Успешно сдана моя первая зимняя сессия. Счастливо улыбаюсь, обнимая Ромку за шею.
– Ты точно не можешь сдать этот экзамен досрочно и поехать со мной? – целую его в щеку. – Мама будет рада с тобой познакомиться.
– Нет, детка, – он ведет пальцами по моей щеке. – Не сравнивай первый и последний курс, – очерчивает контур губ. – А еще я отцу обещал помочь. Приезжают иностранные инвесторы, я буду вторым переводчиком на переговорах. Он параноит в последнее время. Со мной будет спокойнее. Поезжай. Я постараюсь приехать на праздники, – прижимается к моим губам своими и кружит голову настойчивым, голодным поцелуем.
Мы едем к нему на квартиру, которую Рома снимает на заработанные в компании отца деньги, а утром он отвозит меня на автовокзал, сажает на автобус.
«Буду звонить» – пишет вдогонку сообщение.
«Люблю тебя» – пишу в ответ.
Сообщение остается без ответа. Оглядываюсь, но Ромы уже нигде нет. Уехал, наверное. Ладно, все равно скоро увидимся. По родителям я тоже соскучилась и праздники обещала им.
Три с небольшим часа в дороге и я в родном поселке, из которого уехала сразу после девятого класса. Чтобы успешно поступить в ВУЗ, десятый – одиннадцатый класс я отучилась в городской школе. Ходила на подготовительные курсы, завела новых друзей. Чтобы облегчить родителям жизнь, устроилась в небольшую кофейню официанткой. Мама с папой оплачивали мне комнату в небольшой двухкомнатной квартирке, на все остальное я зарабатывала сама. В кофейне мы познакомились с Ромой. Совсем скоро будет год, как мы встречаемся и три месяца, как наши отношения стали взрослыми.
Улыбаясь и краснея, пробираюсь по сугробам к частному дому с серой шиферной крышей и резным забором, который папа полностью сделал сам. Про то, что у меня есть парень, родители знают, а про остальное, лучше пока не говорить.
«Мне уже есть восемнадцать» – не является убедительным аргументом.
Так что прекращаю думать о Роме, румянец списываю на мороз и открываю калитку.
– Снежиночка приехала, – крепко обнимает мама прямо на пороге.
Дома умопомрачительно пахнет ее пирогами с капустой и травяным чаем, который она тоже собирает, сушит и заваривает только сама. Такая отдушина в ежедневной рутине сельского быта.
– Здравствуй, мамочка, – целую ее в щеку и трусь носом о пуховый платок, накинутый на плечи. – Я сейчас слюной захлебнусь. Так пахнет вкусно.
– Для тебя старалась, – с ее лица не сходит улыбка. Соскучилась.
Переодевайся скорее и будем чай пить. Я пока за отцом схожу. Он к соседу пошел, с печкой помочь.
Голова слегка кружится от свежего воздуха и домашнего теплого уюта. В старой печке трещат дрова, а на серванте по-прежнему стоит моя детская новогодняя фотография в платье снежинки, сшитом из маминой фаты и украшенным серебряной мишурой по подолу.
Все же неплохо быть поздним ребенком в семье, к тебе относятся с каким-то особенным трепетом и, конечно, строгостью, только родители уж больно быстро стареют.
Кидаю на кровать свитер. Подхожу к большому прямоугольному зеркалу. Кручусь перед ним и мне вдруг кажется, что во мне что-то поменялось. Стягиваю футболку. И правда грудь налилась, как перед месячными…
Ой…!!!
С досрочной сессией я совсем перестала следить за циклом. Когда они были в последний раз? Да вроде же вот, совсем недавно. Или нет? Скорее всего да. По всем внешним признакам скоро должны быть.
Шумно выдыхаю, стараясь унять панический жар, пробежавший по позвоночнику. Мы ведь были осторожны. Ромка взрослый и опытный. Он обещал, что позаботится о нас, потому что и ему, и мне заводить детей еще рано. Мы просто не готовы. У меня ни разу не было повода не поверить ему.
Проверяю в сумке средства гигиены. Все есть. Отлично.
Быстро переодеваюсь и бегу встречать вернувшегося от соседей папу.
Мы пьем чай с теплым пирогом и болтаем. Я рассказываю о вредных преподавателях и как сложно было сдавать экзамены. Спала мало, зубрила много, а еще работа. Теперь вот буду целыми днями валяться на кровати. А еще Рома обещал приехать. Об этом я тоже сообщаю маме с папой. Они многозначительно переглядываются, но молчат. Он им обязательно понравится, пусть даже не сомневаются!
