Важнейшим пунктом в планах Германской национал-социалистической рабочей партии стоит завоевание для Германии Lebensraum[2], т. е. территории настолько обширной и богатой природными ресурсами, чтобы иметь возможность жить в изоляции и иметь уровень жизни не ниже, чем в любой другой стране. Очевидно, что эта программа, представляющая собой вызов и угрозу для всех других народов, не может быть реализована иначе, как при установлении Германией своей гегемонии во всем мире.
Ни социализм, ни тоталитаризм, ни национализм не являются отличительными признаками нацизма. Сегодня во всех странах «прогрессисты» жаждут заменить капитализм социализмом. Пребывая в состоянии войны с германской агрессией, Великобритания и США шаг за шагом перенимают немецкую модель социализма. Общественное мнение обеих стран абсолютно уверено, что во время войны всестороннее государственное регулирование экономики неизбежно, а многие видные политики и миллионы избирателей решительно намерены и после войны сохранить социализм в качестве нового общественного порядка. Ни диктатура, ни насильственное подавление инакомыслящих не являются исключительными чертами нацизма. Они характерны для советской политической системы и в силу этого поддерживаются по всему миру многочисленными друзьями современной России. Национализм, являющийся, как будет показано в этой книге, следствием государственного вмешательства в экономику, в наше время определяет внешнюю политику всех стран. Для нацистов как таковых характерна особая разновидность национализма – стремление к завоеванию жизненного пространства.
Эта цель нацистов в принципе не отличается от целей старых немецких националистов, самая радикальная группа которых в тридцатилетие, предшествовавшее Первой мировой войне, называла себя Alldeutsche (пангерманисты). Именно эти амбиции втравили кайзеровскую Германию в Первую мировую войну, а через 25 лет стали причиной Второй мировой войны.
Программу Lebensraum нельзя вывести из идеологии или прецедентов истории Германии последних пяти столетий. Как и у всех других народов, у немцев были свои шовинисты. Шовинизм не следует смешивать с национализмом. Шовинизм заключается в завышенной оценке достоинств и достижений своего народа и пренебрежении к другим народам; сам по себе он не ведет ни к каким действиям. Национализм же представляет собой проект политических и военных действий и попытку его реализации. История Германии, подобно истории других стран, знает правителей, жаждавших завоеваний, но эти императоры, короли и герцоги стремились к богатству и власти для себя и своего рода, а не к жизненному пространству для своих народов. Агрессивный германский национализм – феномен последних 60 лет. Он порожден современной экономикой и экономической политикой.
Не следует смешивать национализм и со стремлением к народному правительству, национальному самоопределению и политической независимости. Когда в XIX в. немецкие либералы стремились вместо тирании 30 с лишним мелких правителей создать единую демократическую Германию, они не вынашивали враждебных замыслов против других народов. Они хотели избавиться от деспотизма и установить парламентское правление. Они не мечтали о завоеваниях и территориальной экспансии и не намеревались включить в состав задуманной ими единой Германии польские и итальянские территории, завоеванные их правителями. Напротив, они сочувствовали стремлению польских и итальянских либералов к созданию независимых демократических государств в Польше и Италии. Немецкие либералы мечтали о повышении благополучия немецкого народа, но не считали, что их народу пойдет на пользу угнетение других народов и причинение вреда иностранцам.
Национализм не тождественен и патриотизму. Патриотизм направлен на обеспечение благоденствия собственного народа, его процветания и свободы. Национализм – лишь один из методов, предлагаемых для достижения этих целей. Но либералы утверждают, что рекомендуемые национализмом методы непригодны и что их применение не только не приведет к поставленным целям, но, напротив, окажется бедствием для народа. Либералы также являются патриотами, но их представления о величии и правильных способах достижения национального процветания решительно отличаются от того, что предлагают националисты. Либералы рекомендуют режим свободной торговли, международной специализации, сотрудничества и дружбы между народами не из заботы об иностранцах, а ради счастья собственного народа.
