– Ипатова Рината Викторовна, шестнадцать лет. – Молоденькая медсестра вручила мужчине больничную карту и указала на дверь палаты.
– Та самая? – вздохнул доктор.
– Точно, – грустно подтвердила медсестра. – Третьи сутки никого к себе не подпускает, не ест ничего.
– Разберемся.
Смирнов Константин Юрьевич, главный врач Первой клинической больницы города Москвы, за свою многолетнюю практику повидал многое. Через его руки прошли тысячи больных, но с такой пациенткой он встречался впервые. Юная девушка обладала недюжинной внутренней силой и нерастраченной энергией, и даже ему, закаленному человеку, было невыносимо видеть ее лежащей на больничной койке.
Мужчина осторожно постучал в дверь и вошел в палату. Следом за ним тенью прошмыгнула медсестра.
– Доброе утро, Рината! – бодро поздоровался он, но наткнулся на холодный колючий взгляд.
– Для кого-то, может, и доброе, – пробормотала Ипатова, уставившись в потолок.
– Рината…
– Слушайте! – Опять пронизывающий взгляд синих глаз. – Отстаньте! Все отстаньте от меня! – Она села, подтянув загипсованную ногу. – Я больше не хочу! Не желаю! Не могу!
Смирнов направился к постели и положил больничную карточку на прикроватную тумбу.
– Рината Викторовна, что значит – не могу?! – строго начал он. – Через месяц ты о травме и не вспомнишь! Будешь снова выходить на лед…
– Я уже никогда не выйду на лед, – заговорила Ипатова срывающимся голосом. – Все обман! Противно! Ненавижу!
Доктор обернулся на медсестру в немом вопросе. Но та лишь неопределенно пожала плечами.
– Вы хоть понимаете, – продолжила Рината, – что все, ради чего я пахала столько лет, превратилось в прах! Что мне теперь делать?! Что?! – закричала она, безумно глядя на Смирнова. – Вот! – Девушка схватила с тумбы газету и протянула ему. – Видите, что там написано?! Кто там изображен?! Юнь Си – олимпийская чемпионка! И она счастливо улыбается, сжимая в руках мою медаль! Мою! Я должна была выиграть золото! Но вместо этого валяюсь со сломанной ногой, а мне еще говорят, что вся моя жизнь была заранее спланирована! И моя мечта – вовсе не моя! А чья-то! – Рината яростно смахнула с ресниц предательские слезы и швырнула газету на пол. – Уходите! Оставьте меня одну…
– Как скажешь, – тихо проронил доктор. – Не знаешь, ее навещал кто-нибудь? – поинтересовался он у медсестры уже в коридоре.
– Да, кроме президента Федерации, никто.
– Не к добру было появление Бердникова, – вздохнул Смирнов. – Не к добру.
В коридорах здания Федерации фигурного катания воцарилась тишина. Отгремела провальная Олимпиада, угас ажиотаж, незаметно подобрался и остался позади чемпионат мира. Результаты подведены, неутешительные выводы сделаны: теперь можно и в отпуск отправляться до следующего сезона, а затем начинать неспешную подготовку к новому олимпийскому циклу.
Игорь нервно мерил шагами пространство перед дверью кабинета главы Федерации, то и дело поглядывая в сторону лестницы. Наконец, появился и Бердников.
– Владимир Николаевич, добрый день!
– Крылов, – вместо приветствия буркнул тот и прошел к кабинету.
Игорь проследовал за ним.
– Владимир Николаевич, поговорить нужно.
– Вот как? – Тяжелый взгляд буквально пригвоздил Игоря. – Ладно. Давай. – Бердников открыл дверь и пропустил его внутрь.
– Итак, что ты хочешь мне сказать, чего еще я не слышал? – Мужчина уселся за стол.
– Владимир Николаевич, я… я… сгоряча наговорил там… тогда… – запинаясь, пробормотал Крылов. – Понимаете, когда увидел оценки, будто пелена глаза застлала, я не понимал, что творю…
– Да? – усмехнулся Бердников. – А я-то как раз все прекрасно понял. И услышал достаточно! Про то, как мы якобы договариваемся с другими организациями. Нет, вы подумайте! – горячился он. – Какой-то мальчишка обвинил меня и Федерацию, что мы его медаль слили японцам, чтобы те не мешали Ипатовой! На весь мир заявил! Что?! Обменяли?! А из девочки могла бы получиться замечательная олимпийская чемпионка! – В его глазах мелькнуло сожаление. – Да она без чьей-либо помощи завоевала бы золото… А ты! Ты проиграл только из-за своих ошибок, Игорь… И теперь можешь делать все что хочешь, только не попадайся мне на глаза!
– Дайте мне шанс! Я все исправлю!
– Исправишь? – хмыкнул Бердников и потянулся к компьютеру. Пару раз щелкнул мышкой и повернул монитор к Игорю. – Смотри!
На экране замелькали нарезки из выступлений совсем еще юных мальчишек, исполнявших сложнейшие четверные прыжки.
– Ребята в силу возраста не имели права участвовать в Олимпиаде в Ванкувере, но они – наше будущее! Именно они должны быть первыми в Сочи. И на них мы будем делать ставку, а не на тех, кто в свои двадцать считают один четверной в программе – залогом победы, к тому же имеют наглость обвинять в собственных провалах Федерацию!
– Владимир Николаевич…
– Ступай, Игорь, – не терпящим возражений тоном отрезал Бердников. – Я высказал свое мнение. Я давал тебе шанс, ты им не воспользовался. Хватит! Ты уже все перечеркнул. Запомни: дорога на лед тебе закрыта. И даже не думай, что можешь сменить спортивное гражданство – не выйдет.
– Владимир Ник…
– Хочешь кататься? – Уголок губ Бердникова дрогнул. – Садись за руль ледозаливочной машины. Готов хоть сейчас тебе местечко подыскать.
Крылов, сжав кулаки, гневно сверкнул глазами.
– Нет! Не все! Это еще не конец! Вот увидите! Я докажу! – И вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.
Ей снова снился лед. Словно ускользающее счастье, он раскалывался у нее на глазах и разлетался огромными глыбами. Проснулась она от собственного крика и до боли закусила губу, сдерживаясь, чтобы не заплакать, но горькие слезы прорвали тонкую пелену надежды на лучшее. Кончено. У нее не осталось ничего. Ее обокрали, отобрали самое дорогое – веру.
Веру в свои возможности…