Убедительная победа Путина на президентских выборах не стала неожиданностью. Большинство граждан, поддерживающих главу государства, согласно соцопросам, просто не видят другого политика, который мог бы взять в свои руки управление Россией на следующие шесть лет, а критикам, если бы они имели привычку вдумчиво анализировать обстоятельства, было бы совершенно ясно, что изменения могут обойтись им слишком дорого.
Бранить Путина, с одной стороны, означает черпать энергию из неиссякаемого источника, поскольку он вне всяких сомнений сильный и умный лидер, как бы ни оценивать его политические поступки и взгляды.
А с другой, что, может быть, самое главное, – это безопасно, поскольку, что там ни говори, а оппозиция в России – системная или бессистемная – состоявшаяся, хотя и слабооформленная в силу объективных обстоятельств сила. Кто там мог бы прийти на смену Путину, неизвестно, но при нём противники режима получают не кажущийся им, правда, уникальным шанс ещё шесть лет обличать неправедную власть, не опасаясь никаких последствий.
Я, скорее всего, гляжу на это пристрастным взглядом, но сама встреча с работниками автозавода «ГАЗ», на которой Владимир Путин заявил о своём намерении баллотироваться, была абсолютно неформальной. Впрочем, от советской стилистики тошнотворной выветренности партийных и общественных мероприятий с жёстким регламентом выступлений путинская Россия ушла очень далеко.
Глава России вообще в режиме общения с гражданами, в том числе и теми, которые ему не слишком благоволят, держится всегда уверенно и непринуждённо. Собственно, и у граждан нет особых причин чувствовать себя скованными. Парень, задавший вопрос Путину, звучал естественно. Я уверен, что его выход был прописан в сценарии, но живая атмосфера собрания и интерес рабочих к высокому гостю и его планам сделали незаметной режиссёрскую проработку мероприятия. Самое, наверное, важное – в которой был выбор места и аудитории. Собственно, рабочие, или, как их назвал Путин, труженики, стали той социальной стратой, которой он решил доверить свой невеликий в силу безальтернативности варианта, но воистину судьбоносный секрет.
В моём представлении это может означать, что последний путинский срок будет социальным, ориентированным на мягкую ликвидацию – в путинской тональности – наследия ельцинской эпохи, перекосов дикого капитализма.
Собственно, фразу о том, что колоссальный разрыв между богатыми и бедными является последствием «шоковой терапии» 90-х прошлого века, сказанную им в октябре на Петербургском деловом форуме, можно было понять и как указание на необходимость устранения перекосов, допущенных в те дикие времена.
Приняв решение оповестить о событии, которое станет определяющим для России на ближайшие шесть лет, именно рабочих, президент точно указал, кого он считает своим основным собеседником на перспективу, кто является становым хребтом страны. Это не бизнес, не олигархи, в чересчур близких отношениях с которыми Путина упрекают многие, это трудовая Россия.
Существенно и то, что разговор состоялся не в поле под рокот комбайна или трактора, хотя уже вроде и не сезон, не на агропромышленном предприятии, а на гигантском автозаводе, выпускающем среднетоннажные и большегрузные грузовики, автобусы и лёгкий коммерческий транспорт для транспортировки малых грузов. Соответственно, выпуск гражданской техники для производственных и коммерческих нужд – это по меньшей мере небесполезное дело в представлении Владимира Путина.
Можно, конечно, предположить, что встреча с заводчанами – это продуманная популистская картинка, авторы которой хотят убедить электорат в том, что кандидат в президенты совсем не брезгует рабочим классом. Но граждане страны, имевшие возможность довольно хорошо узнать политика за минувшие восемнадцать лет, и без того хорошо знают, что он не брезгует – ни рабочим классом, ни каким-либо другим, но в качестве доверителя для предстоящих выборов он выбрал именно эту категорию населения и едва ли прогадал.
Именно люди, работающие или работавшие и ушедшие на покой – разных возрастов, на разных производствах, во всех уголках России, являются самой многочисленной электоральной группой. К ним и обращался Владимир Путин с прекрасной и ожидаемой новостью о своём выдвижении.
И собравшиеся в зале начинают, похоже, абсолютно чистосердечно скандировать: «ГАЗ за вас, ГАЗ за вас». И им вторят миллионы, а то и десятки миллионов по всей России.
Почему у меня вновь и вновь рисуется на горизонте фигура Путина?