Национализм пытается обеспечить благополучие для всего народа или отдельных групп граждан за счет причинения вреда иностранцам. Самый известный метод современного национализма – дискриминация иностранцев в сфере экономики. Иностранные товары не допускаются на рынки страны вовсе или лишь с уплатой таможенных пошлин. Иностранным гражданам запрещено выступать в качестве конкурентов на отечественном рынке труда. Иностранный капитал подлежит конфискации. Если обиженная сторона чувствует себя в силах с помощью оружия добиться отмены мер, вредящих ее собственному благополучию, война станет естественным результатом экономического национализма. Государственная политика образует единое целое.
Внешняя и внутренняя политика тесно связаны между собой, они влияют друг на друга и образуют единую систему. Точно так же как свободная торговля была дополнением режима внутренней экономической свободы, экономический национализм является следствием современной внутренней политики вмешательства в экономику и государственного планирования. Внутренняя экономическая свобода может сочетаться с протекционизмом, но в ее отсутствие протекционизм неизбежен. Власть правительства ограничена территорией страны. У него нет возможности напрямую влиять на ситуацию в других странах. В условиях экономической свободы иностранная конкуренция может, пусть даже на короткий срок, помешать успеху государственного вмешательства в дела отечественных предприятий. Если внутренний рынок до известной степени не изолирован от иностранных рынков, ни о каком государственном регулировании не может идти речи. Чем дальше страна зашла по пути государственного регулирования и регламентации, тем ближе она к экономической изоляции. Международное разделение труда начинает вызывать подозрения, поскольку ограничивает полноту власти правительства. Тогда внутренняя экономическая политика тяготеет к автаркии; таков результат стремления к главенству государства в экономических вопросах.
В мире свободной торговли и демократии нет стимулов для войн и завоеваний. В таком мире не имеет значения обширность территории, на которую распространяется государственный суверенитет. Граждане такой страны не получают никаких выгод от присоединения соседних территорий. Благодаря этому территориальные конфликты могут рассматриваться беспристрастно; можно без особых душевных терзаний проявить справедливость по отношению к требованиям других народов о самоопределении. В условиях свободной торговли Великобритания щедро предоставляла своим заморским колониям статус доминионов, т. е. фактической автономии и политической независимости, и уступила Ионийские острова Греции. Швеция не прибегла к военной силе, чтобы предотвратить отделение Норвегии; королевский дом Бернадоттов утратил норвежскую корону, но рядовым гражданам Швеции было безразлично, является ли их король также и сувереном Норвегии. В эпоху либерализма люди верили, что плебисциты и решения международного трибунала способны мирно разрешать все международные конфликты. Считалось, что еще предстоят отдельные войны и революции, потому что необходимо сокрушить последних тиранов и разрушить сохранившиеся торговые барьеры. Но когда эта цель будет достигнута, причины для войн исчезнут. Человечество сможет направить все силы на повышение всеобщего благосостояния.
Но, предаваясь описанию благоденствия в мире либеральной утопии, филантропы не заметили усиления новых идеологий, приготовившихся вытеснить либерализм и утвердить новый порядок, чреватый антагонизмами, для которых не удастся найти мирного решения. Они не увидели этого, потому что рассматривали новые умонастроения и политический курс как продолжение и воплощение основных принципов либерализма. Антилиберализм завладел общественным мнением под личиной истинного и подлинного либерализма. Сегодня псевдолибералы поддерживают программы, совершенно несовместимые с принципами и доктринами старого либерализма. Они поносят частную собственность на средства производства и рыночную экономику, восторгаясь тоталитарными методами управления экономикой. Они требуют создания всемогущего государства и прославляют любые меры, усиливающие власть чиновничества и правительственных агентств. Они объявляют реакционером и экономическим роялистом каждого, кто не разделяет их страсть к регламентации.
Самозваные либералы и прогрессисты искренне убеждены, что являются истинными демократами. Но их представление о демократии совершенно противоположно тому, которое существовало в XIX в. Путая демократию с социализмом, они не только не видят того, что демократия и социализм несовместимы, но еще и верят, что социализм – это и есть подлинная демократия. Из-за этой ошибки они рассматривают Советскую власть как разновидность народного правления.
