Сирия. Провинция (мутафаза) Хомс, район древней Пальмиры, март
На командно-наблюдательном пункте отдельной штурмовой роты, закрепившейся в ходе наступления сирийской армии, находился командир подразделения капитан Адан Сабир, его заместитель старший лейтенант Юнис Маджид и российский военный советник капитан Юрий Волченков. Связист роты сварил кофе. Офицеры наслаждались ароматным напитком, обсуждали создавшееся положение. Говорили все на русском, так как и Сабир, и Маджид обучались в военно-учебных заведениях России.
– Уперлись мы в этот проклятый хребет, – проговорил ротный, – а как все шло гладко до сих пор! Да, наступали медленно, но за сутки проходили десять-пятнадцать километров. Освободили Эр-Катур, Саар и заняли эту высоту, за ночь выбив радикалов, и вот на тебе, встали.
Заместитель кивнул:
– Да. А до Пальмиры осталось всего ничего. Одно успокаивает: обе бригады приостановили наступательные действия, не мы одни.
Российский капитан, поставив на складной столик пустую чашку, сказал:
– Так этого, господа офицеры, и следовало ожидать.
Сирийцы посмотрели на него.
– В смысле? – спросил ротный.
– Будем говорить о роте, а не о всех силах, брошенных на Пальмиру. Посмотри на карту, Адан.
Сабир убрал чашку, протер полотенцем столик, разложил полевую карту:
– Ну и что? Вижу нашу высоту Астара, хребет Умгдум, куда отошли боевики, развалины деревни перед ним, Черный холм недалеко от восточного прохода, долину, изрезанную балками и оврагами.
– Сколько километров от выступа Астара до хребта? – задал вопрос Волченков.
Сирийский капитан провел курвиметром по карте, выдал:
– По прямой пять тысяч семьсот метров. Но не вижу связи с основным наступлением и отступлением игиловцев.
– Между тем она прямая и очевидная. Рота взяла позиции боевиков на высоте и возле нее за четыре часа. Ты где-нибудь еще видел, чтобы игиловцы так быстро сдавали свои позиции?
– Я считаю, что мы их вынудили отступить.
– Ротой, пусть и усиленной танковым и минометным взводами и подразделением иранцев? Ротой, у которой семь БМП-2, четыре танка, четыре полевых миномета и в общей сложности сто пятьдесят два человека, выбили отряд игиловцев «Куфир» численностью в двести боевиков? Отряд, по данным сирийской разведки, подтвержденным нашими специалистами, имеющий на отделение по пикапу, девять танков «Т-62» и минометную батарею, вооруженную американскими «М-120»? Причем отряд, занимавший оборону. Ведь тебя же учили в России, что для успешного проведения наступления необходимо как минимум трехкратное преимущество в живой силе и технике. Мы преимуществ, кроме БМП, не имели, а по личному составу, минометам и танкам заметно уступали обороняющимся.
– Что ты хочешь этим сказать, Юра?
– То, Адан, что боевики не имели целью любой ценой удерживать высоту Астара и прилегающий к ней рубеж. Они сдали его, отойдя организованно и быстро на заранее подготовленные позиции на участке между Умгдумом и развалинами деревень, поближе к поселку Тара, где, как известно, находится штаб командующего боевиками юго-западного направления Фераза аль-Ахдара. И теперь террористы могут сдерживать нас с позиций на хребте, что, впрочем, успешно и делают.
Сириец прикурил сигарету:
– Возможно, боевики и провели организованный отход, но сейчас для ИГИЛ любая оставленная деревня, любая высота – большая потеря.
– В глазах спонсоров?
– Вообще. Как только в Сирию пришли военно-космические силы России, мощь террористов значительно снизилась. Они лишились баз снабжения, складов с боеприпасами, командных пунктов. Крупные базы понесли серьезные потери, резко упали доходы от контрабанды нефти. Все больше небольших отрядов, которые раньше воевали против нас, выходят из войны, а некоторые поворачивают оружие против самого ИГИЛ.
– Это, мой друг, не значит, что боевики будут теперь умирать за каждый метр подконтрольной территории. В нашем случае они поступили тактически грамотно, да и чему тут удивляться, ведь у ИГИЛ командиры подразделений в большинстве случаев – офицеры армии свергнутого американцами Саддама Хусейна. А те проходили учебу в тех же вузах России и Советского Союза, что и мы с вами. Кроме того, у них большой опыт противодействия войскам западной коалиции. Смотри, Адан, почему мы не можем не только наступать, но и чувствовать себя относительно спокойно на уже занятых позициях? Какую имеют дальность стрельбы американские минометы «М-120»?
– Где-то семь километров, – ответил заместитель.
Волченков поправил молодого старшего лейтенанта:
– До семи тысяч двухсот метров, а при использовании активно-реактивных мин – до десяти с половиной километров. Не думаю, что у игиловцев есть «АРМы», но даже обычными минами они без проблем могут долбить нас, выведя батарею за Черную высоту. Да, танки «Т-62» – хорошие машины, но имеют стопятнадцатимиллиметровую пушку и дальность стрельбы только до шести километров. Но это компенсируется минометами. У нас же российские полевые минометы «ПМ-120» бьют максимум на пять тысяч семьсот метров, значит, в состоянии накрыть лишь передовые подразделения отряда «Куфир». Но командир отряда Самер аль-Диаб, в прошлом ротный в Иране, – далеко не идиот. Он не будет подставлять своих людей и отведет их к развалинам. И свои «Т-62» в нужное время переместить сможет. Однако не будем отвлекаться на тактические возможности боевиков. Главное, что мы не можем ни наступать, ни наносить противнику сколь-нибудь значительный урон. Контратаковать игиловцы, похоже, не собираются, значит, в состоянии удерживать наши силы. Вот какая связь между расстоянием и позициями.
Старший лейтенант Маджид воскликнул:
– Но мы не можем топтаться на месте! Боевой дух поднимается при достижении успеха, в позиционных боях он ослабевает.
– Боишься, что твои бойцы разойдутся по домам? Благо населенные пункты, откуда родом большинство этих солдат, уже восстанавливаются после войны.