Думаю, потому, что мне ужасно нравится его ослепительное одиночество, невероятное мужество этой затерянной в холодном пространстве фигурки, которую пытаются пригнуть к земле беспощадные ветра, обдувающие ее со всех сторон.
Он не свой ни для кого, но и близкий всякому, и это его экзистенциальный, то есть лишающий права на себя выбор, поскольку ситуация – управлять страной, в которой живут бедные, иногда взбешенные, иногда очарованные какими-то дикими и несъедобными вещами люди, – требует монашеского смирения.
Каждому из малых сих, будучи не своим, он каким-то диковинным образом научился быть неотвратительным. Это удивительное состояние души и ума – служить Родине, зная, что в ней живут разнообразные чудаки, и признавая за этими чудаками право эту Родину населять. Более того, отдавая себе отчет, что величие Отечества вырастает из его особенности привечать и взращивать чудаков.
Я думаю, это свойство приемлемости для всех достигается мастерством великого, хотя, может быть, и неосознаваемого отрешения от себя. Конечно, мы видим, что Путин – живой человек со своими очевидными симпатиями и предпочтениями, но он дает им право звучать только вполголоса, а то и тише.
Он мастер вслушивания в рассерженный шум и умения вжиться в шкуру самого странного персонажа, оказавшегося волею судеб гражданином той страны, которой управляет.
Он может говорить с либералом, обличающим его как свирепого тирана и душителя свободы, с патриотом, требующим немедленно четвертовать Чубайса, со всякой заумной или, наоборот, страдающей дислексией странностью, населяющей просторы нашей диковинной Родины, он путем отрешения от собственных, очевидно, что изначально очень жестких границ приемлемого для него лично, сумел стать медиатором глубоко искалеченного травмой распада СССР и шоковой терапии пространства.
Я не знаю человека в понятном и известном мне историческом хронотопе, который на глазах большой страны онлайн сумел бы вот так вот вырасти из малопонятного, нечитаемого силовика в великого демократа и мудреца.
Сама по себе биография Путина на посту главы государства ровно в этих пределах – это необычный и блистательный сюжет, рассказ Платона о глубине сократовской простоты.
Это не придуманная в Голливуде, снабженная вгрызающимися в сердце диалогами фабула, не индийское кино, это невероятно впечатляющая картина становления государственного деятеля, истинного правителя России.
Из моих донецких пределов мне хорошо видно, что мы не погибли благодаря его поддержке, причем я уверен, что решение об оказании помощи было, как и в случае с Крымом, принято единолично, оно едва ли опиралось на широкий групповой консенсус.
У меня множество претензий к устройству жизни в России, но все они носят скорее частный характер, поскольку я абсолютно уверен в главном – детали, как бы они ни были досадны, уже не могут помешать России уверенно продолжать движение в нужном направлении, выбранном не без участия человека, чувствующего, чем живет и дышит его страна.
Мне странно и в себе наблюдать эту метаморфозу: как от позиции голого критицизма по отношению к власти я сумел добраться до умения ценить правителя. Еще лет пять назад я с негодованием отверг бы саму вероятность того, что с моего языка сойдут подобные слова, что я не буду стесняться выражать свое уважение российскому президенту.
Пришел человек, не мгновенно, а постепенно, но кардинально поменявший заложенные Борисом Ельциным основы. Не все – мне лично до сих пор не хватает акцента на социальной политике. Но главное свершилось: у нас точно есть государство с собственной субъектностью в международной политике, волей, со способностью ставить разумные цели и добиваться их.
А сколько на постсоветском пространстве территорий, которые так и не смогли стать – и, скорее всего, не станут уже никогда – полноценными государственными образованиями.
Путин говорит о цифровой экономике, общается со школьниками на пароходе, наведывается в Яндекс, чтобы перекинуться парой слов с системой искусственного интеллекта, рекрутирует во власть относительно молодых управленцев, поручая им руководить субъектами Федерации. Есть ли в этом что-то необычное?
Оппозиционный журналист Олег Кашин считает, что да. Кашин начинал свой долгий путь в профессии как одиозный государственник и охранитель, позволявший себе в этом амплуа пускаться во все порнографические тяжкие: в качестве проповедника свободы и демократии не оставил привычки лягнуть походя кого-нибудь из своих – просто из любви к искусству. Однако в отношении президента России он держится ровного и однообразного тона, не давая ему ни малейших поблажек.
