Введение

Что такое социальное предпринимательство?

Мать Тереза без устали трудилась в борьбе с бедностью вместе со своими соратницами из «Сестер миссионерок любви». Мартин Лютер Кинг наряду с другими основателями «Конференции южного христианского руководства» боролся за равные права для всех американских граждан. Эндрю Карнеги инициировал создание современной публичной библиотеки. Генри Форд предпочел платить своим работникам вознаграждение, достаточное для того, чтобы они могли покупать те машины, которые сами же и производили.

Каждый из этих лидеров оказывал колоссальное влияние на окружающий мир. Но были ли они социальными предпринимателями? Стремление некоторых людей называть их именно так продиктовано желанием оценить их немаловажный труд, ведущий к реальной и значительной социальной пользе. Подобное желание вполне понятно, но бессмысленно – ведь если термин «социальное предпринимательство» применять для любых действий, которые ведут к общественной выгоде, то он будет значить одновременно все и ничего. Стремление к общественному благу, которое проявляла Мать Тереза, или защита социальной справедливости, за которую боролся Мартин Лютер Кинг, не делают человека социальным предпринимателем, как не делает его таковым и создание прибыльного бизнеса, который при этом оказывается еще и полезным людям, как это было в случае Генри Форда. Что же тогда представляет собой «социальное предпринимательство»? Для исчерпывающего ответа рассмотрим пример Карнеги.

Карнеги был стальным магнатом и одним из богатейших людей своего времени. Он родился в бедной шотландской семье, вместе с которой иммигрировал в Америку еще ребенком. В молодости Карнеги работал посыльным и, как потом писал в своей автобиографии, «эта работа не оставляла достаточного количества времени для саморазвития, а семейные нужды не позволяли выделять деньги на покупку книг»[2]. Тем не менее Карнеги стремился к самообразованию и в итоге нашел для себя выход, заручившись поддержкой одного местного бизнесмена.

В одном городе с ним (Аллегейни, Пенсильвания) жил полковник Джеймс Андерсон, ветеран войны 1812 года и новатор в области чугунной промышленности, владевший библиотекой примерно из четырех сотен книг, которой он регулярно разрешал пользоваться своим рабочим – те могли брать книги каждую субботу при условии возврата на следующей неделе. Карнеги, у которого не было собственной библиотеки, написал через газету Pittsburgh Dispatch к нему обращение с просьбой позволить пользоваться библиотекой еще и местным посыльным, клеркам и другим молодым людям. Андерсон откликнулся на эту просьбу.

Карнеги рассказывал: «Таким образом, в стенах моей темницы открылись окна, сквозь которые пролился свет знаний. Ежедневная рутина и даже долгие часы ночной службы озарялись светом книги, которая всегда была у меня под рукой и которую я читал в те моменты, когда мне удавалось сделать перерыв… Эти книги я никогда не смог бы получить в собственное распоряжение ни в одном другом месте, если бы не мудрая щедрость (Андерсона), открывшая мне эту возможность»[3].

Америка конца девятнадцатого века, в которой Карнеги впоследствии преуспел, была местом экономического роста и прогресса. И одновременно с этим – местом бедности и раздора. Индустриальная революция создавала огромные экономические возможности, но не допускала равных условий для всех участников системы. Неравенство, усиливаемое разницей в уровне образования, оставалось (и остается) типичной чертой американского общества. Тот же Карнеги после завершения государственного обучения уже не имел никакого доступа к книгам – они были просто-напросто слишком дорогими для того, чтобы средняя семья могла позволить себе их покупку. Богатые американцы, напротив, владели семейными библиотеками и могли непрерывно увеличивать объем своих знаний, чтобы пользоваться ими в жизни. Так и создавался замкнутый круг привилегий и доступа – стабильный статус-кво.

Карнеги был глубоко признателен Андерсону и считал, что доступ к книгам стал определяющим фактором его собственного успеха. Значительно позже он решил помочь и другим получить доступ к книгам, основав три публичные библиотеки. Он понимал, что это должно помочь в создании информированного общества, поддержать демократический строй и свободную предпринимательскую систему, которая сделала богатым его самого. Но он не стал строить библиотеки всюду, где только возможно, а сначала создал систему, которая систематизировала и определяла условия, необходимые для этого строительства. Эти условия, впоследствии названные «формулой Карнеги», заключались в том, что потенциальные получатели помощи были обязаны продемонстрировать необходимость в публичной библиотеке, предоставить место для ее строительства, взять на себя обязательства по выделению путем поднятия или распределения налогов ежегодной суммы, равной 10 процентам от стоимости строительства, на дальнейшее функционирование библиотеки, и гарантировать бесплатное обслуживание для всех желающих. Если условия в городе соответствовали этим требованиям, то Карнеги – а позднее фонд его пожертвований Carnegie Corporation of America – начинал сотрудничать с местной администрацией, предоставляя им средства, необходимые для постройки.

