Часть 1 Восход Скорпиона

– Я делаю вам одолжение – это офигенно большая сумма.

– А это офигенно большой пистолет.

к/ф «Джентльмены»

Глава 1

866 год, 25 декабря, Яффа

Полоска берега медленно приближалась. А вместе с ней усиливалось чувство тревожности. Ярослав блефовал, когда вел переговоры с Патриархом и Василевсом. Сильно блефовал. И теперь ему предстояло отвечать за свои слова, приняв участие в весьма неприятной авантюре. Ведь одно дело – проводить операции вдоль водоемов и совсем другое – в пустынной, да еще ко всему и гористой местности. Хуже того – на территории, которую контролировал противник, засевший в укреплениях. Это ведь не степняков гонять ссаными тряпками. Это ходить по древним землям войной, в которых еще фараоны с правителями Вавилона дрались. Со всеми вытекающими последствиями.

Ярослав взглянул в подзорную трубу и нервно сглотнул. Город медленно приближался.

Яффа.

Старинный порт, достигший расцвета во времена Римской империи. Потом, после арабского завоевания в середине VII века, он захирел. И сейчас был не более чем специализированным порталом для христианских паломников, идущих в Святую землю. На это и был расчет…

В отличие от Александрии Ярослав не собирался брать Яффу хитростью или наскоком. Нет. Он шел к нему днем и делал это совершенно открыто. Гордо подняв флаги, ни от кого не скрываясь. Более того – по пути прямо говоря о том, куда он движется. Чтобы все знали. И в Яффе в том числе.

А вместе с ним шел Ивар – граф Критский, который в самый последний момент присоединился к походу. Да и то случайно. А с ним полтора десятка драккаров, набитых викингами, поголовно имеющих кольчуги и шлемы, а вместе с тем и определенный боевой опыт.

Местные жители за минувшие два года уже знали, что значат эти гордые «драконы» на носу приземистых, хищных кораблей. Да и черное жало скорпиона на красном полотне прекрасно узнавали. Все Средиземноморье и прилегающие земли знали о Ярославе и той символике, которую несло его войско. Разболтали уже те, кто видел. Подспудно плодя байки и сказки одну страшнее другой. Особенно сочными выходили истории про массовые жертвоприношения, которые даже нашего героя впечатляли. Словно были не про него, а про какое-то чудовище, что вылезло на свет божий из самой преисподней.

Эскадра Ярослава спокойно приближалась к Яффе. За ним шел Ивар. И… ничего…

Из порта Яффы не разбегались корабли. Люди не устраивали никакой суеты и беготни у стен. Не закрывались ворота. Жизнь шла своим чередом. Только через портовые ворота вышла делегация встречающих.

– И как это понимать? – спросил Ивар, когда его корабль поравнялся с «Черной жемчужиной» Ярослава.

– Они сдаются.

– Сдаются? И мы их не будем грабить?

– Не будем. Нам нужен лояльный порт с жителями, которые не попытаются воткнуть нам нож в спину. Когда мы уйдем, сюда будут приходить корабли. С продовольствием для нас. И они это понимают.

– А ты не боишься, что они предадут нас так же, как они предали халифа?

– Нет. Пока за нами сила, они будут нас бояться. Судьба Александрии – большой урок. Там ведь почти никого не осталось из старых жителей. Почти все население – пришлые из Аттики и Пелопоннеса. Город вновь стал греческим. Ты думаешь, Яффа желает себе такой судьбы? Не думаю.

– А если остальные также станут открывать ворота перед нами?

– Боишься, что не хватит добычи?

– Сам знаешь, добыча нам нужна для большого дела.

– А твои братья все еще хотят в нем участвовать? Твой отец мертв. А они, обретя здесь свои владения, успокоились. Слышал я, что многие викинги на севере также пожелали прийти в эти земли и встать на службу к братьям твоим. Мне кажется, что поход на Британию стал никому не нужен.

– Они, может быть, и не хотят больше туда идти. А я – хочу. И Харальд захочет.

– Харальд? Из северных фьордов? Тот, которого я побил несколько лет назад?

– Да. Он о тебе самого высокого мнения как о воине. Если ты возглавишь поход, то он охотно присоединится, как и многие иные викинги. Думаю, что даже кое-кто из саксонцев выступит с тобой. Герцог Саксонии ведь твой друг.

– Ему нет резона воевать с вами за земли Британии. Он обеспокоен наследием франков. И это – хорошо.

– Жаль, что Великую армию не получится собрать… – грустно произнес Ивар.

– Если бы Рагнар не погиб, то получилось бы. Но его беспокойная натура не позволила ему тихо и спокойно собирать ресурсы. Зачем он пошел на Багдад? Разве не было целей доступнее?

– Он жаждал славы, – пожал плечами Ивар.

– Он жаждал смерти в бою. Славной смерти в бою. И он ее достиг. Ради нее, кстати, он и хотел пойти в Британию. Чтобы его имя осталось в веках, высеченное в вечности словами скальдов.

– Все так, – кивнул Ивар. – Но я все равно хочу выполнить его волю. Ты обещал ему. И я прошу тебя пойти со мной.

– Ты сам говоришь – Великой армии не собрать. А вдвоем нам всю Британию не завоевать. Просто не хватит воинов, чтобы занять все значимые укрепления и города.

– Если ты пойдешь со мной, то мы сможем многое. Во всяком случае, Уэссекс захватим. А если он падет, все остальное не устоит. Ты пограбишь, я выполню мечту отца. Знаю, ты жаден до мастеровых и ремесленников. Если пойдешь – я отдам тебе их всех.

– Посмотрим, друг мой, – улыбнулся Ярослав. – Но этот поход – дело будущего. А сейчас нас ждет Яффа. И чувствую я, что эти «открытые ворота» не так просты, какими кажутся на первый взгляд.

– Засада?

– Хуже. Намного хуже…

Корабли медленно подошли к берегу и, маневрируя длинными веслами, пришвартовались к причалам. Не все корабли. Только «Черная жемчужина» Ярослава и «Дракон морей» Ивара. Остальные держались рядом в некотором напряжении, готовясь в любой момент атаковать и поддержать своих вождей. Те, что сейчас спустились на берег, соединились и в сопровождении части воинов направились в сторону делегации. Той самой, что боролась с банальным желанием удрать за стены. Но держалась. Из последних сил держалась. И это ее треволнение было видно даже невооруженным глазом.

Истории о степном походе Ярослава легли самым благотворным образом на байки о взятии Александрии. Поэтому им было не просто страшно, а очень страшно. Да и у Ивара репутация была та еще, и не только на севере, но и теперь уже тут – на юге. Так что в глазах местных жителей к ним в порт заглянули два самых опасных морских чудовища из всех, известных им.

– Здравствуйте! – максимально вкрадчивым голосом произнес глава встречающей делегации, буквально заглядывая в глаза Ярославу и Ивару, из-за чего мельтеша и дергаясь. – Рады вас видеть!

– Рады? – удивился Ярослав. – Судя по лицам, вы бы нас век не видели и жили бы счастливо. Впрочем, ваша ложь – ваше дело. Почему вышли к нам? Почему оборону не держите?

– Оборону? О боже! Но зачем? В Яффе живут большей частью христиане. И мы рады возвращению под руку христианского государя.

– А гарнизон?

– Он покинул город сразу, как мы заметили ваши паруса.

– Вот так взял и покинул? – наигранно удивился Ярослав, который на это и рассчитывал. – Неужели он не боится гнева халифа?

– До нас донеслись слухи, что вы, уважаемые, идете на него войной. Вас поддерживают сами боги, о том всем известно. Поэтому гнев халифа ныне мало кого трогает. Он явно чем-то прогневил небеса, что отвернулись от него.

– А их гнев? – Ярослав указал на викингов Ивара.

– Мы не враги им. Они не враги нам. В Антиохии сидит брат уважаемого Ивара. И при нем жизнь стала легче. Он, в отличие от халифа, не забирает последнее. Ты и сам, уважаемый, прекрасно знаешь, как измордовали нас налогами да иными поборами. Поэтому мы рады вернуться под руку христианского государя. Или пойти под руку его северного союзника. Как ни поверни, а все лучше будет.

– Ясно. Ничего нового. Деньги решают все, – тихо произнес, покачав головой, Ярослав. Ивар ухмыльнулся. А глава делегации, как и многие его спутники, опустил взгляд. Викинги действительно не облагали местных жителей такими суровыми налогами, как люди халифата. В том числе не налагали джизью – налог на веру. Да и вообще, строго говоря, им было плевать, во что верят их крестьяне и торговцы. Поэтому в самые сжатые сроки они сумели завоевать репутацию пусть и весьма диких, но справедливых правителей. Что в немалой степени пошатнуло позиции в регионе не только халифата, но и аравийского культа в целом.

Вечером же, после того как обе армии разместились в городе, туда начали приходить посланники со всей округи. А вместе с тем стало выясняться, что Ярослава ждали. Ведь Патриарх Фотий постарался раструбить на весь мир новость о том, что консул Нового Рима идет в Крестовый поход – освобождать Гроб Господень.

Да, Ярослав заявлял об обратном. Но у Фотия были толпы подчиненных священников. И он не собирался сдаваться. Он пытался пусть не мытьем, так катаньем подчинить Ярослава и «вернуть его в лоно святой церкви». А вместе с ним и викингов, что тот привел с собой.

Учитывая репутацию и военную славу Ярослава и те успехи, которых достигли викинги за 865 и 866 годы, никто в Иудее не верил в успех халифа. И считал его покойником. Из-за чего, следуя старинным финикийским традициям, пытались перейти на сторону сильного. Вот и устремились к нему на прием, дабы заверить в своей лояльности. Все выглядело так, словно Иудея сама падала Ярославу в руки. Что нашему герою не нравилось категорически.


Одно дело диктовать свои условия с позиции сильного. И совсем другое, вот так – договариваться. При всей своей благости подобная схема хранила в себе смертельную опасность, так как втягивала Ярослава в большие интриги с далекоидущими последствиями.


Наш герой прекрасно знал, какими опасными могут оказаться такие вот друзья. Опыт Красса об этом просто вопил. Да и тот факт, что именно в здешних краях в свое время психологически сломался Александр Македонский, преобразившись из лидера эллинов в персидского царя. Из-за чего уже очень скоро в его собственном войске начнет нарастать оппозиция. И только воинские успехи станут удерживать ее от выступления и удара кинжалом в спину. И, возможно, не без участия этой самой оппозиции и приключилась скоропостижная смерть великого воителя.

Да, в истории доминирующей была версия о том, что Александр умер от какой-то инфекционной болезни вполне естественного толка. Однако никто из его сотрапезников и соратников от нее не пострадал. Во всяком случае, о том не сообщалось. Из чего Ярослав в свое время сделал вывод – великого полководца банально отравили. От греха подальше. Так как он стал неуправляем и непредсказуем для тех людей, что шли за ним. И это пугало. Кинжал в спину от соратников. Что может быть хуже?

А Рим? Сколько он возился с этой провинцией? Маленькой, затерянной где-то на краю света. Однако она стоила ему нескольких весьма кровопролитных войн и огромных потерь в людях и ресурсах. И все потому, что Рим согласился на предложения местных аристократов, втянувших его в сложные разборки. А потом именно из этих краев вышла религия, что выступила идеологическим фундаментом оппозиции власти Императора. Что, в конечном счете, сгубило Западный Рим и серьезно ослабило Восточный.

Ярослав очень боялся вот таких вот скользких переговоров с местными аристократами и иерархами. Просто иррационально боялся, находя слишком много мистических параллелей. Война – да. И мир с позиции силы. Но, увы, в эту кампанию он не мог себе позволить такую роскошь. Поэтому, выступая из Константинополя, отчаянно рефлексируя, он рассчитывал именно на такое поведение местных жителей. И теперь, получив его, боялся… просто боялся, опасаясь той мистической отравы, что могла его тут поразить.

Впрочем, без войны не обошлось бы. Потому что в окрестностях Иерусалима пока еще держалась власть халифа, который лихорадочно вел переговоры со всеми, кто мог бы ему помочь. И сдаваться не собирался.

По идее-то, да он мог бы и отойти в земли арабов. Но в сложившейся ситуации это влекло бы за собой очень далеко идущие и весьма негативные последствия. Он едва-едва освободился от плена тюркских наемников, в котором находились халифы уже почти столетие. И что же, снова менять статус свободного и самостоятельного правителя на новый плен? Теперь уже арабский? А как же быть с другими народами ислама? Ведь арабы вновь начнут тянуть одеяло на себя. И вновь пойдет обострение культурных и этнических проблем, усиливая противоречия внутри исламского мира. Мира, и без того переживавшего очень скверные времена.

