Дуглас, Южный Ланаркшир, февраль 1311 года
Том, которого больше никто не называл Крошкой, ждал достаточно долго. Он в последний раз ударил молотом, прежде чем осторожно отложить в сторону раскаленное лезвие.
Отерев со лба пот и копоть тыльной стороной ладони, он снял через голову защитный кожаный фартук и повесил его на крючок рядом с дверью.
– Ты куда? – спросил его отец, оторвавшись от собственного куска раскаленного металла, а точнее, изрядно помятого шлема. Носивший его англичанин наверняка мучается нечеловеческой головной болью. Если вообще все еще жив.
– Купаться на речку, – ответил Том.
Отец нахмурил брови, и мрачные черты его лица стали еще мрачнее из-за толстого слоя сажи, образовавшегося от постоянной работы у огня целый день. Каждый день. На протяжении сорока лет.
Хоть он уже и не был самым высоким мужчиной в деревне (Том обогнал своего отца по росту почти десять лет назад), никто не мог превзойти Большого Тома по силе. Однако его сын, упражнявшийся с тяжелым молотом каждый день, готов был лишить отца и этого звания.
– До вечерней трапезы еще много времени, – заметил отец. – Капитану де Уилтону не терпится получить свой меч.
Том заскрежетал зубами. Несмотря на то что у жителей деревни Дуглас не было иного выхода, кроме как смириться с оккупацией их замка англичанами – ведь нынешний лорд Дуглас преследовался как «мятежник», – это вовсе не означало, что Том должен мгновенно выполнять их требования.
– Капитан может подождать, если хочет, чтобы работа была выполнена должным образом.
– А вот его серебро ждать не станет. Инструменты сами себя не купят.
Несмотря на то что в голосе отца не было осуждения, Том знал, о чем он думал. Они не испытывали бы столь острой нужды в деньгах, если б не упрямство Тома. Он сидел – или, если говорить точнее, спал – на достаточном количестве серебра, с помощью которого можно было не только заменить все инструменты в кузнице, но и расширить ее и, в случае необходимости, взять учеников. Но об этом мечтал его отец, а не сам Том. Мать оставила ему небольшое наследство, и Том не собирался расставаться с ним или возможностями, которые оно перед ним открывало.
Они вообще не нуждались бы в деньгах, если б нынешний лорд Дуглас не был так сильно занят, зарабатывая себе имя своими «черными» делами, и думал о тех, кто остался в замке и принял на себя удар английского возмездия. Том попытался справиться с волной горечи и гнева, зародившейся в его душе при мысли о бывшем друге, но это происходило так же машинально, как и взмахи молотом.
В последний раз, когда сэр Джеймс Дуглас Черный попытался прогнать англичан из своего замка – год назад, когда он заманил в засаду тогдашнего хранителя замка лорда Тирлуолла, но так и не смог его захватить, – оставшийся гарнизон отомстил жителям деревни за пособничество мятежникам.
– Война полезна для нашего дела, – любил говаривать отец Тома. Но не всегда было так. Большой Том Макгован никогда не скрывал своей преданности Дугласам и поплатился почти полностью разрушенной кузницей и потерей большей части самых дорогих инструментов, которые наверняка служили теперь какому-то англичанину в его кузнице.
К счастью, командир гарнизона, заменивший Тирлуолла, де Уилтон, оказался более справедливым человеком. Он не считал жителей деревни ответственными за деяния их мятежного лэрда. Он сам, равно как и его люди, был завсегдатаем в заведении местного кузнеца, вернее в его кузне, как бесхитростно гласила деревянная вывеска на двери. Большой Том не любил англичан, но с радостью брал их серебро, особенно по своим специальным английским расценкам.
– Я скоро его закончу, – пообещал Том. – А Джонни почти справился с кольчугой. Верно, приятель?
Его четырнадцатилетний брат кивнул.
– Еще несколько заклепок, и будет как новая. – Он улыбнулся, и его белоснежные зубы сверкнули на фоне покрытого сажей лица. – Даже лучше.
Том улыбнулся в ответ.
– Не сомневаюсь.
