Часы на стене кафе показывали половину шестого. На носу ночь. Нужно добраться до банка за полчаса, или придется спать на улице, при чем, в одном халате, что пошел по швам.
Антон скрипнул зубами и сделал глоток кофе. И чуть не сплюнул его назад в чашку. На глаза навернулись слезы – таким он был мерзким на вкус.
Новый знакомец, что сидел рядом, усмехнулся.
– Так и будешь по городу в пеньюаре разгуливать?
– Лучше молчи, – буркнул Антон, откашливая неприятный вкус в кулак.
– Подбросить? Я на машине, – парень подмигнул и потрепал свою каштановую шевелюру. На левой щеке мелькнула небольшая ямочка.
– К банку. Я там расплачусь с тобой.
– Не вопрос. Поехали тогда быстрей, а то мне еще всю ночь в дороге.
Вениамин положил на стол купюру и, чмокнув Аллу в лоб, пошел к выходу. Девушка прошептала вслед:
– Мамке привет, – и, смутившись от взгляда Шилова, спряталась в подсобке.
Антон затянул пояс потуже и под хихиканье посетителей, кромсающее остатки его гордости, почти вывалился на улицу.
Вечернее солнце слепило глаза и выжимало слезы.
Ну, папочка! Только попадись! Хороший подарочек сыну на двадцатипятилетие, лучше и не придумаешь!
Обшарпанный форд непонятного серого цвета, вывернув с парковки, подъехал к обочине. Шилов сначала отошел в сторону, но потом вгляделся. Из окна махнул Вениамин, приглашая в салон.
Антон чуть не расплакался. И, выдавив горький смешок, поплелся к машине. В таком хламе ему никогда не приходилось ездить. Радовало, что потерпеть всего-то минут десять. Пять кварталов, затем секунд тридцать по кольцу, и будут на месте.
– У меня есть одежда. Если хочешь, могу дать, – предложил Веня и кивнул назад.
На сидении бесформенными кучами валялись мятые шмотки вперемешку с мусором, пакетами с продуктами и баклажками воды.
Антон хохотнул:
– Нет, спасибо. Обойдусь.
Вениамин хмыкнул и повел плечом.
– Как хочешь. Мое дело предложить, – и, почесав за ухом, вывернул авто на основную дорогу. Через время спросил: – Как тебя угораздило так вляпаться? Жена с любовницей застукала?
– Папочка проигрался.
– В казино, что ли? – Веня сморщил крупный нос. Потянувшись к приборной панели, вытер грязной тряпкой пыль. – Прости за это. Машина рабочая, я за ней не слежу.
Антону не хотелось отвечать. Лучше бы болтун ехал, чем бесполезный марафет наводит.
– Вениамин, можно побыстрее?
– Так, здесь же нельзя больше шестидесяти! – возмутился парень.
Сзади подперли резким сигналом.
Шилов подскочил от неожиданности и стукнулся локтем о стекло. Бежевый бмв, легко обогнув их развалюху, проскочил прямо перед красным светофором. Смешно, но Антон так же ездил по городу вчера. А теперь, как последний бомж, плетется в консервной банке с чудилой, что возит на заднем сидении мусорку. Ниже падать некуда.
Около банка привычно толпились люди. Антон выдохнул и, собравшись с духом, выбрался наружу.
– Жди здесь. Я сейчас сниму деньги и верну тебе за кофе и проезд.
– Как скажешь, – добродушно улыбнулся Веня и, откинувшись на сидение, прикрыл глаза.
Антон поднялся по высоким ступенькам и, обогнув толпу, что затихла при его приближении, нырнул в темноту помещения.
Проскочив переполненные кассы и несколько рабочих кабинетов, Шилов свернул в коридор и пошел прямо к менеджеру. Тот должен знать его лично. Паспорт-то остался в сейфе в доме.
– Антон Брониславович? Какой чудный у вас прикид! – всплеснула в ладони одна из сотрудниц банка, перегородив дорогу.
Шилов зажигал с ней пару лет назад, но она оказалась слишком мелкая – наигрался быстро. Даже до постели не дошло. Скучная, как сонная муха, и худая, как селедка.
– Владимир Егорович у себя? – грубо рявкнул Антон.
– Да. Проходи-те, – хихикнула девушка и прикрыла губы ладонью, показывая шикарнейший острый маникюр.
Шилов привык входить без стука. Для него преград не существовало, а сегодня засомневался и постучал.