Ахмад аль-Мустаин Биллах держался за последний островок своей независимости. За Иерусалим. Планируя остановить здесь, у этой крепости, «Варданова пса», как он в своих письмах именовал Ярослава. Хотя, конечно, особой надежды он не испытывал и с тоской думал о том, что придется вновь примерять на себя рабский ошейник заложника своих собственных подданных…

Глава 2

867 год, 22 января, Яффа

Сидение в Яффе затягивалось.

Да, от этого города до Иерусалима было всего три дня пути спокойным маршем. Но, как показала разведка, союзники халифа сумели отравить все колодцы по пути и буквально выжечь землю, разорив все вокруг. Специально, чтобы Ярослав не мог кормиться за счет обычных крестьян.

Поэтому консулу Нового Рима требовалось заняться созданием обозного хозяйства, без которого выступать в поход на Иерусалим было невозможно технически. Причем очень разумного обозного хозяйства. В должной степени компактного и разумного, чтобы не тащить с собой табуны животных. Ярослав читал о том, как поступили крестоносцы, пригнав с собой целые стада вьючных животных, и какие проблемы потом с ними поимели. Ему такой радости было не нужно. Даже бесплатно.

Да, его прекрасные фургоны остались на Днепре. И здесь их быстро повторить бы не получилось. Зато здесь хватало мастеровых. А потом можно было попытаться что-то изобразить. Заодно занявшись не только фургонами и колесными бочками, но и всякого рода приготовлениями к осаде.

Новость о том, что Ярослав пошел на Иерусалим, к этому времени уже полетела по всему Средиземному морю. Так что к нему начали слетаться всякого рода желающие присоседиться. Мелкие стайки викингов с Кипра, Сицилии и Атиохии. И греки из Аттики и Пелопоннеса. Ведь Ярослав стал для них своего рода национальным героем. Дом Сарантапехос, не стесняясь, на каждом углу кричал, что этот славный малый – кровь от крови их.

Дошло до того, что в греческих провинциях Византии о Ярославе даже стали говорить как о новом Александре. Ведь он не знает поражений? Не знает. Наполовину грек? И что? Македонцы в глазах остальных греков тоже такими были. Вон – чтит богов праотеческих, и они ему помогают. Что тоже немало влияло.

Кто-то поговаривал, что Ярослав – это не новый Александр, а тот самый древний воитель и есть. Что атланты пробудили его ото сна и дали новый шанс. Да, да – история про воспитание нашего героя у атлантов уже была достоянием общественности. Как и легенда про царя Скорпионов, которая привлекла в Яффу кое-какие отряды берберов и египетских воинов.

Отовсюду к нему ехали воины, с которыми Ярослав не знал, что делать. Ибо эта толпа вооруженных мужчин совершенно не вписывалась в стиль ведения боя легионом. Хуже того – все эти разрозненные отряды нужно было хоть как-то организовать. Поэтому приходилось много работать, ежедневно сталкиваясь с кризисами социального и межличностного толка. А местами и этнического. Одно радовало – вместе с бойцами прибывало и продовольствие с материалами, той же древесиной, которая остро ему требовалась для развертывания обоза, объем которого с ростом войска увеличивался день ото дня.

В такой напряженной обстановке к Ярославу и прибыло руководство еврейской общины. Не послы, а именно руководство – лучшие из лучших.

– Рад вас видеть, – устало произнес консул Нового Рима.

И началось…

Долгие, мучительно долгие и до крайности изматывающие переговоры. Делегация пришла не просто так. Лидеры общин уже были в курсе тех требований, какие Ярослав выдвинул для возвращения захваченных в Александрии их представителей. Поэтому, предупреждая подобное развитие событий в Иудее, они пытались заранее договориться.

А вот нашему герою это было совсем ни к чему.

Зачем договариваться и сковывать себя дополнительными обязательствами? Да еще под очень призрачные выгоды, которые, может быть, когда-нибудь наступят. Безусловно, стелили они мягко. Но ехать – ему. И санки тащить тоже ему. Поэтому, утомившись в корень, он тяжело вздохнул и хлопнул рукой по столу.

Наступила тишина. Достаточно напряженная. Представители общины были в должной степени наслышаны о делах Ярослава и его приемах. В том числе и массовых жертвоприношениях, откровенно пугающих всех присутствующих.

– Друзья, – устало сказал наш герой. – Я думаю, что мы впустую тратим время.

– Вы не хотите с нами договариваться? – осторожно осведомился глава общины.

– Дело не в этом. Вот вы под кем ходите? Вот прямо сейчас кто ваш господин?

– Только лишь Господь Бог наш.

– Неверно, – покачал головой Ярослав. – Формально вашим государем сейчас является халиф. Прямо здесь и сейчас это мало что значит. Однако если смотреть на букву закона, то вы сами себе не принадлежите. И любые договоренности могут быть ограничены или отменены вашим государем. Так?

– Но ведь после вашей славной победы мы отойдем под руку Василевсу. А вы его соправитель.

– Младший соправитель. Вардан – глава государства, я лишь помогаю ему. Поэтому если он посчитает, что наши договоренности не нужно выполнять, то он их отменит либо приостановит, запретив выполнять. Это – плохая стратегия.

– А что вы предлагаете?

– У славного Рагнара, да не опустеет его кубок в славной Вальхалле, закончились сыновья. Все они, как мой друг Ивар, уже обрели свое графство. А разрываться на несколько владений в сложившейся ситуации опасно. Погнавшись за двумя зайцами, можно потерять оба владения.

– Ты думаешь? – спросил Ивар.

– Уверен. Тебя просто растащат и вынудят метаться. Поэтому, прежде чем идти в поход на Британию, я бы рекомендовал продать твое графство тому, кто больше даст. В конце концов, когда ты станешь ригом Уэссекса, тебе понадобятся деньги.

– Хм… – задумчиво пожевал губы Ивар, но возражать не стал. Ярослав же продолжил:

– Уважаемый. Я охотно буду вести дела с вашей общиной. И куда глубже расширяя наше сотрудничество, чем вы предлагаете. Но мне нужны гарантии. А гарантии вы сможете дать, только если провозгласите возрождение Израиля. Само собой, под рукой любимого дядюшки. Но не в полной воле, а как вассала с достаточно широким самоуправлением.

– Но… – чуть ли не подавился собственными словами и мыслями предводитель делегации.

– Разумеется, – продолжил Ярослав, – Иерусалим, Вифлеем и кое-какие иные, важные для христиан города перейдут в прямое управление Иерусалимского патриарха. И доступ к ним будет не ограничен для паломников. Остальные же земли Иудеи окажутся владениями возрожденного государства, что почивало в забвении вот уже восемь веков.

– Но кто возглавит его? – растерянно спросил коэн.

– Какая разница, – пожал плечами Ярослав. – Выберете кого-нибудь. Если не уверены в его мудрости и здравомыслии – составьте совет мудрецов в качестве советников при нем. С правом заблокировать любое решение, если единогласно за это выступят. Первосвященника снова выберете, он станет наставлять нового вашего монарха. Детей его воспитаете уже сами, чтобы образованные были, мудрые и осторожные, а не как привычно для аристократов – распущенными бездельниками, ошалевшими от вседозволенности. В общем – это не моя проблема, а ваша. И я не вижу никаких сложностей в ее разрешении.

– Легко сказать, – уклончиво произнес собеседник. И все присутствующие члены делегации согласно закивали.

Следующий час обсуждали детали предстоящего дела и составляли буквально на коленке документ. Подписали. И разошлись. Празднование же решили отменить, ибо война. И пока халиф не будет разбит, негоже праздновать.

– И зачем тебе это? – спросил Ивар.

– Не знаю, – пожав плечами, ответил с улыбкой Ярослав и отхлебнул прекрасного вина.

– Ты так никогда не поступаешь, – возразил Ивар. – Не хочешь рассказывать?

– Если бой будет тяжелым, и мы понесем большие потери, то я не хочу, чтобы нам ударили в спину.

– Ты так не уверен в победе?

– Иерусалим хорошо укреплен. Сколько там войск – никто не знает. Кроме того, к халифу могут подойти союзники от арабов. Поверь – будет жарко. И если честно, я не хотел участвовать в этом походе. Эти земли – древнее поле боя. Последние четыре тысячи лет здесь постоянно кто-то сражается. Здесь буквально все камни пропитаны кровью бесчисленного количества погибших. Представь, сколько предсмертных проклятий здесь произнесено. Сколько неупокоенных душ бродит. Это место – последнее, куда я бы отправился добровольно. Но политические обстоятельства оказались сильнее.

– Ты же объявил Крестовый поход… – удивился Ивар.

– Я? Я ничего не объявлял. Его объявил патриарх. Я же просто не стал опровергать его слова, ибо это лишено смысла. Так или иначе, но я в этих краях чувствую себя очень настороженно. Там, в Египте, могила моего далекого предка. Он хранил меня и защищал от той удушливой ауры, что окутывала те земли. Здесь же его нет рядом. Поэтому я осторожен как никогда.

– Мне неожиданно слышать от тебя такие слова.

– И я надеюсь, ты не станешь их рассказывать кому бы то ни было. Ты мой союзник и друг. Нам с тобой предстоит пройти через много боев, стоя плечом к плечу. И я хочу, чтобы ты понимал – здесь место гиблое. Оттого никому и не предлагаю.

– Как же местные живут?

– Мне самому неведомо. В любом случае, чем быстрее мы завершим этот поход и чем аккуратнее это сделаем, тем лучше. Для всех нас лучше. А местные пусть как-нибудь сами договариваются со своими духами.

Ивар ушел от Ярослава очень загруженный. И наш герой был уверен – проболтается. Он специально его накручивал так, чтобы проболтался. Во всяком случае, братьям точно расскажет. А те еще кому-то. Что позволит на какое-то время оградить эти земли от излишне назойливых завоевателей. Зачем это Ярославу? Ни за чем. Просто не хотелось, чтобы его детище, пусть и сотворенное стихийно, издохло слишком быстро.

Отхлебнув еще немного вина, он посмотрел за окно. Там было темно. Лишь звезды и луна сияли на безоблачном небе. А где-то там, в Константинополе, оставалась его супруга. При дворе Василевса с обещанием последнего обучить Пелагею всему необходимому, что полагалось знать знатной матроне, достойной состоять в августейшей семье.

Очень удобный шаг. Ведь таким образом Ярослав оставлял Вардану заложника на время этой операции. Из-за чего Василевс чувствовал себя более спокойно и уравновешенно. Причем, если Пелагея погибнет, это будет на руку Ярославу. Не только открывая ему возможности для нового династического брака, но и снимая с него всякую ответственность за подобную форму «развода».

Выживет – хорошо. Нет – не беда.

Понимал ли это Вардан? Сложно сказать. Во всяком случае, он очень ответственно отнесся к вопросам воспитания и образования Пелагеи, приставив к ней своих лучших наставников. Тех, что еще недавно его супругу-болгарку наставляли.

– Господин, – тихо произнес красивый женский голос откуда-то из-за спины.

Ярослав вздрогнул от неожиданности и обернулся, положив руку на меч. Обернулся, и от удивления его брови взлетели едва ли не птицами. Потому что у двери этого просторного помещения стояла практически обнаженная девушка весьма выдающейся красоты. Почему «практически»? Потому что та тонкая, едва ли не прозрачная ткань, что ее слегка прикрывала, ничего из ее прелестей не скрывала от любопытных глаз. А шитый золотом плащ из более плотной ткани, в котором она, видимо, пришла, лежал на полу.

– Кто ты? – спросил наш герой ее на койне – аристократическом среднегреческом языке.

– Адасса.

– Очень приятно, – небрежно махнул рукой Ярослав. – Как меня зовут, ты, полагаю, знаешь. Но я тебя о другом спрашивал. Кто ты такая и что здесь делаешь?

– Я твоя жена.

– Что?! – выпучил глаза Ярослав.

Девушка немного вымученно улыбнулась, а потом на иврите процитировала фрагмент подписанного нашим героем договора с делегацией иудейской общины. И, выдержав небольшую паузу, повторила уже на койне.

– Прекрасно, – кивнул наш герой. – И как из этих слов проистекает наше с тобой замужество? – сказал и осекся. Видимо, к концу дня он совершенно утомился и соображал плохо. Поэтому ему тяжело давался полный аллегорий и тяжеловесных выражений язык договора. – Ты хочешь сказать, что…

– Да. И община выбрала меня. Если я тебе не нравлюсь, то они заменят меня на другую. Но только до нашей близости.

– Бред какой-то… – покачал головой Ярослав. – Но у меня уже есть жена.