А вечером он звонит.
– Привет, Снежинка, – его голос, как и всегда, пробегает морозными мурашками по коже. – Как добралась? – на заднем фоне слышу голоса и какой-то шум. Понимаю, что Ромка не дома и похоже, не совсем трезв.
– Нормально. Ты там мой отъезд празднуешь? – прячу за смехом легкое волнение.
– Не говори ерунды. Это я от тоски, – тоже смеется. – С парнями встретились, решили пива попить. Убиваю вечер без тебя.
– А экзамены?
– Я все сдам, не волнуйся. Родителям привет. Надеюсь, что скоро увидимся.
Ромку громко, специально для меня, зовет Женька, узнаю его голос.
– Ладно, отдыхай. Позвонишь мне завтра?
– Постараюсь, Снеж. Завтра первая встреча на работе у отца. Пока не знаю, во сколько освобожусь.
– Я люблю тебя, – шепчу в трубку.
– Пока, – он снова не отвечает. Просто сбрасывает звонок.
Обняв старого плюшевого медведя с погрызенным ухом, крепко жмурюсь, чтобы не заплакать. Мне обидно, что «люблю» он жарко шепчет мне только в постели и разговору со мной сейчас предпочел друзей. Наверное, я придираюсь. Должно же быть у парня свое личное пространство. Пусть. Он соскучится и быстрее приедет.
Ночью, под завывания холодного ветра за окном, совсем не спится и в голову лезут странные мысли, которые разгоняют пульс до немыслимых скоростей. Снова пытаюсь вспомнить, когда были последние месячные. Не могу!
Надо бы купить тест, убедиться, что я себя накрутила и спать спокойно, а то не каникулы будут, а сплошная нервотрепка.
В поселке, где тебя знает каждая собака, сделать это тайно совсем непросто. В местной аптеке работает наша соседка, живущая через пару домов. Мне вопросы задавать может и не станет, а вот родителям обязательно доложит. Страшно их разочаровать, но утром я решаюсь и под предлогом, что у нас закончился хлеб, бегу на центральную улицу за своим «успокоительным».
Нарезаю круги вокруг отдельно стоящей одноэтажной «коробки» с мерцающим крестом на стене. Захожу в магазин через дорогу за свежим хлебом. Здесь меня тоже знают. Продавщица спрашивает, как живется в городе и смогу ли я помочь ее дочке освоиться, когда та поедет поступать в следующем году. Автоматом киваю особо не вслушиваясь. Разглядываю витрины с молочкой. Беру еще пару питьевых йогуртов и шоколадку.
Ругая себя за незапланированные нервные траты, опять иду к аптеке. Ну глупышка же! Я взрослая. Кому какое дело до моей личной жизни? А может я не себе вообще?!
Угу. А кому? Из моих подруг здесь никого не осталось. Все разъехались.
Даю себе пару мысленных пинков, захожу в аптеку. За прилавком никого, а на нем за стеклом разложено то, что мне нужно. Разноцветные коробки в разной ценовой категории. И чем они отличаются?
Ну Ромка! Надеюсь, мы и правда не вляпались.
– Снежка? – из темного коридора появляется знакомая девочка. С облегчением выдыхаю. Вселенная сегодня на моей стороне.
– Привет, Ален. Не ожидала тебя здесь увидеть, – улыбаюсь ей.
– Да я сама себя не ожидала здесь увидеть, – смеется в ответ. – Но, как видишь, я снова в родном селе. А ты чего такая бледная? С мамой что? Опять сердце?
– Нет, с мамой все хорошо, – до боли закусываю губу. – Мне бы тест, – понижаю голос, хотя в аптеке кроме нас двоих никого нет.
– Ооо… – тянет она. – Вот этот возьми, – достает розовую коробку. – Немецкий. Точный и бюджетный.
– Ты только не говори никому. Мама с ума сойдет, а ей волноваться нельзя. Да и не точно это. Я просто страхуюсь.
– Не переживай. У нас все конфиденциально, – подмигивает Алена. – Заглядывай ко мне вечером, я тут до семи. Поболтаем. А то у меня уже крыша малость едет со скуки.
– Постараюсь, – быстро прячу покупку в сумку. – Спасибо еще раз.
– Надеюсь, он хоть богат и красив, – кидает мне в спину беззлобную шутку.
