Этот проклятый ублюдок Марли снова пытается испортить ему жизнь.
Надо было решать: умыкнуть ли подружку виконта или расправиться с ним самим. Принимая во внимание последствия вчерашнего вечера, Синклер вовсе не был уверен, какой из шагов окажется наиболее приемлемым.
Кто-то постучал в дверь спальни, но он не обратил на это внимания и продолжал бриться. Его камердинер, однако, выпрямился и посмотрел на дверь.
– Нет, – произнес Синклер прежде, чем Роман смог что-нибудь предложить.
– А вдруг это что-то важное? Твоя невеста могла покинуть Англию.
– Или еще один из ее поклонников прибыл, чтобы застрелить меня.
Маркиз не прочь был бы повидать одного из них. У него в кармане лежал очаровательный пистолет с перламутровой ручкой, как раз для таких случаев.
В дверь опять постучали, на этот раз громче.
– Может, все-таки…
– Перестань так нервничать.
Камердинер неподвижно смотрел на хозяина какое-то время, затем отделился от стены и широко распахнул дверь.
– Это Майло, милорд.
Ничуть не удивившись, Синклер продолжал брить подбородок.
– Благодарю тебя, Роман. Ты не знаешь, чего он хочет?
– Я бы знал, милорд, но он все еще не разговаривает со мной.
Син со вздохом бросил бритву в тазик с мыльной пеной. Подхватив полотенце, он поднялся на ноги и повернулся к двери.
– Да, Майло?
Дворецкий обошел Романа, стараясь не смотреть на гротескно одетого камердинера.
– Почта только что доставила письмо для вас, милорд. От леди Стэнтон. – Тон Майло был не дружелюбнее абсолютного молчания, которым он приветствовал Романа.
Маркиз вытер остатки мыльной пены с лица.
– Благодарю.
Дворецкий протянул ему послание, и Синклер положил в карман сложенную бумагу, даже не взглянув на нее.
– Майло, ты часто прерывал туалет моего брата, чтобы принести ему пустячную корреспонденцию?
Дворецкий покраснел.
– Нет, милорд. – Он поднял свой заостренный подбородок. – Но пока я еще не знаю ваших привычек. К тому же я не предполагал, что письмо пустячное. Извините.
– Извинения принимаются. Пожалуйста, пошли леди Стэнтон букет алых роз с моими наилучшими пожеланиями и сообщи господину Туодлу, что сегодня вечером я не ужинаю дома.
– Хорошо, милорд.
– Майло!
Дворецкий обернулся.
– Да, милорд.
На лице Синклера появилась мрачная улыбка.
– Забудь про леди Стэнтон. Я сам разберусь с ней.
– Я… да. Как прикажете, милорд.
Как только дворецкий вышел, Роман закрыл за ним дверь.
– Тебе следовало бы уволить этого напыщенного индюка.
Синклер пожал плечами:
– Он достаточно опытный дворецкий.
– Да, но мне не нравится твоя идея сохранить штат прислуги твоего брата. Один из них способен однажды ночью всадить пулю тебе в голову.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них скрылся из виду. – Сев в кресло, Синклер жестом указал на костюм, разложенный на большой смятой постели. – Кроме того, я не собираюсь удивлять этим голубым безобразием моего будущего тестя.
– Но одежда вполне подобает случаю…
– Точно. Он может одобрить ее, и где я тогда окажусь? Подбери что-нибудь в бежево-кремовых тонах.
– Тогда вы будете выглядеть повесой.
– Я и есть повеса, идиот. Я не намерен позволить Стиветону забыть об этом хотя бы на минуту.
Олторп вынул из кармана письмо и, пробежав его глазами, сердито откинулся на спинку кресла.
– Сначала общество пыталось навязать мне неожиданную женитьбу, а теперь еще и это. Недаром говорят: «Пришла беда – отворяй ворота».
– Можешь сколько угодно обзывать меня идиотом, – проворчал камердинер, – но ты первый, кто попал в брачную ловушку Лисички Фонтейн.
– Я еще никуда не попал. Мы теперь на равных с Марли.
– А как же женитьба?