За тридцать шесть лет действия этой программы было построено более двух с половиной тысяч библиотек, тысяча семьсот из которых – непосредственно на территории Соединенных Штатов (остальные – в основном в Британии, Ирландии и Канаде). А ведь Карнеги мог бы просто открыть личную библиотеку для местной молодежи, как в свое время это сделал полковник Андерсон, или остановиться, построив первые две библиотеки, одна из которых расположена в городе рождения Карнеги Дамфермлиме в Шотландии, а вторая находится в его родном американском городе Аллегейни, и передав эстафету другим филантропам, которые точно так же могли бы построить библиотеки в родных им городах. Однако он поступил иначе и сделал гораздо больше, произведя куда более масштабные перемены. И этим вышел за грани улучшений, касающихся только того сообщества, в котором жил, и нескольких сообществ по соседству.

К 1919 году библиотеки Карнеги составляли половину всех библиотек, действовавших на территории Соединенных Штатов[4]. Посредством собственной национальной сети публичных библиотек он сумел изменить тот статус-кво, согласно которому передовые знания были принципиально доступны только богатым, на совсем иной, при котором знания стали доступны для всех. Достижения Карнеги сегодня можно было бы назвать социальным предпринимательством. Так что этот феномен не нов. Но как идея, организующая структура и движение, социальное предпринимательство мигрировало с окраин общественной деятельности в ее центр лишь в течение последних двух десятилетий. Мы имели счастливую возможность не только наблюдать за этим процессом, но и принимать в нем непосредственное участие в качестве директоров (а в случае Салли – генерального директора) Фонда Сколла. С момента основания Фонда в 1999 году социальное предпринимательство стало получать еще больше внимания, пользоваться большим доверием и даже получило высокую оценку в виде двух Нобелевских премий – Мухаммаду Юнусу из Grameen Bank в 2006 году и Кайлашу Сатьяртхи из GoodWeave в 2014-м.

Но несмотря на весь этот успех, определение и границы социального предпринимательства сегодня по-прежнему остаются под вопросом. Что является социальным предпринимательством как таковым и кто может по праву считаться социальным предпринимателем? Каким образом успешные социальные предприниматели делают свою работу и чему у них можно научиться? Если мы хотим, чтобы социальное предпринимательство продолжало расти и занимать все больше ключевых позиций в преобразовании общества, то нам необходимо найти ответы на эти вопросы. Нам требуется не просто определение социального предпринимательства как таковое, но и план действий, которому могли бы следовать состоявшиеся и начинающие социальные предприниматели – безотносительно их индустрии или спектра обязанностей – на пути к устойчивым изменениям.

Создавая теорию

Иногда социальные предприниматели производят впечатление людей дела, а не мыслителей. С нашей точки зрения, они являются и теми, и другими, при этом более надежная теория социального предпринимательства всегда будет оказывать им дополнительную помощь по мере того, как они продолжат развивать свой образ мышления и совершенствовать свои действия. Теория и основа, выдвигаемые в данной книге, возникли за период последних пятнадцати лет. Все это время мы использовали практический подход. Мы близко сотрудничали с социальными предпринимателями, оказывая им финансовую помощь, консультируя их и поддерживая во времена потрясений и переходных периодов. Отправной точкой в нашей работе послужила премия Фонда Сколла за социальное предпринимательство «Skoll Awards for Social Entrepreneurship». На сегодняшний день эта премия уже поспособствовала тому, что практически сто организаций, работающих в области социального предпринимательства, вместе со своими лидерами сумели получить общественное признание и финансовую поддержку. Все они были выбраны с учетом реальных доказательств того, что их деятельность действительно вела к возникновению положительных перемен во всем мире. Их работа, трудности и успехи стали своего рода лабораторией, позволяющей выяснить, что же такое социальное предпринимательство в действительности и каковы принципы его работы. Именно это и составило базу и мотивацию, благодаря которым была создана данная книга.

