И снова этот ледяной взгляд. Прямо мороз по коже. Она как Снежная королева. Помню в детстве я очень боялась ее. И, вот, сейчас, она как будто живая передо мной.
– Здравствуйте, Аделаида Виленовна, – стараюсь говорить спокойно. – Я вместо мамы сегодня. Она заболела.
Женщина проходится по мне взглядом и ее левая бровь едва заметно дергается.
– Вы не волнуйтесь, я все знаю и все умею, – добавляю на всякий случай я.
– Ваша мать предупредила меня, – наконец, она хоть что-то произносит. Это, по всей видимости, вместо приветствия. – Вы чуть не опоздали… Как вас зовут?
– Элли.
– Да, точно, Элли. Странное имя…
Хочется ответить, что не ей судить об этом, но я вежливо молчу.
– Пойдемте, – говорит она.
Разворачивается и идет по длинному коридору. Я – следом. В этом доме неуютно. Да и хозяйка явно не в восторге, что я пришла.
– Надо помочь накрыть на стол, – кивком головы женщина показывает на длинный стол в огромном зале. – Сможете?
– Да, – отвечаю уверенно.
Она бровями показывает на неразложенные приборы. Хочет проверить, смогу ли я разобраться?
Я подхожу к столу и раскладываю вилки, ложки и ножи так, как требует этикет. Это все я отлично знаю.
– Хм, – слышу слегка удивленный голос хозяйки. – Откуда вы знаете это все? Вы так молоды… Даже мой сын так и не осилил правила этикета…
– Меня бабушка научила, – прямо говорю я, поворачиваясь к ней. – Когда жива еще была.
– А кто была ваша бабушка?
– Аделаида Виленовна, Владлен Виленович звонит! – хозяйку зовут и она забывает обо мне.
Владлен. Странно, что я встречаю уже второго человека с таким редким именем.
Окинув меня еще раз своим ледяным взглядом, хозяйка дома уходит. Я не знаю, что делать. Она же не дала указание. Поэтому просто дораскладываю все оставшиеся приборы и стою жду.
– Все готово? – Аделаида Виленовна заходит очень тихо и я не сразу замечаю ее.
– Да, я разложила приборы. Что еще нужно сделать?
Но вместо очередного поручения она лишь осматривает меня внимательно и вздыхает, складывая в замок руки.
– Очень жаль, девочка, что вы идете по стопам своей матери.
Хмурюсь и непонимающе смотрю на нее.
– Жаль, что и она, я так поняла, не получила должного образования и вынуждена работать, убирая в чужих домах, – продолжает женщина. – Так и вас, свою дочь, туда же тянет…
– Мне не нравится, как вы говорите о моей маме, – прямо говорю я.
– Это правда, деточка, – она недовольно поджимает губы. – В твоем возрасте надо учиться, а не мыть чужие дома.
– А я и учусь, – мне не нравится эта беседа, но просто уйти будет невежливо. И я помню, как мама переживает за эту клиентку. Надо быть терпеливой. Мама же меня этому учила.
– Вот как? – женщина удивленно приподнимает бровь. – И на кого же?
– Разве это как-то влияет на работу у вас? Да, я учусь в институте и помогаю маме, когда есть такая возможность. Я хотела бы прекратить этот разговор. Чем еще я могу вам помочь?
Я стараюсь говорить не резко и вежливо, но думаю, нотки недовольства в моем голосе без труда различимы.
– Вы красивая девушка, – вдруг произносит Аделаида Виленовна. – Жаль, что к красоте не прилагается воспитание. Вы свободны.
И она вздергивает подбородок, разворачивается, пристукивая каблуками, и уходит, чеканя каждый шаг.
Я стою и меня как будто ледяной водой окатили. Столько презрения и высокомерия. Прямо чувствую, как озноб проходит по позвоночнику, спускается в ноги и льдом обдает кончики пальцев на ногах.
Какое-то время еще стою одна в кромешной тишине, а, когда прихожу в себя, то чуть ли не бегу прочь.
Маме, конечно, ничего не рассказываю. Хотя понимаю, что, наверное, ей теперь откажут в этой работе. Может, зря я так?
Лежу в кровати и ворочаюсь. Не могу уснуть. За окном уже ночь. Считаю звездочки. Пусть мама выздоровеет и тогда я все ей расскажу. Закрываю глаза, но тут у меня звонит телефон.
Номер не определяется. Я испуганно смотрю на черточки вместо цифр, но все же решаюсь ответить.
– Здравствуй, Элли, – слышу бархатный голос Арама.
– Вы?… Что случилось?
– Элли, спустись, пожалуйста, вниз.
– Что?! Вы с ума сошли?! – и я собираюсь отключиться, но слышу:
– Это очень важно, Элли. Очень.
Он говорит спокойно, но так уверенно, что никаких сомнений не остается. Он как будто знает, что я все равно спущусь.
– Уже ночь, – говорю я. – Я не спущусь. Прощайте.
– Элли, вопрос жизни и смерти. Пожалуйста, спустись. Это ненадолго. Обещаю. Мне просто надо кое-что тебе передать. Я все равно не уеду, пока не увижу тебя. Или… хм… давай я поднимусь?
– Нет! Вы что?! – я вскрикиваю и быстро осекаюсь, чтобы не разбудить маму. – Ни в коем случае.
– Тогда спускайся ты, – мне кажется, я слышу усмешку. – Или я поднимусь. Жду тебя три минуты.
И он сам отключается.