– Это был единственный путь избежать побития камнями и изгнания из Лондона.
– А…
– Вот тебе и «а»… Ни один отец в здравом уме не позволит своей дочери выйти за меня замуж. Все считают, что безопаснее приковать меня за ногу к какой-нибудь бедняжке, но это недоразумение. – Синклер перечитал письмо, ища в нем хоть какой-то луч надежды. – Бейтс шлет тебе привет.
– Мог бы прислать и кое-что посущественнее, мошенник. За ним должок в десять фунтов.
Наконец на кровать легла надлежащая одежда, и камердинер направился к туалетному столику.
– А кто эта леди Стэнтон?
– Вдова, живущая в Шотландии, дальняя родственница Уолли, седьмая вода на киселе.
– Звучит вполне безопасно.
Синклер взглянул на слугу.
– Хотелось бы думать, что я кое в чем сведущ и твои десять фунтов находятся на пути в Лондон, если тебе это интересно.
Это известие подействовало на слугу умиротворяюще.
– Бейтс ничего не раскопал?
– Нет, хотя, полагаю, всегда есть надежда. Уолли и Криспин встречаются с ним. Здесь мы перегруппируемся. На Уэйхаус-стрит сдается дом, вернее, это делает леди Стэнтон. – Олторп протянул письмо камердинеру.
– По крайней мере я рад, что приезжает Криспин, – сказал Роман. – Может быть, он сумеет уговорить тебя образумиться и не кончать дело женитьбой.
– Теперь я маркиз Олторп. Мне необходимо немедленно жениться, хотя бы ради Томаса.
Мысль о том, что он сможет залучить Лисичку Фонтейн в свою постель, действовала возбуждающе. Зная вкус Марли, можно было ожидать встречи с вульгарной девчонкой, но не богиней. Эти длинные загнутые ресницы…
– Знаю, знаю. Но все в Лондоне думают, что ты… ну, вроде бы как… он, а он не стал бы выбирать себе невесту – даже такую необузданную, как Лисичка.
Фыркнув, Синклер взял у слуги письмо, смял его и бросил в камин.
– Я – это он, и сейчас ни о какой свадьбе не может быть и речи. Не усложняй ситуацию.
Роман оживился.
– Это ты усложняешь, разве нет?
Синклер прищурился.
– В последний раз, Роман, я – это он. Ничего не изменилось после пребывания во Франции, Пруссии или Италии, за исключением стоящей перед нами цели. Перестань заставлять меня защищать себя, бедняжку.
– Но это не…
– Разговор окончен!
– Хорошо, милорд. – Роман взмахнул рукой. – Если ты хочешь, чтобы каждый считал тебя подлым мерзавцем, и собираешься жениться на экстравагантной дочери графа, лишь бы замаскировать свой обман, – это твое дело. Если же…
Син вскочил с кресла.
– Я здесь, чтобы найти убийцу моего брата, Роман. Последние пять лет чертова Корона заставляла меня скитаться по всему континенту, но с Бонапартом теперь покончено, как и со мной. Однако я буду маскироваться, пока это соответствует моим планам, понятно?
Слуга подавил глубокий вздох.
– Ясно как день.
– Отлично. – Синклер позволил себе легкую усмешку. – И не болтай лишнего, иначе мы все погубим.
Роман скрестил руки на груди.
– Впредь буду нем как рыба, честное слово!
– Ты не можешь говорить об этом всерьез.
– Я никогда не был столь серьезен, Виктория. – Граф Стиветон ходил кругами вокруг кушетки, стоящей посреди библиотеки, и от его тяжелых шагов дребезжали стеклянные двери стоящего в другом конце комнаты шкафа. – На сколько твоих проделок мы были вынуждены закрывать глаза, и как долго нам придется делать это впредь?
– Столько, сколько понадобится.
– Виктория!
Положив одну руку на лоб, Виктория приняла позу полной беспомощности.
– Ради бога, поверь, это был просто глупый поцелуй!
– Ты целовала Синклера Графтона в совершенно… интимной манере. Ты позволила ему обнимать себя! Я больше не желаю выносить все это.
Увы, она уже использовала позу беззащитности на прошлой неделе. Тогда это не сработало и долгих три дня ее не выпускали из дома.
