Проснулась Лиза в Бологом. «Это что за остановка: Бологое иль Поповка?» – строчка крутилась в голове и мешала заснуть. – «А с перрона говорят…» Перрон освещался слабо, однако, легко можно было разглядеть какое-то оживление: видимо, стоянка короткая, а пассажиров много. Полусонные люди, почти спящие проводники… От Лизоньки же сон сбежал окончательно, зато вернулись грустные мысли…
Всю жизнь, сколько себя помнит, она пряталась в тени отца: он был ее богом и кумиром, ее единственно близким человеком. Мать Лизонька не помнила, женщина, родившая ее, оставалась всего лишь фотографией: яркая черноволосая красавица с какой-то отрешенностью во взгляде. Отец не всегда был богат: Лиза в детстве ходила в самый обычный садик, потом в самую простую начальную школу, да и жили они в маленькой двухкомнатной квартирке.
После школы Лиза шла домой, делать уроки – она всегда была послушной девочкой, желания побегать по двору с одноклассниками у нее не возникало. Весь остаток дня, до возвращения папы с работы – он служил в статистическом бюро – Лизонька проводила в одиночестве, среди книг. Книг у них было превеликое множество, полки занимали целых две стены в большой комнате, где жил папа: собрания сочинений и отдельные тома, классические произведения и детективы, фантастика и философия. Книги стали ее единственными друзьями, ее окном в мир, ее миром. Лиза представляла себя то бесстрашным пятнадцатилетним капитаном, то принцессой, фантазия уносила ее прочь от тишины и одиночества, из пыльной Москвы. Мир за пределами квартиры казался нереальным и чужим.
Потом приходил папа, и они ужинали: крохотная кухонька, стол, порезанная и выцветшая клеенка:
– Кем ты сегодня была, Елизавета? – папа варит пельмени, а Лиза отрезает уголок у треугольного пакета молока.
– Констанцией!
– «Три мушкетера»? – папа задумывается на минутку. – А почему не д’Артаньяном?
– Ты что, я так не смогу!
Отец отвлекается, и разговор прекращается.
Потом начался дикий капитализм, отец разбогател, но Лиза осталась совсем одна: они переехали в загородный дом. С соседями там общаться было не принято, детей ее возраста рядом не оказалось – девочка-подросток осталась на попечении гувернантки. Амалия Викторовна была доброй женщиной, но немного старомодной: Лиза научилась говорить на трех языках, изучила тонкости этикета, бальные танцы, и при этом ни разу не была на дискотеке или в Макдональдсе.
Поначалу Петр Николаевич устроил любимую дочь в элитную школу, но очень скоро обнаружилось, что менее всего сие заведение было нацелено на образование – так Лиза осела дома. Заочно училась в Кэмденской английской женской школе – отпустить от себя дочь Петр Данилов не решился, – экстерном сдавала программу школы общеобразовательной, гуляла по бесконечному саду при доме и читала, читала, читала…
Те редкие свободные мгновения, что господину Данилову удавалось урвать, он старался проводить с дочерью: они оставались близки – два странно одиноких человека. Дочь внимательно слушала его рассказы о бизнесе, старалась во все вникать. Нескладный подросток в очках и старых джинсах. «Мне так хочется быть достойной тебя, папочка!»
Время шло, а гадкий утенок так и не превращался в лебедя: зеркало Лизу не радовало, хотя расстраиваться из-за таких пустяков она не собиралась. Амалия Викторовна любила повторять известные строки Заболоцкого: «Что есть такое красота, и почему ее обожествляют люди: сосуд, в котором пустота – или огонь, мерцающий в сосуде?» Огня, впрочем, Лиза в себе тоже не обнаруживала. Вот папа… Самый лучший, самый умный.
Время шло, Лиза абсолютно самостоятельно поступила в Мгимо, на факультет международного бизнеса и делового администрирования, жизнь, казалось бы, должна была забить ключом, но… Не привыкшая общаться с ровесниками, она так и не завела близких друзей. Парни не обращали на нее внимания: кругом было полно и других богатых наследниц, но эти другие были еще и красивы. Пару раз ее все-таки приглашали на вечеринки, однако Лиза возвращалась оттуда задолго до строго указанных папой двенадцати часов: громкая музыка, алкоголь, все быстро разбивались на парочки – и никто не собирался обсуждать последние книжные новинки и пить чай, как Лиза привыкла в компании подружек Амалии Викторовны.
Лизоньке не казалось, что что-то в ее жизни идет не так, она даже была по-своему счастлива, пока… Пока папа не прозрел, как он это называл. Вдруг оказалось, что все в Лизе не так: и уступчивость, и спокойный характер, и вежливость, и манера одеваться, и постоянное чтение – а главное, главное, то, что она ни с кем не общается и на все вопросы и пожелания отвечает: «Да, папа, конечно, папа!»
Лизонька очень любила папу, но стать такой, как он хотел ее видеть, не могла. Такое положение вещей очень ее расстраивало. До слез. «Слезами горю не поможешь!» – здраво рассудила она, но дальше рассуждений дело не пошло: единственное, что Лиза могла сделать, чтобы заслужить одобрение отца – это перестать быть собой. Как это осуществить, она не знала.
