет наделён обще-обусловленным значением конкретного действа, в данном случае «мятущимся». Это многим позже оно получило переносный смысл, но на заре развития языка – простое движение. А это значит, что в нашем языке существуют некие, достаточно устойчивые корневые матрицы, вроде той, что фигурирует в каждом из приведённых корней, а именно М-Т. Исходя из этого, можно допустить, что постоянно меняющиеся гласные буквы (звуки) в словообразующих корнях не являются важными носителями смысловой нагрузки, и выполняют роль, скорее, «нотных» связок, для простого различения созвучных слов. Несущественная роль этих нотных связок легко доказуема их отсутствием во множестве словоформ, например, в такой вариации, как: разМИНает – М […] Нёт, или, как бы «небрежным», а то и «неправильным» произношением в обыденной речи: вместо сМЕТать говорим сМИТать; вместо МОТать говорим МАТать, иногда МЭТать, или вообще МЫТать, и так далее. И в этом нет ничего странного, ведь только гласные буквы могут, в отличие от согласных, произноситься непрерывно, что называется «на одном дыхании»: А-Е-Ё-И-Й-О-У-Ы-Э-Ю-Я-А-Е-Ё-И-Й-О-У-Ы-Э-Ю, и так по кругу. Меняется лишь регистр звучания, посредством артикуляции – губы увеличивают, либо уменьшают поток выдыхаемого воздуха, да периодически меняется положение языка в полости рта, отсюда и такая разноголосица в исполнении одного и того же слова, причём, не только разными людьми, но и в речи одного собеседника.
Есть ещё одна немаловажная «улика» в пользу фактора произвольного произношения гласных, а заодно и самое простое тому объяснение. В традициях русского языка присутствует такой элемент, как дублирование слова, в значении «очень»: одно произносится протяжно, другое – кратко. Например, «далеко-о-о далеко» выражает большое расстояние; «давны-ы-ым давно» подчёркивает продолжительность прошедшего; «бе-е-елый белый» передаёт степень контрастности оттенка. Это говорит о том, что именно гласные звуки (буквы) создают в нашем воображении своеобразную проекцию предмета-явления-действа, некий пространственно-временной объём, а также отличительные свойства того или иного объекта. Подчёркиваю, отличительные свойства – в этом и заключается главная функция гласных звуков (букв) в нашей речи, в отличии от согласных, которые несут в себе основную информацию о самой сути предмета-явления-действа.
Помимо заглавной согласной буквы, а также связующей модулируемой гласной, в корне, обычно присутствует и вспомогательная согласная буква, которая нередко варьируется: маХать – маШет, муКа – муЧной, мСтит – мЩение, и прочее, и прочее. Как видите, данные словообразования уже выходят из категории производных от корневой матрицы М-Т, образуя совершенно самостоятельные дочерние корневые матрицы: М-Х, М-Ш, М-К, М-Ч, М-С, М-Щ. Но при этом, прямо или косвенно, непосредственно или опосредованно, всё равно соотносятся с исходным смыслом «мять», в них вложенным. Более того, являясь на начальной стадии вспомогательной согласной, как буква М в слове заНИМать, с корневым ядром Н, от начального НЯТЬ, сама становится в дальнейшем способной трансформироваться в корневое ядро М, в градации сНИМать – ИМать – наМАТывать – МАТёрый. Назовём условно этот процесс «корневая надстройка».
Итак, всё то, свидетелем чего вы сами стали, прочитав эти строки, никак не клеится с общепринятой догмой о делении слова, исключительно на приставку, корень, суффикс и окончание, к чему каждый из нас уже давно привык, ещё со школьной парты. Как бы это ни выглядело «мистично», но придётся признать совершенно очевидный факт дробления самого корня на: 1) корневое ядро – начальная согласная, 2) метрическую нотную (или пространственно-временную) связку – промежуточная гласная, и 3) вспомогательную векторную согласную – конечная буква корня, базирующихся, в свою очередь, на 4) корневой матрице из двух согласных, либо образующих её, а иногда и 5) корневую надстройку.
Насколько научны подобные определения? Скорее всего, сами учёные поспешат их отнести к «антинаучной ереси». Тогда возникает масса закономерных вопросов. Что же получается, наш Русский язык (просьба не путать с одноимённым учебником!) НЕНАУЧНЫЙ? Ведь все примеры были приведены именно из него! Может всё дело в терминологии? Неужели общепринятая официальная терминология – есть показатель «научности» изложения мысли? На мой взгляд, всякая терминология – абсолютная условность, и в большинстве случаев, она не столько научная, сколько иностранная, нерусская. Но даже в терминологически выверенном «научном» варианте, ничего подобного нашей теории, в официальных анналах, лично мною обнаружено не было. И тут возникает главный риторический вопрос: ПОЧЕМУ? Почему сии предельно наглядные вещи умалчиваются филологической наукой, а конкретно, современной этимологией? У каждого найдётся свой ответ. По моему же глубокому убеждению – потому что «не положено». Другого объяснения нет. Ведь, в обратном случае, придётся пересматривать всю сложившуюся систему научных взглядов о Русском языке. Представляете, ЧТО придётся пережить академической элите, светилам отечественной филологии, если их фундаментальные положения изменятся в корне? К примеру, до сей поры считающиеся безмолвными, лишёнными всякого значения, смысла, прочтения и перевода, русские приставки, суффиксы и окончания, вдруг предстанут перед нами в новом свете, как полноценные, самостоятельные понятия, наделённые… собственными корнями! Об этом и пойдёт речь в следующей главе.