Остановив свой выбор на лагере людей со светлыми лицами, он неустанно транслирует в пространство их солидарное знание о том человеке, чей лик неизгладимо тёмен, исполнен зла и скверны. Путин в его размышлениях присутствует как некая магическая локация, втягивающая в себя всю тёмную и порочную энергию российского прошлого: имперский экспансионизм, советскую партийную бессмыслицу, этническую несообразность национального характера. Плюсуя исторические искажения, российский лидер прокладывает кривую затухающего и разлагающегося будущего страны.
При этом Путин, по версии Кашина, неорганичен, не равен самому себе. Он есть продукт лабораторных технологий, в котором поведенческие и идеологические матрицы меняются в зависимости от их предполагаемой электоральной отдачи. То есть он не столько управляет страной, сколько думает о том, как конвертировать то или иное своё публичное действие в максимум голосов на очередных выборах.
Такой подход в силу своей примитивности не способен объяснить, как Путину удалось, став у руля России, предотвратить её казавшийся неизбежным распад, остановить развал промышленности и разворовывание активов, сделать страну управляемой, выровнять её пространство, которое в ельцинские времена всё больше стягивалось к центру, где только и была ещё возможна какая-то жизнь – окраины и глубинку повсеместно затягивало гниющей тиной. Если бы демоны хаоса и разрухи, агенты несвободы и закрепощения, разнообразное чёртово семя, которое мерещится представителям оппозиционного лагеря на каждом углу, и впрямь определяли путь, которым движется Россия, то едва ли она сумела бы в период, связанный с именем Путина, кардинально изменить курс и выбрать новое направление. Мы и сегодня, наверное, продолжали бы двигаться в фарватере так называемых демократических реформ и шоковой терапии, едва окончательно не сгубивших Россию.
На сей раз Олегу Кашину кажется, что президент – ну, или его администрация – решил сделать ставку на образ технически продвинутого правителя, любителя гаджетов и инноваций, сторонника обновления и омоложения кадров. Журналист нашёл яркую и убедительную иллюстрацию: сегодняшний Путин – это Медведев, играющий с айфоном, команда которого пытается создать ему репутацию современного, энергичного, ориентированного на молодёжь и перемены политика.
Это предположение можно было бы посчитать забавным и даже остроумным, если бы прежний Путин представлялся бы обществу безнадёжно застрявшим в прошлом ретроградом, заедающим чужой век, – кем-то вроде теряющего память и способность членораздельно выговаривать слова Леонида Брежнева.
Но в облике Путина всегда прочитывались технологичность и высокая мобильность, связанные с самыми разными вещами и поступками. Дзюдо, дайвинг, полёты на истребителе, лыжи, стерхи, способность адаптироваться к любой аудитории, готовность отвечать на далеко не самые щадящие вопросы, ставка на предельную информированность в тех областях, в том числе экономике и высоких технологиях, о которых он берётся говорить, даже своеобразное чувство юмора – всё это разные параметры молодости духа, неизменно демонстрируемой президентом.
Никто же не всплеснул в изумлении руками: «Надо же, он общается со школьниками!» Нет, эта картинка смотрелась абсолютно натурально, гораздо более безыскусно и естественно, нежели диалог Путина с представителями оппозиции, которых в прошлые времена приглашали на его пресс-конференции.
Столь же понятным выглядит интерес к цифровой экономике: людям, мало-мальски следящим за ходом событий, давно понятно, что мир стремительно меняется и цифровые технологии используются во всех сферах жизни. Кому охота оказаться в числе безнадёжно отставших? Мне кажется почему-то, что Путину не хочется – и что это предельно простая мысль.
Молодые губернаторы тоже как-то не пристёгиваются к концепту? Энергичные и амбициозные управленцы наравне с опытными и осторожными всегда были в цене. Путин, кажется, не собирается проводить тотальную кадровую чистку: в его активе появился кластер – совсем пока небольшой по объёму – сорокалетних чиновников. Нельзя сказать, чтобы их молодость завораживала.
Какую из позиций ни возьми, при ближайшем рассмотрении она кажется обыденной и нормальной, не меняющей уже ставших привычными для страны стиля и тональности президентской манеры поведения. Вообще попытка «айфонизировать» Путина в кашинском исполнении – это ведь не просто рассказ о политике, который пытается обвести в очередной раз граждан своей страны с помощью дешёвых трюков. Это ещё и утверждение, что Путин – не живой человек, а сумма приёмов, изобретаемых тёмными магами в политтехнологических лабораториях. А уж глупее такой идеи может быть разве что смертный приговор России, который единомышленники Кашина выносят регулярно, в полной уверенности, что история не сегодня завтра приведёт его в исполнение.