– Здравствуйте, – проговорил он в щель и только потом приоткрыл дверь шире.
– Чем могу помочь? – грозно проговорил менеджер и посмотрел из-под очков. Брови медленно потянулись на морщинистый лоб, а крупные губы непроизвольно растянулись в улыбку. – Антон, выглядишь…
– Чудесно! Да-да! Я знаю. Мне бы денежки снять.
– Присядьте, Антон Брониславович, – мужчина напустил серьезный вид и показал на кресло посетителя.
Шилов насторожился и аккуратно, чтобы полы халата не сильно расходились, прошел вперед.
Может стоило все-таки взять у Вени одежду?
– Так как ваш отец передал все господину Зобину…
– О, Боже! Нашел кому продуть! – не сдержался Антон.
Менеджер выдержал паузу и многозначительно выдохнул.
– Ваш отец…
– При чем тут отец? Я пришел забрать свои вложения! – голос дрожал от нетерпения. Ноги не держали. Шилов, не раздумывая, плюхнулся на стул.
– Я пытаюсь вам это сказать, – строго проговорил банкир и постучал костлявыми пальцами по столешнице.
Антон ерзал. Мерзкий червячок сидел под ложечкой и царапал, царапал, царапал.
– Вы совладелец «Инко», а компания ушла в глубокий минус из-за долгов Бронислава Константиновича…
– Какой совладелец? – снова перебил Антон. – Я там и дня не работал. Отец меня в офис не подпускал на пушечный выстрел. О чем речь? Можно ближе к сути?
– Ваши счета заморожены. Вы – банкрот, – договорил менеджер, будто смакуя на языке последнее слово. Наверное, не часто приходилось ставить такой приговор, потому наслаждался сполна.
Антон встал и, прищурив глаза, подошел ближе.
– Вы со мной не шутите так, – процедил сквозь зубы. Владимир Егорович отодвинулся, а Шилов продолжал: – Где мои двести тысяч, что я копил на личном счете? Я к отцу и его играм отношения не имею! «Инко» – его компания, я никогда не был ее частью! – Антон перевалился через стол и вцепился в грудки банкира.
Тот запищал, как поросенок:
– Вы можете подать в суд для разбирательства, но по документам вы –партнер отца и так же отвечаете за долги компании. Это еще хорошо, если обойдется без ареста, так как ваши несколько сотен тысяч не покрывают минус.
– Отдайте мои деньги! Мне отцовское не надо! Мое отдайте! – кричал Антон и брызгал слюной.
Дверь распахнулась, и в кабинет влетела охрана. Антона выволокли через общий зал на улицу. Он едва удержался на ногах от толчка в спину.
Отряхнулся, поправляя халат, сросшийся с его телом. На плечах и коротких рукавах появились растяжки и щели – тонкая ткань трещала и мерзко прилипала к коже.
Что делать дальше?
В кармане хрустнула та самая бумажка. Шилов вытащил ее и, гордо приподняв голову, стал спускаться к парковке. Хорошо, если Веня еще не уехал. Придется воспользоваться его предложением и взять у него одежду. Дальше разгуливать в таком виде Антон не мог.
***
Камила Дэй жила надеждой. Верила, что шкатулка откроется и долгожданная пилюля счастья выпадет в руки. Тогда можно будет не прятаться в этой позолоченной тюрьме, а открыто общаться с людьми. Влюбляться до беспамятства, целоваться до стона и обниматься с кем захочется и когда захочется. Разве это не то, что тысячелетиями ищут люди?
Сегодня ей исполнилось двадцать. До этого момента можно сказать, что она существовала, а не жила. А не жила потому, что – урод. И урод не простой, а золотой. Ха! Шутки-шутками, но от этих мыслей Камиле хотелось выть и крушить все, что попадется под руку. Плакать горькими слезами и заливать многолетнее горе. Хотя делала она это очень редко.
Много раз младшая Дэй слышала ерунду о том, что настоящей любви нет разницы, какой ты внешне; что люди умеют любить за глубину души; что они, не видят перед собой чудовище, когда любят всем сердцем. Чушь! Никогда не верила и не поверит. Это уж точно не про наше время, где на экранах телевизоров одни гламурные и выхоленные модники. С обложек журналов глядят полуобнаженные красавцы и красавицы. Инстаграм, ютуб, соцсети – не только приобщают к общению, но и показывают, как живут другие, интересные и разнообразные люди. И весь мир утопает в красоте, обожает ее и лелеет. А Камила – монстр. Кто такую полюбит? Кто разглядит глубину, если сквозь темноту видно только темноту?
