Верхние горы. Пятидень месяца облаков.
– Вылезай! Приехали!
Тюремный экипаж, запряжённый парой огурчиков, остановился у бараков. Охранник ляг отомкнул замок, и Жал вылез наружу. Осмотрелся.
Лагерь шахтёров был со всех сторон окружён горами. Лишь узкая, в полторы повозки шириной, дорога соединяла его с внешним миром. По склону вьётся путь и того уже. Четыре пещеры зияют, словно пробоины в корпусе полумеханоида-неудачника.
С первого взгляда Пышкович выделил среди строений казармы охраны, жилища свободных старателей и бараки для тех, кто был здесь не по своей воле. Две вышки на выезде из долины, ещё три – на склоне. Охрана вооружена в основном мушкетонами. Но на въезде виднелась многоствольная картечница. А ляг, что принял нового узника-рабочего, сжимал в руке шоковую дубинку, снабженную алхимической таблеткой. Значит, Жал здесь не единственный полумеханоид.
– Двигай! – прикрикнул охранник.
Жал медленно перевёл на него взгляд. Хмыкнул. Ляг в форме выглядел достаточно нелепо. Особенно забавно смотрелись огромного размера сапоги. Обычно ляги предпочитали ходить либо босиком, либо плетя для своих удлинённых ступней лапти. Здесь же, судя по всему, устав однозначно предписывал сапоги, так что охраннику приходилось мириться с громоздкой обувью.
– Стоп-стоп! – с облучка спрыгнул возница Хаврон Мердовиц, маленький шестирукий полумеханоид, и подошёл к лягуху. Удлинил пару передних ног, чтобы быть с ним лицом к лицу, и тихо проговорил: – Повежливее с Чайником, ляг Трюпель. Он не доставит хлопот. Так ведь, Жал?
Пышкович вместо ответа перевёл взгляд на небо. Потом на три вершины в северной части гор.
– Чавой-то, Хаврон? – взъерепенился ляг, но дубинку опустил. – Аль он не преступник? А коль преступник – чего с ним церемониться?
– Помрачнение, – пояснил возница. – Загрустил Чайник. Иногда такое случается. Но он – ветеран рейдер. И если его разозлить, возможны серьёзные увечья. И ещё, если его приятели узнают, что тут к нему плохо относятся, могут и приехать.
– Ты, ента, Хаврон,не пугай! – прикрикнул охранник. – Может, его и на работы не отправлять? Может, ему настойки из грибов принести?
– Работать – обязательно. Может, мозги прояснятся. Настойку из грибов мы не пьём. А скипидар не давать ни в коем случае.
– Что здесь происходит? – к экипажу подошёл шерр в офицерском мундире.
Ляг вытянулся и отсалютовал.
– Вот, новенького привезли. Но Хаврон говорит, чтобы с ним поласковей.
– Ласковей не надо, – помотал головой возница. – Просто с уважением. Он ветеран.
– Разберёмся, – процедил офицер. – Исправляемый, следуй за провожатым в третий барак.
Ляг слегка поклонился офицеру и сделал пару шагов к жилью. Обернулся. Жал послушно потопал следом. Охранник кивнул и пошёл уже увереннее.
– Проблем с ним не будет? – спросил офицер у возницы.
– Не должно, – ответил тот. – Если его не бесить.
– А что с ним стряслось? На моей памяти ветеранов сюда ещё не отправляли.
– Трудно сказать, – развёл руками полумеханоид. – Загрустил. Сорвался. Но при этом никого сильно не зашиб. Только большое начальство случайно уронил.
Шерр почесал лоб под фуражкой.
– И часто это с вами, полумеханоидами, случается?
– Редко. Но бывает.
*
– Вона лежанка свободная, – охранник указал на кровать у стены. – Обустраивайся, пока все на работах. Вкалывать начнёшь завтра, раз ты такой весь из себя ветеран.
Жал подошёл к указанному месту, скинул плащ, свернул и положил на подушку. Сверху пристроил шляпу. Повернулся к лягу. Тусклый свет внутренних алхимических светильников отразился от его блестящего обнажённого корпуса.
– Работать, – произнёс он с нажимом. – Работа перевоспитывает.
– Чего это? – не понял ляг.
– Работать, – полумеханоид указал на выход.
– Ты что, так рвёшься в шахты?
Пышкович кивнул.