Джонни, в отличие от Тома, больше походил на отца своим спокойным и миролюбивым темпераментом, и обладал тем же интуитивным умением обращаться с железом, что и его старший брат. Большой Том любил говаривать, что его мальчики рождены для того, чтобы стать кузнецами. От этих слов Джонни начинал сиять, точно медный грош, а Том морщился, словно кто-то спрятал под его пледом[6] наждак, и тот натирал ему кожу. Интуитивные навыки, такие как понимание, когда именно необходимо вынуть металл из горна, где ударить по нему молотом и как сделать его достаточно крепким и в то же время не слишком хрупким, являющиеся предметом гордости отца, были подобны цепи, затянувшейся вокруг шеи Тома.
Все было бы гораздо проще, если бы он не обладал врожденным талантом кузнеца. Если бы сломал не одно лезвие, остудив металл слишком быстро, или ударил по нему не в том месте во время ковки. Если бы он был менее точен в деталях, не умел как следует приладить рукоятку, рассчитать температуру каления или высчитать пропорции…
Его отец никак не мог понять, почему человека, наделенного таким «талантом от Бога», как Том, не удовлетворяет его ремесло. Ведь не пользоваться подобными навыками просто грех.
А вот умения Джонни представляли собой проблему. Мальчик слишком хорошо управлялся с молотом, чтобы таскать уголь, раздувать мехи, и выполнять привычную работу подмастерья. В то время как Большой Том выполнял большую часть повседневной работы в кузнице – от починки чугунных форм до подковки лошадей, – Том занимался выковыванием мечей, с чем было весьма непросто справляться в одиночку. В результате отцу и сыну приходилось отказываться от другой работы. Большой Том хотел, чтобы Джонни работал в кузнице, а это означало, что им требуется помощник в подмастерья. И все же Том не мог заставить себя забыть о возможности изменить собственную судьбу. Ведь мать всегда хотела, чтобы у него был выбор.
Том распахнул дверь и – вот так ирония – закашлялся, вдохнув свежий воздух. Его легкие так привыкли к черному дыму и копоти, что на чистом воздухе он чувствовал себя неважно. Дни в это время становились все короче, и за окном уже сгущались сумерки. Но тумана не было. Значит, ночь выдастся звездной. На это Том и рассчитывал.
Он совсем не удивился, когда за его спиной открылась дверь.
– Сын, подожди.
Том развернулся и увидел фигуру, так похожую на его собственную, только состарившуюся под гнетом времени, тяжелого труда и горькой утраты. Он знал, что в городе у отца была женщина, с которой тот время от времени встречался, однако никто не смог заменить ему рано ушедшую из жизни жену. Том также никогда не слышал, чтобы отец жаловался или проклинал судьбу-злодейку. Как и все остальное, Большой Том принял смерть жены с беспрекословным стоическим смирением.
Том же никогда ничего не принимал беспрекословно. Это было его проклятием и источником постоянной неудовлетворенности. Иногда он завидовал отцу и брату. Ведь жизнь гораздо проще, когда не мучишь себя лишними вопросами. Когда не хочешь больше того, чем тебя так капризно одарила судьба.
Том поймал на себе обеспокоенный взгляд отца.
– Не уходи, сын.
– Я доделаю меч…
– Я знаю, что она вернулась.
Эти слова упали между ними тяжестью наковальни. Том заметно напрягся, а его губы сжались, сомкнулись, точно крепостные ворота, в предостережении о том, что за ними могут таиться драконы. Ему не хотелось обсуждать это с отцом. Никогда. Ведь по этому вопросу им никогда не сойтись во мнениях.
Однако его великана-отца не напугать грозными взглядами или драконами.
– Я знаю, что леди Элизабет вернулась и что ты хочешь попытаться с ней увидеться. Но не ходи к ней, Томми. Из этого не выйдет ничего хорошего. Оставь девушку в покое.
– Ты не знаешь, о чем говоришь. – Отец никогда не понимал их отношений с Эллой или с Джейми, когда они еще были друзьями. С того самого момента, как Томми спас девочку, сняв ее с дерева, отец пытался расстроить его дружбу с Дугласами, предостерегая сына о том, чтобы он не слишком сближался с детьми господина. Но эти четверо были неразлучны до тех пор, пока Эллу не отослали во Францию, чтобы обезопасить на время войны. И пока Джейми не раскрыл тайну Тома. В один день он потерял и любимую, и друга.
Том попытался отвернуться, но отец крепко держал его за руку.