– Наши обычаи позволяют брать больше одной жены. Да, ныне это не считается правильным. Но если это нужно для спасения нашего народа или в его интересах, то ничего грешного в том нет.

– Ваши обычаи. А мои?

– Ты подписал договор.

– Те, кто тебя послал ко мне, не подумали, что я могу тебя прогнать?

– Подумали. Но… учитывая то, кто мой отец, меня ждет казнь за блуд. Сожжение живьем.

– Твою мать… – тихо выругался Ярослав на русском.

– Не стоит переживать, господин, – мягко улыбнувшись, произнесла Адасса и, виляя весьма аппетитными бедрами, направилась к нему. – Я не стану претендовать на положение первой жены. По договору кровь от крови унаследуют лишь земли Иудеи.

– А если родится девочка?

– То она будет провозглашена правительницей при совете. Неважно, кто родится. Главное – это будет твое дитя, – произнесла она и подошла к Ярославу практически вплотную. Шага на два. Несколько мгновений постояла и скинула с себя прозрачные ткани, заменяющие ей одежду.

Тело ее было красиво, тщательно отмыто и благоухало нежными нотками цветочных ароматов. Видимо, иерархи были в курсе вкусов Ярослава.

Наш герой отставил кубок с вином и потер глаза.

Глупо получилось.

Но вполне логично. Ведь если Адасса родит от Ярослава ребенка, то его военная слава станет надежной защитой для его правления. Особенно если наш герой будет поддерживать с ребенком отношения. Очень удобно. Да, Ярослав не иудей. Но в сложившейся ситуации это ничего не значило. Как и в ситуации с Эстер персидской, подобный акт со стороны девушки выглядел самопожертвованием в интересах своего народа. Раввины закрыли глаза даже на свадебный ритуал.

– Что я творю… – тихо простонал Ярослав. Закрыл глаза. Открыл. Девушка никуда не делась. И она была настолько хороша, что одна мысль о том, что ее сожгут живьем, казалась кощунственной.

Секунда. Другая. И он сам не понимал, как уже обнял ее, начав ласкать. А в голове его пульсировала мысль о том, что не зря он переживал. Ой, не зря. И что это место действительно может стать началом его конца. Зная о том, насколько ревнива его супруга, ввязываться в эту историю было плохой идеей.

Но и отказываться – нельзя. Судя по наказанию – отказ от девушки выглядел бы плевком в душу всей общины. И вместо обретения в них союзников он нашел бы там лишь врагов. Причем врагов не явных, а тихих, что особенно мерзко. В то время как союз получался очень интересным. Как в рамках предстоящей военной кампании, так и на перспективу. В том числе и в рамках обретения новых мастеров и куда более интересного рынка сбыта, а также важнейший источник информации… Ну и в конце концов, девушка была потрясающей. Если бы он отказался от нее, ни Ивар, ни другие викинги-союзники не поняли бы. Как и собственные воины. Да, пусть в их глазах она получалась не второй женой, а наложницей или конкубиной. Ибо иного не позволяла их вера…

Глава 3

867 год, 21–22 февраля, Яффа

Ярослав восседал на импровизированном троне в своих золоченых доспехах. Очень уж колоссальный они производили эффект на окружающих. Особенно в сочетании с его цветом глаз, кажущимся при правильном освещении золотым.

По правую руку от него стоял Ивар и несколько влиятельных викингов. А вместе с ними и представители греческих союзников.

По левую – Адасса и самые уважаемые представители местной иудейской общины. А также доверенный представитель патриарха Иерусалима, уже «прискакавший» ко двору Ярослава… эм… Василия Аморейского. Сам-то патриарх находился в Константинополе на Вселенском Соборе и отлучиться не мог. Но его доверенный человек вполне был в состоянии поприсутствовать…

Консул Нового Рима совсем не зря в условиях договора с иудейской общиной оговорил личные владения для патриарха Иерусалимского. Это было сделано вполне осознанно и с весьма далекоидущими последствиями.

Несмотря на первоначальное раздражение, патриарх Александрии уже к началу 866 года стал важным союзником Ярослава. Первичное раздражение из-за того, что ему не передали церкви коптов, перешло в чувство глубокой благодарности. Ведь из-за Ярослава этот патриарх сумел получить настоящий патриархат, а не тот декоративный формат, что позволяли ему держать в Константинополе и Багдаде. Да и с коптами он уже договорился. Но главное, патриарх Александрии отчетливо связывал свое благополучие с Ярославом и его легионом. Ведь в случае чего – Египет оставался беззащитен. Византия ведь, несмотря на территориальные расширения, не становилась сильнее в военном плане. А терять столь сочный кусочек очень не хотелось, поэтому патриарх Александрии встал за спину Ярослава и подпер ее в идеологическом плане. Не явно. Формально-то он продолжал ругаться, согласно их договоренности, чтобы не смущать ничьи неокрепшие умы.

Еще проще обстояло дело с патриархом Антиохии. Вторжение викингов привело к тому, что он сумел наконец переселиться из Константинополя в свою законную резиденцию. И вновь взять все дела в свои руки. Викинги, конечно, не были подданными Ярослава, но о том, какое на них имел влияние сын Феофила, никто не забывал. Да и о возможности «подтянуть» Legio I Venedica для решения любых разногласий в регионе также. Поэтому патриарх Антиохии хоть и не был последовательным союзником Ярослава во всех его начинаниях, но в целом стоял за него.

И вот теперь Ярослав сделал еще один маневр, заручаясь поддержкой третьего патриарха из числа старинной Пентархии. Что в сложившейся ситуации на Вселенском Соборе создавало определенные перспективы. Да, три патриарха из пяти – это не тот вес, который мог бы решить все проблемы и продавить любое решение. Ведь оставались еще иные епископы и архиепископы да прочие иерархи из тех же Армянской, Коптской, Абиссинской и прочих христианских церквей, которых также пригласили на Собор. Но три патриарха в любом случае лучше, чем ничего…

Так или иначе, послов халифа консул Нового Рима встречал в окружении своих внешних и внутренних союзников. Причем, судя по взглядам послов, они были несколько удивлены составом встречающей делегации. Явно давая понять, что такой толпы уважаемых раввинов здесь быть просто не должно.

– Что привело вас ко мне? – спокойно и максимально торжественно поинтересовался Ярослав.

– Наш великий халиф предлагает тебе, о могучий, заключить мир.

– Я не воюю с халифом.

– Но как же?

– Богу божье, кесарю кесарево, – все так же спокойно и торжественно произнес Ярослав. – Халиф – пастырь душ заблудших на земле. Он заботится об их спасении и обретении ими своей веры.

– Но ты, о великий, ведешь войну с его воинами.

– У того, кто заботится о спасении наших душ, нет воинов. Его сила в словах и благодатных поступках, достойных уважения и подражания. Воины же, каких я бил, просто прикрываются его славным именем, ибо на земле нет власти иной, кроме земной и светской. Духовные же иерархи ведут нас сквозь тьму моральных заблуждений и душевных терзаний. Они пастыри нашего духа, но не тела. Наши учителя. Наши наставники. Наши духовные отцы. Но никак не светские правители. Поэтому с ними и нельзя воевать. Если же они светские правители, то как же их тогда можно называть духовными пастырями?

Послы зависли.

Формула, которая была озвучена Ярославом, ставила их в крайне невыгодное положение. Особенно в свете того, что сказано это было при большом скоплении народа. Наш герой был уверен – не пройдет и недели, как эти слова его дойдут до Константинополя. А потом разойдутся по всем землям окрест на месяцы пути. И будут в целом довольно благодатно услышаны политиками. Ведь крайне им выгодны.

Да, наш герой прекрасно знал о существовании теократии, то есть такой формы власти, при которой во главе государства стоит духовный лидер. То есть идеолог. Так было во многих архаичных державах эпохи зарождения государств. Так было в Папской области и Халифате. Так бывало даже в формально светских государствах, вроде Советского Союза, в котором верховной властью обладал не глава правительства, а генеральный секретарь коммунистической партии, выступавший в роли идеологического наставника и духовного вождя всей страны. Теократия вполне распространенная форма власти. Но здесь и сейчас Ярославу требовалось выбить почву из-под ног у халифа. Поэтому он и озвучил формулу «богу божье, кесарю кесарево».

– Кого вы представляете, друзья? – после затянувшейся паузы спросил Ярослав. – С халифом я не воюю. Он мною уважаем, как и любой другой духовный пастырь, несущий свет в души людей.

– Мы… – замялся глава посольства. – Мы бы хотели, чтобы ты, о уважаемый, отказался от похода на Иерусалим.

– Почему?

– Этот город нужен ему.

– Сожалею, но я уже обещал этот город патриарху Иерусалима. А халиф может вернуться в Мекку и в почете поселиться там.

– Но…

– И я хотел бы знать, кому служат все те люди, с которыми я вынужден воевать. Эти нечестивцы прикрываются словами о том, что убивают они во имя Всевышнего и служат халифу. Но этого быть не может. Ибо халиф – духовный пастырь, а не светский правитель. Или я ошибаюсь? И халиф – это просто еще один хан или эмир?

– Нет, конечно, нет.

– Тогда кому служат все эти люди? Кому служите вы?

– Мы посланники халифа.

– А эти вооруженные люди, которых я разбил в Египте?

– Они… они…

– Они служат рабам, что держат халифа в плену, – произнес вышедший вперед богато одетый мужчина в возрасте.

– ЧТО?! – ахнула большая часть делегации халифа. Они дернулись к оружию, но только дернулись, так как легионеры, стоящие «при параде» в этом же зале, очень недвусмысленно перехватили свои копья и подняли щиты на изготовку.

– Говори, – произнес Ярослав, обращаясь к тому мужчине в возрасте.

– Уже много лет наш халиф находится в плену своих бывших рабов. Они убивали и свергали его предшественников по своему усмотрению. Они угрожают жизни моего халифа и сейчас, нависая смертельной опасностью над всем его родом. Ведь после захвата Рагнаром Багдада и Самарры у моего халифа почти не осталось родичей мужского пола. Он да племянник. И все.

– И что хочет твой халиф?

– Чтобы ты, о великий, освободил его из этого плена.

Ярослав перевел взгляд на остальных представителей делегации – явных военных, – глаза которых метали громы и молнии. Они были в ярости. И если бы не угроза немедленного уничтожения, исходящая от комитатов, то этот болтун уже бы лишился головы. Вон руки как сжимают и разжимают, пытаясь сдержать гнев.

– Просто освободить из плена?

– Да, – кивнул этот человек. – Ты прав, говоря, что духовный пастырь не должен править миром. Но мой халиф, увы, заложник положения. В Иерусалиме, как и в Багдаде с Самаррой, его держат в заложниках воины, набранные из вчерашних рабов. Если же он удалится в Мекку, то окажется в руках арабов, которые пожелают его использовать для достижения своих мирских целей.

– Допустим, я освобожу его. И что дальше? Куда он пойдет?

– Это вы с ним сможете уже обсудить после.

– Богохульник! – воскликнул один из членов делегации. – Халиф – тень Аллаха на земле!

– Что не помешало вам убить его предшественни-ка, – скривился этот старик. – Из-за вас халифат обречен.

– Из-за нас?!

– А кто тянул из него все соки?!

– Войскам требовалось платить!

– Платить? Да. Но не столько войскам, сколько их жадным командирам! Командирам, что потеряли всякое чувство меры. И хапали столько, сколько могли. Воровали выделенные деньги для жалованья. Из-за чего халифу приходилось выделять их вновь и вновь. Ты ведь сам замешан в таких делах. Такие, как ты, привели великую идею к распаду. И теперь хорезмшах сам по себе. В Иране[4] волнения, и он уже почти не поддается контролю. Земли восточнее вообще отвалились. Что же до Магриба, то после завоевания Василием Египта и укоренения Ивара на Крите с ними потеряна связь. Но и раньше она была более на словах, чем на деле.

– Ты обвиняешь меня во всех бедах халифата? – зло процедил самый старый и умудренный опытом воин в делегации. – Но разве не ты плел интриги за нашей спиной? Разве не ты вынуждал нас воровать, чтобы погасить долги перед тобой и такими, как ты?

– Хватит! – рявкнул Ярослав.

Все затихли.

– Свои противоречия решите после. Уважаемый, – обратился он к старику, – я правильно тебя понял? Ты передаешь мне слова халифа о помощи, дабы я вызволил его из плена? И взял Иерусалим, в котором его держат в заключении?

– Совершенно верно, о великий.

– А ты, – обратился Ярослав к старшему воину, – предлагаешь мне заключить мир?

– Ты правильно меня понял.

– Мне сейчас невыгодно заключать мир. Но я не хочу, чтобы обо мне думали как о бесчестном человеке. Поэтому я выслушаю тебя. На каких условиях ты хочешь, чтобы я заключил с полевыми командирами халифа мир?

