Это случилось на Байкале, возле музея Рериха на станции КБЖД «Старая Ангасолка». Муж фотографировал, дети играли камушками на берегу, а я сидела на пирсе и глядела, как серебрит водную гладь солнце. В такое ясное утро на душе не должно было бы висеть ни облачка, но почему-то они висели.
Накануне мы впервые увидели Байкал. Мы много слышали о нём, какой он огромный, прекрасный. У нас были определённые ожидания. Но погода вчера была пасмурной и ветреной, серый туман закрывал и берега, и озеро.
Мы оставили машину у одной из баз, и семь километров шли пешком с рюкзаками по этой старой железной дороге, построенной вокруг Байкала; и всё время я ждала, ну когда же начнётся та самая красота, о которой рассказывала мне знакомая художница, чьё студенчество прошло здесь, у Байкала, на пленэрах. Но природа вокруг была самая обычная – русский смешанный лес, такой невзрачный в туман и слякоть. А мы тащились с рюкзаками под этой накрапывающей серой сыростью, пока не вышли к первой станции с живописным, старинным, ещё царской постройки, мостом над речкой, впадающей в Байкал. А ночевали в музее Рериха. Утром вышло солнце, облака разошлись, но остатки тумана ещё висели в моей душе. Какие-то возгласы: китайцы всё вырубают и вырубают лес, и реки сохнут, и Байкал начал мелеть… Какая-то муть всё поднималась из души, несмотря на яркое солнце и голубое небо.
И тут раздался хриплый вопль: «Подвиньтесь, пожалуйста!». На пирс с берега стремительно выскочил и бежал ко мне «в одних труселях» худощавый, лет так за сорок мэн. Лицо – симпатичное, но сильно потрепанное, нос в сине-красную прожилку. Мужчина собирался залихватски нырнуть с разбега, но так как на его краю сидела я, то в последний момент он таки затормозил и аккуратно прыгнул рыбкой. Тут же вынырнул, вытаращив глаза, покрасневший, и глотая воздух, видно было, что от ледяной воды Байкала у него свело дыхание, просипел: «Ну вот теперь доброе утро!»
Еще три часа спустя мы с вещами на перроне ждали «Матаню». Эта электричка ходит всего четыре раза в неделю, так что лучше на неё не опаздывать. И тут со стороны Байкала хлынули туристы в одежде цвета хаки и с большими рюкзаками. Один из них с улыбкой подскочил к нам.
– Что, одетого не узнали? Паша! – утренний купальщик горячо затряс руку моему мужу.
– Ваши? – указал он на нашу троицу на заборе. – Уважаю! Вы откуда и куда?
– Вообще едем до Владика, а сейчас – до Листвянки.
– А я – гид. Группу вот из Москвы сопровождаю. Уже неделю с ними бродим.
Через минуту мы уже беседовали с Павлом, как со старым другом. А ещё через пару минут к нашему разговору присоединился Дэн, видимо, напарник Павла, совсем молодой человек с накачанным телом спортсмена и круглыми, бойкими глазами. В руках он вертел литровую бутылку с надписью «Дюшес».
– Дэн, ребята вот спрашивают, что в Листвянке посмотреть? Ты же у нас дока по ней. А что это у тебя в бутылке? Дай приложиться?
Дэн, который в это время горячо рассказывал нам про Листвянскую обсерваторию и музей Байкала, машинально протянул бутылку. Павел энергично отхлебнул из неё здоровый глоток и, тут же выпучив глаза, мгновенно выплюнул содержимое на рельсы.
– Ты что мне подсунул?! Это же подсолнечное масло!!!
– А скажите, – обратилась я к уже оправившемуся Павлу, – меня интересует экологическая ситуация на Байкале. Вот сегодня с рыбаком разговаривала, он считает, что много гостиниц понастроили на берегу и канализация от них загрязняет озеро. До этого слышала, что из-за того, что рубят леса, иссякают реки, которые впадают в Байкал. А вы что думаете?
– Ну не знаю… – Паша наморщил лоб, – Но, вообще, мусорят много. Нас ведь как в детстве учили: нужно так на природе стоять, чтобы никто потом не понял, что ты здесь был. Банки сжечь и закопать, пластик… ну или с собой взять, или тоже сжечь. Я вот даже в туалет так хожу, что фиг кто найдет, где сходил. Этому и туристов своих учу!
