Глава вторая, мяу, в которой Лёва жалуется и вспоминает, а я слушаю и мотаю на усы
И из школы Лёва приходит уставший и грустный. Ну понятно, ночью постоянно подскакивает от своих кошмаров. Не высыпается, мяу. Бедный маленький хозяин. Мама и папа на работе, вот он мне и выговаривается:
– Эх, Кефирыч! Иди-ка сюда! (Ну и берёт меня, сажает к себе на колени и гладит, а я ухом шевелю: почеши, мол, за ухом, а я помурчу, как трактор, ты же любишь…) Вот так вот всё, Кефирыч. Опять Надежда Викторовна кричала. Ты, говорит, совсем дурачок. Скоро два плюс два сложить не сможешь. Ну да, я в математике ничего не понимаю, так что ж теперь, убиться и не жить?
– Мяу! – Это я ему отвечаю. Мол, да нет, зачем убиться и не жить? Лучше наоборот – не убиться и жить.
– Надежда Викторовна говорит, что без математики никуда. Математика – царица наук, всё такое… Эх. Она мне тоже снится в кошмарах! Гонится за мной с учебником и бормочет так страшно, как будто робот, например, вот такое, смотри (Лёва легонько перекладывает меня на кровать, достаёт из ранца учебник, читает): «Рабочим поручили за три дня посадить деревья по краям аллеи длиной один километр в первый день они посадили деревья на участке длиной двести двадцать семь метров во второй день на участке длиной триста восемнадцать метров в третий день длина участка была на девяносто семь метров больше чем во второй день справились ли рабочие с этим поручением». Вот такое, представляешь? А я ничего не понимаю, понимаю только, что рабочие. И что они сажают деревья. И думаю, что, если они не справятся, их уволят. И я не хочу решать эту задачу, даже если б мог, потому что, если их уволят, мне их будет жалко! А Надежда Викторовна всё бормочет и всё бежит за мной, а я от неё, я быстрей, и она быстрей, и знаю, что, когда она меня догонит, точно задушит, они все меня душат – и дедушка, и Надежда Викторовна, и это так страшно, ты не представляешь, потому что в жизни-то Надежда Викторовна, конечно, довольно сердитая всегда, но не убийца всё-таки! А дедушка так и вообще самый добрый в мире у меня был, ты же помнишь?
– Мяу, – грустно отвечаю я.
– Ага, – грустно улыбается в ответ Лёва. – Он и тебя любил, всегда гладил и колбаску приносил из магазина. Он тебя и Кефирычем назвал, помнишь?
– Мяу…
– Эх, дедушка! Такой был живой и добрый, а теперь такой злой и страшный в снах, – печалится Лёва. – Опять вот: душит меня, я умираю, просыпаюсь – и сразу начинаю вспоминать всякое хорошее про дедушку! Чтобы точно понять, что во сне – это не он, это только кто-то в его обличье! Ну не может мой дедушка быть злодеем!
Ну и дальше Лёва начинает дедушку вспоминать, рассказывать, например, такое:
– Мы с дедушкой однажды пошли на пруд, не рыбачить, ему жалко было рыбу. Многие дедушки рыбачат, а мой не мог. Над ним другие дедушки смеялись даже поэтому. Ну и мы с ним пошли на пруд, летом это было. И он мне сказал: «Смотри, там, под водой, лягушки! Видишь?» А я никогда лягушек не видел, и мне было очень интересно. Их не было видно, только пузыри над водой. И дедушка тогда сказал: «Я знаю, как выманить лягушку!» – «Как, дедушка?» – спросил я. «Лягушка ловит еду в прыжке. Комаров, например. Они же летают. Сейчас мы что-нибудь подбросим над водой – лягушка подумает, что это еда, и вынырнет, чтобы поймать!» – «О, круто! – говорю я. – А что подбросим?» Дедушка задумался. Думал-думал, а потом как хлопнет себя по лбу: «Вот я старый дурак! Камертон же!»
А камертон – это такая маленькая дудочка: в неё дуют, из дудочки звучит какая-нибудь нота, и по этой ноте настраивают музыкальный инструмент. Пианино, например. Или гитару. Или флейту. Вот дедушка был флейтист, только он давно уже не играл, ну, руки уже не те, он говорил, и слух тоже не тот… Но он хороший был флейтист, его очень все уважали на работе. И он этот маленький белый камертон всегда с собой носил, как талисман. Ну и привычка была такая: идём, идём, а он камертон достанет – и как дунет! И звучит нота ля: ля-а-а-а-а! И все оборачиваются. В общем, необычный он у меня был, конечно…
И вот он камертон достаёт из кармана пиджака, обтирает его платочком со всех сторон, подходит поближе к воде и уже замахнулся…
Тут я кричу: «Дедушка, так камертон утонет, ты что!» А он усмехается: «Не утонет: лягушка схватит!»
И вот полетел камертон над водой… Полетел над водой, закрутился в воздухе и почти уже упал в воду. И вдруг из воды выскочила лягушка, такая прикольная вся, пупырчатая, и ка-ак схватит ртом камертон! А камертон ка-ак задудит! А лягушка ка-ак перепугается! Выплюнула камертон, квакнула обиженно и снова в воду спряталась.
Мы с дедушкой долго смеялись: надо же, лягушка-музыкант! На камертоне сыграла! Так шли до дому и всё смеялись. А вечером я нарисовал лягушку с камертоном во рту и подарил дедушке.
А иногда дедушка брал флейту. Гладил её, что-то тихо ей шептал, как будто рассказывал… А ещё иногда, совсем редко, например в начале декабря, когда темнеет рано-рано, и от этого как-то грустнее, чем обычно, дедушка осторожно, стараясь потише, чтобы не раздражать соседей, играл на флейте. Дрожащими руками, не всегда попадая в правильные отверстия, но всё-таки играл. И флейта тихонько, жалобно пела. И дедушка закрывал глаза и дудел, и за окном было темно, а у нас горел торшер, и дедушка играл, и я смотрел на него и думал, какой он хороший.
А теперь его нет, он только приходит во сне и душит меня, душит… И не даёт мне вырваться на свет… Почему это, Кефирыч?
– Мяу… – Это уже я, Кефирыч, ему отвечаю.
Вот так мы с Лёвой и болтаем. И за окном уже темно – как тогда, когда наш дедушка тихонько играл на флейте. А Лёва снова вспоминает про свои страшные сны, и как Надежда Викторовна за ним бежит с учебником и бормочет, как робот, например, такое:
«Купили пять метров ткани в горошек и семь метров такой же ткани в полоску сколько стоит каждый кусок ткани если всего заплатили триста шестьдесят рублей…»
– А я, Кефирыч, ничего не понимаю и только думаю, зачем купили эту ткань? И кто её купил? Представляю зачем-то, какие это люди, как они пришли в магазин покупать ткань. Может, это были пожилые женщины. А может, молодые. Может, мама с дочкой. И дочку зовут Валя. А почему бы и нет? Мне нравится Валя, ну, ты знаешь, Кефирыч: которая за первой партой, потому что у неё зрение плохое. Которая в пятом подъезде живёт. Вот, она мне нравится, так что пусть ту девочку из задачи тоже зовут Валя.