– Мы готовы обменять Иудею с Иерусалимом на Багдад с окрестностями.

– Боюсь, что в Багдаде правит мой друг – Бьёрн Железнобокий. И не мне заключать с вами такие сделки.

– Но ты можешь ему предложить. И он тебя послушает. В конце концов, Иудея не самая бедная провинция. И в отличие от Багдада, не отрезана пустыней от Средиземного моря.

– Ты хочешь отдать ему Иудею?

– Да, о великий.

– Но Иудея уже обещана.

– Кому же? Мы о том ничего не ведаем.

– Моему ребенку, которого родит эта уважаемая женщина, – кивнул Ярослав на Адассу.

– Что?! – опешил воин и замялся, подбирая слова.

– Это невозможно! – воскликнул тот самый старик, что представлял интересы халифа. – Она дочь коэна. А ты, о великий, не иудей и уже женат. Посему она есть блудница и подлежит сожжению за грех, что принесла на голову своего рода.

– Ради спасения жизни, уважаемый, можно пойти на нарушение любого из запретов, – с уважением произнес коэн. – Если же речь идет о жизни и благополучии целой общины, то более и говорить не о чем. Ее поступок не грех, а духовный подвиг и всеми нами уважаем[5].

Тишина.

Слишком затянувшуюся паузу удалось разрядить. Но разговор дальше никак не желал продвигаться. Делегация послов халифа продолжала рассыпаться на глазах и все больше ругалась промеж собой, чем пыталась договориться с Ярославом. Он же просто подбрасывал поленья в этот костерок своими редкими репликами да наблюдал.

Наконец, после целых двух часов своеобразного цирка, делегация халифа удалилась, так ни о чем и не договорившись. И к Ярославу подошел отец Адассы.

– Я правильно понял твою задумку? – спросил он.

– А как ты ее понял?

– Ты бросил им яблоко раздора. Эта ругань тут не останется. Она уже к вечеру начнет стремительно расползаться за пределы города. Месяца не пройдет, и о ней станет известно во всем мире магометан. И многим, очень многим эмирам твои слова придутся по душе.

– Разделяй и властвуй, друг мой. Я не хочу постоянно бегать и тушить пожары войны. А оставлять создаваемое мною Иудейское царство в окружении сильных врагов я не хочу. В конце концов, в нем будут править мои потомки. И зла им я не желаю.

– Тобой движет только это?

– Нет, разумеется, не только. Ты наверняка уже знаешь, что я не люблю большие и сильные церковные организации. Они слишком опасны для людей и держав. Поэтому халифат должен быть разрушен. Ничего против ислама не имею. Я вообще ко всем религиям отношусь ровно, если, конечно, они лично мне не вредят. Но поправь меня, если я ошибаюсь, называя всю эту религиозную одержимость чем-то безумным. Она ненормальна и как будто идет от самого дьявола.

– Ты думаешь? Я не осуждаю. Просто их вера бывает такой истовой…

– Вряд ли всеблагой бог, каковым его объявляют в исламе или христианстве, будет жаждать крови тех, кто в него не верит или верит как-то иначе, нежели отдельные иерархи. Я не люблю лицемерия. Хочешь заработать денег – заработай. Но честно. Из-за чего даже простой разбойник, что грабит прохожих на большой дороге, и то ближе к богу, чем иные иерархи, что погрязли во лжи и грязи.

– Я ведь тоже иерарх.

– Иудаизм не стремится к прозелитизму. Твоей вере не нужны толпы. Вы возделываете свой сад. Поэтому я не вижу никакой опасности ни в тебе, ни в твоей вере.

– Хм… может, и так, – после небольшой паузы произнес коэн. – Но я отвлекся. Я ведь пришел тебя предупредить…

– Что на меня попытаются совершить покушение сегодня ночью? – перебил его Ярослав.

– Ты знаешь?

– Это слишком очевидно, – улыбнулся наш герой. – Осознав, что я сделал, кто-то из участников посольства попытается подключить свои связи и отомстить. Они ведь не дураки. Одного я пока не понял: как именно меня попытаются устранить. Подошлют убийцу с кинжалом?

– Вряд ли, – покачал головой коэн. – По всей земле идет слава о тебе как о непобедимом воине, способном один на один свалить любого. Даже будучи едва живым. Поэтому они так рисковать не станут.

– Яд?

– Да. Скорее всего. Или еще что-то в этом духе. Может быть, аспида подложат в постель или запустят ядовитых пауков.

– А скорпионов?

– Нет, про них можно не беспокоиться, – улыбнулся коэн. – Тот, в ком течет кровь древнего фараона, неуязвим для них.

– Ясно… – задумчиво произнес Ярослав. Несмотря на осмысленное использование мистификаций, его немного пугало то, что люди в них так отчетливо верят. – Ну что же, сыграем в их игру.

– Ты хочешь им подыграть?

– Я просто хочу нанести им удар их же оружием. Просто побеждать мне уже скучно. Я хочу битвы с вызовом. С завязанными глазами там или вот как сейчас – чтобы поразить врага его же оружием.

– Не понимаю, – покачал головой коэн.

– Просто в ближайшие несколько дней ничему не верьте. Особенно в мою скорую смерть…

С тем они и распрощались.

А ночью пришли убийцы.

Ярослав, не снимая доспехов, сидел в нише у двери и наблюдал. В руках он сжимал заряженный арбалет. Но в ход его пускать не спешил.

Вот во тьме без единого скрипа открылась входная дверь, и вошел слуга с большим подносом фруктов. Точнее, служанка. Красивая. Во всяком случае, ее силуэт выглядел довольно притягательно.

Поставила поднос.

Осторожно достала из него что-то.

И все так же бесшумно скользя по мраморному полу, двинулась к постели, где наш герой положил муляж тела под покрывало. Подошла. Проявившись особенно четко на фоне оконного проема.

Удар.

Удар.

Удар.

Наш герой отчетливо слышал, как какой-то металлический предмет входит в муляж. В ночной тишине это словно по ушам било.

Пауза.

Убийца замерла, явно растерявшись. Ведь тело, в которое втыкают кинжал, ведет себя совсем иначе.

Ш-ш-ш-бум.

Отработал арбалет. И почти сразу женский вскрик. Звук упавшего тела. Стоны. И звуки движения – убийца явно пыталась то ли ползти, то ли встать. Не ясно. Во всяком случае, отсюда не разобрать. Поэтому Ярослав, подпалив от прикрытой колпаком лампадки факел, вышел из ниши и, выхватив меч, двинулся ближе к этой неудачливой даме.

Подошел.

Девушка лежала на полу, и на ее губах пенилась кровь. Болт попал в легкое и пробил его.

Она смотрела на парня безумными глазами, он же не мог понять, где ее раньше видел. Как-то мельком, видимо. Ее лицо явно было ему знакомо, но… ускользали от внимания детали. Тем более в сложившейся обстановке, в которой ее красота в немалой степени скрадывалась обстоятельствами.

– Кто ты такая? – тихо спросил он. Она промолчала, продолжая хрипеть в попытках нормально подышать. – Если ты хочешь все это закончить и умереть без мучений, ты ответишь на мои вопросы.

Но девушка ничего не сказала.

Мгновение.

И кинжал, который она все еще сжимала в руках, ударил ее в подбородок. Пробил рот и вонзился в череп снизу. Она вся вздрогнула. Выгнулась. И затихла. Ярослав же лишь потрясенно покачал головой. Не каждый человек мог сам себя убить. Да еще так.

Наутро же он разыграл небольшую комедию.

В подносе с фруктами, как оказалось, был еще и аспид, ядом которого эта девица смазывала клинок. Из-за чего было достаточно «одной таблетки», то есть ранения этим оружием, чтобы «откинуть копыта». В случае если напасть было бы нельзя, видимо, аспид должен был выступать самостоятельным оружием. Например, будучи запущенным в постель или оставаясь в корзине с фруктами.

Так или иначе, но наутро было объявлено, что Ярослав неважно себя чувствует, поэтому не сможет принять вновь посольство халифа. И то, не ожидая финала истории, спешно покинуло Яффу. Не забыв, впрочем, запустить среди местных слухи о том, что ядовитая змея прервала земной путь «нечестивца и богохульника». И если он еще и жив, то ненадолго. Ни один человек не сможет побороть яд аспида.

Наш же герой засел в своих покоях и носа оттуда не высовывал, подогревая эту легенду. Лишь на третий день он соизволил выйти к людям. Свежим, отдохнувшим и полным жизни. Ничто в нем не говорило о том, что он был «умирающим лебедем». И как появился!

В церквях и синагогах христианская и иудейская общины Яффы уже третий день возносили молитвы за его здравие. Вот он и явился на одну из таких служб.

– Василий, – тихо выдохнул дьякон, ведущий службу. – Ты здоров?! Боже! Это же чудо! Настоящее чудо!

Ярослав же мягко улыбнулся, не желая его разочаровывать. Он позволил людям поверить в чудо.

Но главное в ином.

На третий день уже никто в Яффе не сомневался – это кто-то из посольства халифа отравил Ярослава, подкинув ему змею. Что било по халифу и халифату самым кошмарным образом. Воспользоваться посольством для убийства – мерзкий поступок, нарушающий законы гостеприимства. Да и вообще – выглядело это намного хуже, чем правитель, велевший убить посольство мира. А вкупе с «чудесным выздоровлением» так и подавно. Ведь для любого жителя тех лет было ясно – Бог на стороне Ярослава. А посольство… и халиф, что его послал, оставлен его благодатью. Что выступало дополнительным и крайне важным модификаторов того «яблока раздора», что бросил наш герой, стараясь перессорить религиозных и светских лидеров ислама…

Глава 4

867 год, 3 марта, окрестности Иерусалима

Завершив наконец формирование обоза, Ярослав выступил в поход на Иерусалим. По местным меркам, он возился очень долго. Никто из сподвижников не понимал, почему он так много сил и времени уделял обозу. Не понимал. Но ровно до того момента, как они выступили в поход.

Они-то как думали? Что по пути смогут грабить местных жителей и за их счет пополнять запасы провианта и фуража. Но как-то из вида упустили тот факт, что испуганные полевые командиры халифа выжгут к чертям собачьим все подходы к городу. В результате наступать армии придется по совершенно выжженной пустыне. Утрированно, конечно. Но не сильно.

Наличие проводников из иудейской и христианской общин Яффы позволило Ярославу получить сведения обо всех колодцах и источниках на пути. Часть из них оказалась отравленной. Однако не все. Да и отравленные были легко возобновляемы. Ведь что там делали? Просто кидали трупы, полежавшие на жаре. И все. А значит, для приведения их в порядок требовалось трупы вытащить, воду отчерпать, и все. Свежая вода была бы уже вполне применима.

Само собой, не в чистом виде.

Ярослав отчетливо понимал, что вода – это жизнь. Плохая вода – жизнь недолгая и мучительная. Поэтому, кроме повозок-бочек, построил и передвижные фильтры, и специализированные полевые кухни с большими котлами для кипячения воды на марше.

Из-за чего, вкупе со строгим соблюдением правил гигиены, марш оказался в целом спокойным. А «боевой понос», характерный для большинства военных мероприятий эпохи, обходил их стороной. Да и количество копытных созданий в обозе оказалось очень скромным из-за правильной организации обоза и применения вполне современного вида фургонов, построенных под руководством Ярослава. Он ведь в Новом Риме очень тесно сотрудничал с ремесленниками, когда «рожал» стандартный войсковой фургон. И много чего знал, понимал и осознавал в этом деле. А потому мог вполне доходчиво объяснить заказ местным плотникам и кузнецам.

И вот – 3 марта, в полудне пути, когда Иерусалим уже маячил на горизонте, Ярославу пришлось столкнуться с армией арабских шейхов. Должно было получиться неожиданно. Однако, используя правильную систему охранения с дозорами и подвижными заставами, удалось избежать внезапности нападения. И когда авангард арабов в виде легкой конницы перевалил через ближайший холм, ордер армии был уже готов к бою. Повозки сведены воедино в качестве полевых укреплений. А все бойцы занимали свои места с оружием на изготовку.

Поняв, что с наскока атаковать не выйдет, арабские войска стали накапливаться. Как и в битве при Александрии, они оказались преимущественно пешими. Да, довольно славная легковооруженная конница присутствовала. Но в целом основу их вооруженных сил составляла легкая пехота. Как, впрочем, и в VII веке, во время их знаменитых завоеваний.

Ближе к вечеру, когда арабы завершили накопление, пришел черед для переговоров.

– Уходите! – были первые слова предводителя арабской армии.