– Вот чудик, – охранник приподнял фуражку дубинкой. – Ну, ладно. Если ты так жаждешь перевоспитаться, идём. Тебя, кажется, во вторую шахту хотели.
– Третья, – не согласился Жал.
Ляг крякнул.
– Зачем тебе третья? Там самый опасный участок. Обвал вот недавно был. А ещё надысь там трое газом потравились.
– Мне газ не страшен. Третья.
Что-то бормоча себе под нос, охранник повёл новоприбывшего исправляемого, жаждущего перевоспитания, в караулку.
– Шерр лейтенант, – обратился он к офицеру, ставившему галочки в каком-то длинном списке. – Вот. Работать хочет.
– Так в чём же дело? Пусть работает.
– Он в третью хочет.
Лейтенант оторвал глаза от списка.
– А что он голый?
– Боюсь, одежда испортится во время работы, – пояснил Жал. – Она мне дорога, как память.
– А больше ничего не боишься? Например, что глыба на башку упадёт. Или что фильтры забьются. У тебя же есть фильтры?
– Я справлюсь, – последовал самоуверенный ответ.
Шерр покачал головой.
– У нас тут много разных супчиков, – проговорил он. – Некоторые сначала тоже были весьма гордыми. Но, поработав в шахтах, все теряют свой гонор.
– Отлично сказано, шерр! – воскликнул ляг.
Офицер покосился на него, поморщился.
– Ладно, – отмахнулся он, снова возвращаясь к списку. – Хочешь в третью – иди в третью. Хочешь геморрой на свою железную задницу – мешать не буду.
Полумеханоид повернулся к лягу. Тот пожал плечами.
– Ну, пойдём, если тебе не терпится попасть на свалку, – хмыкнул он.
*
До нужной пещеры они шли минут десять. Ляг устал переставлять свои огромные сапоги с камня на камень. А вот Жал, похоже, выглядел довольным.
«Такое чувство, будто он рад, что сюда попал», – подумал охранник. – «Хотя по этим железякам никогда не поймёшь».
Ещё два ляга стояли при входе в пещеру. Они озадаченно глядели, как к ним приближается блестящий четырёхрукий полумеханоид.
– Кого это ты приволок, Трюпель? – гоготнул тот, что покрупнее. – Новую камнедробилку?
– Да вот, перевоспитаться хочет, – просипел спутник Жала, вытирая пот. – Пустите, говорит, в третью. Там я качественнее перевоспитаюсь.
Охранники уставились на Пышковича. Тот улыбнулся им, продемонстрировав острые зубы.
– Бр-р-р, – передёрнул плечами крупный. – И зачем им такие зубы делают? Они ж пищу не пережёвывают. Только заливают.
– Зато он легко перегрызёт тебе глотку, – хохотнул другой охранник. – Да и ногу, пожалуй, запросто отгрызть смогёт.
Жал радостно клацнул челюстью.
– Короче, забирайте, – со вздохом проговорил Трюпель. – Обещал не буянить, но на всякий случай держите ухо востро. Сами понимаете, не зря ж его сюда отправили.
– Ничего, опыт есть, – крупный вытащил из-за пояса шоковую дубинку и взмахнул ею в воздухе.
– Не махай перед ним этой штукой, Штепсель, – посоветовал Трюпель. – Говорят, он ветеран. Может вырвать и засунуть её тебе в ухо.
– Да? – крупный посмотрел на дубинку, прикидывая, пролезет ли она в ухо. Потом обратился к напарнику: – Слышь, Стопаль, может, ему и кирку не давать – своими граблями управится?
– Четыре, – подал голос Жал.
– Чего четыре?
– Четыре кирки, – Пышкович выставил перед собой все четыре своих верхних конечности.
– Ударник, что ли? – хмыкнул Трюпель.
– Подгорного труда, – поддакнул Стопаль.
– Ну, пойдём, – сказал Штепсель. – Думаю, четыре штуки наскребём. Не с новья, но тебе же по барабану. Будет даже любопытно посмотреть.
– Только к другим шахтёрам не подходи, – посоветовал Стопаль.
– Почему? – удивился Жал. – Плохому научат?
– Боюсь, зашибёшь ненароком, когда махать сразу четырьмя кирками начнёшь.
*
Грязные, измождённые ляги и хрюмзели долбили породу при тусклом свете алхимических светильников. Несколько исправляемых таскали камни в дробилку. Та подавала перемолотое содержимое наружу, где четверо лягов и один крысюк под присмотром охранника тщательно выискивали среди пустой породы драгоценные камни.
