Я не чувствовала своей ценности с раннего детства, сколько себя помню. Родителям после развода было не до нас с сестрой. Папа ушёл жить к своей маме, и больше никак о нас не заботился и не приходил. Мама выстраивала свою личную жизнь, мы ей были скорее помехой. Тем более девочки. Вот если бы сыновья! Мужчина, мальчик – это ценность, а девочка – так, бесполезное существо. Она это транслировала своим отношением к нам, а потом однажды и вслух сказала.
Нет, мама не желала мне с сестрой зла. Но относилась к нам без тепла, без ласки, без интереса. Мы никак не отражались в её глазах. Дома с нами почти не разговаривали.
Я привыкла к равнодушному взгляду сквозь меня, рассеянной полуулыбке. Со всеми своими детскими бедами и проблемами я оставалась один на один.
Мама часто надолго уходила, оставляя меня одну или с младшей сестрой. По комнате бегали мыши, пугая нас. Постоянно хотелось есть. Однажды я не выдержала, пошла на общую кухню, нашла там два яйца и пожарила их. Мне было тогда лет пять. Но по незнанию, я сняла сковородку с плиты и поставила на пластиковую табуретку. Сковородка прожгла её насквозь и упала на пол. Испугавшись наказания, я убежала в комнату. В тот раз мы так и не поели.
Я жутко боялась, что мама умерла и больше не придёт. Часами стояла на балконе и до рези в глазах всматривалась в прохожих. Ждала её, постоянно ждала.
А потом действительно случилось страшное. У мамы появился любовник. Юлиан.
Он мне сразу не понравился. Я чуяла его «плохой запах». Меня пугал его бегающий взгляд, его странный вид – тёмный плащ до пят, чёрные длинные неопрятные волосы. Я просила маму не оставлять меня с ним. Но она доверяла ему всецело и не слушала меня, некогда было – всё куда-то бежала по своим делам.
Она легко дала ему ключи от нашей комнаты в коммуналке.
Помню, когда он пришёл в первый раз. Я сидела на полу и смотрела книжку с картинками. Ключ в замке повернулся. Я бросилась к двери, ожидая увидеть маму – я так соскучилась! Но это был он, Юлиан. Я взвыла от страха и стала бегать от него по комнате, а он меня ловил. Кажется, ему нравилась эта игра.
Память стирает самые страшные моменты в заботе о нас. Я помню не так много, хотя эта пытка длилась около двух лет.
Вот я стою перед ним обнажённая в тазике с водой. Он меня моет – крутит во все стороны, рассматривает, щупает, гладит. Мне всего шесть, у меня золотистые кудряшки и голубые, расширенные от ужаса глаза. Я знаю, что звать на помощь бесполезно. Он сразу сказал: «Мама не придёт!» Мама никогда не приходила, когда была нужна больше всего.
Он вслух прикидывает, сколько я стою и получится ли продать меня подороже. Красивые славянские девочки очень ценятся в Турции, особенно обученные интимным премудростям. У него есть договор. Я должна быть послушной, и тогда всё будет хорошо. Меня не будут бить. Он обещает, что мне там понравится, там тепло, красиво, пальмы. Он говорит обо мне и цене за меня так, будто я вещь. И я запоминаю: «Я – вещь. Меня можно продать. Моё тело уже не принадлежит мне. И мне никто не поможет…»
Потом я иду во двор, играть с другими детьми. Изумляюсь тому, какие они беззаботные! Они смеются, им хорошо. А я вся напряжена, потому что не знаю, когда снова придёт Юлиан. И когда меня отправят в эту Турцию. И можно ли поехать туда с мамой… Нет, он сказал, что без мамы, но сестрёнка тоже будет со мной. Только, скорее всего, мы будем жить отдельно.
Я путаю его слова со своим внутренним голосом. Если бы мама разговаривала со мной, если бы я знала, что любима, возможно, вся эта история с развращением и продажей не имела бы столь тяжёлых последствий. Но она ничего не замечала. Ни моих потухших глаз, ни напряжённо поднятых плечиков, ни отрешённой молчаливости, странной для маленького ребенка.
Потом мы уехали. Далеко, в другой город, к маминым родителям. Я не знаю, почему мама решилась на переезд, она не считала нужным нам что-либо объяснять.
Когда я выросла, то попыталась узнать у неё правду: что тогда происходило в её жизни и знала ли она, к какой участи меня готовили. Но поговорить открыто на эту тему мы так ни разу и не смогли. Мама до сих пор обижается, что я никак не могу забыть прошлое.
Да, Юлиан не успел продать меня в рабство. Но успел покалечить мою психику. Я на долгие годы замерла, перестала дышать полной грудью, всё время ожидая чего-то плохого. И каждый день думала о смерти. Я чувствовала себя грязной, отравленной, не имеющей права быть.
Я ни с кем не делилась произошедшим. Если родной маме всё равно, что со мной происходит, то кому будет интересно? Только высмеют, отвернутся, стану изгоем. А потом я всё забыла. Так моя психика защитила меня от непереносимых воспоминаний.
Память открылась гораздо позже, в двадцать три года, после первой брачной ночи. Но всё это время я несла на себе печать страха. Я забыла тяжёлые события прошлого, зато моё тело помнило. Я сжималась и переставала дышать, если рядом оказывался мужчина, не могла смотреть ему в глаза. Мой уровень ценности был равен нулю: «Я пыль под ногами. Я заслуживаю плохого отношения».