– Согласен, – кивнул Ярослав, – уходите. Этот город – наша добыча.

– Халиф и его оплот в Иерусалиме под нашей защитой, – нахмурив брови, произнес шейх. – Мы не желаем с тобой воевать. Но не отступимся.

– Тогда зачем ты пришел? – наигранно удивился наш герой. – Иерусалим уже обещан мною Патриарху. Если армии, держащие халифа в заложниках, добровольно отойдут из Иерусалима и покинут Иудею, то я не стану с ними воевать. Моя цель – не война. Моя цель – возвращение Империи утерянного.

– Империи, – скривился шейх. Ибо для мусульман тех лет Византия помещалась в Дар-аль-Карб – в «Дом войны», с которым война должна была возобновляться при любой возможности. А мир если и заключался, то временный. Для ислама Империя была лютым, непримиримым злом, которое должно было быть уничтожено. А тут такие слова…

– Да, Империи. Ибо нет более совершенной формы правления на бренной земле, чем Империя.

– Как ты смеешь такое говорить?! – взвился другой переговорщик.

– Как ты смеешь разевать рот, чтобы оскорблять меня? – с милой улыбкой возразил Ярослав. – Или не твоя цель – предотвратить битву, в которой у вас нет шансов победить?

– Нас много, – мрачно заметил шейх-предводитель.

– В Александрии вас тоже было больше. И что? Обе армии разбиты, и Египет более вам не принадлежит. Думаете, что здесь будет как-то иначе?

– Там твоим воинам помогали стены.

– Ты там был?

– Нет.

– Тогда почем тебе знать, что именно помогало моим воинам? Или ты думаешь, что я зря принес в жертву Аресу всех пленных?

Шейх напрягся.

Он хоть и был мусульманином, но был хорошо знаком с языческим пантеоном семитов, который все еще практиковался в отдельных племенах. Также он знал, что семиты отождествляли греческого Ареса со своим Баалом, для которого были характерны жертвоприношения. Во всяком случае, знаменитая геенна огненная под Иерусалимом – это как раз было место, где совершались жертвоприношения Баалу. Иными словами, Ярослав от этих слов выступил в глазах шейха адептом Баала, который находился возле его места силы.

Хуже того – Баал откликался на зов своего адепта, принося ему победу за победой. Одна кровавее другой. О том, что Ярослав учинил в Волго-Донской степи, шейх уже знал. И теперь эта выходка консула Нового Рима предстала в глазах шейха совсем иначе. Теперь это была однозначная жертва Баалу. Огромная, массовая жертва, которая без всякого сомнения его очень сильно укрепила.

Побледневший шейх сглотнул предательски подошедший к горлу комок. Вытер пот со лба. И чуть дрожащим голосом произнес:

– Если ты не желаешь отступить, то я вынужден тебя атаковать.

– Твой выбор. Твоя судьба.

– Что?

– Я говорю, что путь до той звезды, что светит ярче остальных, смертью нам грозит, но дело того стоит. Один – бог войны – услышит в небе звон клинков стальных. Буря, лютый шторм нас только раззадорят[6]. Атакуй. Давай развлечем Высшие силы кровью. Они любят на нее смотреть.

– Ты безумен, – покачав головой, произнес шейх с молчаливого согласия остальных участников арабской делегации.

– Я честный, – возразил Ярослав. – Я не вру ни себе, ни людям, что несу свет всеблагого бога, добро и любовь. Чтобы потом с этими словами их резать, насиловать и убивать. Мне не нравятся ложь и лицемерие, каковыми вы пропитаны буквально насквозь.

У шейха от этих слов дернулась щека, но он промолчал.

– Арес, Один, Перун, Баал, Сет и прочее. У бога войны много имен и еще больше ипостасей. Но все они посвящены одному – войне. И очень глупо доставать оружие и жаждать крови, посвящая все эти непотребства словам любви и благодати. Вот истинный грех. Вот истинная скверна, отравляющая все вокруг. Или вы думаете, почему халифат погрузился в пучину гражданских войн и распрей? Ложь отравила ваше сердце. Ложь вела вас все эти годы. И ложь отправит вас к праотцам, на их суровый и безжалостный, но справедливый суд.

– Хватит! – воскликнул имам, присутствующий в делегации.

– Хватит так хватит. Нападайте. И умрите. Мне сегодня еще нужно Иерусалим осадить. Не вижу смысла менять свои планы из-за вас.

С этими словами Ярослав удалился.

Но арабская армия не спешила атаковать. Они ведь не дураки лезть на укрепленный лагерь. Пусть даже их и было больше. Шейх правильно сказал – в Александрии Ярославу немало помогли стены. И он не хотел, чтобы они снова ему помогли.

Но человек предполагает, а бог располагает.

Ярослав прекрасно знал, каким образом римские легионы провоцировали германцев и прочих варваров на атаку. Чтобы не самим продвигаться вперед, а принимать их разрушенный строй в обороне. Поэтому отряды фундиторов группами по десятку выдвигались вперед и обстреливали боевые порядки арабов. Да не простыми снарядами, а зажигательными, от чего там бардак начинался просто невероятный. Шутка ли? Раз – и у тебя под ногами земля загорелась. А вместе с ней и твои портки и прочая одежда.

Дали залп.

Отошли.

Выждали чуть-чуть.

Снова выступили вперед и дали залп.

И вновь – деру.

На третий заход арабская пехота не устояла и, не дожидаясь залпа, ринулась вперед. Показав себя иррегулярным сбродом, каковым она, по сути, и была. Ведь способность долго стоять под обстрелом – признак высокого уровня организации и дисциплины, что возможно только в профессиональной, регулярной армии.

А тут…

Да, в 630—650-е годы именно эта арабская армия сумела разгромить Византию. Но и у той мало что осталось от былого могущества.

Комитаты почти все полегли в Византии еще в бытность ее частью единой Римской Империи – в битве при Адрианополе в 324 году, когда пала не только полевая армия комитатов Востока, но и сам Император, что ими предводительствовал. С тех пор Империя так и не сумела оправиться[7]. Да, ко временам правления Юстиниана в середине VI века удалось с горем пополам собрать нормальную полевую армию под руководством Велизария. Но это была лишь бледная тень старых легионов. С гибелью этого славного полководца приходит в негодность и эта единственная византийская армия, способная уверенно бить врагов в полевых битвах. Поэтому во времена вторжения арабов их встречали практически ничему не обученные и очень плохо снаряженные подразделения. Фактически – легкая пехота разного толка, едва-едва обученная строевым приемам. Конечно, все еще оставались и более-менее приличные отряды, но их было очень мало…

Будь у Ираклия I хотя бы один легион времен Траяна… да чего уж там, хотя бы один настоящий комитатский легион, – он бы смог без особых усилий остановить вторжение арабов. Но его не было. И взять его ему было неоткуда.

А вот у Ярослава он был.

Как раз легион, по размеру, вооружению и выучке очень похожий на классический комитатский. Они ведь были сильно меньше классических легионов. И на этот легион арабская пехота и побежала.

Фундиторы проскочили за щиты легионеров, что тут же их сомкнули и встали в римскую стойку. Впол-оборота, чтобы держать натиск. Копья сверху, коротким хватом за середину древка. Головы наклонены к щитам.

А из-за спины легионеров полетел всякий хлам – стрелы, дротики и снаряды пращи. Много. Массово. Прямо в набегающую беспорядочно толпу.

Но людей было очень много. И бежали они быстро. Поэтому остановить их этот обстрел не смог. Да и массировать его толком не удавалось из-за особенности построения.

И вот с ревом эта толпа ударила в щиты.

Кое-где сломались копья. Где-то легионеры отошли на шаг-другой назад. Но в целом – устояли.

Те легионеры, что потеряли свои копья в сшибке, выхватили короткие колющие мечи и начали работать ими. Очень продуктивно работать. Остальные играли в швейную машинку копьем, взятым за середину древка.

Удар. Удар. Удар.

А через их головы полетели глиняные гранаты с древесным спиртом. Они падали на противника. Разбивались в падении или как-то еще. И выплескивающаяся горючая жидкость вспыхивала от тлеющего фитиля. Из-за чего в, казалось бы, огромной массе людей, пытающейся продавить проходы, не выходило единства.

Крики. Вопли. Мельтешение.

И что очень важно, слабое давление. Ведь люди не могли обеспечить нормального натиска, двигаясь по пылающей земле.

Не прошло и минуты, как арабская пехота откатилась и перешла от решительного натиска к не менее решительному бегству. Кто куда.

А комитаты, получив из обоза свежие копья и метательные снаряды, вышли под звуки буцин и барабанов в поле. Ни викинги, ни греки, что были в этой армии, даже не приняли участия в этой фазе боя. Оно и не требовалось.

Пока не приняли. Теперь же, чтобы преследовать врага, викинги были очень нужны. А греки же могли прикрыть обоз, пока легион в поле.

– Один! – ревели викинги, вырвавшиеся на оперативный простор.

– Арес! – били в щиты греки, стоящие на страже обоза.

И лишь комитаты, быстро развернувшись правильным боевым построением, выдвинулись на остатки ордера арабов. На их конницу. Без всякого стеснения и опаски…

Шейх мрачно на них смотрел.

– Нужно уходить, мой господин, – обратился к нему помощник.

– Неужели он прав?

– Он не может быть прав! – воскликнул стоящий рядом имам.

– Но почему тогда он так легко разбил войско правоверных?

– Ему помогали демоны.

– Пусть так. Но почему нам не помогает Всевышний?

Тишина.

– Да и если подумать, ничего такого не произошло. Он просто спровоцировал нашу пехоту к атаке. И заставил ее воевать по своим правилам. Высшие силы в этом если и участвовали, то не явно. Может быть, дело и не в демонах…

– Он демонопоклонник!

Шейх промолчал и, чуть тронув поводья своей лошади, поехал вперед. Сначала один, а потом за ним увязались и остальные.

Его обуревали страшные эмоции. Всю его грудную клетку сдавливало от чувства боли и ужаса. Он хотел только одного – погибнуть в бою и не испытывать более этот стыд. Поэтому он выхватил клинок и постарался как можно сильнее разогнаться. В конце концов, пять сотен степной конницы – это сила. И он ее вел в совершенно самоубийственную атаку. На копья и сплоченную пехоту. Но он не собирался воевать, как раньше. Он хотел ударить противника лошадью. Смять. Стоптать. Уничтожить.

Но вот прозвучала труба, и со стороны комитатов в воздух взлетели стрелы и дротики. Секунда. Другая. И вот они все градом обрушились на надвигающуюся конницу.

Шейх зажмурился.

Когда же волна прошла, оказалось, что он все еще несется вперед.

Новая волна.

И вновь обошлось.

Тридцать шагов.

И вот на землю перед пехотой полетели какие-то горшки – и полыхнуло. Лошади, испугавшиеся огня, встали на дыбы. И шейх, не усидев в седле, улетел на землю.

Над головой просвистела новая волна стрел и дротиков, отозвавшись вспышкой криков и боли. Шейх же лежал на земле, смотрел в небо и плакал. Просто и бесхитростно плакал. Все, за что он сражался всю свою жизнь, оказалось миражом в пустыне. Обманом. Иллюзией.

Это было очень больно осознавать. Страшно и больно.

Так он и лежал, пока над ним не показался комитат с копьем. Он хотел было ему что-то сказать, но тот молча ударил копьем, обрывая его жизнь. Проконтролировал финал. И пошел дальше. Оставив лежать шейха на земле, взирая на небо полными боли и удивления широко открытыми глазами.

– Труби общий сбор, – скомандовал Ярослав, окинув поле боя взглядом.

– Сбор? – удивился Ивар, который не убежал со своими викингами в угаре преследования бегущих врагов.

– Мы не знаем, какие еще тут могут быть армии. Ты знаешь, почему арабы медлили?

– Боялись тебя.

– Могли. А могли и ждать подкрепления. Например, войско халифа, которое для встречи нас могло выйти загодя из крепости и укрыться в складках местности. Например, вон там. Или вон за тем холмом.

Ивар нахмурился, но промолчал.

Ярослав же продолжил наблюдать за полем боя. Точнее, полем разгрома. Избиения…

Глава 5

867 год, 4 марта, Иерусалим

Завершив полевую битву, Ярослав разослал дозоры. И только убедившись в полной безопасности, продолжил свое наступление на город Гроба Господня.

А пока дозоры разведывали местность, комитаты и викинги произвели добивание раненых и сбор трофеев. В том числе и захват импровизированного обоза, брошенного армией.

В отличие от войск консула Нового Рима арабы шли обычным для эпохи образом – разоряя все на своем пути. Поэтому обоза как такового не имели. Да, что-то приходилось везти на себе. Но для этого применяли не обоз в классическом смысле этого слова, а вьючных животных – верблюдов да мулов. Вот их-то и захватили «в плен».

