Вернувшись домой, Андриана позвонила своей подруге Миле, та сразу взяла трубку.
– Анри, где ты пропадала?
– Занималась делами.
– Ты имеешь в виду… – Мила не договорила.
– Да, ты правильно догадалась.
– Анри, я так волнуюсь за тебя.
– Поэтому я и позвонила тебе, чтобы успокоить и сказать, что у меня все хорошо.
– Значит, у тебя получается? – недоверчиво спросила Мила.
– Конечно, получается, – преувеличенно оптимистично заверила подругу Андриана и спросила: – А как ты?
– Я по-прежнему. Правда, мои старые клиенты попросили меня разобраться с их бухгалтерией.
– Надеюсь, не бесплатно, – тихо рассмеялась Андриана Карлсоновна. И подруга рассмеялась вместе с ней. Обе они не умели требовать больших денег за свою работу, в отличие от их третьей подруги, Леокадии. Лео всегда знала цену и себе, и своим трудам.
– Знаешь, Андриана, – сказала Мила, – они сами назвали цену, и я ей очень обрадовалась. Виолетте как раз надо на зиму купить хотя бы каракулевую шубку.
– А по-моему, лучше всего мутон, – заметила Андриана.
– Она не хочет мутон.
– Ладно, покупайте, что хотите. А как она вообще?
У Виолетты не так давно убили парня, которого она любила, даже надеялась выйти за него замуж. Несмотря на то, что ее любимый женился на другой, девушка тяжело переживала его смерть – в отличие от его молодой жены, уже собирающейся под венец с парнем, с которым встречалась до свадьбы с нелюбимым, состоявшейся под давлением его и ее родителей[1].
– По-моему, Виолетта потихоньку приходит в себя, – вздохнула Мила и заговорила о другом: – Я хочу связать нам троим – тебе, Лео и мне – одинаковые шарфы к осени. Представляешь, я раздобыла чудесный узор: оранжевые и желтые кленовые листья на коричневом фоне. Как ты смотришь на мою затею?
– Если тебе самой этого хочется, то я буду рада получить от тебя теплый шарфик с осенними листьями. По-моему, это очень романтично.
Мила радостно засмеялась в трубку, а потом вдруг спросила обеспокоенно:
– А вдруг Лео мой подарок придется не по вкусу?
– Не выдумывай! Она будет в восторге!
– Ты уверена?
– На все сто. Но чтобы не переживать, можешь позвонить ей сама и заранее спросить.
– Ты права. А ты давно с ней созванивалась?
– Если честно, то давно, – вздохнула Андриана, – она мне уже плешь проела своей воспитательной работой. А еще этот ее Аристарх Ильич! Он бывает таким противным!
Обе подруги захихикали. Попугай Леокадии и впрямь кого угодно мог довести до белого каления своими придирками и шпильками. И больше всего от него доставалось интеллигентному поклоннику Леокадии Иннокентию Викентьевичу Лавидовскому, профессору романо-германских языков.
Попрощавшись с подругой и положив трубку, Андриана сходила на кухню и налила себе чаю. После чего присела с чашкой в зале. Две ложки клубничного варенья, сваренного ею в начале лета по рецепту своего предка-шведа, превращали обычный чай в лакомство.
Андриана бросила благодарный взгляд на портрет Петра I; ведь если бы он не разбил Карла XII, то у ее прапрапрабабушки не было бы мужа-шведа, а у всех ее прапраправнучек, в том числе и у Андрианы, рецепта чудесного шведского варенья. Андриане Карлсоновне очень хотелось поделиться ходом своего расследования с кем-нибудь близким.
Докучать царю она не решилась, поэтому выложила все проживающей в зале пальме Пульхерии Артамоновне и фикусу Ивану Ивановичу. Они слушали ее внимательно. Пульхерия Артамоновна время от времени шуршала своими перистыми листьями, а Иван Иванович в знак дружеской поддержки протягивал ей свои зеленые широкие ладони.
– Я думаю, что мне завтра же нужно будет отправиться в школу, где работал Бакулев, и поговорить с его коллегами, – подвела итог Андриана Карлсоновна.