Камиле так хотелось прикоснуться к жизни по-настоящему. Познакомиться с людьми, что глядели на нее с фото. Не в тени – под черной маской или спрятанной широким капюшоном, а выйти на свет. Открыть широко глаза и шагнуть вперед. Показать себя другим, взять все то, что отняли, почувствовать то, что было недоступно. Быть на виду: надеть шикарное платье в пол и пройтись по коридору с высоко поднятой головой, словив тысячи восхищенных взглядов. Ей просто хотелось быть среди них – красивых и необыкновенных. С рождения она – кукла в шкафу: с деревянными шарнирными руками и глазами-пуговками. Кому нужна уродливая игрушка?
У Камилы не было детства, не было юности, не было школ, одноклассников и одногруппников. Она жила в огромном шикарном доме и никогда не выходила за пределы его территории. Была двадцать лет в настоящей тюрьме строгого режима. Заклятие лекарки Валентины, подруги семьи, создало вакуум вокруг имения и не впускало и не выпускало никого, кроме мамы, важных людей и некоторых слуг.
Утомившись ненавидеть мать, покойного отца и теток-подруг, Камила увлеклась обучением и лепкой. Со временем поняла, что заточение – обычная защита от внешнего жестокого мира. Но грусть и тоска росла и нужно было куда-то девать свои эмоции. В итоге она переключилась. Стала ненавидеть себя. И так сильно, что месяцами молчала и разбивала все зеркала, что попадались на глаза. Не хотела видеть свое мерзкое отражение в воде и никогда не ходила к озеру. Гуляла только в саду, лесу и скакала на лошадях по огромным просторам и балкам. Благо территория позволяла: около пятидесяти гектаров. И все в наследство от папочки досталось. Нужно оно ей сто лет! Чтобы ему икалось на том свете!
Позже мама укрепила защиту на доме, чтобы Камила не смогла его разрушить или покалечить себя. Но с восемнадцатилетнем магическая сила младшей Дэй раскрылась, и спорить стоило с ней впредь аккуратно. Если стукнуло в голову выбить все окна в их трехэтажном доме – она обязательно находила лазейки в заклятии и выполняла задуманное. И мама не вставала на пути! Покорно исправляла пакости Камилы и никогда не наказывала.
И младшая Дэй знала, почему мать себя так ведет. Она просто чувствует вину. Ведь только из-за нее Камила теперь такая, какая есть. Из-за нее и отца. Ну, что она не могла найти себе приличного мужа без проклятия?
И обида жила: росла и пускала корни.
Вчера весь день Камила носила «коробочку с надеждой» по дому, прижимала к себе и не знала, уйдет ли из души заполонивший мрак. Все то, что проросло в злость и ярость, окаменело и превратило ее в бездушную страшную куклу. Сможет ли она стать другой? Любящей и искренней?
Попытается. Только дайте шанс.
Слабая надежда теплилась в душе, когда она смотрела на мореную поверхность шкатулки и гладила кончиками пальцев деревянные завитушки. Камила знала каждый листик, каждый вензель, каждый стебель. Знала, как чудно они сходятся в центре. Шероховатость резки давно стала гладкой от бесконечных прикосновений ее пальцев.
И сегодня вердикт будет объявлен: мама принесет ключ, и они вместе откроют эту папин тайник.
Возможно, если лекарство сделает Камилу привлекательной, она поверит в себя и попробует полюбить отражение в зеркале. Попробует простить всем это заточение и тысячи часов ненависти. Оттает к матери и сможет найти в себе силы простить и себя тоже. А может, и отца.
Ведь в двадцать – жизнь только начинается.
Может, у нее даже появится парень. Камила – не дикарка. Знает откуда берутся дети и в курсе, что такое чувственное наслаждение. Хоть мужское тело для нее было и недосягаемым – почти иллюзией, но смотреть и изучать ведь не запрещалось. Да и изредка ласкать себя – тоже.
Камила любовалась фотографиями, смотрела фильмы и понимала, что этого ей мало. Хотелось большего. Хотелось прикосновений и чтобы не отворачивались, не морщились брезгливо. А пока не снято проклятие – это невозможно. Никто не полюбит монстра.
Мечты и надежды нужно исполнять, иначе в них нет смысла.