Держать такую массу живности Ярославу было не с руки, так как они расходовали той же воды в несколько раз больше, чем вся остальная армия. Поэтому, вытрусив с них все самое ценное, он отправил всю эту ораву четвероногих друзей в Яффу. А вместе с ними и часть трофеев, собранных на поле боя. С животными он отправил и часть греков для охранения и кое-кого из иудейской общины. Все-таки эти животные – сами по себе ценное имущество и его требовалось как-то реализовывать.

В общем, дел было много. Из-за чего к Иерусалиму легион смог подойти только в сумерках. Да еще в таких обстоятельствах, что никто бы и подумать не мог, что войска консула были способны к каким-либо активным действиям.

Но Ярослав всех удивил.

Он не стал следовать обыденному канону. Даже установленному для себя. Не стал отдыхать с дороги и дожидаться утра. И на то были все основания.

Наш герой не шел форсированным маршем, преодолевая за сутки всего двадцать километров или около того. А бойцы не несли на себе большого груза, задействовав для этих целей фургоны. Войска не были озабочены вопросами добывания пропитания и его приготовления, ибо снабжение было централизованным и все, что можно, готовилось в походных кухнях. В результате, несмотря на вполне обычный темп перехода, воины Ярослава оказались свежи и вполне дееспособны.

А то ведь как бывало?

На привале каждый боец, в кооперации с другими, искал топливо для костра, на котором они кашеварили. И это было долго. А ведь еще требовалась вода. И прочие дела сделать. Да не централизованно, а весьма бестолково и хаотично. Из-за чего у кого-то выходило густо, а кого-то пусто. В результате несколько часов каждый день люди тратили на банальные хозяйственные потребности. Особенно это обострялось в ситуации, когда снабжение осуществлялось за счет местного населения или промысла. Это ведь только кажется, что зашел в деревушку и сразу все получил. Нет. На деле войску приходилось выделять до трети, а то и половины своих сил на то, чтобы широкой гребенкой охватывать округу, грабить местных пейзан и стаскивать продовольствие к армии. Все это не быстро, не просто и совершенно не регулярно.

В общем – форменный бардак. Из-за которого войско Средних веков, а частенько и Нового времени обычно еле плелось. Пять-десять километров в сутки – уже неплохо. Даже конное. Ведь лошадь не мотоцикл. Ей отдыхать нужно. Кормиться. И так далее. Хуже того, фуража и воды на нее требовалось радикально больше, чем на человека. И увеличение количества копытных созданий в армии самым немилосердным образом сказывалось на той нагрузке, что падала на хрупкие плечи тылового хозяйства и общей логистики.

Так вот. Как только стемнело, Ярослав отправил к воротам, противоположным от тех, напротив которых встали легионеры, отряд фундиторов. То есть к Львиным воротам и Золотым[8] – главным порталам, ведущим из города на восток. Задача фундиторов была проста как мычание. Им требовалось закидать зажигательными снарядами сами ворота и надвратные башни так, чтобы пожар получился подобротнее.

Почему не только ворота, но и саму башню? Так чтобы там находиться было нельзя и пытаться потушить ворота. Да, башня была сложена из камня еще во времена византийского владычества. Но и деревянных элементов конструкции там хватало, так что запылало – дай боже. Буквально через десять минут обстрела факел оказался буквально до небес. Точнее, два факела. А чтобы интереснее представление было – выставили перед воротами греков. Да так, чтобы мелькали в отблесках этого огромного костра, создавая эффект присутствия.

Само собой, такая иллюминация не могла не привлечь внимания защитников города. Что и требовалось. Потому что возле Яффских ворот, которые Ярослав на самом деле собирался атаковать, уже ждали викинги. Ивар в этот раз не полез на стену лично. Это было незачем делать. Хватало понимающих бойцов и без него. Поэтому, выждав подходящий момент, северяне стали закидывать на стену веревки с «кошками». Стены были высокими. Поэтому забрасывать было непросто. Но они справились. Причем закидывали «кошки» там, где освещения не было. А таких пятен на стене хватало.

Закинули, значит. И полезли наверх. По веревке, перехваченной узелками через равный промежуток.

Тихо. Осторожно. Стараясь никак не привлечь к себе внимания. По одному.

А как забрались и осмотрелись, то вытянули по бечевке, которой были обвязаны, веревочную лестницу. Все-таки высоко по канату лезть. Сложно. Многим не под силу. И, закрепив ее за зубцы стены, подали сигнал остальным бойцам.

Минута.

Вторая.

И вот в нескольких участках стены оказались сокрытые мраком несколько отрядов по десятку лютых вояк с топорами. Без щитов. Без кольчуг. Без шлемов. Просто топор за поясом и сакс на нем.

Улучив момент, они короткими перебежками пробрались к атакуемой надвратной башне и ворвались внутрь. И сразу же устроили там маленький локальный геноцид, попутно блокируя все двери, что вели в нее.

А как закончили вырезать немногочисленный гарнизон башни, то занялись воротами. Почему немногочисленный? Так греки, дефилирующие перед горящими башнями на востоке, сделали свое дело, стянув туда основные силы защитников. Ведь именно там коменданту Иерусалима казалось, что будет атака. Причем в самое ближайшее время. Много ли деревянным воротам, пусть и толстым да окованным, гореть? Ну час-два, ну три. А потом? А потом – суп с котом. То есть ночной штурм распахнутых настежь ворот, которые никто сверху не обороняет. Ибо там сверху горящие угли, и находиться в башне совершенно невозможно. Поэтому руководство обороны города лихорадочно возводило за этими воротами подковообразные баррикады и стягивало основной кулак бойцов к месту потенциального прорыва. Ослабляя остальные участки, особенно те, что были максимально удалены от атакуемых ворот.

Поэтому викинги, лихо вырезав немногочисленный гарнизон по-настоящему атакуемой надвратной башни, сумели открыть ворота раньше, чем защитники смогли толком отреагировать. В итоге, прежде чем войска халифа успели подойти, легионеры вошли в ворота и встали обороной на небольшой площади перед ними. А остальные комитаты в каком-то числе поднялись на прилегающие стены и обеспечили им прикрытие.

Началась короткая заварушка. Но контратака войск халифа не задалась сразу. Фундиторы и сагиттарии со стены слишком губительно стреляли, нанося им просто чудовищный урон. И не давая нормально драться с легионерами, что держали крепкую, но статичную оборону.

Несколько раз были попытки защитников очистить стены. Но там их встречали викинги-палатины с бердышами. И вопрос закрывался быстрее, чем хотелось бы… халифу. Бердыши против легкой пехоты были просто чудовищным оружием, оставляющим какие-то невероятные раны.

Так что ближе к рассвету ситуация стабилизировалась. Защитники не проводили контратак, а Ярослав не вел наступления, закрепившись в районе Яффских ворот.

Все устали. Все измотались. Особенно защитники, так как на нервах и в суете находились всю ночь. Шутка ли? Из одного конца города в другой бегать. Да лихорадочно баррикады сооружать. Поэтому с рассветом установилось своеобразное негласное перемирие. Все отдыхали.

У Ярослава ведь не было цели взять город любой ценой. Отнюдь. Он стремился взять город минимальными усилиями и желательно с настолько незначительными потерями, чтобы ими можно было пренебречь. Поэтому он не спешил. Хотя в принципе мог давить и даже успешно продавить местную оборону. Но в этом случае ему бы пришлось умыться кровью. Слишком уж неудобен был рельеф местности и особенности укреплений.

Иерусалим был городом относительно небольшим, но очень прилично укрепленным. Почему? Если отбросить мистику религиозного толка и взглянуть на его стратегическое положение, то это становится совершенно прозрачно и очевидно.

Для Римской империи он выступал одной из важнейших крепостей, что держала аравийских кочевников. Плюс – одним из ключевых форпостов в затяжной борьбе Рима с владыками Персии. Поэтому в укрепление обороны этого города вкладывались и собственно римляне, и византийцы. Тем более что держать здесь большие гарнизоны в силу климата было совершенно невозможно, что требовалось компенсировать стенами.

После полудня, как солнце стало клониться к закату, к Ярославу пришли послы-переговорщики.

– Что вам нужно? – спросил наш герой с порога, сразу как эти люди вошли в его шатер.

– Мы хотим заключить мир.

– С кем?

– Уважаемый, мы прекрасно знакомы с твоей риторикой. И не можем на нее по существу возразить. Мы просто предлагаем тебе Иерусалим взамен на кое-какие уступки.

– На какие и кому?

– Мы хотим уйти с почетом из города, и ты нас не станешь преследовать три дня.

– А мы – это кто?

– Халиф и его воины.

– Нет.

– Но почему? Мы ведь сдаем тебе город и уходим из Иудеи.

– Вчера были большие рыбы и по три шекеля, сегодня маленькие и по пять, – пожав плечами, возразил Ярослав. – Вы проиграли полевую битву при Иерусалиме. Вы проиграли оборону города. И в этих условиях вы хотите, чтобы я согласился на старые условия?

– Город еще держится.

– Не обманывайте хотя бы себя. Трое ворот у него вскрыто. И ваши люди не в силах выбить моих комитатов за стены.

– Но и ты, уважаемый, не можешь пройти в город. Мы предлагаем тебе очень выгодный вариант. И ты сможешь избежать гибели своей армии, которая совершенно придет в негодность после решительного приступа.

– Не могу войти или не хочу?

– Что?

– Я не могу пройти дальше в Иерусалим или не хочу, ожидая торга? – повторил свой вопрос Ярослав. – Молчите? А я вам скажу. Что за весь ночной бой у меня всего трое убитых и дюжина раненых. Это ли следствие непреодолимой обороны? Сколько убито у вас? Сколько ранено у вас? Только на отражении ваших контратак мои люди убили больше двух сотен. Их тела пришлось выносить за стену, из-за чего я знаю с точностью до человека ваши потери убитыми на месте в стычках со мной.

– И все же ты не спешишь атаковать.

– Не спешу.

– Почему?

– Я не желаю лишней крови. Поэтому давал вам возможность поговорить и предложить мирное решение нашего конфликта. Не такое глупое, конечно, что вы предложили. Но все же.

– И что же ты хочешь нам предложить?

– Мне нужно, чтобы вы выполнили три условия. Первое. Ваши воины снимают с себя доспехи и оружие, золото и серебро и уходят на своих двоих, унося воды и провианта столько, сколько унесут на себе. Это первое условие.

– Оно уже немыслимо!

– Второе условие. Халиф и все его родственники остаются моими гостями.

– НЕТ!

– Третье условие. Все, кто пожелает покинуть город, обязуются принести клятву своей бессмертной душой, что более никогда не будут воевать против меня или Империи.

– Уважаемый, ты ставишь невыполнимые условия.

– На иных условиях я не вижу смысла заключать с вами мир, кем бы вы ни были. Вы все умные люди и прекрасно понимаете, что я не могу себе позволить оставить за своей спиной армию.

– Но ведь ты, уважаемый, уйдешь из Иудеи. Какая тебе разница – будет здесь армия или нет?

– Я пообещал возрождение царства Иудейского, в котором будет править ребенок, рожденный от меня. Так что получается, что я уйду. Но недалеко. И в любой момент смогу вернуться для решения местных проблем. Сами понимаете: бросать ребенка на произвол судьбы – глупость несусветная.

– Понимаем, – кивнули переговорщики.

– Ступайте. Думайте. Даю вам время до рассвета.

– Или что?

– Или я возьму Иерусалим и всех, кто окажет сопротивление, уничтожу.

Переговорщики ушли. А Ярослав устало потер виски. Как же он уже устал от войн и всей этой суеты.

Адасса. Он надеялся, что тех нескольких недель, что он провел с ней в Яффе, оказалось достаточно для беременности. И далее их пути пересекаться не станут. Не так, чтобы она ему не нравилась. Просто он был женат и не стремился к изменам ради измен. Разве что вот так – в рамках политической целесообразности.

– Уважаемый переживает? – тихо спросил подошедший коэн.

– Мы с тобой, друг мой, взлезли в удивительную авантюру, – тихо произнес Ярослав, не открывая глаз.

– Знаю.

– Пелагея может не простить.

– Пелагея сейчас у Василевса. Уверен, он прикладывает все усилия к тому, чтобы из дикарки воспитать ромейку.

– За столь небольшой промежуток времени это сделать совершенно немыслимо.

– Но он все равно пытается. Хотя бы в чем-то.

– Какой ему резон пытаться спасти мою семью?