Виктория села.
– Итак, ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж? А это не слишком сурово? Я целовалась и с другими мужчинами, но тогда ты не требовал…
– Довольно! – Стиветон закрыл уши руками. – Тебе и тогда не следовало целоваться, но на этот раз ты делала это в присутствии целой толпы гостей.
– Чрезвычайно глупой толпы.
– Виктория!
– Но…
– Никаких объяснений. Если он еще не покинул нашу страну, ты выйдешь замуж за лорда Олторпа и сама будешь отвечать за последствия своих действий.
– Неужели тебе никогда ничего не приходилось делать ради забавы? – Она попыталась воззвать к его чувству сострадания.
– Забавы предназначены для детей, а тебе уже двадцать лет, и сейчас главное, чтобы кто-нибудь захотел взять тебя в жены. – С этими словами граф покинул комнату и направился в свой кабинет. Там он будет ждать прихода Олторпа и тогда уж постарается сбагрить дочь с рук долой, так чтобы ему больше не нужно было беспокоиться о ее чересчур резвом поведении.
Виктория вздохнула и прилегла на кушетку. Этот брак станет всеобщим посмешищем. Конечно, она зашла слишком далеко, но ее родители должны бы уже привыкнуть к этому.
– Я не собираюсь замуж! – пронзительно закричала она, глядя в потолок.
Ответа не последовало.
Из всех видов наказаний, которые изобрели ее родители, этот являлся наихудшим. Через год она станет совершеннолетней, сможет путешествовать и заниматься делами, которые сочтет нужными. Но стоит ей выйти замуж, ее деньги перейдут к Синклеру Графтону, и он, вне всякого сомнения, спустит за игорным столом все до последнего пенса, прежде чем она сможет употребить их на что-то полезное.
Правда и то, что ее сердце бешено забилось от его поцелуя. Этого, однако, недостаточно, чтобы выходить за него. Виктория ничего не знала о Синклере, кроме слухов о его ужасной репутации, и родители не вправе приковывать ее к подобному человеку. Виктории оставалось только надеяться, что идея брака так же ненавистна Олторпу, как и ей. Возможно, он уже на дороге в Европу или куда-нибудь еще. Девушка закрыла глаза и вдруг обнаружила, что медленно водит пальчиком по губам. С громким возгласом она вскочила на ноги. Замуж не выходят только потому, что мужчина целуется как бог, и ей не нужен тот, кто не ожидает от жены ничего, кроме кукольной красоты, умения вышивать и устраивать чаепития. Она никогда не сможет стать такой женой.
Синклер вышел из фаэтона и поднялся по узким мраморным ступеням парадного входа дома Фонтейнов. Он долго думал, нанести визит лорду Стиветону или нет, и решил, что тот Син Графтон, которого все знали вдоль и поперек, отправится туда – с извинениями, объясняющими, почему брак невозможен.
Ему было известно, что граф скучен, как дождливый осенний день, но не дурак. Когда у Стиветона возобладает здравый смысл, одна проблема решится, но она оставит нерешенными по крайней мере еще две.
Во-первых, он зашел слишком далеко вчера вечером. Лисичка Фонтейн, вероятно, могла знать что-то о возможной причастности Марли к убийству, но вряд ли стоило расспрашивать ее об этом. К тому же он был слишком занят ухаживанием за великолепной темноволосой крошкой и наслаждался тем, что украл ее у поклонника.
Если бы ему вовремя не пришло в голову выступить с брачным предложением, вечер у Фрэнтонов был бы первым и последним для него и никто из собравшихся там никогда больше не прислал бы ему приглашение. Что бы он ни думал об этом достойном обществе, ему необходимо получить туда доступ и доказать, что Марли или кто-то другой из них убил его брата.
Само собой, Стиветон не согласится на свадьбу, но граф должен услышать достаточно искренние извинения с его стороны, чтобы несостоявшийся зять мог пользоваться благосклонностью общества до тех пор, пока это будет ему нужно.
