Ей действительно следовало лучше относиться к Коди. Он один отвечал на ее звонки, когда ей требовалась помощь, и он единственный терпел ее, когда она была не в духе. Тэрин с Коди были паршивыми овцами в стаде, и с тех пор как они познакомились в прошлом году, когда он решил сесть рядом с ней на западной литературе, они тусовались вместе просто хотя бы потому, что паршивые овцы всегда даже в самом большом стаде легко узнают друг друга.
Так что да, Тэрин действительно следовало вести себя с Коди помягче, но ее порой реально раздражало то, что он постоянно болтается рядом и очень старается быть полезным. Коди как будто пытался внедриться в ее жизнь. Тэрин не слепая, она понимала, почему он занимает для нее место в аудитории, почему делится своими записями и подсовывает ей шоколадные батончики, когда она голодна.
Коди не мог понравиться Тэрин так, как ему бы этого хотелось. Да и как это было возможно, если в нем было столько всего, что она находила отталкивающим? И дело было не в его походке вразвалку и не в том, что у него свитера на груди вечно были усыпаны хлебными крошками. Нет, Тэрин раздражало его желание быть нужным, хотя она прекрасно понимала истоки этого желания. Коди, как и Тэрин, никогда не вписывался и, как и она, отчаянно хотел проявить себя так, чтобы его оценили по достоинству.
Они сидели за одним столом в библиотеке. Коди уже час корпел над эссе, которое надо было сдать через два дня, но, по наблюдениям Тэрин, напечатал предложения два, не больше. Он, как всегда, был в своей красной бейсболке с засаленным козырьком и, по обыкновению, надвинул ее так низко, что глаз было не видно.
– Ты вообще хоть иногда ее снимаешь? – спросила Тэрин.
– Чего?
– Твоя бейсболка. Никогда тебя без нее не видела.
– Это же «Ред сокс».
– Понятно, но стирать-то ее хоть иногда надо.
Коди снял бейсболку, и Тэрин непроизвольно обратила внимание на полоску, которую та оставила на его светлых и тонких, как у ребенка, волосах.
– Отец купил мне ее, когда мы с ним ходили на игру «Ред сокс». Они тогда проиграли «Янки», но все равно было здорово. Как сейчас помню, мы сидели на трибуне, ели хот-доги, а потом и мороженое. – Коди погладил козырек бейсболки, как Аладдин лампу, когда хотел вызвать джинна. – Это был последний день, который мы с отцом провели вместе. А потом, ну ты знаешь…
– И где он сейчас живет?
– Где-то в Аризоне. Прислал открытку на Рождество. Написал, что я, может, как-нибудь смогу его навестить. Написал, что, когда приеду, мы пойдем с ним в поход.
«Нет, – подумала Тэрин, – ни в какой поход вы не пойдете».
Отцы, которые бросают свои семьи, никогда не сдерживают данных обещаний. Они не хотят, чтобы дети приезжали к ним в гости. Им не нужны напоминания о брошенных детях. Они вообще хотят забыть о существовании этих детей.
Коди вздохнул и снова напялил на голову свою красную бейсболку.
– А ты виделась после развода с отцом?
– Нет. Ни разу за все эти годы. У него, судя по всему, нет желания со мной встречаться, да и я сама не хочу.
– Конечно хочешь, он же твой отец.
– Нет, не хочу. – Тэрин как попало засунула в рюкзак свои книги и конспекты. – И ты о встрече с отцом тоже лучше не думай.
После этого она встала из-за стола и быстро пошла к выходу.
– Тэрин, подожди…
Коди догнал ее, только когда она уже шла по двору.
– Слушай, прости, что я заговорил о твоем отце, – отдуваясь, сказал он.
– Я не хочу о нем говорить. Никогда.
– Но, может, все-таки стоит? Я знаю, он бросил тебя, но мой отец тоже меня бросил. Такое случается, с этим приходится жить. Да, это больно, но это делает нас сильнее.