– Никто никуда не уйдет, – хлопнул ладонью по столу Сабир, – в худшие времена дрались, а сейчас тем более. Но с боевым духом Юнис прав. Мы же должны что-то предпринимать.
– У тебя есть командование, запроси порядок дальнейших действий, – улыбнулся Волченков, – может, умные штабные головы что-то дельное и подскажут.
– С умными штабными головами, как ты, Юра, выразился, я уже говорил, я хочу узнать твое мнение. Ведь ты же мой советник. Что посоветуешь, капитан?
– А что тебе подсказали в штабе бригады?
– Не подсказали, приказали – развивать наступление. А как его развивать в сложившейся обстановке?
Волченков тоже закурил, старшему лейтенанту пришлось откинуть полы брезента, чтобы из каменистого бункера выходил дым.
– Как развивать? А черт его знает, Адан! Не надо было останавливаться здесь, а пройти дальше, еще километра на три и не прямо, а забирая к Черному холму, продвигаясь по балкам. На высоте же можно было организовать просто наблюдательный пункт, здесь же держать технику, чтобы ее не пожгли в долине.
– Ты считаешь, нам изначально неправильно была поставлена задача?
– Я этого не говорил, Адан, но разумнее было бы прорываться к восточному проходу и за ним занимать плацдарм. Вот тогда к нам точно бросили бы пару батальонов, развивать дальнейшее наступление на высоту Джатель и поселок Тара, и это заставило бы игиловцев не отходить, а бежать.
– Еще если русские самолеты помогли бы, да? Но основную часть ВВС вдруг ни с того ни с сего ваше руководство решило вывести. И это накануне основных сражений.
Волченков стряхнул пепел в банку из-под тушенки, заменявшую пепельницу:
– Адан, ты же не дилетант и прекрасно понимаешь: главная задача той группировки, что стояла здесь раньше, я имею в виду авиационную группировку, полностью выполнена. Не дело штурмовиков и бомбардировщиков гоняться за отдельными машинами и мелкими группами боевиков. А для воздушной поддержки общего наступления самолетов осталось достаточно. Не забывай и о крылатых ракетах морского базирования.
– Так почему, черт возьми, подступы к Пальмире не отрабатывают ни авиацией, ни крылатыми ракетами?
Российский капитан ответил просто:
– Потому, Адан, что здесь Пальмира. Ее не смогли разрушить ни время, ни варвары из ИГИЛ. Ты хочешь, чтобы Пальмиру разрушила российская авиация? И потом, командование наступательными силами не хуже нас знает обстановку вокруг древнего города и если не применяет авиацию, то, значит, для этого есть веские причины.
– А мы должны наступать под огнем боевиков?
– Наступать в прямом смысле глупо. Даже преступно. Но продвигаться вперед надо. Ты же решил выслать ночью в долину два усиленных отделения взвода лейтенанта Басара? Вот только почему-то мне об этом ни словом не обмолвился.
Сабир взглянул на Маджида:
– Ты?
Тот поднял ладони:
– Клянусь, нет.
– Откуда узнал, Юра? – повернулся к Волченкову командир роты. – Или завел среди бойцов, как это у вас говорится, осведомителя?
– Эх, Адан, правильно говорят: век живи, век учись. Предлагаю тебе еще раз взглянуть на карту.
– А, черт, – ругнулся ротный, – я же нанес на нее всю информацию.
– А говоришь: осведомитель. Мне это, Адан, не надо.
– Извини, друг. Сам понимаешь – нервы!
– Да ладно, проехали. Скажи, чего ты хочешь добиться этим ночным рейдом?
– Того, о чем говорил ты: продвинуться вперед и закрепиться хотя бы в балках.
– Малый плацдарм?
– Почему нет? Должен же я приказ выполнять? Считаешь решение неверным?
– Я бы, Адан, сосредоточил внимание на Черном холме. Туда бы следовало перебросить сводный отряд. Под сводным я подразумеваю один из твоих взводов и отделение взвода капитана Давари.
– Что бы это дало? Уничтожение передового взвода огнем боевиков?
– Уничтожение минометной батареи террористов, капитан. Я же сказал, скрытно перебросить. Занять позиции, благо там можно подняться на вершину, она представляет собой площадку, где свободно разместятся человек тридцать. Там же легко замаскировать бойцов, рельеф неровный, маскировочная сеть подошла бы идеально. И когда взвод оказался бы на высоте или рядом с ней, дожидаться выхода минометной батареи. Скажем, имитировать попытку подхода роты к балкам. Глядишь, аль-Диаб не только минометы вывел бы из-за хребта, но и пару-тройку «Т-62» послал бы в развалины. Дальше продолжать?
Капитан Сабир отрицательно покачал головой, вздохнул:
– Не надо! Я понял тебя. И ты прав. Но до Черного холма по прямой пять километров, а если учитывать рельеф, то и все шесть выйдет. В случае обнаружения взводу не отойти. До балок же от пятисот до семисот метров. Хотя твое предложение я обязательно доведу до командования.
– Ты сначала сам все хорошо продумай.
– Я подумаю. Еще кофе?
– Меня уже тошнит от него. И чего вы в него всякие пряности кладете?
– Э-э, к нему привыкнуть надо. Привыкнешь, на другой и смотреть не захочешь.
– А пока привыкнешь, все нутро вывернет.
– Не передергивай, Юр? Не хочешь кофе, давай прикажу чай заварить. До ужина еще три часа.
– Нет, Адан, спасибо. Сейчас бы водочки.
Сабир широко улыбнулся:
– Какие проблемы? Есть у меня арак! По сто граммов можно.
– Арак? Нет, друг мой, ты свое тридцатиградусное виноградное, настоянное на анисе пойло, извини, сам пей.
– Чем тебе не нравится арак? Мягкая водка с пряным привкусом.
– И видом. Особенно когда в арак куски льда бросить или холодной водой немного разбавить.
– При чем здесь лед или вода?
– Адан! Ты когда-нибудь в России одеколон пил?
– Одеколон? – удивился сирийский ротный. – Нет, ни одеколон, ни туалетную воду. А зачем?