Европейские правительства и парламенты уже более 60 лет стремятся стреножить рынок, установить контроль над экономикой и подавить капитализм. Беспечно игнорируя все предупреждения экономистов, они возвели торговые барьеры, поощряли политику кредитной экспансии и дешевых денег и взяли курс на возобновление политики регулирования цен, установления минимума заработной платы и субсидирование отдельных отраслей и предприятий. Они превратили налогообложение в инструмент конфискации и экспроприации и провозгласили безудержные государственные расходы лучшим способом увеличения богатства и повышения благосостояния. Но когда неизбежные последствия такой политики, изначально предсказанные экономистами, стали очевидными, общественное мнение обвинило в этом не свою излюбленную политику, а капитализм. В глазах публики главной причиной экономической депрессии, безработицы, инфляции и роста цен, монополизма и пустой растраты ресурсов, социальных волнений и войны является не антикапиталистическая политика, а капитализм.
Роковой ошибкой, которая сорвала все планы сохранения мира, было именно непонимание людьми того, что только в мире чистого, совершенного и нестесненного капитализма отсутствуют стимулы для агрессии и завоевания. Президент Вильсон руководствовался идеей, что к войне склонны лишь самодержавные режимы, а демократии, не имея возможности извлечь какие-либо выгоды из завоеваний, склонны к миру. Президент Вильсон и другие основатели Лиги наций не поняли того, что эта идея верна только при условии частной собственности на средства производства, свободного предпринимательства и нестесненной рыночной экономики. Где нет экономической свободы, там все совершенно иначе. В современном мире этатизма[2],[3], где каждый народ стремится к изоляции и автаркии, нельзя утверждать, что человек не получает никакой выгоды от завоевания. В наше время торговых и миграционных барьеров, валютного контроля и экспроприации иностранного капитала война и завоевания могут доставить массу выгод. Почти каждый гражданин кровно заинтересован в противодействии политике иностранных государств, которая может ущемить его материальный интерес. Поэтому нет ничего удивительного в том, что почти каждый гражданин хочет видеть свою страну сильной и могущественной: он рассчитывает получить выгоду от ее военной мощи. Расширение территории, на которую распространяется суверенитет его правительства, означает по меньшей мере, что иностранные правительства больше не смогут причинять ему ущерб.
Мы можем на мгновение отвлечься от вопроса, способна ли демократия выжить при социализме или в условиях систематического вмешательства государства в экономику. В любом случае не подлежит сомнению, что в условиях этатизма рядовые граждане делаются агрессивными, когда обстоятельства сулят военный успех. Малые народы не в силах защитить себя от экономического национализма других народов. Но большие народы верят в несокрушимость своих вооруженных сил. В наши дни воинственность не является следствием алчности правителей или олигархии крупных землевладельцев; она есть результат политики групп давления, отличительная черта которой не стимулы и мотивы, а используемые методы. Сражаясь против экономического национализма других народов, немецкие, итальянские и японские рабочие стремятся к повышению своего уровня жизни. Однако они глубоко заблуждаются: избранные методы не годятся для достижения их целей. Но их ошибки согласуются с широко распространенными в наши дни доктринами классовой войны и социальной революции. Империализм стран Оси[4] не является политикой, вырастающей из целей высшего класса. Пользуясь ложной концепцией вульгарного марксизма, следовало бы назвать ее рабочим империализмом. Перефразируя знаменитое высказывание генерала Клаузевица, можно сказать: это всего лишь продолжение внутренней политики иными средствами; это внутренняя классовая война, перенесенная в сферу международных отношений.
Более 60 лет европейские народы стремились наделить свои правительства все большей властью, расширить сферу государственного сдерживания и принуждения, подчинить государству все виды человеческой деятельности. При этом пацифисты не уставали повторять, что отдельному гражданину нет дела до того, велика его страна или мала, слаба или могущественна. Они превозносили блага мира, тогда как миллионы людей по всей земле связывали свои надежды с агрессией и завоеванием. Пацифисты не понимали, что обеспечить прочный мир можно лишь устранив основные причины войны. Нужно признать, что пацифисты делали робкие попытки противостоять экономическому национализму. Но они никогда не атаковали его конечную причину – этатизм (политику государственного регулирования экономики), а потому все их попытки были обречены на провал.