– Нет. Знаешь, что это с нами делает? Это делает нас ущербными, превращает в отвергнутых.
Тэрин резко остановилась посреди двора и повернулась к Коди. Он вздрогнул, как будто она могла его ударить. Коди испугался, и его страх был оправдан: он боялся потерять Тэрин, боялся разозлить своего единственного друга во всем кампусе.
– Когда кто-то говорит, что любит тебя, это как клятва в том, что он будет любить тебя всегда, – сказала Тэрин. – Ты веришь в это, веришь так, что жизнь готов заложить. А мой отец… ему даже быть рядом влом оказалось. Он бросил тех, кого обязался любить. Так что пусть горит в аду.
Коди даже опешил от такого напора.
– Тэрин, я бы никогда так с тобой не поступил, – тихо сказал он.
Тэрин выдохнула, и вместе с выдохом ушла вся злость.
– Я знаю.
Коди прикоснулся к ее руке, с опаской, как будто боялся обжечься. Тэрин не отдернула руку, и тогда он обнял ее за плечи. Понятно, что Коди так хотел ее успокоить или даже приободрить, но она не хотела, чтобы у него хоть на секунду возникла мысль, будто между ними могут возникнуть отношения. То есть такие, на которые он надеялся.
Тэрин вывернулась и отступила на шаг:
– Ладно, учебы на сегодня хватит. Я иду домой.
– Я тебя провожу.
– Не надо, я в порядке. Завтра увидимся.
– Тэрин?
У Коди был такой жалобный голос, что она просто не могла не оглянуться. Он стоял под фонарем, и тень от него была просто огромной.
– Лиам того не стоит, – сказал он. – Ты достойна лучшего. У тебя все будет хорошо.
– И с чего ты вдруг о нем заговорил?
– С того, что в нем все дело. Верно? А не в отце, который тебя бросил. Лиам тебя игнорит. Чего я не понимаю, так это почему ты не хочешь его отпустить? Вокруг полно хороших парней, которые точно захотят с тобой встречаться.
Тэрин не могла разглядеть глаз Коди в тени козырька бейсболки, но в его голосе была такая тоска, что смотреть в глаза было необязательно.
– Я знаю, вы с ним уже много лет встречаетесь, но это не значит, что вы всю жизнь будете вместе.
– Именно это мы и планировали. Поэтому я здесь, в этом кампусе. Мы пообещали друг другу держаться вместе, что бы ни случилось.
– Тогда почему он сейчас не рядом с тобой? Почему он не отвечает на твои звонки?
– Потому что он занимается. Или на лекции.
– Нет у него сейчас лекций.
Тэрин достала свой телефон и набрала номер Лиама. Звонок сразу переадресовали на голосовую почту. Тэрин смотрела на экран телефона, и, судя по лицу, ей в голову пришел вариант, который она до этого отказывалась рассматривать.
– Дай мне свой телефон.
– А что, с твоим что-то не так?
– Просто дай телефон.
Коди передал Тэрин свой телефон и наблюдал за тем, как она набирает номер Лиама.
После третьего гудка тот ответил.
– Алло?
– Я тебе целый день звоню, а ты так и не перезвонил.
Последовала долгая пауза. Очень долгая.
– Тэрин, я не могу сейчас говорить. У меня тут дела.
– Какие дела? Мне нужно тебя увидеть.
– Что это за номер? Ты откуда звонишь?
– Это телефон моего друга. Я не могла до тебя дозвониться, подумала, может, ты случайно мой номер заблокировал.
– Слушай, мне надо идти.
– Позвонишь мне? Позвони в любое время.
– Ага, да, позвоню.
И связь прервалась. Тэрин словно в оцепенении смотрела на телефон: ее потрясло то, как резко Лиам оборвал разговор.
– Ну и что он сказал? – спросил Коди.