– Контроль, – улыбнулся коэн. – Пока ты скован узами брака с Пелагеей, ты находишься под каким-никаким, а контролем. Потому что не можешь взять в жены представительницу какого-то влиятельного дома и составить победную партию. Кто стоит за Пелагеей? Только дикари из северных лесов. Для империи они никто, и звать их никак. Она же сама – варварская нобилиссима. Да, ее признали твоей женой и приняли в августейшую семью. Но только потому, что за ней никого нет.

– Ошибочное суждение.

– Может, и так, – не стал спорить коэн, – но для Константинополя она угрозы не несет. Твой союз с ней выгоден Василевсу и категорически невыгоден придворным партиям. Даже твоей. Она в их глазах – большая помеха.

– Думаешь, убьют?

– О нет, – улыбнулся коэн. – Не сейчас, во всяком случае. Ибо убийство Пелагеи в сложившихся условиях – это смертный приговор. Такой промашки им не простит Василевс. Да и ты, я полагаю, поучаствуешь, вырезав род убийц под самый корень. Поэтому можешь не переживать. Ее жизни и здоровью ничто не угрожает. Что же до Адассы, то Василевс постарается ей все объяснить и подготовить.

– А что сама Адасса? Она ведь может не забеременеть или не родить.

– Это тоже тебя тревожить не должно. Если случится такая беда, мы привезем тебе ее в гости. А если так окажется, что Всевышний не одарит вас детьми, то подберем другую девушку, чистую душой и телом.

– Интриги… – покачал головой Ярослав. – Ненавижу интриги.

– Какие же это интриги? – по-отечески улыбнулся коэн.

Наш герой тяжело вздохнул и, еще раз потерев виски, отправился готовиться. Он был уверен – ни халиф, ни его полевые командиры не пойдут на его условия. А значит, нужно было готовиться к битве.

Больше всего его смущал один момент.

Небольшой отряд в любой момент мог покинуть город верхом. И уйти. Но ни халиф, ни его полевые командиры не стремились так поступить. Почему? Что их останавливало?

Понятно, халиф был заложником ситуации. Он вообще не принадлежал сам себе. А его командиры? Неужели они верили в то, что смогут в уличных боях одержать победу? Или они чего-то ждали?

– Ты опять какой-то напряженный, – произнес прищуренный Ивар, бесшумно подошедший к Ярославу, обходящему обозное хозяйство.

– Они что-то готовят.

– Ты уверен?

– Либо они ждут подкрепления, либо что-то готовят. Насколько мне известно – на текущий момент все полевые армии халифа разбиты. Во всяком случае, в месяце пешего перехода. Из Аравии идти пока некому. Из Северной Африки им не пройти – там Александрия с греками. Весьма крепкий город. Из восточной Персии им тоже не пройти – там твой брат Бьёрн в Багдаде и Убба в Эдессе. Плюс армяне сильно укрепились. Помощи Иерусалиму ждать неоткуда. Но они упорствуют. Значит, они что-то задумали.

– Почему они упорствуют, я понимаю.

– Не понимаешь, – перебил его Ярослав. – Клятва, данная мусульманином иноверцу, может быть нарушена без греха. Ибо силы не имеет. Ты не знал? Значит, теперь знаешь. Не верь на будущее таким клятвам, ибо лукавы. Да, человек, что их принесет, может быть порядочным и выполнит сказанное. А если нет? А если так сложатся обстоятельства? В любом случае в предложенных мною условиях у них оставалась масса лазеек. Но они не стали ими пользоваться. Почему? Вопрос. И он меня тревожит.

– Вечно ты слишком много думаешь, – смешливо фыркнул Ивар.

Ярослав развернулся к нему и хотел было уже что-то сказать, но промолчал. Глаза у Ивара не смеялись. Да и вся эта смешливость была напускная. Он тоже задумался. Дикий и резкий, он отличался самым выдающимся умом среди всех своих братьев. Вот и сейчас не оплошал, понял что к чему, а потом молча кивнул Ярославу и удалился, чтобы отдать распоряжения своим людям и попытаться разведать обстановку…

Глава 6

867 год, 4 марта, Константинополь

Пелагея сидела у окна и задумчиво смотрела на гудящий город. Большой, просто огромный город. Настолько большой, что по сравнению с ним их Новый Рим выглядел усмешкой.

От нее только что ушел наставник, который обучал ее придворному этикету. Полному вздору на ее взгляд. Но очень важному делу с точки зрения Василевса. Пелагее же было ни до чего. Ей было тошно. До нее дошли новости о тех чудесах, что творил ее муженек в Иудее. И ее собственническая натура просто вопила о том, чтобы спешить к нему и за волосы оттаскать эту дерзкую наложницу, покусившуюся на ее мужчину…

– Добрый день, – раздался знакомый голос из-за спины. Раньше она вздрагивала. Теперь же лишь спокойно повернулась и, смерив безразличным взглядом гостей, вернула им приветствие молчаливым кивком. – Вижу ты уже все знаешь, – продолжил Вардан.

– Да… – глухо ответила Пелагея.

– И ты зря переживаешь.

– Да что ты говоришь? – едко переспросила женщина, оглаживая свой живот. Они ведь с мужем в походе тоже сексом занимались, что повлекло за собой определенные последствия.

– Как Вселенской Собор, так и я никогда не признаем тот брак, – вкрадчиво произнес Вардан. – Поэтому эта женщина так и останется наложницей.

– Это что-то меняет? – выгнула бровь Пелагея.

– О… это меняет все. В глазах Империи рожденные ею дети никогда не сравняются с твоими. И она никогда не встанет на одну ступеньку с тобой.

– Но сейчас ложе делит он с ней, а не со мной.

– О том не стоит переживать, – вклинился Патриарх Фотий. – Он этим шагом сделал очень важное дело. Возрождение Иудейского царства в вассальной зависимости от Империи – очень важное достижение. У нас сейчас нет сил удерживать те земли самостоятельно. Поэтому, покинув их, Василий дал бы халифу шанс их вернуть.

– Он разбил все его армии.

– Не все. К сожалению, не все. К востоку от Тигра и Евфрата под знаменами халифа все еще стоят войска. Их сдерживают Бьёрн и Убба, но их ресурсы небезграничны. И мы уже сейчас стараемся направлять в те земли жаждущих славы и службы северян. В любом случае эти войска могут не только сокрушить норманнов в Междуречье, но и вернуть халифу Сирию с Иудеей. А ведь есть еще запад, который простирается от Египта до Испании. У халифа еще много войск и много армий.

– Не понимаю я мужа… – покачала головой Пелагея. – Зачем он вообще во все это ввязался? Разграбил бы какой крупный город. И довольно. Зачем участвовать в этом Крестовом походе?

– Чтобы Вселенский Собор не осуждал его, – вполне серьезно произнес Фотий.

– Что ему до Вселенского Собора? – удивилась Пелагея. – Мы живем в верхнем течении Днепра в окружении тех, кто верит в иных богов. У нас там есть и малые общины никейцев, ариан, иудеев и прочих ваших. Но почти все окрест не считают ваших богов своими.

– Ариане не… – начал был Фотий, но Василевс взял его за руку, и тот замолчал.

– Пелагея, – вкрадчиво произнес Вардан, – Василий – нобилисим Империи. Он кровь от крови Василевса. Он единокровный брат моих племянниц. Он кровь от крови Василевса, что правил до меня, – моего племянника. Как бы он ни брыкался – он христианин. Как бы он ни дергался – он остается частью Империи. В мыслях своих. В душе.

– Что-то я этого не заметила.

– Молодой и горячий, он удалился в северные земли…

– Я вам уже говорила, – перебила Пелагея Вардана. – Он не удалялся по собственной воле. Наши люди прошли по его следам и обнаружили, что они обрываются так, словно он с неба упал. Или вы сомневаетесь в тех, кто всю жизнь прожил в лесу, выслеживая добычу? По следам Ярослава шли лучшие охотники.

– Василия, – поправил ее Фотий.

– Василия, – кивнула она.

– Мы уже слышали эти слова, и нам они кажутся очень странными.

– Чем же? Чем они удивительнее тех слов, что его воспитывали атланты? И я вам скажу: воспитание у них – на удивление крепкое. Столько знаний о мире нет даже у вашего лучшего ученого мужа.

– Это… – начал было говорить Фотий, но осекся, задумавшись.

– Внезапное появление посреди лесов в верхнем течении Днепра. Очень своевременное. Так как, не вмешайся он в битву, Гнездо ее проиграло бы. Его удивительный конь. Его умение врачевать и лечить гнойные раны. Его умение варить железо удивительного качества. Его умение делать… фарфор, так он, кажется, называется? Его умение делать многое другое. Бумагу, странный древесный клей, древесный дух и так далее, и тому подобное. Его знания о мире просто потрясают. И не только о нашей планете, но и вообще – о Вселенной. Его познания в математике и иных учениях. Все это – удивительно и невозможно. Он ведь не изобретает и не выдумывает ничего. Он вспоминает. Я в этом совершенно уверена. А значит, он видел столько, что не пересказать. И это в его-то возрасте!

– Да, – кивнул Фотий, – пожалуй, ты права. Это действительно удивительно.

– А то, что ему пришел на помощь дух его древнего предка, когда казалось, он умрет? Это ли не удивительно?

– Скорпион?

– Да. Фараон Скорпион.

– Это просто сон.

– Все, что касается Яро… Василия, не может быть просто сном, – возразила Пелагея. – Именно по этой причине я и переживаю. Он оказался в землях предков, и его стало заносить. Связался с девкой. Совершил массовые жертвоприношения. Даже меня они пугают. Василий никогда раньше ничего подобного не делал. Ему это было чуждо. Мне кажется, что дух его предка близок… слишком близок к нему. И возможно, он ему что-то нашептывает, или даже они беседуют.

– Бес, – уверенно произнес Фотий.

– Предок, – поправила его Пелагея. – Он ведь с тех пор много раз заходил в церковь. В ваши лучшие церкви. И если бы этот дух был бесом, то он бы испытывал страдания. А этого не было.

– Пелагея, – произнес Вардан. – Повторюсь. Тебе нет смысла переживать. Василий верен тебе. А эта небольшая интрижка – лишь политическая необходимость. Это жертва во имя благополучия Империи.

– Мне есть дело до благополучия Империи? – нервно дернув подбородком, спросила женщина, сверкнув глазами. Она была близка к ярости, но держалась.

– Твой муж провозгласил создание Romanum Universale Statum на севере.

– И что?

– Ты перебила меня, – произнес Вардан, – но я продолжу. Твой муж, забравшись… хм… оказавшись в северных лесах, решил возродить величие Рима. В самом его первозданном виде. Его владения можно описать только как римскую провинцию. Волей или неволей, но вы все его усилиями становитесь ромеями. И ты, и твои родичи из племени. Вы все. Прошло каких-то восемь лет, а твое племя уже очень сильно изменило свою жизнь и образ мыслей. И окрестные племена.

– Допустим, – поджав губы, холодно произнесла она.

– Подумав, мы решили провозгласить вашу Romanum Universale Statum северной частью Империи в противовес западной. И венчать тебя, уважаемая, и Василия в соборе Святой Софии на законное правление частью Империи.

– Вы думаете, что Ярослав согласится? – после очень долгой паузы спросила Пелагея.

– Мы думаем, что согласится.

– И что вас заставляет так думать?

– Ты его не знаешь.

– Серьезно? – холодно усмехнулась Пелагея.

– Василий – сын своего отца. Он полон амбиций, которые ему подогрели атланты. Ты разве не понимаешь, что он пытается сделать?

– Что? Зачем говорить вопросами? Что это за игра?

– Твой муж пытается возродить единую Империю. Ту, что простиралась от Междуречья на востоке до Испании на западе, от Нубии на юге и до Британии на севере. Причем возродить ее больше и могущественнее, чем она была раньше. Мы этого сразу не поняли. Но теперь нам понятно, почему он выбрал верхнее течение Днепра для своего появления…

– Но боги…

– Или атланты, – перебил Пелагею Фотий. – Мы думаем, что к вашему поселению его перенесли атланты. И во всей этой истории мы не можем понять только одного – их выгоды. Что они получат от возрождения Империи?

– Для начала, – процедила Пелагея, – было бы недурно удостовериться, что ваши представления верны. И что мой муж действительно желает того, о чем вы грезите.

Наступила тишина.

Вардан переглянулся с Фотием. Тот лишь вздохнул и обратился к Пелагее, как к неразумному ребенку:

– А чего, по твоему мнению, твой муж пытается добиться?

– Обеспечить покой для нашего семейного гнездышка. Торговлю, безопасность и покой. Поэтому он защищает наши торговые интересы, помогая тем, кто торгует с нами. Поэтому он защищает тех кочевников, с которыми мы можем договариваться. Ведь Днепровские пороги без них проходить сложно и беспокойно.