Чиновник питерской мэрии с профессионально зауженным в ноль кругозором (просто в силу ограниченности тех задач, которые ему надо было решать) вырастил из себя государственного и межгосударственного человека. Я усматриваю в этом божественный промысел. После унижения, распада, позора 90-х Россия сумела каким-то образом вывернуться из мусорной свалки, на которой ей определили место самозахоронения, и найти себе простого парня, который благодаря умению вслушиваться в ее подземные токи вдруг явил миру мощь, силу и беспредельную ярость (не гнев, а намерение выжить, несмотря на полную выключенность из мирового арифмометра) своей страны.
Без истерики и блефа, разнузданной похмельной шизофрении он сумел внушить страх, хотя и не думал никому угрожать. В отсутствие серьезных резервов говорить с Западом на равных он вышел в Мюнхене на сцену и сказал, что надо все равно говорить на равных, поскольку такова природа человека, так устроен мир, мировые жандармы действуют слишком грубо, они снабжены безнадежно скудным пониманием своеобразия уникальных человеческих сообществ. Те, кому были адресованы эти слова, хмыкнули, немного поглумились и забыли об идиотской выходке бумажного солдатика.
А как он рос, видно по тому, каких людей приближал и какими идеями очаровывался. Никита Михалков сумел внушить ему, не поставив в известность человека, только бравшегося за сложный материал, мысль о наличии подводных камней в эмигрантских подходах, любовь к гениальному (без малейшей иронии) русскому философу Ивану Ильину, которого Путин процитировал не единожды. И вдруг цитаты из Ильина съезжают на нет в его речах и, я думаю, вовсе не потому, что наш великий мыслитель приветствовал Гитлера и нацизм на начальной стадии их появления на политической сцене Германии. А только из-за того, что крайне правый Ильин считал, как и Латынина, что русское общество нужно организовать решениями лучших людей, лишив худших права управлять страной. Путин точно не сторонник такого подхода. Он – современный, европейский (в каком-то уже почти архаичном понимании этого слова) человек, который считает весь народ своим – не деля его по крови и политическим взглядам. Плохо, конечно, что ему приходится доверять отдельные рубежи Родины людоедам вроде Кадырова, но на то она и Россия, чтобы существовать как место безопасного перехода из ада в рай и обратно.
Ключевым был 2008 год, когда, еще желая жить в мире с планетой, Путин (формально Медведев) первый раз дал понять, что своих мы не бросаем, рискнув со всеми перессориться. Южная Осетия и Абхазия были взяты под защиту. Надо понимать, что тогда еще Россия была зависима, слаба и даже в пересчете на нефтегаз ни разу не самостоятельна. Понятно, что наличие ядерного оружия учитывалось, но режим экономических санкций в 2008-м мог нанести нашей стране гораздо больший ущерб, нежели сейчас. Окорот Саакашвили был дерзостью и шагом, требовавшим мужества ввиду всех возможных последствий, которые могли бы быть тогда, если бы не наивная вера партнеров, что рано или поздно в Путине все же проснется Ельцин.
Ну и, наконец, сейчас. Путин – пугало для Запада, хотя мы его совсем не боимся. Почему такое смещение в восприятии? Дело в том, что у нас нет никакого ощущения опасности, с ним связанной, он есть пусть неполное, но продолжение наших представлений о том, как должна быть сконструирована жизнь в России и в мире, а Запад, который списал нашу страну на глубокую обочину, вдруг понял, что вопреки его расчетам уволенная в отставку Россия набрала силу и возвращается в строй, тесня непроизвольно опорожняющих мочевой пузырь генералов. И эта Россия у них имеет конкретные имя и фамилию – Владимир Путин. Ребята, простите и подвиньтесь. Нас – с точно такими же именами – сегодня в этой стране устрашающее и торжествующее большинство.