– Когда у нас со спиртным в России проблемы были, многие одеколон пили, да что там одеколон, всю гадость, типа очистителей стекол, и даже дихлофос в пиво добавляли. Но – к одеколону. Так напрямую его пить хреново, крепкий. Вот и добавляли воду.
– Ну и что? – заинтересовался сирийский офицер.
– А то, что когда в одеколон попадает вода, то смесь приобретает молочный цвет. Как и ваш арак, если в него добавить льда или воды. Один в один. Я как увижу эту мутно-белую жидкость, рвать тянет.
– Ну ты сравнил одеколон с араком.
– Нет, Адан, я имел в виду нашу русскую водочку. Слезинку, как ее еще знатоки называют. Сто граммов, а на закуску грибочки малосольные или огурчики, можно бычки или кильку в томате. Вот это вещь. Но раз у нас нет ни водки, ни грибов, ни огурчиков, ни консервов, забудем о выпивке. Впрочем, я не возражаю, вы можете свой арак хлебнуть.
– Где бы ее взять, русскую водку? Если только у торговцев в Эр-Катуре? Но они продадут, как это у вас называют, подделку?
– Паленку?
– Точно.
– Так что настоящую водку могут только ваши ребята из России привезти. А в арак можно и не добавлять льда. В холодильнике водка и так холодная.
– Нет, благодарю, это все равно что вместо пива «Балтика», которое, кстати, активно начали продавать в Дамаске и в других крупных городах, пить перебродивший кумыс. У «семерки» те же пять-шесть процентов спирта. А разница – как земля и небо.
– Ну и оставим эту тему до лучших времен, – сказал Сабир и предложил: – Пройдем по позициям? Посмотрим настроение личного состава. К танковым, минометным подразделениям, иранцев проведаем. Персы предпочитают особняком держаться. Хотя надо признать, воины они отличные.
– Давай пройдем, потом обсудим твое решение.
– Договорились.
Офицеры собрались на выход, но тут появился связист роты сержант Суни Данури:
– Разрешите?
– Что у тебя, Суни? Штаб бригады?
– Никак нет, капитана Волченкова вызывает на связь генерал Кордо… Кордо… не запомнил, сложная фамилия.
– Кордополов, – поправил его Волченков, – генерал-майор Кордополов Николай Леонидович, главный военный советник сирийской армии.
– Большой начальник.
– Большой. Он еще с душманами в Афганистане воевал. Ротой и батальоном командовал.
Волченков взглянул на Сабира:
– Вы начнете обход с первого взвода?
– Да.
– Ступайте, я переговорю с генералом и догоню вас.
– Хорошо. Идем, Юнис, – кивнул ротный заместителю.
Сирийские офицеры стали спускаться с высоты, советник прошел в узел связи, представлявший собой бетонный «короб» со столом, на котором были развернуты средства связи, тут же стояли два стула.
– Жарко у тебя здесь, сержант.
– Я привык. Сейчас не жарко, а тепло, всего двадцать восемь градусов на улице, здесь не больше тридцати.
– Да, нормальная температура.
Он взял гарнитуру радиостанции:
– Полоз на связи!
– Приветствую, Полоз! Кедр.
– Мне доложили.
– Время «Ч» 17.00, в «Ч» + 16 быть на восточной окраине населенного пункта в квадрате… КШМ. При себе иметь все, касаемое планов «Евфрата» на ближайшие трое суток. Вопросы?
– Никак нет!
– До встречи.
– До встречи.
Главный военный советник отключился. Волченков передал гарнитуру радиостанции связисту.
– Все? – спросил тот.
– Все, сержант. Не закрывай дверь, проветри помещение.
– Чтобы проветривать, надо еще окно. А его нет.
– «Духи» тебе его пробьют!
– Кто?
– Не обращай внимания.
Капитан вышел из узла связи, пошел к тропе, ведущей вниз. Волченков прикинул. «Ч» – 17.00, «Ч» + 16, это значит 9 часов завтра, населенный пункт в квадрате… – поселок Саар, до него семнадцать километров.
Генерал Кордополов или его представитель будет ждать на восточной окраине, это роща, находясь в КШМ – в командно-штабной машине. Хорошо, хоть так, не в Хмеймим ехать. До базы триста километров. Да и до Дамаска прилично. Непонятно, с чем связан вызов главного советника. Впрочем, что тут непонятного? С обстановкой. Наступление-то на Пальмиру, по сути, захлебнулось по всем направлениям. Ладно, послушаем, что скажет генерал или его представитель.
Волченков прошел к позиции первого взвода, где столкнулся с ротным.
– Освободился?
– Да я вроде и не сидел, – отшутился российский капитан.
– Ох уж мне этот русский юмор. Сказать, зачем вызывал главный советник, можешь?
– Он на завтра на 9 утра назначил встречу в Сааре.
– С чем это связано?
– Хороший вопрос.
– С остановкой наступления, – уверенно ответил сам себе капитан Сабир. – Значит, верховное командование не устраивает положение дел.
– Это было понятно и без вызова Кордополова.
– Но теперь есть надежда, что хоть что-то изменится.
– Надежда есть всегда.
– Да, и умирает она последней.
– Ну это спорный вопрос. Мне нужен от тебя план действий на ближайшие трое суток.
– Ты же знаешь, Юра, никакого плана нет, есть замысел на сегодняшнюю ночь.
– Надо что-то придумать. Отписаться. Скажем, в ночь рейд по долине, с целью определения возможности переноса передовых позиций ближе к хребту, в следующую ночь рейд другой группы в район за дорогой Эр-Катур – Дамаск, цель та же. С подготовкой и отходом как раз трое суток.
Сабир улыбнулся:
– Ну вот ты и решил все сам. Или надо на карту информацию нанести?
– Карты остаются при тебе. Значит, план определен?
– Определен.
– Нужна техника.
– Это понятно, не пешком же семнадцать километров идти? Возьмешь мой БТР. Охрану, если посчитаешь нужным.
– Обойдемся бэтээром! Выезд в восемь часов.