Конечная цель пацифистов состоит в создании надгосударственной всемирной организации, которая сможет мирно разрешать конфликты между народами и проводить свои решения в жизнь с помощью надгосударственных сил безопасности. Но для удовлетворительного решения самой острой проблемы международных отношений требуется не новая организация со своими комитетами, секретарями, спецуполномоченными, отчетами и нормативами, не новые вооруженные силы миротворцев, а радикальный отказ от умонастроений и внутренней политики, порождающих конфликты. Причиной прискорбного провала женевского эксперимента[5] как раз и была неспособность людей, зараженных бюрократической верой в этатизм, понять, что организации и клерки не в силах решить ни одной проблемы. Существование надгосударственных властных структур и международного парламента имеет второстепенное значение. Самое главное, необходимо отказаться от политического курса, причиняющего ущерб другим народам. Если экономические войны будут продолжаться, никакая международная власть не сможет обеспечить мир. В современную эпоху международного разделения труда свобода торговли является необходимым условием любых дружественных соглашений между народами. А в мире этатизма свобода торговли невозможна.
Диктаторы предлагают нам иное решение. Они планируют установить «новый порядок», систему мировой гегемонии одного народа или группы народов, опирающихся на силу победоносных армий. Немногие привилегированные будут господствовать над огромным большинством «низших» рас. Этот «новый порядок» представляет собой очень старую концепцию. К нему стремились все завоеватели; предшественниками фюрера были Чингисхан и Наполеон. История свидетельствует о провале множества попыток навязать мир с помощью войны, сотрудничество – методами насилия, единодушие – уничтожением несогласных. Гитлер преуспеет не более, чем остальные. Утвердить прочный мир при помощи штыков невозможно. Меньшинство не может править без согласия тех, кем оно управляет; даже в случае временного успеха рано или поздно восстание угнетенных опрокинет такую власть. Но у нацистов нет шансов и на кратковременный успех. Их замысел обречен.
В фокусе нынешнего кризиса цивилизации находится Германия. Более половины столетия Рейх был нарушителем мира. В течение 30 лет перед Первой мировой войной главной заботой европейской дипломатии было сдерживание Германии с помощью всевозможных планов и уловок. Если бы не воинственность Германии, то ни имперские притязания царей, ни конфликты и соперничество различных народов Юго-Восточной Европы не смогли бы серьезно нарушить спокойствие в мире. Когда в 1914 г. политика умиротворения провалилась, проснулись силы ада.
Плоды добытой союзниками победы были утрачены из-за просчетов мирных договоров, ошибок послевоенной политики и господства экономического национализма. В сумятице послевоенного времени, когда каждый народ стремился нанести как можно более ощутимый ущерб другим народам, у Германии были все возможности подготовиться к еще более чудовищной агрессии. Но для нацистов ни Италия, ни Япония не являются равными партнерами. Новая война – это немецкая война, каковой была и Первая мировая.
Без понимания основных фактов истории Германии невозможно постичь фундаментальные проблемы этой самой страшной из войн в истории человечества. Сто лет назад немцы были совсем не такими, как сегодня. В то время у них не было планов превзойти гуннов[6] и затмить Аттилу. Их кумирами были Шиллер и Гёте, Гердер и Кант, Моцарт и Бетховен. Их путеводной звездой была свобода, а не завоевание и подавление. Каждый, кто хочет сформировать собственное представление о современной мировой политике и ее проблемах, должен знать стадии процесса, превратившего народ, некогда называемый народом поэтов и мыслителей, в безжалостную банду нацистских штурмовиков. Понимание источников и целей нацистской агрессии имеет чрезвычайную важность как для ведения войны, так и для формирования устойчивого послевоенного порядка. Возможно, более полное и отчетливое уяснение сущности и сил немецкого национализма позволило бы избежать многих ошибок и жертв.
Задача данной книги в том, чтобы обрисовать основные изменения и события, приведшие к современному положению дел в Германии и в Европе. Я стремлюсь прояснить распространенные заблуждения, возникшие в результате искажения исторических фактов и неверного понимания экономического развития и политики. В этой книге затрагиваются как исторические вопросы, так и фундаментальные проблемы социологии и экономики. Я попытался осветить все точки зрения, разъяснение которых необходимо для полного описания мировых проблем нацизма.