– И только?

– И только.

– Моя милая, – умилительно улыбнувшись, произнес патриарх, – если бы твой муж хотел только того, что ты сейчас сказала, то не лазил бы в такие далекие походы. Ему нужны были ремесленники. Но зачем он полез в Александрию? Это большие риски. Причем он не просто ее разграбил и ушел, а завоевал. И не только Александрию. Он вполне мог бы отправиться в поход на Британию, как его норманны и приглашали. И привезти оттуда с куда меньшими рисками тех же ремесленников. Зачем такие сложности?

– Не знаю, – чуть помедлив, ответила Пелагея.

– А эти его выходки с богословием и жертвоприношениями? Он ведь их делал вполне осознанно. Мы не сразу поняли, но цель их была проста – собрать Вселенский Собор. Впервые за многие годы. Собрать всех церковных иерархов воедино и сковать их единой целью.

– Вы думаете, что Ярослав желал этого? – удивилась женщина.

– Безусловно, – кивнул Фотий. – Василий последовательно собирает камни, разбросанные его предшественниками. Как может. И у него получается. Ты, видимо, не в курсе, но он состоял в переписке с Василевсом еще когда тот им не был. И дал ему много полезных советов. Благодаря одному из них мы сумели успокоить Балканы и фактически включить Болгарию обратно в состав Империи. Армения ныне независимая и союзная Империи держава. Моравия же выступает надежным щитом против германцев. В Италии именно благодаря предложенной им авантюре нам удалось не только дискредитировать Папу, но и подойти вплотную к Риму. То есть вплотную приблизиться к могуществу времен Юстиниана. А его последовательные шаги по ослаблению держав франков? Он один сделал едва ли не больше, чем все викинги вместе взятые. А ведь франки – это Галлия. Один из важнейших регионов западной части Империи. Твой муж за столь непродолжительный срок сумел сделать для возрождения Империи дел столько, чтобы после смерти встать в один ряд с Юстинианом Великим.

– Это звучит странно…

– Именно поэтому мы не смогли сразу разобраться в происходящем, – улыбнулся Вардан. – Мы думали, что он борется за власть в Восточной Римской империи. Однако совсем недавно к нам пришло понимание. Нет. Это не так. Он пытается возродить старую единую Империю. Из-за чего волей-неволей создал вокруг себя в верхнем течении Днепра центр силы, буквально пропитанный римским духом. И мы хотим его отблагодарить.

– Вот этим вот провозглашением?

– Ты не знаешь, но Константинополь так называется не официально. Официально он именуется Новый Рим. Удивлена?

– Да… – как-то ошарашенно произнесла Пелагея.

– Поверь, – произнес Василевс, – провозглашение его земель полноценной частью Империи в максимальном ранге автономии – это то, от чего он не откажется. Я правлю – Восточной Римской империей. Он – Северной. И вместе мы возродим Западную. Совокупно они будут представлять собой единое целое, как в былые времена.

– Вы все так думаете?

– Все, – кивнул Фотий. – Весь Вселенский Собор сошелся на том, что эта мысль верна. Хотя Василий о том и не говорил ни слова.

– Пусть так. Но мне что с того? И какая связь с этой его изменой?

– Его измена – политически выгодна. Ты должна простить его. Он пожертвовал собой ради закрепления мира в Иудее и тех краях. У нас нет войск, чтобы защищать те земли. Но они нам жизненно важны. Поэтому его шаг – шаг политика и Василевса, который думает о благополучии державы, а не только о своем собственном.

– Мне от ваших слов должно стать легче?

– Нет, дочь моя, – произнес Фотий.

– Дочь?!

– Ты же принимала крещение перед тем, как обвенчалась с Василием. А потому – дочь, духовная дочь.

– Я не принимала крещения. И нас обвенчал арианин, а не никеец.

– Боже… – тихо ахнул Фотий.

– Спокойно! – остановил его Василевс. – Мы это можем исправить.

– Я не собираюсь принимать крещение, – нахмурилась Пелагея. – Я жрица Макоши. А двум богам не служат.

– Макоши… Макоши… и чем она славна? – словно пытаясь что-то вспомнить, спросил Фотий.

– Она отвечает за любовь, женское плодородие и здоровье. Ярослав говорил, что у греков ее называли Афина, а у ромейцев – Венера.

– Тебе нужно креститься, – с нажимом произнес Фотий.

– Кому нужно?

– Тебе нужно. Потому что твой брак, заключенный озвученным обрядом, не может быть законным. Ты же не хочешь, чтобы та девица претендовала на статус законной жены?

– С какой стати он незаконный?

– Потому что в брак с христианином по христианским обычаям может вступить только христианка.

– Ярослав ведь вынес на Вселенский Собор новые правила.

– Вынес, – чуть поджав губы, произнес Фотий. – Но Собор их пока не принял. И неизвестно, примет ли. В любом случае, если станет известно, что ты не христианка, то в глазах окружающих окажешься наложницей, а не супругой. И твой статус окажется таким же, как и у той девицы. – От этих слов Пелагея дернулась как от пощечины. – Хуже того, многие влиятельные дома Римской империи попытаются выдать за Василия свою дочь законным браком.

– Это низко, – процедила Пелагея, смотря ледяным взглядом в глаза Фотию.

– Если ты примешь христианство, то я обещаю тебе – Вселенский Собор подтвердит законность вашего брака и признает ваших детей багрянородными.

– Багрянородными считаются только те дети правящей четы, что родились во время их правления, – заметила, прищурившись, Пелагея.

– Все так, уважаемая. Но сейчас на решение расширенного Вселенского Собора вынесен вопрос об утверждении Северной Римской империи. Точнее, о признании Romanum Universale Statum таковой. Задним числом.

– Что-что? Как это?

– С момента вашего брака.

Пелагея подозрительно посмотрела на Фотия, но тот был предельно серьезен и торжественен. Перевела взгляд на Вардана. В том тоже не наблюдалось ни толики усмешки или юмора. Она отвела взгляд и покачала головой. Помолчала.

Тишина затягивалась.

Наконец Пелагея, не оборачиваясь, тихо спросила:

– Что мне нужно делать?

Глава 7

867 год, 4 марта, Новый Рим

Добрыня сел на коня, огладил чисто выбритое лицо[9] и, чуть ударив животинку пятками, двинулся вперед. А отряд из двух десятков всадников отправился следом.

Солнце едва взошло над молодым городом. Но в нем уже жизнь кипела. Он, словно новорожденный организм, рос и развивался удивительными темпами.

Добрыня был одним из трех сенаторов, что оставил «на хозяйстве» Ярослав, уходя с женой в поход. Триумвират дополняли бывший кузнец Мал и Виктор, известный также как волхв Перуна Весемир – дядя Пелагеи. Добрыня получил титул пропретора и отвечал за вооруженные силы Руси, Мал – занимал пост прокуратора и командовал хозяйственными вопросами, а Виктор заведовал гражданскими делами и судом, имея статус претора, то есть получался формальным главой государства в отсутствие Ярослава.

И ладилось у этой троицы не так чтобы и хорошо. Категорически не хватало опыта и знаний. Ярослав, конечно, оставил им инструкции. Но одно дело объяснить «на пальцах», что нужно делать, и совсем другое – реализовывать это на практике. Ведь уровень игры теперь был намного выше былых лет. Это раньше верховный волхв Перуна восточных кривичей мог выступать вполне компетентным специалистом в стоящих перед ним задачах. Сейчас же он, как хорошо разбирающийся в людях человек и близкий родственник, был вынужден решать совершенно непривычные для него проблемы. В которых зачастую ничего не смыслил.

Да, схему таких решений подсказал Ярослав. Нужно было просто пойти и пообщаться с профильными специалистами, подумать и на основании их слов сделать вывод. Но их самих – пойди пойми. Это у Ярослава было хорошее образование и очень гибкий, подвижный мозг. В то время как Виктор являлся типичным продуктом своей эпохи. Да, тронутый «коррозией» влияния консула Нового Рима. Но в основе своей – все тот же дремучий волхв из глухих лесов. Утрированно, само собой. Потому что к 867 году Виктор уже знал неплохо латынь и немного койне. Был недурно подтянут Ярославом в области естествознания, прежде всего в области основ физики, химии и географии. Умел читать и писать, в том числе и пользуясь той письменностью, что наш герой создал и претворял в жизнь. Неплохо считал. Да и вообще – даже по византийским меркам выглядел человеком зело ученым и образованным. Но этого все одно категорически не хватало для управления тем хозяйством, что разворачивал Ярослав. Во-первых, потому что, несмотря ни на что, ему тупо не хватало знаний. А во‑вторых, из-за низкого уровня осознанности. Знать что-то и уметь это применять на практике – совсем не одно и тоже.

У Мала, бывшего кузнеца и ныне прокуратора[10], проблемы были куда большие. Патриарх рода Кудеяров после введения новых правил и крещения именовался полностью как сенатор Матвей Кудеяров сын Людинов, или Матвей Людинович, если «полууставом». После чего возгордился невероятно. И вообще воспринимал себя как едва ли не небожителя. Что, как несложно догадаться, создавало ему массу проблем. А все дела, по сути, вел не Матвей, а его сын – Клавдий. Тоже, как и весь дом Кудеяров, принявший крещение. Им очень нравился тот факт, что глава дома – сенатор. И через крещение они хотели сблизиться с римской аристократией. Хотя бы в собственных грезах. Вот сын у Мала – да, он был толковый в делах экономических. Но, в отличие от отца, он относился к промежуточному поколению, успевшему немного перестроить свое мышление под влиянием Ярослава. Однако дела Клавдия частенько тормозились отцом. По разным причинам, зачастую связанным с недостатком уважения к его персоне у контрагентов сына.

Добрыня же, пока державшийся в стороне от христианства, оказывался самым компетентным в своей области. Ему просто не приходилось выполнять совсем уж непривычную работу. Да, масштаб побольше. СИЛЬНО больше. Да, кое-какие нюансы и незнакомые области. Но в целом – как он войсками занимался, так и продолжил. Да и близость к Ярославу позволила ему продвинуться в плане развития даже дальше, чем Виктору.

И вот теперь утром, как и в предыдущие дни, каковые он проводил в Новом Риме, ему надлежало объехать город и осмотреть военные объекты. Заодно и лицом поторговать, чтобы все видели – он начеку и блюдет порученное дело. Ведь на нем лежало и строительство всяких укреплений, и подготовка рекрутов да добровольцев, и защита Руси в случае нападения. Маленькой еще. Но уже Руси.

Крепость Нового Рима, что возводилась вокруг каструма, впечатляла. По средневековым меркам, во всяком случае. Она имела профиль неправильного пятиугольника с протяженностью стен порядка двух километров. То есть имела внутреннюю площадь свыше двадцати гектаров. Что вполне соответствовало Московскому Кремлю максимального развития. На первый взгляд – небольшой городок. Но для IX века это было что-то нечто. Конечно, не Константинополь, но вполне на уровне самых крупных городов запада Евразии.

Ров шириной три метра имел стены, уходящие практически отвесно вниз на три метра. Но ров не был просто канавкой. Его стены укреплялись бревнами, пропитанными креозотом. Благо, что он, как продукт перегонки березового дегтя, уже имелся в немалых количествах.

За рвом, с небольшим отступом, шел вал высотой в пять метров и такой же ширины. Для чего грунт приходилось забирать не только изо рва, но и свозить со стороны. Вал формировали с помощью разборной опалубки, в которую набивали землю, обильно смоченную слабым известковым раствором. То есть формировали его по землебитной технологии. Что позволило сделать вал с очень крутыми стенками.

В дальнейшем, конечно, Ярослав планировал облицевать стену кирпичом, слоев этак в пять, для чего и оставлял тот самый отступ. Да поверх вала поставить боевые галереи и прочие красивости. Но это – потом.

Башни в классическом виде не предполагались. Вместо них каждые сто метров формировался выступ стены – этакий аппендикс десять на десять метров. То есть своего рода получались базальные бастионы, которые в дальнейшем Ярослав планировал превратить в форты, способные при необходимости вести автономную оборону какое-то время.

Ну и ворота. Куда же без них? И вот тут наш герой не стал жадничать и экономить. Потому что ворота – самая уязвимая часть крепости. Да, в ближайшие годы в этой глуши ждать каких-либо значимых войск было неоткуда. Войск противника. Но чем черт не шутит? Может, уже через полвека в осколках Римской империи окажется несколько десятков легионов, и они, после смерти Ярослава, затеют свою любимую забаву – гражданскую войну? Так или иначе, но наш герой старался ставить укрепления с неким заделом на перспективу.