Вторая проблема казалась почти столь же сложной. Прошлым вечером Син полностью потерял рассудок: Лисичка Фонтейн устремила на него свои прекрасные глаза цвета фиалки, и он забыл свои предположения не только относительно Марли, но и относительно лорда Уильяма Лэндри, а также других возможных подозреваемых, наверняка числящихся среди ее шумных поклонников.
Он вывел ее в сад, не пытаясь что-то выпытать, а лишь чтобы поцеловать ее. Если бы ее отец и остальные разини не обнаружили их, он, разумеется, не ограничился бы одними поцелуями. Теперь, черт побери, ему снова хотелось целовать ее и завершить короткий интимный эпизод, который они начали.
Глубоко вздохнув, Синклер ударил медным молотком по двери. Не прошло и секунды, как тяжелая дубовая дверь распахнулась перед ним.
– Лорд Олторп? – Низенький дворецкий взглянул на его одежду с легким пренебрежением.
– Где я могу увидеть лорда Стиветона?
Дворецкий отступил назад.
– Сюда, пожалуйста.
Синклер проследовал за дворецким по короткой прихожей к устроенному под лестницей кабинету. Семейство Фонтейн являлось древним и обеспеченным родом, пользующимся всеобщим уважением, и он мог представить, как глубоко родители чувствуют оскорбление, нанесенное их дочери. И все же лучше он, чем хладнокровный убийца вроде Марли. Если, конечно, именно Марли застрелил Томаса. За последние два года жизнь Синклера, похоже, превратилась в ряд «если» и «как», и он чертовски устал от того, что не мог добиться ответа.
Граф сидел за письменным столом красного дерева и больше напоминал банкира, чем аристократа. Перед ним лежал раскрытый гроссбух.
Когда маркиз вошел в комнату, Стиветон поднял глаза.
– А, Олторп! Я думал, вы к этому времени уже бежали из страны.
– Доброе утро, лорд Стиветон. Жаль, что разочаровал вас.
Граф сощурил глаза.
– Тиммс, попроси, чтобы нас не беспокоили.
– Слушаюсь, милорд. – Дворецкий поклонился и вышел.
– То, что вы раскаиваетесь сейчас, не оправдывает ваши действия прошлой ночью, сэр. – Стиветон положил руки на крышку стола.
Синклер пожал плечами:
– Меня нельзя извинить.
– Теперь вы согласны со мной, но это также не принесет вам ничего хорошего. Сколько раз вы вели себя как человек с сомнительной репутацией и затем исчезали без всякого сожаления.
Синклер поднял бровь.
– Вы хотите знать точное число?
– Какие бы вольности вы ни позволяли себе в Европе, мы не терпим подобного поведения здесь.
– При всем моем уважении к вам, лорд Стиветон, должен пояснить – хотя это была моя инициатива, ваша дочь весьма охотно следовала за мной.
Граф с шумом вскочил на ноги.
– И таким способом вы просите извинения?
Синклер стряхнул невидимую пылинку со своего рукава.
– Я не прошу вас ни о чем, но у меня есть предложение.
Не сводя глаз с маркиза, Стиветон медленно сел.
– Вы ожидали, что, защищая честь Виктории, я вызову вас на дуэль?
– Конечно, нет – у меня нет намерения убивать вас. Я думал, вы потребуете публичного извинения…
– Это может как-то залатать вашу репутацию, но ничем не кончится для моей дочери.
Каминные часы пробили четверть, а граф все еще продолжал оценивающе смотреть на гостя. Синклеру не нравились ни задумчивое выражение его лица, ни направление, в котором развивался разговор. В голове у Стиветона, вероятно, созрело какое-то решение.
Граф наклонился над своей огромной книгой.
– Как бы мне ни хотелось утверждать противное, события прошлого вечера не были целиком вашей виной.
– Это звучит обещающе. Тогда мы договоримся, и извинений будет достаточно…
– Погодите, Олторп, я еще не закончил. У моей дочери, к сожалению, полностью отсутствует чувство самоконтроля. Я надеялся, что соответствующее образование и дисциплина излечат ее от импульсивности, но, как вы убедились, этого не произошло.