В истории последних двух столетий прослеживаются два различных идеологических направления. Первым было движение к свободе, укреплению прав человека и гарантиям самоопределения. Индивидуализм привел к падению монархических режимов, установлению демократических правительств, развитию капитализма, технологическому прогрессу и беспрецедентному повышению уровня жизни. Просвещение сменило религиозные суеверия, научные методы исследований вытеснили вековые предрассудки. Это была эпоха грандиозных художественных и научных достижений, время бессмертных музыкантов, художников, писателей и философов. Были уничтожены рабство, крепостное право, пытки и прочие пережитки Средневековья.
Во второй половине этого периода движение к индивидуализму сменилось движением к всемогуществу государства. Теперь людьми овладело стремление наделить всевозможными полномочиями свои правительства, т. е. общественный аппарат социального сдерживания и принуждения. Их целью стал тоталитаризм, т. е. такой порядок, когда всеми делами людей управляет государство. Каждый шаг на пути расширения государственного вмешательства превозносился как шаг к более совершенному миру; возникла уверенность, что правительства превратят землю в райское место. Характерно, что сегодня в странах, особенно далеко зашедших по пути тоталитаризма, даже организация личного досуга считается делом государства. В Италии dopolavoro[7], а в Германии Freizeitgestaltung[8] являются законной сферой государственного вмешательства. Люди настолько запутались в доктринах культа государства, что даже не замечают этого парадокса – государственное регулирование личного времени.
В задачу этой книги не входит рассмотрение культа государства, или этатизма. В ней исследуются только последствия этатизма для международных отношений. В нашу эпоху международного разделения труда тоталитаризм, ограниченный национальными границами, внутренне противоречив. Экономические соображения толкают любое тоталитарное правительство к мировому господству. Советское правительство было задумано не как национальное, а как мировое правительство, и только неблагоприятные условия отдалили установление его власти над всем миром. В официальном названии режима нет даже упоминания о России. Ленин создавал ядро мирового правительства. Во всех странах есть партии, хранящие верность Советам и считающие свои национальные правительства узурпаторами. И не заслуга большевиков, что эти амбициозные планы до сих пор не реализованы и ожидаемая мировая революция еще не свершилась. Нацисты не стали менять официальное название своей страны – Германский рейх[9]. Но их идеологи считают власти рейха единственным законным правительством, а их политические вожаки открыто рвутся к мировому господству. Интеллектуальные вожди Японии прониклись духом этатизма в европейских университетах, а вернувшись домой, оживили древнюю догму, что их божественный император, сын Неба, предназначен править всеми народами. Даже дуче, несмотря на военное бессилие его страны, объявил о намерении восстановить древнюю Римскую империю. Испанские фалангисты[10] лепечут о восстановлении владений Филиппа II.
В такой атмосфере места для мирного сотрудничества между народами не остается. Суровое испытание, выпавшее в наши дни на долю человечества, – это не результат действия неуправляемых сил природы. Скорее, это закономерный результат популярных доктрин и политики, поддерживаемой миллионами наших современников.
Но было бы роковой ошибкой полагать, что возврат к политике либерализма, несколько десятилетий назад отброшенной цивилизованными народами, позволит исцелиться от этих наваждений и откроет дорогу к мирному сотрудничеству народов и процветанию. Если бы европейцы и расселившиеся по всему миру выходцы из Европы не прониклись идеалами этатизма, если бы они не реализовали грандиозные планы государственного вмешательства в экономику, недавних политических, социальных и экономических бедствий можно было бы избежать. И сегодня люди жили бы в более удовлетворительных условиях и не отдавали бы все свои силы и способности взаимному уничтожению. Но годы конфликтов и антагонизмов оставили глубокий след в умонастроении людей, который не так легко изжить. Были затронуты души, разрушен дух сотрудничества, посеяна ненависть, и на преодоление всего этого потребуются столетия. В нынешних условиях принятие цивилизованными народами Запада бескомпромиссной политики laissez faire, laissez passer было бы эквивалентно безоговорочной капитуляции перед тоталитарными народами. Возьмите, к примеру, миграционные барьеры. Сегодня неограниченная свобода иммиграции в Америку, Австралию и Западную Европу равносильна распахнутым дверям перед авангардом армий Германии, Италии и Японии.