Являясь попутчиками социальных предпринимателей, получающих нашу поддержку в своей работе, мы увидели себя в роли тех, кого покойный Дональд Шон называл мыслящими практиками. Мыслящие практики думают в действии – они выполняют определенную работу, тщательно анализируя собственные действия, стремясь к непрерывному улучшению как своей теоретической базы, так и практических результатов[5]. В такой новой области, как социальное предпринимательство, осмысленная практика имеет особую ценность и сложность. Она значима, поскольку практикам необходимо конструировать собственные рабочие области путем интеллектуальных проб, ошибок и выстраивания теорий. Но сложность здесь заключается еще и в том, что новые области по сути аморфны: продуктивно размышлять о предмете, который не имеет очерченной формы и склонен к быстрым изменениям, – дело не из легких.

Зачастую говорят: «Хочешь научиться – найди ученика». Каким же в данном случае может быть вариант этой народной мудрости? Хочешь научиться тому, как вносить позитивный вклад в развитие мира, создай программу поощрительных наград! Весной 2004 года, отбирая лучших среди соискателей на первую премию «Skoll Awards for Social Entrepreneurship», мы пришли к интуитивному пониманию необходимости в более четком обозначении социального предпринимательства, в более разностороннем наборе критериев для определения профиля социального предпринимателя и в способе поиска отличительных качеств и достижений различных социальных предпринимателей. Несомненно, нам предстоял немалый объем работы.

В 2007 году журнал «Stanford Social Innovation Review» опубликовал статью под названием «Социальное предпринимательство: вопрос определения», где говорилось о первичных результатах нашей работы[6]. В ней мы стремились к тому, чтобы дать более четкое определение социального предпринимательства путем проведения двух важных разграничений. Первое располагалось в области двух разных типов действия: прямого и косвенного. Прямое действие – это то, где участник лично выполняет задачу, направленную на конкретный желаемый результат. Косвенное – где участник убеждает другого человека или организацию в необходимости определенных действий, при помощи которых можно добиться желаемого результата. Второе разграничение было проведено нами между двумя типами результатов: поддержание или последовательное улучшение существующей системы против принципиального преобразования в новую, более оптимальную.

Эти различия были критически важными в нашем понимании социального предпринимательства, поскольку позволяли нам проводить различия между тремя группами, которые зачастую объединялись между собой. Эти группы были следующими: поставщики социальных услуг, общественные деятели и социальные предприниматели (см. схему I-1).


Схема I-1


Поставщики социальных услуг обладают долгой и благородной историей работы, направленной на то, чтобы сообщества и мир в целом стали более равными, чтобы они были безопаснее, здоровее и, в конечном итоге, лучше. Эти типы людей и организаций жизненно необходимы для благополучия нашего общества. Поставщики социальных услуг, о которых мы говорили в статье, предпринимают прямые действия в каждой конкретной ситуации. Но они оставляют текущую систему неизменной, хотя и стремятся снизить ее негативное воздействие. Например, продовольственный фонд работает напрямую для смягчения условий бедности, обеспечивая продуктами те семьи, которые находятся в условиях крайней нужды.

Продуктовая помощь помогает семье справиться с голодом в определенный период жизни, но не способствует фундаментальным изменениям всего того, из-за чего семья по-прежнему остается настолько бедной, что регулярно вынуждена прибегать к услугам продовольственных фондов. Точно так же в глобальном масштабе «Сестры миссионерки любви» Матери Терезы работают напрямую, стремясь облегчить боль и страдания бедных и обездоленных по всему миру. Это образцовый поставщик социальных услуг, и без него мир, безусловно, был бы значительно хуже. Но эта организация не влияет на сами причины бедности в той же степени, в которой стремится помочь ее конкретным жертвам.

Общественные деятели тоже способны значительно улучшить наш мир. В отличие от поставщиков социальных услуг они работают косвенно, выступая за принятие новых законов, которые смогут преобразовать проблемную среду. Мартин Лютер Кинг и «Конференция южного христианского руководства» стремились изменить отношение к афроамериканцам и другим ущемленным меньшинствам в Америке. Они боролись за то, чтобы положить конец расовой дискриминации и ввести в действие закон о равноправии. Чтобы добиться таких радикальных перемен, им требовалось достучаться до других людей. В данном случае – до представителей федеральных и государственных властей, которые обладали всеми необходимыми полномочиями, чтобы внести законодательные поправки, утверждающие равные права для всех граждан страны. Только с принятием этих поправок столь фундаментальные положительные изменения могли быть закреплены в системе.