– Я знаю больше, чем ты думаешь. Знаю, что она вернулась почти две недели назад. Что остановилась в замке Парк со своей мачехой и младшими братьями. Я также знаю, что она могла бы встретиться с тобой, если б захотела, но почему-то этого не сделала. Я знаю, что ты любил ее с тех самых пор, как она была маленькой девочкой, только вот теперь она больше не та малышка, которую ты когда-то знал. А леди. Благородная. Сестра нашего лэрда. Она не для тебя. Так было всегда, и ты не в силах ничего изменить. Я бы хотел, чтобы все было иначе, но увы, я бессилен.
– Значит, я должен просто отступить? Принять все как есть? – Том стряхнул руку отца. – Но этого хочу не я, а… Ты.
Том осекся, прежде чем это слово сорвалось с его губ, но было поздно. Он увидел, как содрогнулось большое тело отца. Он был самым крепким и сильным мужчиной в деревне и пресек не одну драку в пивной, ибо не находилось глупца, способного ему противостоять. Но, несмотря на это, его больно ранили необдуманные слова сына.
– Прости, – произнес Том, проводя рукой по влажным от пота волосам. – Не слушай меня. Я не имею права вымещать свое дурное настроение на тебе. Я просто хочу, чтобы ты попытался понять.
– Я пытаюсь, Томми. Сильнее, чем ты думаешь. Однажды я был на твоем месте. Однако дочь рыцаря не идет ни в какое сравнение с дочерью одного из благороднейших шотландских лэрдов и сестрой одного из ближайших соратников Роберта Брюса. Девушка почти пять лет прожила во Франции. Неужели ты всерьез полагаешь, что она будет счастлива принять то, что ты можешь ей предложить?
Слова отца попали почти в цель, пробудив в душе Тома страхи, о которых он не решался сказать вслух.
– Элла не такая. Ты же ее знаешь.
Отец с грустью посмотрел на Тома.
– Я помню десятилетнюю болтушку, которую необходимо было силой прогонять из кузницы, чтобы ты мог поработать хоть немного. А еще я помню очаровательную девушку-подростка, к которой ты тайком пробирался по ночам. – Он замолчал, заметив, как сильно ошеломили Тома его слова. – Да, я знал об этом. Так же как и о том, что, даже если попытаюсь тебя остановить, ты все равно найдешь способ ее увидеть. Девочка воспринимала тебя как брата, поэтому я и считал, что в вашей дружбе нет ничего дурного. Но я ошибался. Дугласы запудрили тебе мозги. Они заставили тебя думать, будто твоя жизнь недостаточно хороша. – Том хотел было возразить, но отец жестом заставил его замолчать. – Не словами, нет. Они ввели тебя в свой мир, к которому ты не принадлежишь. Даже денег твоей матери не будет достаточно для того, чтобы ты стал Дугласам ровней. Как бы ты ни пытался это сделать. У тебя божий дар, сынок. С твоим талантом ты сможешь стать оружейником короля. Так что не отмахивайся от него и не трать время понапрасну, гоняясь за глупой мечтой.
Том поджал губы. Его мечта не глупая. У них с Эллой особая связь.
Смирение. Судьба. Он не желал этого слышать.
– Чтобы я мог остаться здесь и исполнить твою мечту?
Однако Том пожалел о сказанном, едва только эти слова сорвались с его губ. Но слово не воробей.
Большой Том замолчал, а выражение его лица стало напоминать стальной клинок: слишком закаленный, чтобы быть прочным, и готовый расколоться в любую секунду. После паузы, исполненной боли, он сделал шаг назад.
– Наверное, ты прав. Я не имею права вмешиваться. Ты стал мужчиной. И в свои двадцать три года вполне можешь принимать решения самостоятельно. Не стану тебя удерживать, если захочешь уйти. Только убедись в том, что руководствуешься правильными причинами. Уходи потому, что тебе не нравится быть кузнецом, а не потому, что думаешь, будто это даст тебе возможность быть с леди Элизабет. – Большой Том замолчал и посмотрел сыну в глаза. – Я знаю о твоих чувствах к ней, сынок, но, если они взаимны, почему она до сих пор не пришла тебя повидать?
Хороший вопрос, и сегодня ночью Том получит на него ответ.