Синклер без приглашения опустился на неудобный позолоченный стул, стоявший напротив письменного стола. С этого места он намеревался услышать, как будет защищаться репутация Лисички за счет его собственной. Виктории просто не из чего было выбирать; он не дал ей шанса.
– Итак? – подсказал он.
– Итак, не имея возможности обуздать дочь, я предприму шаги, чтобы вынести скандал из моего дома. Виктория теперь – ваша проблема.
Синклер удивленно захлопал глазами.
– Но вы ведь не хотите, чтобы она вышла замуж за…
– Я не намерен прощать нарушение правил приличия даже членам моей собственной семьи. Особенно членами моей семьи. – Стиветон взял со стола карандаш. – Вы можете рассчитывать на десять тысяч фунтов сразу, а затем на три тысячи фунтов ежегодно, начиная со следующего года, когда Виктории исполнится двадцать один год и она получит наследство от своей бабушки. Думаю, что теперь, после возвращения в Лондон, вы быстро разберетесь с состоянием вашей семьи.
Маркиз почувствовал, как его пробирает озноб.
Расчеты не оправдывались: похоже, граф не понимал, сколь порочной была его репутация, если действительно намеревался устроить этот брак.
– Меня удивляет подобная щедрость. Ваша дочь, десять тысяч фунтов.
– И весь скандал долой из моего дома. Вот за это я и плачу.
– Лорд Стиветон, что бы вы ни говорили сейчас, вам следует понять: любой холостой пэр в Лондоне сочтет вашу дочь достойной невестой, теперь, когда я извинился. Вы уверены, что…
– Возможно, они и сочтут ее хорошей партией, но она не примет предложения ни от одного из них, так что у нее нет выбора. Свадьба состоится через неделю после ближайшей субботы: я уже отправил записку принцу Джорджу. Венчание пройдет в Вестминстерском соборе.
Вероятно, граф не хотел рисковать и постарался не дать возможности обоим участникам предполагаемой свадьбы сбежать.
– Тогда, я полагаю, будет присутствовать и регент?
– Принимая во внимание знатность двух наших семей, я в этом не сомневаюсь.
– И ваша дочь согласится? – Синклер скептически пожевал губами.
– Разумеется, нет, но ей, вероятно, надо было хорошенько думать перед тем, как упасть в ваши объятия на глазах у такого количества гостей.
– Я…
– Послушайте, Олторп, – граф постучал карандашом по столу, – за последние три года я предложил ей по меньшей мере пару дюжин потенциальных мужей и предоставил достаточно времени, чтобы выбрать любого из них. Вместо того чтобы принять решение, она таскалась по всем злачным местам Лондона, разбивая сердца, позоря свою и мою репутацию и клянясь при этом, что и слышать не хочет о свадьбе. Вы, наверное, знаете, как ее прозвали – Лисичка.
– Да, я что-то слышал об этом.
Граф важно выпятил грудь.
– Не поймите меня неправильно, Олторп, но я считаю, что вы достойны сожаления.
– Что ж, благодарю за весьма ясно высказанное мнение. – Синклер почувствовал себя так, словно потерял слона и королеву в шахматной партии, и теперь его ожидал неотвратимый мат. Но, что удивительно, он не испытывал особого ужаса. Все, что ему оставалось, это признать свое поражение, а отношения с Лисичкой Фонтейн в постели будут утешительным призом. К тому же он никогда не думал о завтрашнем дне и всегда полагался в этом на Томаса.
– Виктория войдет в древнее высокоуважаемое семейство, и это хоть как-то скрасит последствия вашего недостойного поведения.
– Рад услужить, – язвительно ответил Синклер.
– Подождите здесь. – Стиветон поднялся на ноги. – Я сейчас позову вашу невесту.
Маркиз совсем не был уверен, что ему хочется увидеть ее. Как ни привлекателен был приз, ему не нравилось чувствовать себя загнанным в угол. Итак, чтобы не покидать Англию и не отказываться от своих поисков, он вынужден будет жениться на Лисичке Фонтейн. Какая досада!
Он показал себя отменным дураком, и сейчас Стиветон использовал минутную потерю им здравого смысла, чтобы избавить свое семейство от неуемной вертихвостки.
Все это чертовски усложняло положение дел.