Колоссальная дистанция отделяет Путина, в декабре 2017 года посетившего базу российских ВКС в Сирии Хмеймим, от того Путина, который в сентябре 2015-го с трибуны ООН в Нью-Йорке обратился к лидерам западной коалиции с вопросом, который удивительным образом сочетал в себе злость, сарказм и пренебрежение: «Вы понимаете, что натворили?» Сам выбор глагола для описания действий союзников под руководством США указывал на то, как оценивает президент далёкой России попытки Запада наводить порядок на планете. «Натворить» в выстроенном в речи Путина контексте означало совершить действия, не заботясь о последствиях, да и не желая нести никакой ответственности за эти самые последствия.
Разбитый Ирак, разрушенная до основания и опрокинутая в первобытную дикость Ливия, уже почти на тот момент доведённая до краха Сирия – таким виделся итог совместных усилий «уважаемых партнёров», считавших, что они получили полное и окончательное право отменить все существующие на планете национальные суверенитеты и править народами по собственному усмотрению. Именно тогда – в сентябре, – заключив за месяц до этого соглашение с режимом Башара Асада, Россия и начинает переброску своих Военно-воздушных сил в Сирийскую Арабскую Республику. Москва вмешивается в то, что «натворили» Америка с союзниками, и никто ещё, включая, думаю, и российского лидера, точно не может предугадать, какими окажутся результаты этого вмешательства.
Впрочем, кто-то может. Тогдашний президент США Барак Обама, многие западные политики первого эшелона, а также наше либеральное сообщество, презрительно пожимая плечами, рисуют перспективы постыдного и бесславного провала, сравнивая то, что они именуют «сирийской авантюрой», с военной операцией СССР в Афганистане.
Я хорошо помню, как громко и уверенно звучали эти голоса, вгоняя в хандру тех российских граждан, которые не желали своей стране никакого позора, но не были уверены в правильности принятого президентом решения. Наше внезапное и неожиданное для многих военное присутствие в Сирии вызвало у многих нормальных людей скорее растерянность и страх – о повсеместном одобрении и безусловной поддержке не шло даже речи. Общество мучительно размышляло: «Зачем это нам? Не совершил ли президент роковую ошибку?»
Кто-то сегодня в состоянии вспомнить о тех страхах, глядя на верховного главнокомандующего, отдающего приказ о выводе большей части российской группировки ВКС в связи с успешным выполнением задач? И если вы можете оживить в памяти то чувство неуверенности, те панические сомнения, то, наверное, вам сейчас они покажутся смешными.
Успех – ошеломляющий, достигнутый малыми силами – принадлежит не только президенту, российским офицерам, которых методом ротации всех за два года пропустили через Сирию, не Башару Асаду, приехавшему в Хмеймим выразить благодарность российскому коллеге, это триумф всей страны, всех её граждан, которые тогда – осенью 2015 года – не знали, как относиться к происходящему, как его оценивать и чего ожидать от неожиданного решения руководства России об участии в далёкой и не очень понятной войне.
Такого Путина мы видим в первый раз. Путина-триумфатора, сумевшего наложить прорехи на порванную, казалось, в клочья и уже нерегенерируемую реальность. 90 процентов страны контролируется силами Башара Асада, боевые потери российской группировки за два года: один самолёт и менее ста человек, большинство из которых – это сотрудники частных военных компаний. Результаты можно назвать невероятными, и это не будет никаким преувеличением.
ИГИЛ[1] дышит на ладан. Власть, стремительно уплывавшая в 2015 году из рук Асада, возвращена ему фактически в полном объёме. Но самое главное – сломан механизм гегемонии США и их союзников, отменявших один за другим суверенитеты тех стран, положение дел в которых их по тем или иным причинам не устраивало. Само понятие национального суверенитета вернулось благодаря России в международно-правовые отношения. Оказалось, что можно и так – не просто не подчиниться воле самой могущественной державы на планете, а действовать ей вопреки. И не на дипломатическом поприще, а на поле боя.
Из Вашингтона и Парижа в последние дни раздавались странные, трогательные и скорбные слова, почти мольба о том, что победа над ИГИЛ достигнута усилиями США и их союзников, а Россия хочет присвоить успех исключительно себе. Но на российской базе в Сирии выступает перед российскими же военными и Башаром Асадом Владимир Путин. Дональда Трампа и Эммануэля Макрона, даже обладая богатым и извращённым воображением, невозможно представить себе рапортующими на сирийской территории о выполнении поставленных задач перед своими военными в окружении лидеров так называемой сирийской оппозиции, которая, кажется, уже потеряла интерес сама к себе в силу ничтожности собственного военного и политического веса.