– Я предупрежу механика-водителя. Ты только схему маршрута составь, а то Али по-русски ни черта не понимает. Он в России не учился.
– Но малый хоть с понятием?
– По схеме укажешь, где прямо, где свернуть, доставит к месту. Маршрут к Саару я ему объясню, а в поселке придется руководить тебе.
– Пойдет. Что во взводе?
– Ничего. Двое дозорных смотрят за долиной, остальные, включая взводного, отдыхают в блиндаже. Расслабляются люди, Юра, и это нехорошо.
– Сейчас во второй взвод?
– И как ты догадался?
– Интуиция.
Офицеры рассмеялись.
Волченков заметил, что с ротным не было заместителя.
– Юниса тоже отдыхать отправил?
– Нет! Он пошел к персам.
– Тебе надо было лично их проведать.
– Так я не отказываюсь, зайдем, как огневые позиции проверим.
– Лейтенанта Басара надо с собой взять.
– Ты насчет рейда?
– Да.
– Хорошо. Возьмем. Хотя задача ему уже поставлена.
– Чтобы не вызывать, если возникнут уточнения в ходе совместного обсуждения задачи, которую ты поставил ему.
– Так и говорю. Хорошо, возьмем собой, на КНП.
В отличие от первого взвода во втором люди не спали. В блиндаже вовсю шла подготовка к ночному выходу. Два усиленных отделения представляли собой две трети личного состава взвода. В каждом отделении в рейд выходило по десять человек, вместо штатных восьми, на позициях оставались только четыре человека, да и те – наводчики БМП и наблюдатель. Руководил подготовкой лейтенант Басар.
Взводный делал все умело. Объяснял солдатам, как и что каждому предстоит выполнить, что взять с собой, как закрепить, чтобы не гремело. При виде ротного он подал команду «смирно» и пошел навстречу Сабиру с докладом. Капитан остановил лейтенанта:
– Не надо, Омар, занимайся. Мы с советником сейчас обойдем основное подразделение, в 18 часов будем на КНП. К этому времени подходи и ты, еще раз обсудим порядок действий отделений.
– Есть, – ответил молодой лейтенант.
Волченков отметил уравновешенность офицера. Тот был спокоен, словно не ему, а кому-то другому предстояло идти в ночной рейд, который реально мог оказаться последним в жизни.
– Занимайся! – повторил капитан.
Они прошли дальше, в третий взвод. Там, как и в первом, только дозорные в стрелковых ячейках, остальной личный состав в блиндаже. Сабир не стал вызывать взводного.
Танкисты занимались техникой. «Т-72» были доставлены из России. И хотя выпускались такие машины давно, эти танки, с консервации, являлись практически новыми. Командиры, прошедшие курс подготовки, подсказывали солдатам, как работает автомат заряжания, что делает наводчик, когда требуется вести огонь из пушки и пулемета. Танки не участвовали в боях. Экипажи тоже. Им еще предстояло узнать, что такое бой. Оттого и относились танкисты к занятиям серьезно.
В минометном взводе было также спокойно. Минометы стояли в ряд, рядом тягачи, машина с боеприпасами.
Оставался взвод прикомандированных иранских военнослужащих. Там с командиром взвода разговаривал старший лейтенант Маджид. Капитан Реза Давари слушал младшего по званию, но старшего по должности сирийского офицера. Правда, было заметно, что делал это он не без снисходительности. Взвод Давари уже полгода воевал в Сирии. Большинство бойцов участвовали в боевых действиях в Ираке. У иранцев царили порядок и дисциплина.
Давари козырнул Сабиру, улыбнулся, что было редкостью, Волченкову.
– Как дела, Реза? – спросил Сабир.
– Об этом уже спрашивал твой заместитель, благодарю, все в порядке. Вот только заместитель не ответил на мой вопрос.
– Что за вопрос?
– Что будем делать дальше?
– Это, Реза, решается. В ночь высылаю в долину разведку.
– Будь осторожен, Адан, мои наблюдатели заметили несколько человек на хребте. И это не солдаты, не рядовые. Они через оптику долго и внимательно рассматривали позиции роты и подходы к ним. Уделили внимание и высоте. Эти кровавые псы что-то задумали, Адан. Просто так они не стали бы внимательно рассматривать район, который до этого занимали.
Иранский капитан повернулся к Волченкову:
– Ты воевал на Кавказе, капитан, ты знаешь повадки этих шакалов. Те, что пойдут в долину, должны соблюдать повышенные меры предосторожности.
Говорил Давари на русском языке, чего раньше за ним не замечали, и это удивило и Сабира, и Волченкова.
Юрий поинтересовался:
– Реза! Откуда ты так хорошо знаешь русский язык?
Иранец улыбнулся:
– Я не должен говорить об этом, но тебе скажу. Семь лет назад в российский антитеррористический центр была отправлена группа офицеров. Для, скажем так, повышения квалификации. Группа пробыла в Подмосковье почти год. В этой группе был и я.
– В Подмосковье, говоришь? А где конкретно?
– Учебный центр «Лесной».
– Даже так? Надеюсь, инструкторы не разочаровали тебя?
– Я их всех по именам помню. Российский спецназ – лучший в мире.
– И это говоришь ты, офицер Пасдарана? Революционной гвардии или, как больше принято называть, Корпуса стражей Исламской революции?
– Да, конечно, как офицер Корпуса.
– Это высокая оценка.
– Ты, как советник, объясни ротному, что рейд – это не прогулка.
Сабир воскликнул:
– По-твоему, я ничего не понимаю в военном деле? Я, четыре года воевавший против врагов страны?
– Не обижайся, Адан, но война войне рознь. Ты достойный командир, бесстрашный, грамотный, но русский опытнее тебя. Слушай его.
– Мы как-нибудь сами разберемся.
– Конечно. Один вопрос, капитан?
– Да?
– Ты и дальше собираешься проводить планирование без моего участия?
– Нет, но пока в этом не было необходимости.
– Я понял. Удачи!
Волченков пожал руку Давари. И пошел вместе с капитаном к тропе на высоту.
