8. «Всех убить?»

Пленный дал мне поспать два часа. Потом завозился, засопел, начал плеваться и, видимо, ругаться. На своём, понятно, хурском языке.

Пришлось включить фонарь, натянуть его на голову, а затем – и мыслеприёмник на голову пленного.

Он, понятно, сопротивлялся, как мог, мотал головой, корчился, извивался, но руки и ноги его были связаны, и я довёл дело до конца. И тут же предупредил:

– Не снимай эту дугу с головы. Перестанешь меня понимать.

– А зачем мне понимать тебя? – нагло спросил он.

– Чтобы жить. Не будешь понимать – умрёшь.

– Всё равно вы меня сожрёте, – вполне философски заметил пленник.

– Будешь послушным – не сожрём, – пообещал я. – Отпустим. Но сначала поговорим.

– Даже мои предки так не издевались, – признался он. – Жарили пленников сразу.

– Почему ты решил, что мы тебя съедим? – спросил я.

– А зачем ещё брать в плен мужчин?

Мне показалось, что ответ его не лишён логики. Он шёл сюда за женщинами, и это ему понятно. И, значит, мужчин уводить в плен не собирался. А, следовательно, не собирался их есть. Уже хорошо!

О том, что мужчин уводят в плен ради рабства, он, видимо, не знал. Тоже прекрасно!

Я посадил пленника спиной к стенке палатки и, прежде, чем развязать руки, решил дать воды. Положено дать воды после слипа. И по медицинским соображениям и по гуманным.

Уже когда я зачерпнул воду стаканчиком и поднёс к его рту, в палатку вбежала Лу-у.

– У тебя свет, – сказала она. – Я пришла.

Увидав, что я делаю, она ужаснулась.

– Это же хур! – закричала она. – Зачем ты даёшь ему ста-кан?

Видимо, стакан казался ей величайшей ценностью.

– Чтобы он заговорил, – объяснил я. – Ему надо промочить горло.

– Ему надо проткнуть горло! – жёстко уточнила Лу-у. – Копьём!

В глазах пленника промелькнул ужас. Он же теперь всё понимал! Мыслеприёмники работали.

– Не бойся! – успокоил его я. – Если будешь слушаться, тебя не убьют.

От воды он, однако, отвернулся, демонстративно.

Я поставил стаканчик рядом с ним на землю и снова предупредил:

– Сейчас развяжу тебе руки. Захочешь пить – пей! – И показал на стакан. – Но не вставай. Встанешь – убью!

Он обвёл воспалёнными маленькими глазками палатку, как бы отыскивая оружие. Чем, мол, тут можно убить? Ни палицы, ни копья, ни камня порядочного… Лишь на поблёскивающем тёмно-зелёном куске слюдита задержался его взгляд. И презрительная усмешка перекосила скуластое, нездорового землистого цвета лицо. Видимо, он подумал, что этим камешком с детский кулачок его не убить. А больше ничего подходящего не видно.

Лиану на его руках я легко перерезал охотничьим ножом. И вот нож явно заинтересовал пленника. Он внимательно проследил, как опустил я его в ножны на поясе. Это был первый отчётливо заинтересованный взгляд моего невольного гостя.

Я включил камеру, и на плёнку пошла запись того, как разминал он затёкшие руки, как оглаживал сильные плечи, как устраивался поудобнее спиной к стенке палатки. В конце концов так и прилип к ней, поставив руки позади и вытянув вперёд, прямо под объектив, связанные мускулистые и грязные ноги.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Вук, – неохотно ответил он.

– Что означает твоё имя?

– Мохнатый зверь.

– У тебя есть жена, дети?

– Наверно, есть дети. – Он усмехнулся. – Жёны у нас общие. И дети – тоже.

«Групповой брак! – подумал я. – По Моргану – низшая стадия дикости. Может, это ещё и не племя, а стая?»

– Зачем вы шли к купам?

– Они знают. За женщинами.

– Вам не хватает женщин?

– Они умирают раньше мужчин. Вот и не хватает.

– А почему они умирают раньше?

– Не знаем! – Вук усмехнулся. – Боги знают. Колдун говорит: раньше умирает тот, кто достоин смерти.

Последние слова пленника полоснули меня как ножом. Они почти дословно повторили вошедшее в историю изречение одного из российских политиков самого конца двадцатого века. «Что ж, – сказал он публично и спокойно, – погибает тот, кто достоин смерти».

Он имел в виду, правда, не людей, а заводы и фабрики, которые, по его мнению, делали что-то не то или не так. Но за ними стояли люди, которых обрёк он на великую безработицу.