Конечно, общественным деятелям необязательно быть фигурами мирового значения, подобно д-ру Кингу, и проблемы, с которыми они работают, не всегда бывают настолько всеобъемлющими. Общественные деятели взаимодействуют с государственными структурами на всех уровнях, чтобы способствовать долговременным и значительным изменениям в различных сферах, начиная от экологии и заканчивая конкретными местными проблемами. Они становятся именно общественными деятелями, а не просто лоббистами, благодаря желанию исправить какие-то несовершенства в общественных отношениях. Лоббисты же стремятся к конкретной выгоде – зачастую при помощи законодательных мер – для узкого круга лиц, а не для социально уязвленных групп или всего общества. Лоббисты табачной индустрии могут утверждать, что защищают права курильщиков, хотя на самом деле защищают экономические интересы табачных компаний в ущерб интересам общества.

Социальные предприниматели, о которых мы говорили в статье, отличаются от поставщиков социальных услуг и общественных деятелей тем, что одновременно совершают прямые действия и ищут пути преобразования текущей системы. Они стремятся выйти за рамки обыкновенных улучшений, добиться принципиальных преобразований и становления стабильной новой системы, которая фундаментальным образом отличается от той, что ей предшествовала. Карнеги стремился и добился существенных преобразований, а не малозаметных изменений текущей ситуации. Он хотел общего бесплатного и свободного доступа к книгам, а не снижения, например, их стоимости, в результате чего еще некоторое количество людей смогло бы себе позволить их покупку. Он добивался абсолютно нового положения вещей, при котором знания были более доступны, чем прежде. И действовал при этом напрямую, вместо того чтобы пытаться убедить властные структуры в необходимости строительства библиотек. Он работал с разными по величине городами, используя собственные средства для усиления степени вовлеченности местных администраций, и внедрял собственные библиотечные проекты в соответствии с созданными им же самим критериями.

Учитывая эти две характеристики, мы считали, что определяющие черты социального предпринимательства следующие:

• Идентификация стабильного, но изначально несправедливого равновесия, которое становится причиной притеснений, маргинализации и страданий определенной группы людей, у которой нет достаточных финансовых средств или политического веса для самостоятельного продвижения преобразовательных изменений.

• Развитие, тестирование, улучшение и масштабирование решения, которое приводит к новому равновесию; создание ценностного предложения для общества, которое способно изменить существующий порядок вещей.

• Укрепление нового устойчивого равновесия, которое раскрывает новую ценность для общества, снимает ограничения для развития или смягчает страдания. Новое равновесие обрастает экосистемой, которая развивается и приносит пользу в различных социальных сферах.


В отличие от поставщиков общественных услуг, социальные предприниматели явно нацелены на постоянное и систематическое преобразование унизительных или несправедливых общественных условий. В отличие от общественных деятелей эти люди работают напрямую, создавая продукт, услугу или методологию, которые стимулируют преобразование общества.

Мы приводим данную аргументацию не с целью заявить о превосходстве социального предпринимательства над социальными услугами или общественной деятельностью. Многие организации, которые предпринимают косвенные действия или ищут способы улучшения, а не преобразования общества, проводят очень нужную и важную работу, но они не вписываются в определение социального предпринимательства.

Формулировка этого определения была необходима прежде всего из прагматических соображений. Нам нужны были четкие критерии, позволяющие определять и отбирать настоящих, образцовых социальных предпринимателей для участия в программе поощрительных наград Фонда Сколла. Нас беспокоил тот факт, что если бы мы распространили действие программы на слишком широкий спектр организаций, то у нас не получилось бы эффективно выстроить поле социального предпринимательства. На тот момент мы считали и по сей день продолжаем считать, что правительства и благотворительные организации должны обеспечивать финансовую помощь и поддержку местным поставщикам социальных услуг, общественным деятелям и социальным предпринимателям. Но собственные усилия мы сконцентрировали на последних, стремясь к четкому определению понятия социального предпринимательства и руководствуясь его характеризующими элементами, помогающими распознать и выделить эту сферу человеческой деятельности.