– Ай да молодцы! – восхитилась я, – Вот все бы так! И ещё один вопрос у меня есть! Можно?
– Да, конечно…
– А рюкзак вам сильно тяжелее таскать приходится, чем другим? – сладким голосом вопросила я.
– Да нет, не сильно, а что? – заморгал Паша. – Почему тяжелее?
– Ну как же, а запасы спирта, водки, я ведь так понимаю, вы каждый день принимаете?
– Ах-ха-ха, – захохотал Дэн. – Вот это по-нашему, по-спортивному! Вот тебя Пашка, уделали.
После этого нам осталось только сфотографироваться вместе. Что мы и сделали. И тут же загудела подходящая Матаня.
– В последний давай! В последний! – орали и бегали Дэн с Пашей, помогая своим туристам загружаться. Они сели в конце вагона, мы – в начале. Минут сорок мы выглядывали нерок из окон, пытались удержать детей, чтобы они не ходили по головам соседей и, маясь от скуки, постигали, почему Матаню назвали Матаней. А вы знаете, кстати, почему?
Я с завистью заглядывалась на туристов в дальнем конце вагона. То и дело они гоготали, а потом и вовсе достали гитару из чехла. “Эх… – думала я, глядя на них, – и ещё мотаться нам тут четыре часа…” Но тут, как досрочное освобождение, объявили пятнадцатиминутную остановку…
На выходе, у откидной лестницы вагона, стоял всё тот же проныра Павел и, деликатно выдувая дым в сторону, подавал руку дамам. Я с улыбкой оперлась на предложенную руку, спрыгнула. И осталась следить за этим увлекательным процессом. Павел кланялся выходившим дамам, спрашивал «Позволите вашу ручку?», у некоторых ручку целовал, то есть наслаждался вовсю. А одну низенькую и толстую, пожилую китайку… то есть китаянку с больной ногой, Паша даже заключил в объятья и перенёс на землю, отчего та покраснела, заулыбалась и сразу же помолодела.
Последними из вагона вышли две девушки, худые, с короткими стрижками. Увидев Пашу, они поджали губы и хмуро отказались от руки.
Стоявший рядом с Павлом турист покачал головой и даже сплюнул:
– Плохо дело! – и добавил, – Сразу видно, где женщины, а где – феминистки!
– Не-е, – протянул Павел, задумчиво глядя вслед девушкам, – они, наверное, нетрадиционной ориентации. Или москвички. Я вот недавно в Москву ездил, и решил провести эксперимент: улыбнётся мне кто-то из девушек в ответ или нет. И вот еду в метро и всем девушкам улыбаюсь. А они: кто – в книжку, кто отворачивается, кто пальцем у виска крутит. Но я второй день тоже продолжаю улыбаться. Тут вдруг раз, одна симпатичная девушка в ответ улыбается. Я обрадовался, решил ей визитку нашу дать. Отношу, а она на неё смотрит, ещё шире мне улыбается и говорит: «Зачем же мне ваша туркомпания иркутская, если я сама из Иркутска?»
Тут Матаня тронулась, и продолжилась мотающая за душу езда. Спустя ещё час мы почувствовали настоящий голод. А с собой, кроме конфет, ничего. И тут мимо по проходу снова пошёл Паша.
– Павел, я вот знаю, что туристы всегда выручат другого туриста! У вас нет, случайно, какой-нибудь лишней еды? А то дети очень есть хотят!
Через минуту Павел, широко улыбаясь, так, что морщился его нос картошкой в красных и синих прожилках, притаранил ещё теплую гречневую кашу в пакете, бутыль, так же тёплого, с запахом костра киселя и серую буханку хлеба.
– Павел, – сказала я растроганно, – расцеловать тебя за это…
И вот тут он меня подловил.
– Пожалуйста – ещё шире улыбнулся он и подставил свои небритые одутловатые щёчки.
А спустя двадцать минут все туристы, заботливо охраняемые Павлом и его напарником, сошли на станции Половинка. Но, странное дело, теперь сто́ит найти на меня туману, как я сразу вспоминаю его жизнерадостную, добрую физиономию, и на душе тут же светлеет.