Он наблюдал за Тэрин все это время, и ей не понравился его понимающий взгляд.
– Не твое дело, – сказала Тэрин и резким движением вернула Коди телефон.
– Мне все же кажется, что это мышечное напряжение, – сказал Чарли, когда Джек подвозил его в клинику. – И не уверен, что рентген что-то даст. А вот тебе, приятель, вовсе не обязательно меня подвозить.
– Без проблем, Чарли, у меня сегодня выходной.
– В пятницу? Хороший же у тебя график.
– Да, одно из преимуществ работы университетского профессора. – Джек глянул на тестя и заметил, что у того снова напряглось лицо. – Больно?
– Немного. – Чарли махнул рукой. – Ничего такого, с чем не справится тайленол. Под старость всех одолевают разные хвори и головная боль. Подожди, вот стукнет тебе семьдесят и поймешь, что в этом возрасте даже с кровати утром встать ой как непросто. Мэгги говорит, что мне, возможно, просто надо походить на физиотерапию или на массаж. Надеюсь, она не станет настаивать, чтобы я записался на йогу или еще какой дуростью начал заниматься.
– Йога пойдет тебе на пользу.
Чарли хмыкнул:
– Можешь представить меня в трико и в позе «бигль мордой вниз», или как там они это называют? – Он посмотрел на Джека. – Этим летом я лучше себя чувствую, может, махнем куда-нибудь на Запад и покатим в поход на велосипедах. – Он достал из кармана куртки глянцевый буклет с рекламой путешествий. – На, полистай. В Брайс-Каньоне есть грунтовые дороги. Вот куда бы я отправился вместе с вами, пока силы еще позволяют. Я ведь, как-никак, восьмой десяток разменял.
– Разменял, но стариком не стал.
– Я, пока работал в полиции Кембриджа, почти не отгуливал отпуска. Тратил драгоценное время на всякие отбросы общества. На уродов, о которых никто не пожалеет, если им всадят пулю в голову. А мог бы путешествовать с Энни. Мы могли бы отправиться в круиз по Аляске, она всегда об этом мечтала. Господи, как я жалею, что упустил столько времени. Теперь надо наверстывать. – Чарли взглянул на Джека. – Так что проследи за тем, чтобы Мэгги взяла отпуск в июне. Дней на десять.
– Я передам ей твое пожелание.
– И путешествие за мой счет. Все расходы беру на себя.
– Это почему?
– Потому что я предпочитаю получать от заработанных денег удовольствие, пока еще жив. А вам не стоит тратить свое наследство на мемориальные водостоки.
– Это очень щедро с твоей стороны. Но и новые водостоки нам и правда нужны.
– В общем, с тебя отпуск Мэгги. – Чарли снова глянул на Джека. – Совместный отпуск подальше от большого города вам обоим пойдет на пользу.
– Естественно, отдых на природе – отличный шанс забыть о работе и расслабиться.
– И еще кое-чем заняться.
– В смысле?
Чарли подмигнул Джеку:
– Я не теряю надежды понянчить внуков, причем в ближайшее время.
– Я тоже, Чарли.
– Ну и когда ждать пополнения? Надеюсь, к этому моменту я еще буду в состоянии покидать внуку бейсбольный мяч.
Тема детей была для Джека слишком болезненной, и он не стал отвечать, просто вел машину и старался об этом не думать.
– Она еще не оправилась после последнего выкидыша, да? – спросил Чарли.
– Для нее это было тяжелым испытанием. Для нас обоих.
– Джек, это было год назад.
– Да, но боль никуда не ушла.
– Знаю, знаю. Но вы еще молоды и вполне можете иметь детей. Моей Энни, когда наконец-то родилась Мэгги, уже почти сорок два исполнилось. Для меня это было как дар божий. Ты поймешь, о чем я, когда возьмешь на руки своего малыша или малышку.