Изменение равновесия

При рассмотрении принципов социального предпринимательства понятие изменения равновесия приобретает особое значение. Равновесие – это сбалансированная и стабильная система. Эта система устойчиво сохраняется в своем текущем состоянии, которое соответствует ее структуре. Она может оказаться коррумпированной, жестокой или несправедливой, но если ее силы сбалансированы, то они останутся таковыми до тех пор, пока не будет предпринято намеренное действие, направленное на изменение равновесия (при этом в некоторых случаях система остается неизменной даже при наличии подобных усилий). Система субъектов может, а зачастую и будет производить относительно стабильное равновесие, неприятное и непродуктивное для определенных ее участников, – как правило, наименее привилегированных и наиболее маргинальных. Общество при Карнеги, к примеру, находилось в стабильном положении относительно недоступности книг, и лишь преобразовательное изменение сумело это исправить. Без него положение вещей продолжало бы оставаться тем же, что и прежде.

Еще одним примером стабильного, но несправедливого равновесия могут послужить системы образования для малообеспеченных жителей сельской местности. Неравенство в доступности и качестве образования – давно укоренившееся во всем мире равновесие. Дети из семей со средним или высоким достатком имеют широчайший доступ к возможностям получения образования – они учатся в престижных школах, имея преимущества в виде самых квалифицированных педагогов, самых эффективных образовательных программ и самых лучших педагогических систем. А более высокий уровень образования, в свою очередь, лишь усиливает их экономические преимущества. Подобное явление будет правдой даже в отношении Соединенных Штатов: в соответствии с данными исследовательского центра Pew Research Center: «Среди опрошенных в возрасте от 25 до 32 лет средние ежегодные заработки обладателей дипломов о высшем образовании в условиях полного рабочего дня на 17 500 долларов США превышают заработки тех, кто имеет лишь среднее образование. Во второй половине двадцатого века этот разрыв неуклонно возрастает с каждым новым поколением»[7].

В 1970-е Колумбия столкнулась с похожим фундаментальным равновесием с той только разницей, что возникшая ситуация была еще более жесткой. В те годы страна погрязла в политическом конфликте между правительством и левыми повстанцами. Возрастали масштабы наркоторговли, что в определенной мере способствовало экономическому росту, но одновременно порождало насилие и нестабильность. Система образования давала сбои, особенно в сельских регионах, где было крайне мало учителей, да еще и имевших вдобавок очень слабую подготовку. Профессор Калифорнийского университета Э. Марк Хенсон в своем исследовании в области образовательной реформы страны писал: «Данные о переписи населения в 1973 году показали, что 33,6 % рабочей силы, не имевшей школьного образования, были сконцентрированы в сельских областях… Даже несмотря на то что уровень грамотности среди взрослого населения вырос с 63 % в 1960 году до 81 % в 1975-м уровень безграмотности в сельской местности примерно в три раза превышал аналогичный уровень среди городских жителей»[8].

Ключевыми субъектами колумбийской системы образования были:

• правительство, которое было обязано предоставлять образование сельским детям, но было ограничено как в ресурсах, так и необходимостью выполнять другие насущные задачи;

• администраторы, управляющие школьными округами, стремящиеся распределить средства среди максимально возможного количества учебных заведений, одновременно осознавая силу ограничений, создаваемых небольшими масштабами и относительной недоступностью сельских школ;

• учителя, которые, несмотря на свою минимальную подготовку и скудное оснащение, должны были выполнять образовательные задачи, зачастую неся ответственность за детей из разных классов, одновременно находящихся в одной учебной комнате;

• родители, которым приходилось выбирать между тем, чтобы отправить детей в школу с прицелом на будущее или отправить на работу для пополнения скудного дохода семьи в настоящем;

• ученики, которые не могли поддерживать свои семьи, если хотели учиться, пусть и в единственно доступных им стесненных условиях.


Равновесие, сложившееся в результате, было довольно стабильным благодаря той поддержке, что ему оказывали все участники системы, каждый из которых видел статус-кво как нормальное положение вещей, всегда бывшее таковым. Дети находились в замкнутой и несправедливой системе, которая не давала причин надеяться на перемены.