– Да, – отвечаю и скрываюсь за дверью.
И красив, и богат. Не знаю, как попала в зону его интересов. Мы из разных миров, но нам правда классно вместе.
– Мамочка, я хлеб принесла, – оставляю пакет на кухне и сбегаю в туалет.
Дрожащими, покрасневшими от мороза пальцами достаю содержимое розовой коробочки, внимательно читаю инструкцию.
– Снеж, а чего хлеб серый? У нас же его никто не есть, – кричит мама с кухни.
Пугает меня до смерти. Все из рук падает на пол. Тест улетает под раковину. Надеюсь, это никак не повлияет на достоверность результата.
– Я съем, мамуль, – обещаю ей. – Извини, не посмотрела.
– Да ладно, – она шаркает мягкими меховыми тапочками по полу мимо двери, где трясется от волнения ее дочь.
Все делаю по инструкции. Сижу на крышке унитаза и не смотрю на белую полоску теста. Страшно.
– Еще минуточку, чтобы прям точно было, – обещаю себе.
– Дочь, тебе нехорошо что ли? – беспокоится мама, стукнув в дверь. Вздрагиваю, распахиваю глаза и смотрю на две яркие полоски, вмиг сдавившие мое горло невидимой удавкой.
Ромка, что же ты… Неправильная формулировка. Мы оба виноваты. Ответственность за такое не может нести кто-то один. Только мне не легче от этого. Как он отреагирует? Что делать дальше? Как быть с учебой? С планами на жизнь? Я ведь мечтала посмотреть мир, а ребенок… Ребенок перечеркивает все это вот этими двумя полосками. Крест на мечтах. И мама. У нее ведь сердце!
Вылетаю из туалета, закрываюсь в комнате и ищу телефон. Он, как назло, никак не желает быть обнаруженным и мама, беспокоясь, ходит по пятам. Вот уже снова стучит в дверь.
Подхожу к зеркалу, смотрю в свои бешеные серо-зеленые глаза, распускаю светлые волосы, чтобы закрыть ими нездорово горящие щеки. Пару секунд дышу, чтобы унять внутреннюю дрожь. Ничего не выходит, а открыть надо.
– Все хорошо, – преувеличенно бодро отвечаю маме впуская ее в комнату.
– Ты кого обмануть хочешь? Меня или себя? – вопрос вышибает землю из-под моих ног. – С Романом своим поругалась? – сделав неправильные выводы дает мне подсказку для ответа.
– Немного, – отвожу взгляд. Ненавижу врать маме.
– Не приедет? – продолжается допрос.
– Приедет, но задержится. Он отцу в бизнесе помогает, я же тебе рассказывала. Там работы сейчас много. Но он обещал вырваться хотя бы на пару дней.
– Ох и наплачешься ты с этим мажором, Снежка. Не пара он тебе.
– Мамочка, не надо, пожалуйста. Не хочу еще больше портить себе настроение.
– Да я и не начинаю. Я тебе говорю, как оно есть. Идем завтракать. Убежала, даже чаю не попила. Хлеба ей приспичило!
– Ты иди, я догоню. Телефон найду только.
– Да он в куртке у тебя пиликал. Нашла, где бросать. На холодной веранде. Бегом давай, я пойду поставлю чайник, а то остыл уже, наверное.
Нашла и куртку, и телефон. Он разрядился от холода. Поставила на зарядку и как послушная дочь, пошла пить чай с мамой.
Я не дозвонилась до Ромки ни в течение дня, ни вечером. Он даже сообщение не прислал и мое оставил непрочитанным. Придется снова врать родителям и утром возвращаться в город на первом же автобусе. Такой важный разговор нельзя затягивать.
Ловлю интернет у окна на кухне и читаю все, что можно найти в сети о первом триместре беременности. Кроме медицинских фактов, нахожу множество ужасных статей про аборты и их последствия.
Мне настолько страшно, что голос пропадает окончательно. Беру с кухни стакан теплой воды и под утро засыпаю буквально на пару часов, чтобы в ярких красках увидеть сны о том, что недавно прочитала.
Автобус уходит в шесть утра. Встаю в пять, надеясь, что родители еще спят. Беру сумку, одеваюсь, на кухонном столе оставляю записку, где снова ложь:
«Меня вызвали в университет. Забыла сдать контрольную»
Спотыкаясь о снег, добираюсь до остановки. Мерзну почти час в ожидании, зато занимаю место у печки и всеми силами стараясь еще немного поспать, еду как на казнь.