«Спрятаться, не попадаться на глаза», – твердила Лизонька, как мантру. Эти слова стали символом и девизом последних четырех лет. Проводя все летние каникулы в папиной конторе, Лиза постигала принципы и основы. И чем больше она узнавала, тем больше уважала отца, восторгалась им. Гениальный ум, воля, сила и характер – все то, чего нет у нее, – позволили Петру Данилову достигнуть вершины. Корпорация жила и дышала, каждый был на своем месте… кроме нее. Тень, призрак, нескладное привидение.
Она хорошо научилась планировать и анализировать, но отец, казалось, хотел от нее другого. «Командовать, управлять». Ужас. Отец любил ее, Лиза это знала, но почему тогда в его взгляде, его лице проскальзывает порой что-то такое… Будто она – его разочарование, а не любимая дочь. «Спрятаться». Чтобы не видеть этого, не чувствовать себя ничтожеством.
– Елизавета, ты должна общаться с одногруппниками!
– Да, папа! – и опять это выражение его лица.
«Ты должна».
«Да, папа».
«Ты должна».
«Конечно, папа».
«Папа, что мне сделать, ну, что?»
И вот теперь она должна выполнить волю отца – это ее последний шанс. Шанс стать такой, чтобы папа ею гордился.
Но как, как? Как можно в один день стать капитаном? «Упасть с вагонной полки, получить сотрясение мозга, амнезию – и перестать быть Лизонькой». Очень мило. Лиза оценила высоту полки вагона и поняла, что получить сотрясение мозга, а тем более амнезию, шансов мало. К тому же, получив амнезию, она-то позабудет о своих проблемах, а вот отец – нет. «Сочини еще папе амнезию. Гениально».
Почему все люди такие разные? Почему для одних ты – милая девочка, а другим нужно от тебя совсем иное? Вот, например, Амалия Викторовна: для нее признаками хорошего человека являются манеры, образование и воспитание. Для нее Лиза – идеальная девушка. Ее одногруппники – совсем другие. Им нужно хорошенькое личико, модная одежда, богатые родители. «По двум пунктам не прошла». А вот что нужно папе…
Подумав минут пять над сей проблемой, Лизонька сочла ее неразрешимой и уснула.
Петр Данилов, тем временем, думал, правильно ли он поступил, отправив дочь в это путешествие. Всю жизнь Данилов боролся: с обстоятельствами, с конкурентами, с врагами… Всего он добился сам, все превозмог. Не смог он только победить смерть: рано овдовел, оставшись с маленькой дочкой на руках, и теперь… Теперь остается бросить Лизоньку в воду – и надеяться, что выплывет. Но поможет ли такой экстремальный вариант? Или стоило бы подойти к проблеме с другой стороны?
Не придя ни к какому решению, Данилов отправился спать: время позднее, да и утро вечера, как известно, мудренее. Огромный дом, где все устроено по его вкусу. «Именно. Такое впечатление, что здесь и не живет никакая Лиза. Все, как нравится тебе». Только недочитанная книга на диване. Кругом идеальный порядок, ни пылинки, пахнет трубочным табаком. Никаких девичьих безделушек, будто Лиза и не выходит за пределы своей комнаты. Да и в ее комнате только книги и компьютер.
Данилов грустно вздохнул.
– Мяу! – Бонапарт, Лизин кот.
– Что «мяу»? Уехала твоя хозяйка?
– Мяу! – подтвердил кот.
– Скучаешь? Вот и я скучаю. – Петр Николаевич присел на диван и приглашающе похлопал рукой. – Иди сюда.
Кот грациозно вспрыгнул на диван и потерся о руку.
– Погладить? Или за ухом почесать?
Бонапарт царственно покосился на мужчину: что за глупые вопросы – и то, и другое, конечно.
– Глупое ты животное, вот почесали тебя, ты и счастлив.
Кот изогнулся дугой и уничижительно фыркнул: чего же еще, мол, надо для счастья? Разве немножко кошачьих консервов и мягкую подушку… Бонапарт предпочитал спать с Лизонькой, уютно свернувшись у хозяйки под боком.
– Пойду-ка я спать. – Разговаривать с котом, конечно же, глупо, а что делать.
Бонапарт решительно направился за мужчиной. Петр Николаевич не замечал преследователя, пока тот возмущенно не мяукнул, едва успев проскочить в закрывающуюся дверь спальни. Кот по-хозяйски запрыгнул на кровать, потоптался и улегся на подушку.
– Вот наглое животное!
Кот приоткрыл один глаз, фыркнул и сделал вид, что заснул окончательно.
– Грехи мои тяжкие! – протянул Данилов и осторожно, чтобы не потревожить кота, залез под одеяло.
Кот уютно мурчал. Некоторое время Петр Николаевич вслушивался, боясь пошевелиться, а потом уснул так спокойно, как не спал уже много дней.
И сны ему снились счастливые.