Столкнувшись с подобным, поставщик социальных услуг принял бы (безусловно, с неохотой) этот статус-кво и стал бы упорно трудиться над тем, чтобы сгладить его негативное воздействие – скорее всего, путем сбора средств для покупки учебников или для привлечения дополнительных учителей к работе в сельской местности. Общественные деятели боролись бы с ситуацией путем оказания давления на правительство Колумбии с целью внесения изменений в нормативы профессиональной подготовки учителей или с целью увеличения дотаций на сельские школы. Социальный предприниматель предпринял бы меры по прямому воздействию на систему, стремясь к смещению равновесия к новому положению, которое оказалось бы как стабильным, так и более благоприятным по отношению к детям, находящимся в ущемленном положении. Именно так и сделала Вики Кольберт.

Родившись в Колумбии, она изучала социологию и систему образования как в родной стране, так и за рубежом. Вскоре после окончания магистратуры в Стэнфордском университете Кольберт вернулась в Колумбию, чтобы применить все полученные знания в образовательной системе родной страны. Она получила в Министерстве образования должность координатора проектов сельских школ и приступила к воплощению перемен изнутри. В то время уроки в Колумбии происходили так же, как и в других странах, – учитель стоит перед классом и преподает свой предмет, пользуясь старыми учебниками. Обучение велось согласно централизованным нормативам и расписанию, а естественное детское любопытство не принималось в расчет. Работники системы образования были сильно ограничены в возможностях индивидуализировать процесс обучения (и не ограничены в возможностях ему мешать). Обучение по большей части заключалось в запоминании и пересказе различных фактов.

В процессе работы Кольберт узнала о множестве различных педагогических моделей, среди которых колумбийская была одной из самых худших. Поэтому она начала вести работу с учителями на местах и поощрять школы к переходу на методы совместного обучения и усиления самоподготовки, чтобы помогать детям самостоятельно находить удобные им способы получения знаний. Она помогала учителям переходить от банального чтения лекций к содействию в групповом обучении, которое заключалось в одновременной работе с небольшими группами детей, направленной на стимуляцию их мыслительной деятельности и управление их интересами. По ее мнению, основное внимание должно было уделяться не только грамоте и счету, но и основным жизненным навыкам, включая умение учиться, критически мыслить, сотрудничать с окружающими и принимать эффективные решения. Кольберт считала, что школа должна функционировать в качестве самоуправляемого сообщества, в котором мнение учителей, родителей и учеников о том, что происходит, имеет немалый вес. Таковым был подход к практическому обучению, применяемый в лучших частных школах мира. Кольберт стремилась применить аналогичную практику в отношении беднейших детей Колумбии, будучи принципиально убежденной в том, что все они заслуживают доступной и самой качественной системы образования из всех существующих.

По мере работы с учителями и школами она заметила значительные перемены, происходившие в отдельных классах. Но далеко не во всех – что и побудило ее основать Escuela Nueva (буквально Новая Школа) – неправительственную организацию, нацеленную на систематизацию и распространение нового педагогического подхода по всей Колумбии. По мере создания собственной модели она вновь и вновь возвращалась к ключевым принципам: учебный план должен соответствовать уровню текущей подготовки преподавателей, политически достижимым и привлекательным для сильных профсоюзов, а также финансово устойчивым. Она задалась целью найти комплексное решение проблемы: «Было очень важно начать думать системно, вместо того чтобы решать каждую проблему в отдельности», – вспоминает она[9].

За десять лет модель Escuela Nueva превратилась в государственную программу Колумбии. Впоследствии она распространилась на Вьетнам и Бразилию. Согласно оценке, вынесенной представителями Всемирного Банка в 1992 году, дети из бедных семей, обучаемые в соответствии с принципами Кольберт, в целом показали лучшие результаты, чем дети из более обеспеченных слоев общества, обучаемые в традиционных школах. Исследование, проведенное UNESCO в 2000 году, показало, что наряду с Кубой Колумбия проделала блестящую работу в Латинской Америке, направленную на улучшение системы обучения детей в сельских областях страны[10].

Эта новая система образования коренным образом сместила равновесие в отношении учеников из сельской местности Колумбии. Новые, более оптимальные условия привели к тому, что двадцать тысяч школ, используя этот подход, добивались лучших результатов при сохранении тех же затрат, что были ранее. Конечно, это не означает, что новая система обучения идеальна. Escuela Nueva, как и многие другие организации, имеет своих противников. Но мало кто смог бы утверждать, что положение детей в старой системе было лучше, чем в новой.