Само название российской военной базы с сегодняшнего дня вошло во все учебники истории, хотя сами они, вероятно, ещё об этом не ведают. Путин в Хмеймиме – это свидетельство того, что Россия справилась с возложенной на себя миссией остановить глобальную хаотизацию, выправить положение дел после того, как некоторые «натворили» на этой совсем небольшой, как выясняется, планете бог весть что, сами не понимая, что делают.
Хмеймим – это красиво, неожиданно и очень впечатляюще. Надеюсь, что следующая остановка – Донецк.
Думаю, что, выступая с президентским посланием в марте 2018 года, Владимиру Путину удалось поставить сразу несколько рекордов. Во-первых, его послание оказалось самым милитарным выступлением за все те годы, что он в той или иной роли находился у власти. Никогда ещё в таком объёме он не представлял публике новейшие российские вооружения, которые по своим тактико-техническим характеристикам, как заверил собравшихся в Манеже президент России, далеко опередили любые имеющиеся в наличии и перспективные аналоги. Россия отныне способна достать любого противника на межконтинентальном уровне, да и вообще на любом, поскольку некоторые ракетные комплексы просто не имеют ограничения по дальности, из толщи океанических и морских вод, из космоса, с земли – причём с уровня, который не могут контролировать ни противоракетная оборона США, ни ПВО какой-либо из стран НАТО.
То есть, проще говоря, Владимир Путин объявил о том, что в мире теперь больше нет целей, неуязвимых для новейшего российского оружия. В связи с этим российский лидер указал, что всякие попытки совершенствовать систему ПРО, разрабатывать какие-то новые типы ракет и ядерных вооружений, двигать структуры НАТО вплотную к российским границам потеряли всякий смысл. Мы всё равно будем в этой области на шаг впереди всей планеты, а с имеющимся оружием страна получила фактически непробиваемый щит, способный не только обеспечить безопасность населения, инфраструктуры, но и молниеносно нанести ответный удар по любому агрессору.
Второй рекорд Владимира Путина – это улыбки. Я абсолютно уверен в том, что никогда ещё лица внимавших президенту людей не лучились такой радостью. Он рассказывал про низколетящие ракеты с невероятной глубиной маневра, ракеты со сверхзвуком, маневрирующие в открытом космосе, охваченные из-за скорости огненной плазмой, температура которой варьируется от 1600 градусов до 2000, о подводных ракетных системах – тоже высокоскоростных, – а аудитория в этот момент откровенно ликовала. Кто-то улыбался, кто-то открыто смеялся, ни одного равнодушного лица, ни тени скуки или равнодушия.
Третий рекорд, который, впрочем, можно и оспорить. О том, что у Путина замечательное и своеобразное чувство юмора, говорилось и писалось немало. Мне эта милитарная часть послания показалась высокохудожественным издевательством, откровенным и виртуозным, подобного которому я из уст президента ещё не слышал, над теми, кто рассчитывал добиться превосходства над Россией в различных видах вооружений. Сюда можно отнести и замечание о том, что Россию не слушали, а вот теперь появился смысл услышать, и реплика о тихой и скромной работе в течение долгих лет тысяч специалистов над презентованными Путиным смертоносными инструментами, и что-то вроде сожаления по поводу бессмысленности финансовых затрат, понесённых «нашими партнёрами» в попытках обеспечить себе силовое преимущество.
По крайней мере, зал, как я понял, воспринимал сказанное именно таким образом – глава российского государства откровенно потешался, в форме, правда, абсолютно корректной, над Америкой и НАТО, поставившими перед собой цель вырваться далеко вперёд в противостоянии со страной, которая, с одной стороны, ничем им не угрожала, с другой, казалась беспомощной и нищей, утратившей свой научный и оборонный потенциал. А Россия тем временем, по слову Александра Михайловича Горчакова, сосредотачивалась, незаметно развивая свои оборонные ресурсы. В результате же, как заявил Владимир Путин, она вышла на уровень, недостижимый для её геополитических противников и конкурентов. «Ничего подобного ни у кого в мире нет», – с хорошей улыбкой объяснил российский лидер, заверив, надо полагать, не только собравшихся, и даже их совсем не в первую очередь, что всё это не блеф.