– Проклятие!
– Я высказалась точно так же, когда отец сообщил мне, что вы здесь.
Леди Виктория Фонтейн вошла в кабинет отца с таким спокойным видом, будто собиралась обсуждать погоду, и Синклер против воли поднялся. Еще накануне вечером он заметил, что в ее присутствии ему хотелось выглядеть «на все сто».
Обойдя стул, он взял ее руку и поднес к губам.
– Доброе утро, леди Виктория.
Ему нравилось касаться ее. Она не убрала руку, и он провел губами по ее пальцам. Виктория продолжала спокойно смотреть на него, и лишь ее фиалковые глаза были немного растерянны. В скромном муслиновом платье она притягивала его внимание еще сильнее, вызывала желание.
Наконец девушка освободила руку, повернулась к окну, и Синклер увидел, как покачиваются ее бедра, обтянутые шелковистой тканью.
– Отец сказал, что вы приняли его условия. – Виктория облокотилась на широкий подоконник.
– Да, условия оказались достаточно щедрыми.
Она кивнула:
– Граф никогда не скупится по мелочам.
Синклер долго не отрывал от нее глаз, завороженный часто бьющейся жилкой на ее шее.
– Вам, похоже, также свойственно быстрое принятие решений.
– Мне хотелось, чтобы вы вытащили меня в сад, – призналась она, покраснев, – но я не предполагала, что вы попытаетесь раздеть меня догола.
Она хотела его.
– Вы не казались чрезмерно обеспокоенной этим – пока не появился ваш отец.
Приятный розовый цвет на ее щеках стал еще гуще.
– Я согласна, милорд, что вы хорошо целуетесь, – по-видимому, у вас не было недостатка в практике.
Слегка изумленный этим замечанием, Синклер поклонился.
– Я доволен, что все мои усилия привели к чему-то хорошему.
– Слишком хорошему, если судить по моим родителям.
– Я приношу извинения за то, что наши объятия стали достоянием публики, но не за то, что целовал вас. – Он приблизился к ней, испытывая все большее влечение, даже несмотря на накинутую ему на шею брачную петлю. – Вы великолепны.
Она повернула к нему головку.
– Все еще стараетесь соблазнить меня? – Виктория отошла от окна и направилась к двери. – Это ни к чему, лорд Олторп: вы уже выиграли мою руку.
Синклер с любопытством наблюдал, как она тихо прикрыла дверь и повернулась к нему лицом.
– Если вы хотите продолжить то, что мы начали прошлой ночью, миледи, – пробормотал он, – я охотно присоединюсь к вам. Чрезвычайно охотно.
– Кое в чем я готова участвовать, чтобы выбраться из этой истории. – Виктория понизила голос. – Вы ведь вряд ли хотите, чтобы брак состоялся, не так ли?
– И что вы предлагаете?
Она хлопнула в ладоши и сразу взялась за дело.
– Последние пять лет вас постоянно видели в Европе. Никто ничего не подумает, если вы решите вернуться туда.
Итак, этот маленький вулкан думает, что может диктовать ему условия. Ее отец прав в одном – она способна устроить ему «хорошенькую жизнь».
– Возможно, вы правы.
– Если дело в деньгах, то в моем распоряжении имеется сумма, которая принадлежит только мне. Вы могли бы достойно существовать в Париже ну, скажем, на тысячу фунтов в год?
Маркиз не верил своим ушам.
– Вам хочется, чтобы я вернулся в Париж?
– Да, и чем скорее, тем лучше.
– И вы готовы платить за мою еду, квартиру, одежду, поддерживать меня? – Он принялся по очереди загибать пальцы.
На лице Виктории появилось некоторое сомнение.
– Ну да…
– А как насчет того, чтобы навещать меня время от времени и приносить мне шоколад?
Глаза девушки сузились.
– Я не предлагаю содержать вас и не имею в виду какую-либо грязную сделку. Мне нужно только, чтобы вы держались подальше от меня.
– К этому все и сводится. Неужели у вас есть другие потенциальные женихи, скрывающиеся где-то в сельской местности?
– Я говорю абсолютно серьезно.