Ярина, подруга Камилы и дочь тети Таи, тоже обещала сегодня прийти, чтобы поддержать. Она единственная, кто будто не видел уродства Ками, но с дружбой все иначе. Дружба прощает недостатки, а вот любовь…
Нырнув в легкий вишневый халат длинной в пол, Камила шагнула из комнаты в холодные объятия коридора. В руках сжимая «надежду», побежала вниз по ступенькам.
Из холла доносились знакомые голоса. Приглушенные и взволнованные.
– Камила, ты не могла одеть что-нибудь приличное?! – проворчала мама, стоило Ками приблизиться к гостиной.
От нетерпения халат накинула поверх шифоновой ночнушки и ткань едва скрывала обнаженное тело. Обожала так ходить по дому. Да и сейчас, кто ее осудит за это?
Коснувшись машинально маски на лице, Камила проверила не забыла ли надеть ее впопыхах. Затем хмыкнула:
– Здесь все свои. Доброе утро, тетя Валя, – и обернулась к гостье.
Лекарка поздоровалась учтивым кивком и подарила ласковую улыбку. Ее темные волосы блеснули серебряными нитями. Молода еще – чуть старше мамы, но время давно оставило свой след. Работать врачом и прятать свой дар – довольно сложно.
– Тетя Тая задерживается, как всегда? – Камила прошла дальше и остановилась у дубового стола. Взяла из вазочки самый большой апельсин, но, заметив перекошенное лицо Златы, вернула его на место. Почему-то мама никогда не любила цитрусы, приходилось есть любимые фрукты вне ее присутствия.
– Здесь я. Как могла пропустить такое событие? – светлоликая и короткостриженая мама Ярины, вошла в дом и педантично уселась за стол. – Выложила перед собой аккуратную сумочку и сложила крест-накрест утонченные руки.
В современном мире не признавали магов. Потому горстка одаренных людей объединялись и делали все, чтобы выжить и скрыть способности от ученых. Мама как-то рассказывала, что есть коалиция магов «Анома», но их семья и приближенные вроде как непринятые. Им приходилось скрываться и от магов тоже. В общем, полное одиночество и тоска со всех сторон. От этих способностей одни проблемы.
Теперь о магии в их доме напоминали только Камилины вспышки гнева и лечебные заклинания тети Вали, что приходилось накладывать на разбитые коленки и расшибленные локти неугомонной младшей Дэй. Приключения для нее – одно из самых любимых дел и она искала их на свою голову везде.
А после восемнадцати лет замкнулась. Стала проводить много времени в мастерской и часами сидела на верхушке многолетнего дуба на краю усадьбы, где смотрела на закат и считала звезды.
Кем мама работала раньше, Камила не знала. Да и было не особо интересно. С сознательного возраста младшая Дэй была занята собой и личными печалями. Перечитывала вдоль и поперек библиотеку, рылась в поисковиках, общалась на форумах – искала информацию о проклятии. Но папины гены сидели крепко. Кто проклял всех его детей, можно было только догадываться. И одно было понятно: снять может только тот, кто наложил. Либо выполнить условия проклятия, что оставались скрыты. Вся надежда на лекарство в шкатулке.
Камила бросила холодный взгляд на мать. Та отвернулась к камину и, кусая губы, потянулась к статуэткам на полке. Она знала, что виновата. И что прощение для нее – роскошь. Случайная беременность – и потом вот такие последствия.
Ярина пряталась в тени возле окна и, увидев Камилу, бросилась обниматься.
– Все получится! Просто верь в это, – подбодрила подруга теплым голосом.
Дэй поцеловала ее в щеку, и девушка тут же отступила поближе к шторе. Она не любила солнце. Светлая кожа покрывалась порохом веснушек, стоило только весенним лучам коснуться нежного лица. И Яра считала, что они портят ее красоту. Глупая. Она, хоть с веснушками, хоть без – чудесная и настоящая.
– Начнем? – спросила лекарка, протягивая пухлую ладонь. Маленькая, веселая женщина, что всегда была рядом в трудные времена. Почти нянька для Камилы. Но няньке тоже доставалось прилично: однажды младшая укусила ее за палец, когда лекарка пыталась полечить расчесанную о дубовую кору ногу. Мама тогда сильно ругалась и даже запретила ходить на конюшню. А это было обидно.
Камила стиснула в руках шкатулку. Сердце пропустило удар. Сейчас все решится.