Он был внуком сразу двух прекрасных, безупречных писателей, но в историю вошёл как великий разоритель российской экономики и виновник гибели бесчисленного количества людей. Прежде всего – стариков, у которых отнял необходимые лекарства, достойную пенсию и возможность заработать на жизнь. Миллионы детей он сделал беспризорниками, тысячи жуликов – миллионерами.

Так вот, оказывается, кто товарищ тому давнему политику по уровню мышления – колдун бывших людоедов!

Позже, в двадцать первом веке, эти зловещие слова потомка двух писателей периодически возникали в самом различном исполнении на его роскошном кладбищенском надгробии. Единственный в российской истории случай долгого народного злопамятства…

…– Почему вы живёте в пещерах? – спросил я Вука. – А не в хижинах, как купы?

– В наших пещерах тепло, – ответил пленник. – А в хижинах у нас замёрзнешь.

Лицо его становилось напряжённым. Что-то он там, похоже, нащупывал за спиной. Но что там, у голой стены, нащупаешь? Может, какое-то насекомое его кусало?

Он заметил мои интерес не к словам, а к движениям, сейчас же вынул одну руку из-за спины, протянул к стаканчику и очень грамотно, неторопливо, отпил из него воды. Будто всю жизнь пил из стаканов.

И долго потом держал стаканчик в руке, отхлёбывая по глоточку. Явно получал удовольствие. Я и не заметил, как поставил он пустой стакан на место и убрал руку за спину.

– Скажи, Вук, – продолжал я, – хуров больше, чем купов, или меньше?

– Мы не хуры, – мрачно возразил он. – Это купы называют нас «хуры» – «нелюди». А мы называем себя урумту – люди пещер. Когда-то мы были урумку – люди лесов. И жили в этих местах.

– Сколько вас?

– Много! – гордо ответил он. – Сколько купов, и ещё столько, и ещё больше. В пещерах свободно. Нас будет ещё больше. Мы тут сильнее всех.

– Почему вы ушли из лесов в пещеры?

– Нас прогнали. – Вук опустил голову.

– Кто?

– Злые боги.

– У них есть имена?

– Нур-Нур главный. Он бросался огнями с неба. Его слушались громы и молнии. Он был страшен и не знал жалости.

«Прямо Зевс-громовержец, – подумал я. – Так вот отчего они кричали «Нур-Нур!»… Только почему всё в прошедшем времени?»

– Где он живёт? – спросил я.

Пренебрежительная усмешка пробежала по лицу Вука. Немного, в его мнении, стоил человек, не знавший Нур-Нура. Однако пленник решил снизойти до ответа:

– Когда-то он жил за рекой купов. Где сейчас айкупы. Потом ушёл на небо.

– За что он прогнал вас?

Вук помрачнел, опустил взгляд, задумался. Похоже, не хотел отвечать.

– Отвечай! – потребовал я. – Хочешь жить – отвечай!

Он поднял на меня маленькие глубоко посаженные тёмные глазки. Ничего, кроме лютой ненависти, не увидел я в них.

– Это давно было, – тихо, как бы выдавливая из себя слова, произнёс он. – Столько разливов прошло – сосчитать невозможно. Но урумту всё помнят. Получилось, как сказал Нур-Нур… Он пришёл в наше племя после неудачной охоты. У нас не было тогда луков и стрел. Много было неудачных охот. Голодное племя ело двух своих стариков.

Вук слегка подвигался, поудобнее упёрся руками в основание палатки. Искоса я взглянул на Лу-у. Она напряжённо, зло смотрела на пленного. Остренький подбородок её выдался вперёд. Надбровные дуги чуть опустились. Маленькая тёмная рука её лежала на тюке с подарками как раз возле тёмно-зелёного куска слюдита.

– …Нур-Нур разозлился, – продолжал пленник. – Когда Нур-Нур злился, из ног у него вырастали огненные деревья. Он обрушил на урумту все громы и молнии, бросил на хижины все огни неба. Урумту бежали от своих хижин в холод. Нур-Нур гнал их ночью и днём. Он прогнал наше племя за большие озёра и сказал: «Живите здесь, в пещерах. У вас не будет стариков. Вы не будете есть людей. Вернётесь в тёплые леса – убью всех!»

Вук остановился, глубоко вздохнул, поглядел прямо в зрачок тихо щебечущей съёмочной камеры, потом перевёл взгляд на опустевший стаканчик возле себя. Подумалось, что хорошо бы снова наполнить его. Но не сейчас, когда у пленника развязаны руки. Попозже.

– Продолжай! – снова потребовал я. – Что было потом?