В городе немного теплее, чем в поселке. Все равно кутаюсь в куртку и поднимаю воротник прикрываясь от ветра. Меня знобит от нервов, пальцы не слушаются. Экран мобильного замерз и мне не сразу удается еще раз набрать номер Ромы. Бесполезно. Он не берет трубку.
Дохожу до его подъезда. Консьержка меня уже знает, пропускает без вопросов.
В животе закручиваются болезненные узлы, в горле комом стоит тошнота. За его дверью тихо, но он точно дома, иначе внизу меня бы предупредили.
Нажимаю на кнопку звонка и не могу снять с него палец. Меня будто заморозило.
– Да какого хрена?! – слышу его голос, несколько оборотов замка. – Снежка? – удивленный взгляд Ромки проходится по мне. Придерживая одной рукой простыню на бедрах, он выходит в подъезд, снимает со звонка мою руку. – Ты как здесь? Что случилось?
Темные волосы взъерошены, карие глаза еще не до конца протрезвели. От него пахнет вчерашним перегаром, сигаретами и чем-то еще, сладким, похожим на женские духи.
– Ром, – говорю шепотом, голос ко мне пока так и не вернулся. – Нам надо поговорить.
– Сейчас? – скептически вскидывает бровь.
– Да. Иначе я не тащилась бы сюда из поселка.
– Хорошо, малыш, – обнимает за плечи, целует в дрожащие холодные губы, а меня воротит от его запаха. Отворачиваюсь. – Извини, перебрали вчера. Там бардак страшный. Подождешь? Я быстро оденусь, и мы погуляем. Расскажешь, что такого страшного у тебя случилось.
Быстро скользит губами по щеке, скрывается за дверью.
– Кто там? – слышу из его квартиры женский голос.
– Не твое дело, – рявкает Ромка. – Брысь в спальню и не высовывайся!
Минут через десять он возвращается в свободных спортивных штанах, кроссовках и кожаной куртке с меховым воротником. В зубах зажата сигарета. Проводит пятерней по волосам, подмигивает мне, берет за руку и ведет к лифту.
– Ты не один? – наконец отмираю.
– С чего ты взяла? – гладит большим пальцем тыльную сторону ладони. – Холодная такая, – наклоняется и быстро целует за ушком. – Согреть бы тебя сейчас.
– Прекрати, – передергиваю плечами, выхожу первая из лифта. – Я не глухая, Ром. И не дура!
– Ччч, – на улице прижимает к себе. – Ну чего ты уже себе напридумывала?
У меня нет сил с ним спорить, ругаться или что-то доказывать. все и так очевидно, но это потом до меня дойдет, и я буду плакать. Сейчас есть проблема гораздо важнее.
– Я беременна, Ром, – сообщаю ему.
– От кого? – спрашивает совершенно ледяным тоном превращаясь из моего любимого теплого Ромки в совсем незнакомого человека.
– Ты сдурел?! – у меня все же прорезается голос, и я кричу на него, срываясь на хрип.
– Нет, малыш, я вполне серьезно. Насколько я помню, мы с тобой всегда предохранялись…
– Не всегда, но ты говорил, что все под контролем, а вышло… – перебиваю его.
– Так у меня всегда все под контролем. Я не лгал, – теперь он не дает договорить. – Ну допустим, от меня, Снеж. Предлагаешь жениться на тебе? Воспитывать троих детей и проводить время на огороде твоих родителей?
– Да как ты… Рома! Что ты несешь?!
– Маленькая, – он подходит близко, выдыхает мне в лицо облако сигаретного дыма и стреляет окурком в сторону. – Я не планирую ни жениться в ближайшие десять лет, ни заводить детей. Тебе тоже не советую. Ты умница, красивая очень. Не ломай жизнь ни себе, ни мне. Я скину тебе на карту денег на аборт. Поверь, это самое правильное решение в нашем случае.
Не узнаю его. Нет, это точно не мой Ромка! Мой Рома никогда бы не стал сомневаться в моей верности и вряд ли бы заикнулся о том, чтобы прервать беременность. Смотрю на этого незнакомого парня с циничной усмешкой и холодными карими глазами, и чувствую, что мой мир пошатнулся и земля под ногами расходится трещинами.
– Да пошел ты! – с трудом выдавливаю из себя слова.
– Ну как знаешь, – он жмет плечами. – Помни, мне с тобой было классно!