Сабир был недоволен:
– Этот перс много берет на себя. Его послушать, так только он и соображает, как воевать.
– Давари действительно опытный офицер, и еще, Адан, не в обиду будет сказано, в учебном центре «Лесной» готовили секретные боевые группы. И готовили очень серьезно. Обычно месяца три. Реза же провел в «Лесном» почти год, это много значит. Тебе надо больше привлекать его к управлению подразделением.
– Может, вообще передать персу командование ротой?
– Остынь! И до чего вы вспыльчивы. Хорошо еще в повседневной жизни. В бою вспыльчивость зачастую ведет к необдуманным поступкам, которые оказываются роковыми. Ты должен знать, что в бою побеждает не тот, кто отчаянно храбр, а тот, кто храбр и в то же время умело владеет собой, сохраняет холодным рассудок.
– Кто еще сегодня не пытался учить меня? Пожалуй, только взводные. Не удивлюсь, что и Басар попытается. Прошу запомнить, капитан, подразделением командую я. И пока подразделением командую я…
Волченков прервал Сабира:
– Успокойся. Нам предстоит еще раз продумать ночной рейд. С учетом того, что за долиной смотрели террористы.
– И что с того, что они смотрели? Делать им нечего, вот и смотрели. Смеялись, вот, мол, она, доблестная сирийская армия. Выдохлась, раз сидит на оставленных нами позициях.
– Нет, Адан, Реза прав, что-то «духи» задумали. Знать бы что?
– Я был бы не прочь, если бы они попытались провести контратаку и выслали всех своих уродов вместе с техникой на наши позиции.
– Не для того они отходили. Ладно, пришли.
Офицеры зашли на КНП в 17.45. Заместитель находился уже там. Связист варил для сирийцев кофе, для советника поставил на примус чайник, распечатав новую пачку зеленого чая.
Ровно в 18.00 явился командир второго взвода и старший одной из разведывательно-штурмовых групп предстоящего ночного выхода.
Сабир пригласил всех разместиться за столом.
Расселись.
Освежились кофе и чаем.
Сабир развернул карту:
– Итак, ночной рейд. Проведут его усиленные отделения второго взвода. Первую группу ведет лично взводный, вторую его заместитель. Второй группе выйти к западной балке в двадцать два часа, первой из-за разницы расстояний – к восточной в двадцать два десять. Задача у отделений одна: осмотреть балки, определить, возможно ли оборудовать в них передовой рубеж роты. При перемещении по балкам обязательно выставить верхние дозоры, которым занять позиции, замаскироваться и отслеживать обстановку, дабы избежать внезапного нападения противника.
Басар не без удивления посмотрел на ротного:
– Вы, капитан, допускаете, что боевики выйдут в долину?
– Нет. Но я не знаю, что на уме у Самера аль-Диаба или его начальников в штабе обороны на нашем направлении. И, как говорят наши русские друзья, страховка лишней не бывает. По дозорам ясно, Омар?
– Так точно. Но за долиной, очевидно, следят с хребта. И не исключено, что дозорные могут быть обнаружены.
– Так вот ты и думай, что предпринять, чтобы этого не произошло.
– Есть, я понял.
– Рейд, – продолжил Сабир, – проводим с двадцати двух часов до двух часов. Доклады мне по необходимости. В два часа отделения должны находиться на позициях второго взвода.
Сабир повернулся к Волченкову:
– Вам есть что сказать, господин советник?
– Да.
Волченков попытался приподняться, не получилось. КНП находился в одной из разрушенных зон старого блокпоста, был невысок и узок.
– Предлагаю лейтенанту Басару не держать наводчиков в БМП, для этого есть экипажи машин других взводов, а всех оставшихся бойцов вывести на передовые позиции. Им внимательно смотреть за подходами к балкам. В этом случае не придется выставлять фланговые дозоры, что демаскирует продвижение отделений. Обязательно одному из наблюдателей постоянно поддерживать связь с командиром взвода, сообщая обо всех изменениях обстановки. Появление противника в долине маловероятно, но возможно. Не исключено, что игиловцы уже там.
Сабир взглянул на советника:
– О чем это ты, капитан? Допускаешь, что наши дозоры могли пропустить выход боевиков с хребта?
– А ты считаешь, что не могли? Да, они вряд ли имеют намерения отбить оставленные позиции. Это им не нужно. А вот ослабить нашу роту им весьма желательно. Мы не видим, что происходит на участке восточного прохода Черного холма.
– Но увидим, – перебил советника командир роты. – С дальних выходов из обеих балок этот участок будет виден через оптику.
– Будет. Но заметят ли солдаты развернутую минометную батарею боевиков? И тогда игиловцы, имея перед собой долину, с хребта точно наведут огонь батареи по балкам.
– И что ты предлагаешь?
– Лейтенанту Басару или его заместителю, в зависимости от того, кто какой балкой пойдет, следует выслать вперед по два человека. Чтобы они вышли на дальние позиции и в случае необходимости смогли предупредить основные разведывательные силы об опасности, дав возможность им отойти.
– Это все? – спросил Сабир.
– Нет. Нам, я имею в виду командира роты, заместителя и себя, на все время проведения рейда находиться на высоте и, используя оптику, отслеживать ситуацию. В это же время вывести на огневые позиции танки. Всему личному составу, включая взвод иранцев, объявить боевую готовность «Военная опасность», которую не снимать до окончания рейда.
– Что еще?
– Необходимо предусмотреть способ прикрытия отхода отделений Басара в случае столкновения с противником.
Сабир поцокал языком:
– Я, конечно, признаю твой опыт, Юра, но мне кажется, ты преувеличиваешь вероятную опасность.
– Лучше преувеличить, чем недооценить противника. Превосходящего по численности и технике противника, занимающего стратегические высоты хребта и имеющего многочисленный резерв.
– Я услышал тебя. Решение – действовать по обстановке.
– А теперь мое личное мнение, Адан.
– Говори.
– Не нравится мне твоя затея. Тактически разведка не представляет ценности. Все, что нужно, мы можем выяснить путем визуального наблюдения. Но ты принял решение, ты командир, имеешь право. У меня все!
