Рядом с кабинетом географии находится музыкальный класс, и каждый день после занятий кто-то закрывается внутри и играет на фортепиано. Каждый раз, когда я возвращаюсь с пробежки на школьном стадионе, где тренер неистово надрывается, пытаясь натренировать команду по футболу, я прохожу мимо запертой изнутри комнаты и слышу ее – музыку, которую ненавижу больше жизни.
Но, несмотря на мою неприязнь к классике, мне нравится, как этот таинственный незнакомец играет на старом потрепанном пианино. Я не знаю, он это или она, но ему стоит отдать должное. Музыка прекрасна, великолепна и идеальна, и каждый раз, когда я ее слышу, мое сердце замирает.
Я замираю. Останавливаюсь возле кабинета, прислоняюсь спиной к стене и слушаю. Коридор пуст: практически все школьники разошлись по домам, ни один звук не перекрывает звуки фортепиано, и в этот миг есть только я и только этот таинственный незнакомец.
Я никогда не пыталась узнать, кто это, потому что не хочу. Не хочу рушить иллюзии, не хочу терять эту ниточку, связывающую меня как с прошлым, так и с будущим. Мне нравится неизвестность, поэтому каждый раз, когда мелодия растворяется в тишине, я ухожу.
Но в этот раз все переворачивается с ног на голову и рушит мой привычный распорядок жизни.
– Эмма? – голос подруги вырывает меня из мыслей, эхом разлетаясь по пустому коридору, и мелодия в кабинете резко обрывается, словно незнакомец, услышав голоса, испугался. – Что ты тут делаешь? Я думала, ты уже ушла домой.
Отстраняюсь от стены – сердце взрывается адреналином, и я буквально вижу у себя в мыслях, как дверь открывается, выпуская на свободу музыканта.
Я не хочу, чтобы он знал, что я стояла под дверью и подслушивала. Я не хочу вообще знать, кто это такой.
– Как раз собираюсь, – переборов смущение, выдавливаю я.
Нина подходит ближе и бросает взгляд на дверь. Я не знаю, слышала ли она музыку и знает ли вообще про то, что кто-то каждый день запирается в музыкальном классе, чтобы поиграть.
– Как тренировка? – пытаюсь сменить тему.
Она улыбается и направляется в сторону раздевалки.
– Устала до чертиков.
Нина – теннисистка в третьем поколении. Ее мать и бабушка участвовали в соревнованиях и занимали первые места, они популярны, богаты и помешаны на спорте, но я дружу с ней не потому что вокруг Нины крутится куча парней, фанатов и прочих ненормальных. Мы с ней похожи. Она ненавидит спорт, а теннис особенно, так же, как я терпеть не могу музыку, но в отличие от меня, Нина не может признаться в этом своим родителям. Она боится подвести их, боится опозорить семью. Она вообще трусишка, хотя со стороны и не скажешь.
– И я. В последнее время жутко устаю, сегодня вообще заснула после утренней пробежки, – жалуюсь я.
– Это же хорошо. – Нина поправляет съехавший хвост, и теперь он выглядит еще небрежнее, чем раньше. – Твоя бессонница отступает, выспишься хотя бы.
– Не думаю, что это хорошо. – Захожу в раздевалку. Дверь скрипит, но я уже давно перестала обращать на это внимания. – Мне это не нравится.
Подруга заходит следом и прикрывает дверь. Я вижу, как Нина закатывает глаза.
– Тебе всегда не нравится, когда что-то идет не по плану. – Она стягивает блузку и бросает на лавку, затем начинает снимать юбку. – Помнишь, что говорит по этому поводу Мил?
– Если что-то идет не по плану, на то воля Императора! – хором пародируем мы подругу, а потом смеемся.
– Ее, кстати, сегодня не было в школе, – замечаю я.
Нина пожимает плечами, роясь в своем рюкзаке.
– Наверное, опять с дружками-задротами ищет еретиков.
Я фыркаю. Мил – еще одна моя подруга, мы ходим с ней на одни и те же занятия, в отличие от Нины: та выбрала совершенно другое направление в учебе, к тому же, из-за ее спортивного таланта ей постоянно прощают прогулы. Мил же тихая и странная. Любит компьютерные игры и фанатеет по вселенной Warhammer. На эту тему она может говорить бесконечно, но единственное, что я понимаю из ее болтовни: модифицированные люди сражаются против своих братьев, погрязших в ереси. Они отошли от Императора, стали демонами или что-то вроде того и теперь пытаются захватить вселенную и свергнуть своего отца-Императора. Сама Мил на стороне Империи и якобы борется против «еретиков». Хаос. Красивое и будоражащее слово.