– Всё как сказал Нур-Нур, – спокойно повторил Вук. – В пещерах текла горячая вода, и было тепло. Люди стали там жить. Старики умерли. Больше стариков не стало. Урумту не едят людей и умирают молодыми. Женщины умирают раньше мужчин. Забираем женщин в других…

Он не договорил. Чем-то тяжёлым метнула в меня его рука, и я едва успел отклонить голову. Продолговатый предмет просвистел возле виска. Сзади раздался глухой удар в стенку палатки, затем металлический звон, металл ударил по металлу.

Вук тем временем мгновенно передвинул свой зад и снова опёрся руками в основание стенки. Глазки его метались из стороны в сторону.

И тут же в лоб ему врезался кусок слюдита, упал к его ногам, а на лбу отчётливо проступила и стала наливаться, набухать капелька крови.

Это Лу-у вступилась за меня.

Первая мысль была: «Кровь! Быстрей надо взять анализ. Пока кровь не запеклась!»

Вторая мысль была: «Что же он метнул? Дюралевый колышек от палатки? Здесь забивали их Тор и Сар. Значит, не вогнали по шляпку?»

Третья мысль была: «Сейчас он выдёргивает второй колышек. Вдруг не увернусь? ЭМЗ не включён… И анализ крови при его развязанных руках не взять…»

Левая моя ладонь ещё держала щебечущую съёмочную камеру.

А правая уже нащупала за поясом гладкий уголок слипа. Мысли и действия отмерялись, наверное, даже не секундами, а их долями.

Похоже, не миновать!

Я направил на бедного Вука слип, нажал курок и увидел предсмертный ужас в его глазах. Он успел понять: что-то страшное и неумолимое наваливается на него по моей воле. И тут же съехал по стенке палатки на матрасик, руки его непроизвольно выползли из-за спины. В правой был зажат выдернутый из земли второй колышек палатки.

Не до конца забили…

Ещё бы секунда – и сознание мог потерять я. А за ним – не исключено! – и жизнь.

Где-то тут блестящий холодильничек среди набросанных в баулы вещей?

Минута ушла на поиски. Кровь не успела остановиться, и анализ па стёклышки я снял дважды – на всякий случай. Тут же запечатал стёклышки обратно в холодильник. А потом залепил ранку на лбу пленника стептимиоловым пластырем. Пока проспится, ранка затянется.

Лу-у следила за мной быстрыми испуганными глазами. Зрачки её метались из стороны в сторону. Того, что я делал – да ещё так стремительно! – она, естественно, не понимала. Может, это казалось ей колдовством. А может, она думала, что я стану пить его кровь?

Затем, уже неторопливо, я разжал пальцы спящего, вынул колышек, показал его Лу-у и вбил каблуком обратно в гнездо. Потом нашёл второй колышек, упавший точно на шляпку своего собрата по другую сторону палатки, и его тоже вернул на место.

И, разумеется, пришлось снова связать руки пленника. Уже, правда, не лианой, а шнуром от парашютных строп.

Теперь хорошо бы сбегать в соседнюю – уже Торову! – палатку, взять геологический молоток да пройтись по всему кругу, забивая колышки по шляпку. Чтоб уже никто не выдернул… Но ведь звону будет!.. А купы давно спят…

Ладно! До утра потерпит.

– Ты, наконец, убьёшь его? – спросила Лу-у. – Он заслужил.

– Не убью! – ответил я. – Проснётся – закончим разговор. Потом отпущу.

– Я бы убила, – призналась Лу-у.

– Надо, чтоб он унёс в своё племя приказ: не приходить больше сюда!

– Они тебя не послушаются.

– Заставлю!

– Ты можешь наказать всё племя?

Милая Лу-у! Не видела она, как драпали по лесу ненавистные ей хуры!.. Не успели, видимо, поведать ей об этом ни отец, ни другие воины. Разговоры у них ещё впереди. Да, по сути, и не видели они этого панического бегства. Увидели только результаты.

– Сыны неба могут всё! – ответил я. – Для нас нет невозможного. Но мы не любим наказывать.

– Ты их жалеешь?

– Они несчастны.

– Не мы виноваты в их несчастьях, – резонно заметила Лу-у.

– Они этого не понимают.

– Зачем жалеть таких глупых? Их надо убить! Всех!

– Всех? – удивился я. – Там же есть женщины из вашего племени,

– Не только из нашего… – Лу-у явно растерялась. – Там есть женщины из племени айкупов, из племени ту-пу…

– И всех их убить? – повторил я. Лу-у молчала. Думала…

Загрузка...