Еще до «просьбы», а по сути приказа князя Владимира Мономаха, игумен Сильвестр, в миру Василий Ростиславич князь Волынский, начал задумываться над летописью Рюриковой Руси или, как ее еще называли – Новгородской. При Киевском князе Владимире Святом, Русь порой называли – «Киевской». Однако сам он, хотя и обладал немалыми амбициями, не раз говорил, что Русь, основанная Рюриком, может носить только его имя, а князья Рюриковичи, должны преумножать славу великой Рюриковой Руси. Он был против названия «Руси Новгородской», а тем более «Киевской» потому что Рюрик до призвания его на княжение в Великий Новгород старостами племен, уже жил с семейством и своей варяжской дружиной – русями на берегу Ладоги в небольшой крепости. До этого варяги сидели на Ильмене, в славяно-угорском сельце Русе, отчего и взяли название – руси.
Сильвестр боготворил диакона – летописца Нестора Печерского монастыря, где начинал свой монашеский путь. Нестор на основе первоначального летописного Свода преподобного Феодосия – основателя Печерской обители, составил «Повести временных лет». Он восхищался его фундаментальным трудом о самом Феодосии, описавшем очень подробно его судьбу. Перед самой своей кончиной Нестор закончил писать «Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба» – о младших сыновьях киевского князя Владимира Святославича, убитых Святополком Окаянным. Сильвестр не раз вызывался ему помочь, но Нестор к «письму» не допускал никого, и позволял Сильвестру разве что добыть ему некоторые архивные патерики, например о жизни Саввы Освященного или Ефимия Великого, нужные ему для «Жития Феодосия». Кроме того, брал у Сильвестра записи с княжеских «братских» соборов, в частности Любечском, о сражениях князей с половцами. Но игумен отдавал не всё. Он надеялся, что сам после Нестора добавит «Повести» своими записями. И вот дождался. Господь услышал его молитвы: сам новый Киевский князь Мономах предложил ему переписать труд Нестора, дополнить его.
Дождался не кончины преподобного Нестора (Боже, упасти от подобного греха), почившего зиму назад и упокоившегося мощами в Антониевых пещерах Печерского монастыря, а возможности стать соавтором «Повести временных лет». Конечно, жаль, что погиб при набеге степняков Начальный свод преподобного Феодосия, сгорел в дьявольском пламени, использованный Нестором в летописи, но остались не менее важные и интересные записи игумена Иоанна. Ими тоже можно дополнить обновленную историю Руси.
Сильвестр не побоялся поставить Владимиру Мономаху условия: он возьмется за новую редакцию «Повести», но библиотеку, где он станет работать, нужно обустроить как подобает, открыть ему доступ к собранию «мудрых» и божественных книг Ярослава Мудрого, хранящихся в подвале Михайловского собора отчего-то под замком. Кроме того, Сильвестру понадобится с десяток монахов – переписчиков, которых он выберет сам.
Владимир согласился. Велел тысяцкому Ратибору выделить монаху воинов для сопровождения и назначил выезд Сильвестра к Василько Ростиславичу в Перемышль через три дня.
Но в эти несколько дней и ночей произошли странные события. Монахи, помогавшие в переписи Нестору и игумену Иоанну, согласившиеся было помогать в Выдубицком монастыре Сильвестру, вдруг отказались. Одни сослались на внезапную немощь, другие вспомнили о незамоленных своих грехах, а потому прикасаться к таинству летописи якобы не имели права. Третьи просто твердили что-то нечленораздельное.
Остались «верными слову» лишь послушник Никита Валун – парень лет двадцати с небольшим, да совсем юный отрок Ефимка, который прибился к Михайловской обители зиму тому назад, помогал, чем мог: ухаживал за могилами князей, похороненных здесь, оберегал мощи Святой великомученицы Варвары, перенесенные из Константинополя. Все родичи его погибли от рук половцев, его и приютили монахи.