Мил где-то в сети откопала еще троих фанатов этой вселенной и теперь они «Во имя Императора» пытаются искоренить сторонников Хаоса.
Даже не хочу знать, каким образом это все происходит. Я не фанат компьютерных игр и прочей ерунды, мне ноутбук нужен только для музыки, учебы и просмотра фильмов.
Стягиваю мокрую от пота футболку и спортивные шорты. Липкую кожу неприятно пощипывает, и дикое желание отправиться в душ сводит с ума.
– В душ идешь? – спрашиваю я.
– Не. – Нина как раз в этот момент достает дезодорант и пшикает на себя. – Лень. Дома приму ванну. Лови.
Она бросает мне флакон, и я неумело подхватываю его. Что ж, сегодня придется остаться без школьного душа, потому что Нина явно не собирается меня ждать.
Вздыхаю и пытаюсь избавиться от неприятного запаха, после чего ставлю дезодорант на скамейку и потягиваюсь. Тело ломит после пробежки, мышцы неприятно стонут при движении. Мы быстро надеваем школьную форму и собираем вещи.
Я смотрю на Нину – верхние пуговицы ее рубашки расстегнуты, юбка укорочена, галстук расслаблен. Подруга выглядит одетой небрежно, но круто, в отличие от меня. Я смотрюсь со стороны как прилежная девочка-ботаник.
Схватив сумки, мы выходим из раздевалки и бредем к выходу из школы, чтобы оставить этот ад позади. Когда мы проходим мимо музыкального класса, я вижу, что дверь распахнута. Не сдержав любопытства, заглядываю внутрь, но там никого нет. Крышка пианино закрыта, словно никто сегодня даже не прикасался к черно-белым клавишам.
– Тебе Трис не звонила?
Мы выходим из школы, когда Нина решает начать не особо приятный разговор.
Я поджимаю губы и пару секунд молчу.
– Нет. К счастью. А что?
Нина вздыхает и поправляет на запястье браслет, словно это наручники, натирающие кожу, – я смотрю на ее профиль, скольжу взглядом по веснушкам и незаметному шраму на нижней губе. Подруга рассказывала, что этот шрам оставила ей Трис. Они подрались из-за парня.
– Да названивает мне в последнее время. – Нина немного раздражена. – Все пытается узнать об общественных работах перед каникулами.
– Кто бы сомневался…
Трис – третья в нашей компании. Признаться, я к ней особой симпатии не испытываю. Она жуткая стерва, думающая, что мир крутится вокруг нее. Популярная, красивая и чертовски эгоистичная.
Итак, нас четверо. Эмма, Нина, Мил и Трис.
Когда я пришла в эту школу, Трис и Нина уже дружили. Они были лучшими подругами с самого детства, постоянно проводили время вместе, развлекались, ходили по вечеринкам, в общем, были неразлейвода. Потом они познакомились со мной, и нас стало трое. Через год к нам присоединилась Мил. Наш квартет дружно просуществовал примерно полтора года, после чего все медленно и бесповоротно начало меняться. Я не знаю причины. Я ее упустила.
Нас было четверо, четверо и осталось. Как привычка, от которой трудно избавиться. Вот только собираемся мы реже и больше не веселимся всей компанией. Трис и Нина теперь не лучшие подруги детства. Они общаются, но между ними словно появилась плотно натянутая струна, готовая разорваться в любую секунду.
И вообще, у меня такое чувство, что каждая из нас ведет свою собственную жизнь: мы больше не вместе, и доверие между нами постепенно испаряется, исчезая в прошлом.
Мил полностью погрузилась в свои игровые миры, постоянно проводит время со своими приятелями.
Нина тренируется, посещает теннисные турниры, ходит на светские вечера, чтобы заводить новые «полезные» знакомства, как всегда говорит ее мать. Подруга полностью погружена в свою бесконечную «золотую» жизнь, от которой ее уже тошнит.
Трис нашла себе шестерок, следующих за ней по пятам и соглашающихся со всеми ее капризами. Она постоянно пропадает на вечеринках, которые сама же и устраивает, тусуется с крутыми ребятами – словом, делает все, чтобы выглядеть в этой школе самой красивой и популярной.
И я. Девочка, что каждую свободную секунду бегает и сама не знает, зачем. В моей жизни все скучно и однообразно. Я просыпаюсь утром, ухожу на пробежку, иду в школу, после снова бегаю, а в моей комнате ждут домашнее задание и, возможно, парочка серий нового сериала. Не считая времени, которое я провожу с подругами, я постоянно одна.