– Ты бы, Юра, лучше попросил своего генерала организовать поддержку роты авиацией. Вот тогда бы мы взяли хребет малыми силами.
– Я подниму этот вопрос.
– Подними, пожалуйста. Так! – Сабир повернулся к заместителю: – С двадцати двух часов роте боевая готовность «Военная опасность», технику на позиции, минометный взвод развернуть. Экипажи, исключая второй взвод, в машины. Иранцам быть в готовности прикрыть отход отделений Басара. Впрочем, Давари я сам поставлю задачу. Тебе, Юнис, проконтролировать все мероприятия, определенные советником, и с двадцати двух часов находиться на левой от КНП позиции наблюдения.
Заместитель командира роты козырнул:
– Есть!
Сабир отпустил Маджида и Басара, позвал связиста:
– Суни.
Сержант появился тут же:
– Я, господин капитан!
– Вижу, что ты. Свяжись с капитаном Давари, пусть поднимется на КНП.
– Есть.
– Выполняй.
Сабир взглянул на советника:
– Ты поприсутствуешь при разговоре с командиром иранского взвода?
– Нет. В этом нет необходимости, я пройду на правый фланг высоты, оттуда через стереотрубу осмотрю долину.
– Дело твое.
Волченков вышел из КНП, пошел во фланг на позицию наблюдения. На командный пункт прибыл капитан Давари. Стрелки часов приближались к 19.00. Внизу задымили две полевые кухни. Повара готовили ужин.
В это же время на хребте Умгдум
На каменистой площадке, закрытой с фронта невысокой грядой, в тщательно оборудованном наблюдательном пункте игиловцев, за обстановкой на позициях сирийской роты наблюдал опытный разведчик из группы наемников, или, как ее еще называли в отряде, спецгруппы, Гази Аходов. Он был чеченец по национальности, но в Чечне не был никогда. Родился и вырос в Турции. Там же попал на заметку радикалов и со временем оказался в банде так называемого «Исламского государства», вместе с соседом и другом, тоже чеченцем, никогда не бывавшим в Чечне, Акрамом Дикаевым. Как хорошие воины, они быстро освоились в группировке ИГИЛ и спустя некоторое время завоевали авторитет. Они не занимались массовыми казнями, не участвовали в карательных операциях. Чеченцы из Турции воевали против неверных, а ими стали все, кто поддерживал законную власть в Сирии, Ираке, Афганистане, Ливии и не принимал ценностей Всемирного халифата.
На пост вышел заместитель командира отряда Аббас Фаур.
Аходов не колыхнулся, хотя слышал шаги еще на тропе, он предпочел смотреть в ночной бинокль.
Фаур прилег на кошму рядом с наблюдателем, спросил:
– Как дела, Гази?
– Оживление на позициях асадовцев.
– В чем заключается?
– В оживлении. Или я непонятно выразился? На передовом рубеже, там, где у неверных второй взвод, люди к чему-то готовятся.
– К чему?
Аходов оторвался от бинокля, взглянул на заместителя командира отряда:
– Странный вопрос, господин Фаур. Откуда я могу знать, к чему готовятся асадовцы? Позиции обходили командир роты, его заместитель, советник, только что ротный говорил на КНП с командиром взвода персов.
– Это обычное явление. Командиры обязаны контролировать подчиненных.
– И все же неверные к чему-то готовятся. Их наблюдатели начали работу по долине.
– Шайтан! Неужели им стали известны наши планы?
– Не знаю.
– Ладно, продолжай наблюдение.
Фаур поднялся, отряхнулся и, пройдя по склону метров пятьдесят, вошел в пещеру, где находился командный пункт командира отряда «Куфир» Самера аль-Диаба.
– Что? – кратко спросил главарь.
– Чеченцу на посту наблюдения показалось, что в роте неверных какое-то движение. По его мнению, они что-то замышляют.
– Что могут замышлять неверные? Их гонят в наступление, но только идиот решится наступать в сложившейся ситуации. Маневр со сменой позиции удался на славу. Помнишь, как неверные радовались, выйдя на высоту Астара? Словно одержали стратегическую победу. И оставленный нами флаг под улюлюканье сожгли. Свой подняли. А дальше – тупик. И это они поняли.
Фаур кивнул:
– Все это так, Самер, но не кажется ли тебе странным, что асадовцы зашевелились как раз накануне наших ночных мероприятий?
– Чеченцу показалось, мне тоже должно казаться? Не «кажется», Аббас, мы адекватно воспринимаем реальность. Она такова. Рота заняла высоту и вынуждена сидеть на занятом рубеже, не имея возможности продолжать наступление. Это расслабляет. Поэтому ротный, наверняка по совету русского капитана, решил взбодрить подчиненных. Вот и гоняет личный состав.
– Их движения касаются только второго взвода, в первом и в третьем тишина.
– Значит, ты настаиваешь на том, что противник может выйти в долину?
– Я не настаиваю, но они точно что-то замышляют.
– Тогда это значит, что им стало известно о наших планах. В них посвящен очень ограниченный круг лиц: я, ты и командир боевой группы. Три человека. Даже связист и мой телохранитель не в курсе планируемых действий. Я сдать не мог, командир группы находится среди личного состава, и за ним смотрят. Остаешься ты, Аббас! Если неверным стал известен наш план, то передать его противнику мог только ты.
Фаур побледнел.
В рядах ИГИЛ порядки жестокие. Одно лишь подозрение, даже ни на чем не основанное, может привести к казни подозреваемого. Так, на корню, вместе с головами вырезаются даже намеки на измену. И это дает результаты.
– Ты это серьезно, Самер? Но мы же воюем вместе третий год? Мы…
Самер аль-Диаб поднял руку, прервал заместителя:
– Успокойся, Аббас, я всего лишь сделал логическое предположение. Ты не сдавал врагу наш план. Значит, никто не сдавал, и они не в курсе готовящейся акции. Да это и видно. Разве они стали бы, прекрасно зная, что мы наблюдаем за ними, открыто готовиться к каким-либо действиям? Советник у капитана Сабира умный, подготовленный человек. Он профессионал. И не допустил бы элементарной ошибки. Уверен, на той стороне не знают, что мы планируем здесь.