Синклер подошел ближе.
– Но я не хочу возвращаться в Париж. Мне здесь нравится.
– А я уверена, что вы будете гораздо счастливее среди ваших экстравагантных подружек в Париже. Между прочим, там очень приятно находиться в это время года.
– Здесь тоже неплохо, тем более рядом с вами.
– Но вас не любят в Лондоне! – выпалила она и побледнела.
И никто из жителей Лондона не знает, что за последние пять лет он раз десять готов был умереть за них. У Синклера сжалось сердце, и он отвернулся, чтобы скрыть внезапно вспыхнувший в его глазах гнев.
– Мало кто понимает, насколько я очарователен, – спокойно заявил он, притворяясь, что изучает вид, открывающийся из окна.
Неожиданно Виктория положила руку ему на плечо.
– Извините, – тихо сказала она. – Это было жестоко.
Жалость – вот еще одно чувство, которое не вызывало у него симпатии.
– Думаю, Лондон полюбит меня гораздо сильнее, если я буду в вашей компании, леди.
– Но…
– Вы очень популярны – можно сказать, любимица общества.
Это могло бы сыграть ему на руку, подумал Син, любуясь ровным кремовым цветом ее кожи. Их брак не только возвысит его в глазах общества, но и откроет ему доступ в места, которые иначе были бы закрыты для него из-за потрепанной репутации. Принимая во внимание ее собственную одержимость, она не будет цепляться за него каждую минуту и вмешиваться в его дела.
– Но я не собираюсь выходить замуж – тем более за вас.
Он улыбнулся:
– Тогда вам не следовало целоваться со мной.
Виктория покраснела.
– А вы не думаете, что брак будет мешать вам путаться с женщинами, играть и напиваться?
В ее голосе сквозило отчаяние. Виктория нагнулась вперед, попав в ловушку между стеной и его руками.
– Не больше, чем он будет вмешиваться в ваш флирт, вашу светскую жизнь, покупки и во все другое, чем бы вы ни занимались.
Он посмотрел ей в глаза и был удивлен, что она не отводит взгляд. Это не дано большинству людей; им слишком многое приходится скрывать.
– Очевидно, мы идеально подходим друг другу. – С этими словами Синклер нагнулся и поцеловал ее. Мгновенный горячий ответ возбудил его, как это уже случилось ночью, в саду леди Фрэнтон. Сейчас он был глубоко уверен в том, что она никого не убивала, и… Ему приходилось целоваться с сотней женщин, и никогда он не испытывал подобного состояния.
Он неохотно оторвался от ее губ.
Длинные, загнутые вверх ресницы, затрепетав, поднялись, и фиалковые глаза умоляюще глянули на него.
– Если я выйду за вас замуж, – прошептала она, – это будет только ради моей семьи.
Маркиз усмехнулся. Надо скорее бежать из этого дома, подумал он.
– Могу я пригласить вас на пикник завтра?
Виктория сняла руки с его плеч.
– Завтра я собиралась пройтись по магазинам с Люси Хейверс и Маргарет Портер.
– Тогда прогулка в экипаже по Гайд-парку в субботу.
– В субботу я тоже занята. – Она сделала вид, что поправляет прическу.
Синклер приподнял бровь, гадая, идет ли речь о свидании с лордом Марли.
– Вы не хотите, чтобы нас видели вместе?
Она заколебалась.
– Я думаю, мы воспринимаем это слишком серьезно, – предположила она. – Возможно, на следующей неделе ко всем вернется здравый смысл и нам не придется участвовать в этой глупой сделке.
– Возможно. Итак, вы поедете кататься со мной в субботу утром?
Виктория вскинула подбородок.
– А если нет, что вы сделаете?
На губах Синклера появилась непроизвольная улыбка. Ее вызов не лучший способ избавиться от него, и она весьма скоро обнаружит это.
– Как я сказал вам вчера, поцелуй – лишь начало обольщения. Следующий шаг значительно более… интересен.
Прежде чем Виктория смогла ответить, он поклонился и широко распахнул дверь.
– Теперь мне следует сообщить моей семье, что я собираюсь жениться. Увидимся в субботу, моя милая.