Шум накрыл их тут же, как только ляг Штепсель и полумеханоид Пышкович вступили под мрачные каменные своды.
Жалу выдали четыре ржавые, но довольно крепкие на вид кирки. А потом Штепсель повёл его мимо работающих исправляемых в дальний и пустой штрек. Лишь в его начале копошился крысюк, то ли собирая остатки породы с пола, то ли что-то искал. Здесь было почти тихо, звуки из активно разрабатываемых коридоров сюда не долетали, и душно.
– Начнёшь здесь, – сказал Штепсель. – Выдрень, – он указал на крысюка, – поможет, если что. Порода здесь пучтая, поэтому штрек и заброшен. Как раз для такого ударника, чтобы размяться, – охранник хохотнул и прислонился к стене.
Жал поудобнее перехватил кирки. Ударил правой верхней рукой, затем левой нижней. Левой верхней, правой нижней. Сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее. Вскоре его конечности замелькали, словно лопасти пропеллера новейшего летательного аппарата, про который на прошлой неделе писали в газете. Мелкие камни непрерывно летели во все стороны, так что Штепсель и Выдрень предпочли спрятаться за поворотом.
– Вот ведь чумичка, – пробормотал охранник.
– Как бы обвал не натворил, – пискнул крысюк.
Вдруг что-то изменилось в звуке работы, а через пару секунд из штрека вылетел наконечник кирки и жалобно звякнул об пол. Движения ударника подгорного труда рассинхронизировались. Ещё несколько ударов, и полумеханоид, выругавшись, откинул вторую сломанную кирку.
– Это мы так на него не напасёмся! – буркнул Штепсель. – Выдрень, сгоняй за кирками. А эти отдай в мастерскую, пусть починят.
Крысюк очень воодушевился поручением и тут же умчался прочь. Ляг хотел предложить Пышковичу отдохнуть, но тот снова взялся за работу, причём свободными руками он тоже умудрялся себе помогать, отколупывая треснувшие камни. Штепсель не стал даже пытаться перекричать удары. Он недолго полюбовался на ударника, потом покрутил пальцем у виска и пошлёпал на выход.
Жал долбил без перерыва ещё минут двадцать, а потом сломал ещё одну кирку. Крысюк так и не вернулся, а потому Пышкович, тоскливо стукнув по стене одиноким орудием, отправился его искать. Впрочем, его бы устроила и просто какая-нибудь бесхозная кирка.
Пробравшись через завалы, которые он сам же и устроил, полумеханоид вышел в главный коридор и пошёл на звуки ломающегося камня. Незнакомый одинокий охранник, стоявший на пересечении штреков, посмотрел на него ленивым взглядом и сквозь губу проронил:
– Чего шатаешься? А ну работать!
Потому вместо того чтобы идти к выходу, Жал направился в самую гущу работающих. Углубившись шагов на сто, уворачиваясь от летящих камней и стараясь не уронить тащивших породу, он увидел прислонившегося к стене обезьяна в истрёпанной одежде. Тот тяжело дышал и весь был покрыт потом. Тощий, почти крысиный, хвост судорожно стучал по камням. Лысого обезьяна полумеханоид видел впервые, а потому остановился и стал его рассматривать.
Хрюмзель, долбивший стену неподалёку, покосился на Жала и что-то зло прохрюкал. Пышкович проигнорировал наезд, склонился над обезьяном и участливо поинтересовался, как тот себя чувствует.
– Кажеся, сдохну скоренько, – просипел бедолага. – Уж всяко раньше, чем норму выполню.
Жал покачал головой. Потом поднял кирку обезьяна и принялся долбить стену в две руки, используя и своё одинокое орудие.
Хрюмзель заорал на полумеханоида, поскольку ему в спину прилетело множество мелких камней. Пышкович не реагировал и продолжал орудовать.
Обезьян, на голову которого тоже сыпались камни, кое-как отполз подальше. Хрюмзель же не успокоился и позвал приятеля, работавшего неподалёку. Вдвоём они принялись орать на Жала.
Полумеханоид перехватил кирки нижними руками, а верхними не глядя столкнул неосторожно приблизившихся хрюмзелей головами. Потом так же не глядя поймал их орудия и продолжил работу уже в полную четверорукую силу.
Он остановился лишь когда прибежала охрана и, в три глотки перекрикивая звон и скрежет, пригрозили приложить к его железному заду шоковые дубинки.