Отталкиваюсь от стены, прохожу мимо него на ватных ногах и не оглядываясь показываю средний палец. По щекам текут слезы, но этот чужой Рома не достоин их видеть. Теперь надо вернуться домой и все честно рассказать маме.
Считаю оставшиеся деньги. На билет хватает, а на обратную дорогу придется занимать у родителей. Если примут и простят, конечно.
Всю дорогу в автобусе перед глазами вижу Ромку, вышедшего ко мне в простыне на обнаженное тело и его ледяную усмешку. Забираюсь поглубже в капюшон, прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Внутри странное опустошение, будто из меня высосали все эмоции. Хочется лечь, укрыться с головой одеялом, а потом проснуться и выяснить, что все случившееся – просто кошмарный сон. И на днях приедет улыбчивый Рома знакомиться с моей мамой, а потом я окончу университет, устроюсь на работу в туристическое агенство и смогу посмотреть мир.
Автобус дергается с очередной остановки напоминая мне о том, что я вовсе не сплю и вот это все – моя реальность.
Последняя выхожу на конечной. Пока иду до дома, несколько раз падаю в снег.
– Снежка! – охает мама, увидев меня со двора. Роняет дрова, кидается отряхивать куртку.
– Брось, мам. Не надо, – останавливаю ее. Несколько секунд смотрю в родные глаза с застывшими в уголках морщинками и меня прорывает. – Мамочка, прости меня, – всхлипывая, кидаюсь к ней на шею. – Прости меня, пожалуйста. Я такая дура. Я ему верила. А он…
– Тише-тише, – она гладит меня по спине.
– Я беременна от него, мам, – отрезаю сразу себе путь к отступлению. – И совсем не представляю, что мне теперь делать.
– Ох…, – вздыхает мой самый родной человек. – Как же…, – она ищет правильные слова. – Говорила же я тебе, дурехе.
– Говорила, – рыдаю у нее на плече. – Ты простишь меня, мам? – глажу ее лицо. Шершавые щеки тоже влажные.
– Да за что ж мне злиться на тебя? – грустно улыбается она. – За первую влюбленность? Но ты все равно поплачь и запомни этот урок, Снежа. А со слезами боль выйдет и тебе станет легче.
– Я так боялась, что ты меня прогонишь, – признаюсь мамочке.
– Здрасти! Приехали! Что за дурость в твоей голове? Идем в дом. Нечего здесь мерзнуть.
Забыв про дрова, мы вместе вошли в родное тепло. Чтобы пока не сталкиваться с папой, я сразу сбежала в свою комнату. Мама юркнула за мной и прикрыла дверь.
– Что делать дальше? – спрашиваю у нее устраиваясь с ногами на кровати.
– Бабушку из меня, конечно, – смеется мама.
– У меня же учеба. Я с таким трудом прошла конкурс на бюджетное место. И работа. Как это все бросить?
– Не надо бросать. Учись, сколько сможешь. Потом переведешься на заочное…
– Оно платное, мам, – перебиваю ее.
– А то я без тебя не знаю! – взмахивает руками и шлепает себя по коленкам. – Ты главное помни всегда, что опускать руки – это последнее дело. Помнишь, как в старых сказках? – улыбается. – Добро и сила духа всегда побеждают, какой бы сложный путь ее героям не подкинула жизнь.
– Не знаю, мам, – падаю на подушки. – Мы ведь не в сказке живем. А может Ромка прав? Ну куда нам сейчас дети?
– Ромка прав, – передразнивает она. – Снеж, я не имею права давить на тебя. Это решение должно быть только твое. Я приму любое, – она двигается ближе и гладит меня по волосам, как в далеком детстве. – Главное, чтобы потом тебя всю жизнь не съедало чувство вины. Думай, моя хорошая.
Я осталась одна. Не знаю, сказала ли она папе, но он ко мне не заходил и на кухне, когда я выбегала за чаем, ничего не спрашивал.
Стою у окна, рассматриваю черное звездное небо. В городе такого не видно, а здесь все полотно усыпано мерцающими точками. Руки машинально устроились на животе. Пробегаю по нему пальцами пытаясь представить, как сложится моя жизнь, если я оставлю ребенка и, если нет. Мысли постоянно спотыкаются об это слово – «ребенок». Вижу в стекле отражение своей улыбки. Соленые от слез губы щиплет, но они сами растекаются, приподнимая уголки и образуя ямочки на щеках:
«Ну что, Снежана Макаровна? Снимаем розовые очки и вперед в реальную жизнь!»