Фаур облегченно вздохнул:
– Ты, конечно, прав, Самер.
– Конечно, иначе не командовал бы одним из основных отрядов корпуса обороны Пальмиры.
– Окончательную задачу когда будешь ставить?
– Ближе к выходу. Впрочем, она практически не будет отличаться от предварительной. Нам надо потрепать роту, и мы ее потреплем. Главное – сжечь хотя бы половину техники асадовцев, и мы ее сожжем. Впрочем, если удастся уничтожить только танки, это уже будет значительный успех.
– Ты не думал, почему действия той же роты Сабира не поддерживаются русской авиацией?
– Сирийской, кстати, тоже. Я не только думал, я искал ответ на этот вопрос.
– Нашел?
– Конечно. Ищущий всегда найдет. Тем более с помощью нужных людей. Бездействие ударной авиации в районе Пальмиры объясняется легко. Русские, заявившие на весь мир об уничтожении памятников древней Пальмиры, не в состоянии наносить такие удары без риска повредить эти древние ценности. Представляешь, какой начнется шум, если русские своими ракетами уничтожат хотя бы один, по сути, никому не нужный памятник? Даже одну колонну? Их тут же обвинят в варварстве. ИГИЛ, мол, уничтожает древние памятники архитектуры, и русские тоже. Русские не дают действовать и сирийской авиации.
– Они не могут использовать свои корректируемые бомбы?
– Для этого нужны наводчики на земле.
– Но их самолеты имеют собственные лазерные системы наведения.
– Эти системы были хороши при ударах по нефтехранилищам, колоннам, командным пунктам, складам – везде, но только не здесь. Здесь цена ошибки слишком высока. Для того же, чтобы навести самолет точно на цель, не задев древних построек, нужны наводчики, которые находились бы рядом с объектами, то есть в зоне ответственности отрядов, и выставляли бы маяки у объектов поражения. Как мне сообщали друзья из руководства сирийской разведки, сейчас у русских таких наводчиков нет. Их не было и раньше. Они перебрасывают подразделения сил специального назначения. Но о наводчиках пока речи не было.
Аббас Фаур спросил:
– Извини, но эта информация надежна?
– Да. Этого достаточно?
– Достаточно.
– Тогда подумай, не стоит ли нам отвлечь действия диверсионной группы выдвижением на огневые позиции перед Черным холмом пары минометных расчетов, а к развалинам у подножия хребта – двух-трех танков?
– Хорошая мысль. Но почему минометы следует выставлять перед холмом? Там они будут досягаемы для танковых орудий противника.
– Танки Асада будут стрелять только в случае, если минометы откроют огонь – у правительственных войск нет лишних боеприпасов. Минометные же расчеты стрелять не будут, как и наши «Т-62». Но ты подумай. Я не настаиваю на отвлекающем маневре. Я верю в профессионализм наших воинов диверсионной группы.
– Да, Самер, я подумаю!
– Решение на совещании. После ужина и молитвы, в двадцать один час здесь, у меня.
– Я понял!
– Ступай, Фаур. И пусть зайдет связист.
– Да, Самер.
Фаур вышел, явился связист с радиостанцией.
– Мне нужен командующий, – сказал аль-Диаб.
– Минуту, саиб.
Связист выставил радиостанцию на стол, включил ее. С третьей попытки доложил:
– Господин Фераз аль-Ахдар на связи.
Командир отряда ИГИЛ принял гарнитуру:
– Раис! Это Шаран.
– Слушаю!
– Я готов отправить дервишей в пустыню.
– Хорошо. Ты на своем КНП?
– Да.
– Когда думаешь говорить с дервишами?
– После молитвы и ужина. В двадцать один час.
– Хоп! Часом раньше я подъеду, ты уже освободишься?
– Да, конечно! Но ваш приезд…
– Тебя что-то не устраивает или это небезопасно?
– Да нет, устраивает все, и угрозы нет.
– Значит, встречай!
– Вы подъедете к позициям «коробок»?
– К тропе, ведущей на хребет!
– Хорошо, встречу.
– Отбой.
Аль-Диаб отключил станцию. Подумал, почему это вдруг сам командующий обороной целого направления решил приехать на позиции отряда? Ответа не было. Впрочем, Фераз аль-Ахдар частенько принимал внезапные решения, не давая полевым командирам расслабляться. Иногда он приезжал просто так, посидеть, поговорить на отвлеченные темы, попить чаю, но чаще – проверяя готовность отрядов. Что у него на уме сегодня, не мог знать никто. Хотя один человек знает точно, это его заместитель, Радван Дакур, приходившийся дальним родственником аль-Диабу. Не спросить ли его?
Командир отряда взглянул на связиста, не спешившего сворачивать станцию:
– А ну-ка вызови Радвана Дакура.
– Да, господин.
Дакур ответил тут же:
– Салам!
– Салам. Один вопрос?
– Слушаю!
– Не знаешь, почему раис собрался ко мне?
– Знаю, узнаешь и ты. Посмотри на своих бойцов, территорию, чтобы все было в порядке.
– Это проверка?
– Нет, это гораздо больше. И это все, что я могу тебе сказать.
– Благодарю и на этом.
– Удачи!
Дакур отключился, аль-Диаб бросил гарнитуру связисту:
– Свободен!
За порядок на занимаемом рубеже обороны аль-Диаб не беспокоился. Аббас Фаур и командиры боевых групп следили за этим строго.
В 20.00 командир отряда «Куфир» находился у подножия хребта, рядом с тропой, ведущей к пещере, где был оборудован командный пункт. Со стороны высоты Джатель показалось облако пыли, и вскоре к хребту подошли четыре броневика «Хамви». Прибыл командующий с охраной.
Фераз аль-Ахдар довольно легко для своих пятидесяти лет выбрался из машины. Он был в полевой форме. Подошел к аль-Диабу:
– Салам, Самер!
– Салам, господин аль-Ахдар.
– Карта с собой?
– Да, полевая, более крупная на командном пункте. Поднимемся?