Иногда я думаю, что если они исчезнут из моей жизни, то у меня больше не останется друзей.
– А ты? – Я смотрю на Нину. – Выбрала уже, где будешь отрабатывать все это дерьмо?
Подруга смеется.
– Я проведу два дня в детской больнице. Мама говорит, что такая благотворительность поможет моей карьере. Репутация и все такое.
Она замолкает.
Мы выходим за территорию школы и медленно плетемся по тротуару. Я засматриваюсь на велосипедиста и неожиданно вспоминаю брата. Он тоже любил кататься в свободное время – его горный велосипед до сих пор пылится в гараже.
– Мил вроде решила газеты разносить, – говорю я. – Друзья будут ей помогать.
– Это лучше, чем сидеть с больными детьми и улыбаться фотографам, – фыркает Нина. – Я уж точно не смогу им ничем помочь, если только мама не поднимет им настроение дорогими подарками. Меня уже тошнит от ее «благотворительности». – Она делает пальцами кавычки в воздухе.
В этом вся Нина. Она ненавидит фальшь, но при этом постоянно находится в ее эпицентре. Мне ее даже жаль. Идти наперекор родителям – это практически всегда лишаться их.
Я вспоминаю свою маму, и мне становится грустно.
– А ты?
Подруга смотрит на меня, и я неуверенно пожимаю плечами.
– Я записалась на работы в лагере скаутов. Буду две недели жить в лесу и бегать от гризли.
– Серьезно? – Нина резко останавливается, и мне приходится затормозить. – Это же чертовски далеко! – Она обиженно молчит, словно я бросаю ее в самый важный момент жизни, а потом идет дальше. – И две недели – это как-то слишком.
– Я просто хочу уехать отсюда, – признаюсь я, смотря себе под ноги. – Папа возвращается только в августе. Я не выдержу все каникулы наедине с матерью.
Замолкаю, чтобы дать Нине время подумать.
– Уеду в середине июля, так что у меня есть месяц, чтобы передумать. – Улыбка трогает губы, но я замечаю, что Нине все равно не по душе моя затея. Не понимаю, почему.
– Но ты не передумаешь, – с упреком говорит подруга.
– Я же не уезжаю навсегда! Всего две недели!
Нина ничего не отвечает, и я чувствую себя виноватой. Почему она так расстроилась? У нас же не было никаких планов на это лето, да и вообще, Нина как обычно проведет его в лагере для теннисистов.
– Ладно, извини, – наконец сдается подруга. Она толкает меня плечом и улыбается. – Просто ты ничего не говорила, а тут я узнаю´, что ты уезжаешь в какой-то лагерь скаутов. Могла бы и сказать.
Мы останавливаемся у светофора, чтобы перейти дорогу, и едкое желание сказать, что я ничего никому не должна, начинает пожирать меня изнутри, но я молчу.
– Я только вчера записалась. Не хотела, чтобы кто-то заставил меня передумать. – Пожимаю плечами. – Даже мама не знает.
Я переступаю с ноги на ногу и незаметно вздрагиваю, когда мимо неожиданно проезжает автомобиль. Кто-то где-то кричит, потом смеется. На другой стороне улицы напротив нас стоит парочка и держится за руки. Я отвожу от них взгляд.
– Ладно-ладно, – сдается Нина. – Прости.
– Ничего.
Загорается зеленый, и я делаю шаг вперед, чтобы перейти дорогу, но меня кто-то хватает за локоть, заставляя остановиться, – буквально через секунду передо мной проносится мотоцикл, и сердце у меня в ужасе сжимается. Еще бы секунда, и я могла оказаться прямо под колесами.
Цепкие холодные пальцы отпускают меня, и я оборачиваюсь. Слева чуть позади стоит парень, и я на мгновение думаю, что это Рори, мой погибший старший брат, но потом присматриваюсь и понимаю, что нет. Это не он. Незнакомец в черной кепке и огромных солнцезащитных очках. Не могу разглядеть его лицо, но вижу выглядывающий из-за ворота футболки шрам от ожога.
– Спасибо, – сдавленно мычу я.
Парень ничего не отвечает и, кивнув, проходит мимо, чтобы перейти на другую сторону улицы. В это же мгновение Нина хватает меня под локоть и силком тащит туда же. Мне кажется, она даже не заметила, что пару секунд назад мне спасли жизнь.