– Я над этим работаю, – только и смог ответить Джек.
– Тогда подумай о Брайс-Каньоне, договорились? Вы с Мэгги в романтическом номере в отеле. Это будет отличное место для нового старта.
И Джек действительно об этом думал. В тот день он сидел в кофейне «Данкин донатс» в Шиллман-холле, проверял письменные работы студентов, а буклет с описанием маршрутов по Брайс-Каньону не шел у него из головы. Он отложил в сторону стопку студенческих эссе и начал разглядывать размещенные в буклете фото с красивейшими видами и загорелыми лицами. Неделя вдвоем в таком прекрасном месте – это именно то, что им нужно.
Может быть, Чарли прав, может, пришло время снова подумать о ребенке?
– Профессор Дориан?
За шумом голосов в кафе Джек не сразу понял, что с ним поздоровалась какая-то женщина, и только когда она назвала его по имени во второй раз, он поднял голову и увидел, что рядом с его столиком стоит Тэрин с рюкзаком на одном плече. Она отбросила упавшую на лицо прядь волос, и этот жест показался Джеку скорее нервным, чем машинальным.
– Я знаю, у вас сегодня выходной, но в вашем офисе мне сказали, что я смогу найти вас в этом кафе. Вы не могли бы уделить мне несколько минут?
Джек убрал буклет в портфель и указал на стул напротив:
– Конечно, присаживайтесь.
Тэрин повесила куртку с капюшоном на спинку стула и села. Они регулярно встречались на лекциях в аудитории и порой перебрасывались парой фраз, когда пересекались в кампусе, но это был первый раз, когда у Джека появилась возможность хорошо ее рассмотреть.
Ясные карие глаза, открытое умное лицо. Тэрин не пользовалась косметикой и от этого казалась невинной и довольно уязвимой. Над верхней губой – тонкий шрам. Заметив его, Джек даже попробовал угадать его происхождение. Упала в детстве с велосипеда? Или с дерева?
Тэрин достала из рюкзака ноутбук, поставила его на стол и сразу перешла к делу:
– Я тут наконец решила, на какую тему буду писать курсовую, и хотела бы коротко ее с вами обсудить. Писать буду о Дидоне и Энее. Выбрала их, потому что мысленно постоянно возвращаюсь к их истории. Вернее, к истории Дидоны.
– Да, я еще в аудитории заметил, что вы чувствуете определенную связь с царицей Дидоной. И какими будут ваши главные тезисы?
– И Дидона, и Эней, безусловно, яркие и страстные персонажи, но их страсти разнонаправленные. Энея более всего волнует его общественный долг, и он предает Дидону, чтобы исполнить свое предназначение. Дидона целиком посвящает себя любви к Энею и жертвует собой ради этой любви.
– Общественный долг против личного желания. Или точнее – долг против любви.
– Именно. Кстати, это может быть очень даже хорошим заголовком – «Долг против Любви», – заметила Тэрин и что-то быстро напечатала в своем ноутбуке. – Я читала, что́ некоторые студенты написали о своих впечатлениях об «Энеиде». У многих такое стереотипное мышление, меня аж трясет от злости. Для них Дидона – иррациональная, излишне эмоциональная и даже заслуживающая жалости женщина. Они искренне полагают, что феминность Дидоны угрожает маскулинности Энея, то есть его идеальным представлениям о том, что такое власть, доблесть и порядок.
– А вы смотрите на это иначе?
– Естественно, иначе. И я думаю, Вергилий со мной бы согласился. У него Дидона – сложная женщина, гордая и могущественная царица, и она остается такой вплоть до предательства Энея. И когда он ее предает, она берет судьбу в свои руки и даже руководит устройством собственного погребального костра.
– Вы считаете, что Вергилий симпатизирует Дидоне?