Нет, Россия не собирается ни на кого нападать, завоёвывать новые территории, отнимать что-то. «У нас всё есть», – любезно проинформировал публику докладчик. Всё представленное создано исключительно в оборонительных целях и в них же будет применяться. «Ребята, – как бы сказал президент России, – мы никому не угрожаем, но вы должны знать, что со всеми своими побрякушками типа ПРО вы находитесь сейчас в глубоком цейтноте. Вылезайте из своих песочниц, отправляйте на заслуженный отдых бронтозавров, всё ещё мыслящих категориями холодной войны, складируйте свои уже никому не нужные совочки и грабельки и пожалуйте за стол переговоров. Мы будем вести себя с вами предупредительно и корректно, чтобы не уязвить вашу гордость». Вот почти точная цитата: «Не надо раскачивать лодку, именуемую нашей планетой».
И да, как и в добрые старые времена, российское оружие является вновь лучшим гарантом мира и стабильности на планете. Об этом президент тоже сказал без обиняков и не с дальних подходов.
Понятно, что первая часть послания была посвящена экономическому и технологическому развитию России. Улучшение демографии, медицинского обслуживания, инфраструктуры, городского хозяйства, налогового законодательства для бизнеса, введение цифровизации, инвестиции в образование, талантливую молодёжь, забота о пенсионерах, наращивание объёмов строительства жилья и всякое такое, что мы уже неоднократно слышали.
Это всё страшно важно, и не верить в то, что большая часть поставленных задач окажется выполненной в течение следующего путинского срока, оснований нет. Но это образ России, которая видна уже сейчас, а в результате прорыва она может стать многократно усовершенствованной в рамках, заданных в последние годы. Несмотря на то что Путин употреблял выражения «поворотный момент», «рубеж» и так далее, уже достигнутые результаты дают возможность судить о том, каких ещё нам удастся добиться.
Но вторая часть послания оказалась совершенно неожиданной. Заявить о том, что Россия на сегодняшний день является самой мощной державой в мире, к достижениям которой в области производства вооружений никто уже не сумеет подойти даже близко, это, конечно, очень сильно и необычайно терапевтически эффективно. Последние годы в связи с санкциями, возрастающей враждебностью по отношению к нашей стране, угрозами в её адрес и выдвигаемыми ультиматумами нервозность внутри нашего общества заметно возрастала. Вопрос о возможной войне впервые с советских времён снова обрёл жутковатую актуальность. Теперь, думаю, можно расслабиться. Войны точно не будет.
И да, хочу повторить слова Владимира Путина, не только потому, что мы являемся обладателями самого совершенного оружия, но и по той причине, что офицеров, подобных лётчику Роману Филипову, у них не будет никогда.
И последний рекорд. Думаю, никогда ещё Владимира Путина не слушали столь внимательно. Как те, кто находился в зале, так и далёкие слушатели на всех континентах.
Послание Владимира Путина Федеральному собранию 2018 года дало понять: в России наконец появилась реальная надежда на «левый поворот», который позволит вытащить страну из колеи 90-х годов прошлого века.
Я неоднократно писал о том, что мы живем в ситуации раздвоения, травмирующего дисбаланса внутри – и внешнеполитических курсов. Если за пределами своих границ Россия начиная с 2008 года все более последовательно реализует принципы, которые уже стали фактически новой политической философией России: защита своих, формирование нового механизма международной безопасности, не позволяющего крупным мировым игрокам сеять раздор и хаос по всему миру, – то внутри самой страны все еще продолжает работать подвергшаяся серьезной коррекции, но не изменившая своей сути либерально-рыночная, либертарианская экономическая модель, которая воспринимается большинством населения страны как противоречащая традиционным укладу и ценностям российской общественной жизни. Именно она породила колоссальное социальное расслоение, поскольку позволила узкой группе людей без всяких на то оснований присвоить активы СССР и сколотить на этом гигантские состояния.
Если внешнеполитический уровень, начиная с признания Южной Осетии и Абхазии и заканчивая помощью Донбассу и Сирии, стал ареной разворота России от исповедовавшихся ею принципов социал-дарвинизма, признающих право сильного основным аргументом в международной политике, то внутриполитическое устройство по-прежнему цепко держалось за провозглашенные некогда идеи о невидимой руке рынка, которая сама наведет порядок в общероссийском хозяйстве и установит приоритеты экономического развития.
Именно наследие гайдаровской школы продолжало определять логику действий российского руководства – прежде всего в финансовой сфере, а также в области так называемой оптимизации социальной помощи населению, в рамках которой были значительно урезаны программы медицинской помощи, сокращены затраты на образование и науку.