На сегодняшний день нет другой системы, способной обеспечить надежную координацию мирных усилий народов и отдельных людей, кроме так называемого манчестеризма[11]. При всей шаткости подобных упований можно надеяться, что народы западных демократических стран будут готовы признать этот факт и отвергнут сегодняшние тоталитарные тенденции. Но не может быть сомнений, что для подавляющего большинства человечества идеи милитаризма обладают куда большей привлекательностью, чем либеральные идеалы. В ближайшем будущем можно надеяться самое большее на разделение мира на два лагеря: либеральный, демократический и капиталистический Запад, где живет примерно четверть мирового населения, и милитаристский и тоталитарный Восток, охватывающий куда большую часть земной поверхности и населения. Такое положение вещей навязывает Западу политику обороны, которая серьезно затруднит усилия сделать жизнь более цивилизованной и процветающей.
Однако даже эта мрачная перспектива может оказаться чрезмерно оптимистичной. Не видно признаков того, что народы Запада готовы отказаться от политики этатизма. Но в таком случае они не смогут отказаться от взаимной экономической войны, от экономического национализма и не смогут установить мирные отношения между своими странами. Тогда мы вновь окажемся в ситуации, с которой мир однажды уже не справился в период между двумя мировыми войнами. Результатом станет третья война, еще более ужасная и разрушительная, чем предшествовавшие. Последняя часть книги посвящена обсуждению условий, которые могут обеспечить западным демократиям хотя бы относительную политическую и экономическую безопасность. Там я также пытаюсь выяснить, можно ли разработать некий план, который бы обеспечил прочный мир в нашу эпоху всемогущества государства.
Главным препятствием для беспристрастного изучения современных социальных, политических и экономических проблем, а также для всех попыток выдвинуть более приемлемую политику, чем та, которая привела к нынешнему кризису цивилизации, является упертый, бескомпромиссный догматизм нашего времени. Народы охвачены новой разновидностью идолопоклонства – культом государства. Люди требуют наказаний и принуждения, грозят бедами и насилием каждому, кто не преклоняет колени перед новомодными идолами!
Это совершенно бесспорно в отношении сегодняшних России и Германии. Можно назвать русских и немцев варварами и заявить, что такого не может случиться с цивилизованными народами Запада, но это не изменит положение вещей. На Западе осталась лишь горстка сторонников терпимости. И левые, и правые партии повсеместно относятся к свободе мысли с чрезвычайной подозрительностью. Весьма характерно, что в эти годы отчаянной борьбы против нацистской агрессии известный своими просоветскими настроениями британский автор имеет дерзость доказывать полезность инквизиции. «Инквизиция, – пишет Дж. Кроутер, – полезна для науки, когда защищает интересы поднимающегося класса»[3]. Ибо «опасность или достоинство инквизиции зависят от того, используется ли она от имени реакционного или прогрессивного правящего класса»[4]. Но кто «прогрессивен», а кто «реакционен»? Относительно этого вопроса между Гарольдом Ласки и Альфредом Розенбергом есть примечательная разница.
Конечно, за пределами России и Германии инакомыслящие пока что не рискуют быть осужденными на расстрел или медленную смерть в концентрационном лагере[5]. Но мало кто обращает серьезное внимание на их идеи. Если человек пытается оспорить доктрину этатизма или национализма, вряд ли кто-либо возьмется за тщательное изучение его аргументов. Еретиков высмеивают, оскорбляют, игнорируют. Критика взглядов влиятельных групп или сомнение в благотворности государственного всевластия стали восприниматься как нахальство или дурной тон. Набор догм, усвоенных общественным мнением, все в большей степени оказывается вне критики. Во имя свободы и прогресса сами прогресс и свобода постепенно оказываются вне закона.
Защита доктрины с помощью полиции, угроз и насилия – свидетельство ее внутренней слабости. Даже не имей мы иных методов оценки нацистских доктрин, достаточной уликой послужил бы один-единственный факт, что они нуждаются в покровительстве гестапо. Идеи, способные выдержать испытание логикой и разумом, могут обойтись без преследования скептиков.