– Да, ее соблазнили, а потом бросили. Обратите внимание на разницу их речевых характеристик. Она ведь очевидна. Речь Дидоны расцвечена эмоциями. Эней думает только о власти и своем предназначении. Его речь лишена страсти, а именно страсть делает Дидону живой и настоящей. Так Вергилий показывает нам, что настоящая героиня – это Дидона.
– Интересное предположение. Если вы сможете увязать курсовую с вашим эссе по «Медее», из этого вполне может получиться дипломная работа. Конечно, если вы решите пойти в докторантуру.
У Тэрин от таких слов профессора засияли глаза.
– Ой, я не думала об этой работе как о возможной диссертации, но да, вы правы! Исследование на тему «Какую цену платят женщины, когда их страсть угрожает мужчинам». Эта тема прослеживается в истории Абеляра и Элоизы. И в истории Хемингуэя. В этих историях женская потребность в любви становится непосильной ношей для их мужчин и выявляет их слабость. – Взгляд Тэрин затуманивается. – Такое и в реальной жизни случается.
– Вы говорите так, будто сами прошли через нечто подобное, – сказал Джек и тут же пожалел, что не прикусил вовремя язык.
Тэрин кивнула, ее глаза вдруг наполнились слезами. Она отвела взгляд и постаралась взять себя в руки.
Джек не знал, что за личный опыт подтолкнул ее к выбору подобной темы, но вспомнил, как Джессика на занятии высказала предположение, что Тэрин «помешана на мужчинах, которые предают своих женщин».
– Иногда изложение своих мыслей в письменной форме становится своего рода терапией. Это помогает укрепить самооценку, справиться с болью, побороть сомнения. Понимаете, о чем я?
Тэрин кивнула и вытерла ладонью глаза, размазав подводку. Теперь она показалась Джеку не просто уязвимой, а беззащитной, ему даже захотелось как-то ее утешить, но он сумел сдержаться и продолжил ровным голосом:
– Думаю, это отличный заголовок для исследования. Вы глубоко погрузились в тему, я впечатлен. Ваши родители из ученых кругов?
– Чего нет, того нет. – Тэрин пожала плечами, как будто ей стало неловко. – Они развелись, когда мне было десять. Мама работает помощницей медсестры. Мы живем Хобарте, это в Мэне.
– В Хобарте? Я там бывал. Правда, давно это было, тогда мы с женой увлекались рафтингом.
Да, в те времена они с Мэгги еще позволяли себе вместе проводить отпуск.
– Ну, тогда вы знаете, что это маленький фабричный городок в глухой провинции.
– Однако, как я посмотрю, из него выходят многообещающие студентки.
– Хотела бы я, чтобы это было правдой. – Тэрин улыбнулась. – У меня столько планов, определиться бы.
– Какие еще курсы вы посещаете?
– Литература восемнадцатого века, читает профессор Макгуайр.
Джек постарался сделать непроницаемое лицо. Рэй Макгуайр занимал соседний с ним офис. В начале семестра он пожаловался Джеку, что студентки из «последнего помета» все как одна непривлекательные. А потом посоветовал: «Но смотри не проморгай девчонку по имени Тэрин Мур. Из-за таких снятся влажные сны».
Теперь Джек понял, что имел в виду Рэй.
Тэрин встала из-за стола и надела куртку.
– Что ж, я готова с головой погрузиться в работу. Спасибо вам, профессор.
– Если надумаете поступать в магистратуру, дайте знать. С удовольствием напишу вам рекомендательное письмо.
Они вместе вышли из Шиллман-холла. Ветер растрепал темные волосы Тэрин, на солнце они начали отливать золотом, и Джек подумал, что она похожа на сирену прерафаэлитов.
– Увидимся в классе, – сказала Тэрин и скромно помахала на прощание рукой.
Джек остался стоять на тротуаре, глядя ей вслед. Ему стало тоскливо: он превратился в типаж. Очередной женатый профессор вожделеет студентку. Грустное и жалкое зрелище.