Я, каюсь, неоднократно выражал сомнение в том, что данный дисбаланс удастся преодолеть. Внешние угрозы заставляют руководство страны действовать быстро и решительно, а внутри страны есть еще грандиозный ресурс терпения, образовавшийся за счет консолидации населения именно из-за колоссального недружественного давления на Россию извне. Поэтому ситуация и не требует от властей немедленного реагирования, хотя общественный запрос на более сбалансированное с точки зрения социальной справедливости устройство государства и общества очевиден. Мне казалось наиболее вероятным, что новая повестка дня будет принята уже следующим поколением российских политиков, которые придут на смену Владимиру Путину и его окружению.
Похоже, что я ошибался и необходимость преодоления дисбаланса курсов осознана уже сейчас и заявлена как приоритетная политическая задача. Собственно, Владимир Путин об этом заявил абсолютно недвусмысленно, не оставив пространства для интерпретаций: «Принципы справедливости, уважения и доверия универсальны. Мы твёрдо отстаиваем их – и, как видим, не без результата – на международной арене. Но в такой же степени обязаны гарантировать их реализацию внутри страны, в отношении каждого человека и всего общества». Вступительная часть послания – это, на мой взгляд, принципиально новая идеология, главной целью которой является, как это очень выразительно сформулировано, «человекосбережение».
Путин указал на то, что именно недовольство людей сложившейся системой будет учитываться при выработке новой внутриполитической линии: «Любая несправедливость и неправда воспринимаются очень остро. Это вообще особенность нашей культуры. Общество решительно отторгает спесь, хамство, высокомерие и эгоизм, от кого бы всё это ни исходило, и всё больше ценит такие качества, как ответственность, высокая нравственность, забота об общественных интересах, готовность слышать других и уважать их мнение».
Если перевести все сказанное в термины социального устройства, то, как мне кажется, президент заявил о недопустимости той манеры поведения, которую еще в 90-е годы усвоили себе как крупный капитал, так и государство – пренебрежение интересами конкретного человека, желание максимально сузить зону социальной ответственности, полное отчуждение от нравственно окрашенной модели принятия общественно значимых решений.
Прозвучавшая в послании мысль о том, что российский народ совершенно сознательно объединяется в заботе об общественном благе, о России, – это как раз и есть гарантия того, что идеи «справедливости и уважения» – не просто фигура речи. Народ, поддерживающий страну, государство, опирающееся на государственнические традиции, несомненно заслуживает быть услышанным в своем стремлении к справедливости.
Многие не заметили в речи Путина косвенного упоминания об Украине. А оно там присутствовало. По принципу от противного президент заявил, что управляемое извне, с политиками, не пользующимися доверием, государство не может развиваться нормально. Он, правда, не уточнил, какое именно государство он имеет в виду.
Доказательством корректировки либертарианского курса можно считать и перечень тех приоритетов внутренней политики, который привел Владимир Путин. Государство будет развивать, а не сворачивать, как опасались многие, социальную сферу: медицину, образование, науку. Очень важным кажется акцент на реальном секторе, то есть производстве, а не сфере услуг, которая в прежней экономической модели по умолчанию считалась главенствующей. И, наконец (удивительное дело!), буквально одним абзацем описанная перспектива возвращения к государственному планированию в экономике – «рука рынка», похоже, одна с этой задачей не справляется.
Я уверен, что речь, конечно же, не идет о реставрации социалистического хозяйствования. Косвенно на это указал и сам докладчик, фактически декларировавший сочетаемость всех форм исторического опыта, когда из пережитого Россией не надо исключать ничего, принимая тот или иной период ее истории как модель идеального развития. То, что я назвал «левым поворотом» в самом начале, может называться так лишь очень условно. Путин как политик, чье основное качество – это умение сохранять общественный баланс, едва ли станет делать какие-то резкие движения, чтобы не обострять обстановку в стране. Да и едва ли он уже сейчас располагает готовыми рецептами, как провести ревизию внутренней политики, вырвав ее из объятий трагических и позорных 90-х годов прошлого века.
Но главное высказано: традиционное понимание справедливости – это та основа общественного благополучия, на которой постепенно будет монтироваться общественный каркас новой России. Наверно, только так можно соответствовать великой задаче, которую Путин назвал «человекосбережением».