Забраться на старую каменную четырехугольную башню замка Парк оказалось сложнее, чем карабкаться по стенам Дугласа. А может, просто сказалось отсутствие практики. Прошло почти пять лет с того момента, когда он последний раз пробирался в Дуглас, чтобы встретиться с Эллой.
Их встречи на крыше стали регулярными почти сразу после того, как его отец запретил Элле появляться в кузнице, куда она частенько заглядывала под любым благовидным предлогом, чтобы понаблюдать за работой Тома. Его отец прав. Девочка могла болтать часами. Но Том не возражал. Он слушал ее истории и глупые шутки, и даже уборка спорилась быстрее.
Зная, как Элла расстроена запретом, и скучая по ней больше, чем он ожидал, в одну из ночей Том решил ее удивить. Однажды Элла упомянула о том, что когда ей не спится, она выбирается на крышу, усаживается на зубчатую стену и смотрит на звезды. Тому пришлось вскарабкиваться на стену замка пять ночей подряд, и на шестую он наконец увидел Эллу.
Она была потрясена, взволнована и изумлена. Не только способностью Тома взбираться по стене замка, но и тем, как ловко ему удалось проскользнуть незамеченным мимо часовых. Это оказалось совсем не сложно, хотя Том не сказал ей об этом даже в то время, когда так жаждал ее восхищения. Люди не смотрят туда, откуда не ждут подвоха. От Тома потребовалось лишь понаблюдать за часовыми, понять их маршрут и держаться в тени. Сам замок, хоть и обнесенный крепостной стеной, представлял собой деревянную конструкцию, выступы которой Том использовал в качестве ступеней воображаемой лестницы.
В течение последующих лет несколько раз в месяц, когда ночь выдавалась безоблачной и звезды светили в полную силу, Том дожидался, пока замок заснет, и забирался на башню, где его уже поджидала Элла. Они разговаривали часами. Вернее, говорила в основном Элла. Лишь временами Том показывал ей созвездия и рассказывал истории, услышанные им от матери, когда та была еще жива. Том не помнил, сколько именно раз повторял сказание о Персее и Андромеде, но девочке никогда не надоедало его слушать.
Именно в те ночи на башне их дружба переросла в нечто большее. Во всяком случае, для Тома. Эти встречи были их секретом, пока его не раскрыл Джейми незадолго до того, как присоединился к сторонникам Брюса. Том до сих пор не мог поверить, что все это время отец знал о его вылазках, но не произнес ни слова.
Мышцы Тома напряглись, когда он нащупал довольно глубокую выемку в каменной стене, за которую можно было уцепиться. Он убедился в том, что пальцы не соскользнут, прежде чем переставить ноги еще на пару дюймов выше. Вскоре ему удалось нащупать край зубчатого парапета и, подтянувшись, добраться до крыши.
Господи, это оказалось сложнее, чем он предполагал. Руки Тома горели от напряжения, когда он на мгновение остановился, чтобы оглядеться и перевести дух. Снизу все казалось простым. Однако на каменных стенах замка Парк было сложно отыскать выступы для рук и ног в отличие от деревянного корпуса замка Дуглас. Несмотря на то что башня была невысокой – всего тридцать футов, не больше, – Том мог бы вообще на нее не взобраться. На руку ему сыграло то обстоятельство, что башня оставалась заброшенной в течение нескольких лет, а посему известковая штукатурка, выравнивающая поверхность стены и защищавшая ее от непогоды, местами потрескалась и отвалилась.
Построенный церковью, замок Парк должен был выполнять роль сторожевой башни, однако несколько лет назад стал собственностью английского рыцаря, за которого леди Элеонора Дуглас вышла замуж после смерти своего супруга. Спустя два года после смерти матери Тома, Уильям Смелый закончил свои дни в Тауэре, куда был заключен за участие в очередном мятеже против короля Эдуарда. Тогда же Элла была вынуждена на два года покинуть Дуглас. Об этом тяжелом времени она не хотела вспоминать.
Поскольку землями Дугласов владели англичане и сэр Роберт Клиффорд, замок Парк служил домом для леди Элеоноры, недавно овдовевшей в третий раз, ее падчерицы Элизабет и двух сводных братьев девушки – Арчи и Хью.