Командующий взглянул на тропу, перевел взгляд на деревья, росшие у самого подножия, топчан между ними для отдыха танкистов (танковая рота базировалась рядом), электрическую лампу под абажуром, висевшую на тонкой ветви одного из деревьев.
– Пойдем туда. Там прохладно.
Командиры прошли к топчану. Место совещания сразу же взяла в кольцо охрана командующего.
Аль-Диаб развернул карту.
Командующий приказал:
– Докладывай план ночной акции. Надеюсь, ты уже принял окончательное решение?
– Да, господин аль-Ахдар.
– Слушаю.
Аль-Диаб воспользовался ручкой-указкой.
В двадцать два часа, через два часа, диверсионная группа в составе пятнадцати бойцов или семи гранатометных расчетов, вооруженная «РПГ-7», имеющая по пять кумулятивных выстрелов на каждый, начнет сближение с двумя балками непосредственно у рубежа обороны неверных.
Он указал маршрут на карте:
– Применяя средства маскировки, через полтора-два часа группа выйдет на позиции открытия огня. После доклада командира группы Али Хакила наши бойцы подвергнут армейские позиции обстрелу. Цель группы – любая техника, что окажется в зоне видимости и дальности боя гранатометов. Отстрелявшись и задымив местность, диверсанты начнут отход, но не тем же маршрутом, а забирая на запад, выходя к Черному холму. В качестве отвлекающего маневра предлагаю выдвинуть на позиции у Черного холма минометную батарею, а за развалины деревень – танковый взвод. Но огня они открывать не будут, чтобы не вызвать ответную стрельбу.
Командующий выслушал и неожиданно спросил:
– А что в течение дня тебе докладывали наблюдатели за позициями роты неверных?
Пришлось аль-Диабу отвечать о подозрениях Аходова. Кто-то успел сообщить в Тару о результатах наблюдения. И этим «кем-то» мог быть только Аббас Фаур. Желает выслужиться. Заполучить должность командира отряда.
– И ты не придал значения докладам наблюдателя?
– Придал, но что, собственно, в них такого? Любой полевой командир в условиях вынужденного безделья старается держать подчиненных в тонусе.
– А то, что противник решил продвинуться вперед и оценить возможность обустройства рубежа в балках и между ними, ты не догадался?
– А смысл, господин аль-Ахдар? Мы и сейчас можем достать из минометов основные позиции, правда, только с выводом батареи к Черному холму. Если же рота продвинется на километр, а это примерное расстояние до середины балок, то нам и выводить батарею не надо будет, мы из-за хребта получим возможность накрыть противника на новых позициях. И это капитану Сабиру известно не хуже нас.
– Логично, – аль-Ахдар поудобнее устроился на топчане, – но вот только наш человек в штабе бригады, в состав которой входит отдельная штурмовая рота капитана Сабира, предупредил, что сегодня в ночь в балке должны быть две разведывательные группы. Цель данных мероприятий агенту неизвестна. Можно лишь предположить, что капитана Сабира к этому вынуждает настойчивое требование командования продолжить наступление.
– Но тогда, господин аль-Ахдар, придется отменять диверсионный рейд.
– Ну почему? Только изменить диверсионной группе задачу. Вместо уничтожения техники противника – уничтожение разведывательных групп. А еще лучше с захватом пленных. Их отрезанные головы на высоких шестах будут хорошо смотреться на вершине хребта через оптику. Это действует на психику, вызывает подсознательный страх даже у опытных бойцов. Снижение боевого духа противника гораздо важнее дефицита вооружения или боеприпасов. Дефицит можно быстро устранить, а вот поднять боевой дух не так просто. И еще, никаких отвлекающих маневров. Гарантии, что рота не откроет огонь по минометным расчетам и танковому взводу нет и быть не может. А потеря двух минометов и трех танков – это очень серьезно для нас. Так что – никакого риска.
Аль-Диаб кивнул:
– Я вас понял, господин аль-Ахдар.
– Сожалеешь, что не увидишь, как горят танки и БМП неверных? Не сожалей, Самер. Еще увидишь.
– Что вы имеете в виду?
– В районе Пальмиры, ближе к жилой части города, у нас находится реактивная батарея. Я сумею убедить командующего обороной Пальмиры, господина Мохаммеда аль-Хадада, применить хотя бы одну установку «Град». Ее огневой мощи хватит для уничтожения оборонительных порядков какой-то роты.
– И когда это будет?
– Не спеши, всему свое время. Сосредоточься на сегодняшней ночной работе.
– Слушаюсь, господин аль-Ахдар.
– Ну вот и поговорили.
– Отужинать не желаете?
– Нет, благодарю, я уже поужинал. Сбрасываю лишний вес, поэтому вечером принимаю пищу только до восемнадцати часов, что и тебе советую.
– У меня нет лишнего веса.
– Это вообще полезно для организма. А здоровье надо беречь, у нас впереди великие дела, Самер. Русские, конечно, изрядно попортили нам общее положение, но все это временно. Главное – мы продолжаем получать и финансы, и людей, и необходимое оборудование. Сирия была и остается территорией самого удобного и короткого маршрута для нефте- и газопроводов из Саудовской Аравии, Объединенных Эмиратов, Катара в Турцию и далее – в Европу, на бескрайний рынок. Прокладка данных нефте- и газопроводов сильно ослабит позиции России на рынке сырья. А значит, мы как были, так и будем нужны нашим спонсорам. Пусть платят, пусть вооружают. Но когда мы одержим победу и создадим халифат, а это будет, Самер, все кардинально изменится. Один только транзит нефти и газа уже обеспечит бюджет нашего государства. И мировому сообществу придется смириться с появлением такового на карте. Но что-то я сегодня разговорился. Тебе надо работать. Жду доклада о проведенной операции в любое время. Пора, мне еще надо заехать на позиции двух других отрядов. Удачи тебе, Самер.
– Благодарю, господин аль-Ахдар.
Полевой командир проводил командующего до машины, и колонна «Хамви» ушла на запад. Самер аль-Диаб приказал своему заместителю и командиру боевой группы собраться на командном пункте.