Том еще раз огляделся по сторонам. Покатая крыша и окружающее ее зубчатое ограждение были пусты. Том попытался прогнать прочь разочарование. Еще слишком рано. Обычно Элла дожидалась, пока все в доме уснут, чтобы было проще пробраться на чердак, а оттуда – на крышу через небольшую дверцу.
Несмотря на то что ночь выдалась ясной, на улице было холодно, и Том мысленно поблагодарил себя за лишний плед, наскоро запрятанный в вещевой мешок. Он оказался прав, что захватил его. Небо было усыпано звездами. Их блеск вкупе с сиянием почти полной луны отбрасывал на тихую сельскую местность серебристый свет. Вокруг разливалось такое спокойствие, что было трудно поверить, что Шотландия вовлечена в затяжную кровопролитную войну.
Деревня Дуглас повидала на своем веку немало вооруженных столкновений, и Том знал: пока замком владеют англичане, мира не будет. Если Джеймсу Дугласу придется уничтожить целый город, он сделает это, чтобы освободить Дугласдейл от англичан в угоду Роберту Брюсу. Том тоже хотел, чтобы англичане покинули его родные места, однако месть Джеймса зашла слишком далеко. Его бывший друг изменился.
А Элла изменилась?
Тому не хотелось так думать, но почему тогда она не пришла его повидать? Когда она уезжала, Том был абсолютно уверен в том, что девушка начала испытывать к нему чувства. «Ты обвяжешь мою ленту вокруг руки, когда будешь выступать на турнире, Томми?» или: «Я знаю, что ты терпеть это не можешь, но как мы поедем во Францию, когда вырастем, если ты не учишь французский язык?» Элла думала о совместном будущем, а однажды, когда вывела его из себя (что случалось довольно редко), даже заявила, что если бы он был ее мужем, она бросила бы ему в суп семена традесканции, известные своим слабительным эффектом. И если он еще раз повысит на нее голос, то она постарается и сделает так, чтобы его настроение стало очень дурным. Том тотчас же смягчился и, в который раз, был ею очарован. В душе маленькой принцессы бушевал настоящий огонь.
Если бы только Джейми не отослал ее во Францию, черт бы его побрал.
Время в ожидании тянулось бесконечно долго, и спустя несколько часов Том вынужден был признать, что Элла не придет. Он поднялся на ноги и начал убирать плед в мешок. Какой же он глупец. Отец прав. Пять лет – долгий срок. Она, наверное, забыла…
Дверь чердака распахнулась, и его сердце упало.
Том поднял глаза, когда Элла переступила через порог, и лунный свет, поймав ее в свои объятия, лишил его способности дышать.
Господи.
Пару недель назад он мельком видел Эллу, проезжавшую вместе со своей мачехой по деревне, и все же оказался не готов к зрелищу, что открылось его глазам. Длинные, отливающие серебром волны льняных волос ниспадали на плечи и спину, подобно шелковой вуали. Черты были утонченными и идеально располагались на овальном холсте ее белоснежного лица: алые губы, розовые щеки, изящно заостренный подбородок. Темные изогнутые брови и длинные пушистые ресницы обрамляли большие глаза необычного пронзительно-синего оттенка. Элла была одета в бледно-голубое домашнее платье с подкладкой из белого меха. Широкий золотой плетеный пояс подчеркивал стройность ее талии и мягкость округлых изгибов. От взгляда Тома не ускользнули роскошная упругая грудь, стройные бедра и длинные ноги.
Элла даже в детстве была настоящей красавицей. Но он привык к этой красоте и не думал о ней. Последний раз он видел Эллу, когда ей исполнилось шестнадцать лет, и в ней еще оставались черты той девочки, что повсюду ходила за ним и Джо по пятам. Но женщина перед ним не шла – она словно парила в воздухе и выглядела как необычное существо. Как фея из сказки или ледяная принцесса из сказаний викингов. Утонченная, изысканная и совершенно недосягаемая. В ней не осталось ничего от прежней Эллы, образ которой он бережно хранил в памяти.
Том нечасто сомневался в себе, но сейчас произошло именно это.
И лишь увидев на ее запястье слегка видневшуюся из-под рукава тонкую полоску меди, он почувствовал, что уверенность понемногу возвращается к нему. Элла по-прежнему носила браслет, который он подарил ей перед отъездом. Она не забыла его.