Нельзя взваливать всю ответственность за эту войну на нацизм. Неспособность других народов вовремя остановить нацизм и воспрепятствовать новой немецкой агрессии способствовали этой катастрофе в той же мере, что и внутренняя эволюция Германии. Притязания нацистов ни для кого не были секретом. Сами нацисты афишировали их в бесчисленных книгах и брошюрах, в каждом номере многочисленных газет и журналов. Никто не может обвинить нацистов в том, что они тайно готовились к осуществлению своих планов. Имеющий уши, чтобы слышать, и глаза, чтобы видеть, не мог не знать об их намерениях.
Ответственность за нынешнее состояние дел в мире лежит на доктринах и партиях, определявших развитие политики в последние десятилетия. Обвинение в адрес нацистов не снимает ответственности с виновных. Да, нацисты и их союзники – отъявленные злодеи. Но ведь главной целью политиков и должна быть защита народа от враждебных замыслов злодеев. Не будь дурных людей, не было бы и нужды в правительстве. Если те, кто несет ответственность за работу правительства, не сумели предотвратить беды, это означает, что они не справились со своей задачей.
В последние 25 лет на повестке дня не было политической задачи важнее, чем предотвращение этой войны. Но политики были либо поражены слепотой, либо продемонстрировали полную неспособность хоть что-то противопоставить надвигающейся катастрофе.
Левые партии заняли удобную позицию, ведя себя так, как будто на них снизошло откровение, сообщившее им, что хорошо и что плохо. Они знают, что источник всех бед – частная собственность и что общественный контроль над средствами производства превратит землю в рай. Они умывают руки, снимая с себя всякую ответственность; эта «империалистическая» война, как и все войны, случавшиеся в прошлом, является прямым следствием капитализма. Но если присмотреться к политической деятельности социалистических и коммунистических партий Европы, мы сразу обнаружим, что они сделали все возможное, чтобы подтолкнуть нацистов к реализации их агрессивных планов. Прежде всего пропагандой идеи, что нейтралитет и разоружение – лучшее средство остановить нацистов и другие державы Оси. Разумеется, в их планы не входило помогать нацистам. Но имей они такое намерение, трудно придумать лучший способ его реализовать.
Идеалы левых полностью воплощены в Советской России. Здесь правит пролетариат, и марксизм является господствующим учением. Но попытки Советской России предотвратить эту войну провалились еще более плачевно. Русские прекрасно знали, что нацисты жаждут захватить Украину. Тем не менее они делали все, чего хотел от них Гитлер. Их политика в значительной степени способствовала приходу нацистов к власти в Германии, перевооружению Германии и, наконец, началу этой войны. Их не извиняет то, что они не доверяли всем капиталистическим странам. Политике, препятствующей достижению собственных целей, не может быть оправданий. Невозможно отрицать, что заключенный в августе 1939 г. договор обернулся для России катастрофой. Сталин оказал бы бóльшую услугу своей стране, если бы сотрудничал с Великобританией, вместо того чтобы вступать в дружественные отношения с нацистами.
То же самое можно сказать о поведении всех других стран Европы. Трудно представить более глупую политику, чем аннексия части Чехословакии Польшей в 1938 г. или ухудшение отношений между Бельгией и Францией в 1936 г. Судьба поляков, чехов, норвежцев, голландцев, греков и югославов заслуживает глубочайшего сочувствия. Но нельзя не отметить, что они сами навлекли на себя все эти бедствия. Знай нацисты, что с самого начала им будет противостоять находящаяся под единым командованием коалиция вооруженных сил Великобритании, Франции, России и США, а также всех малых демократических стран Европы, второй Мировой войны просто бы не было.
Исследование глубинных причин прихода нацистов к власти должно показать не только роль событий в Германии, но и то, почему все другие народы не смогли защитить себя от разорения. Для британца, поляка или австрийца главным должен быть не вопрос «что не так с нацистами?», а вопрос «что было не так с нашей политикой противостояния нацистской угрозе?» Столкнувшись с проблемой туберкулеза, врачи не спрашивают: «Что не так с палочкой Коха?» Их интересует другое: «Что не так с нашими методами борьбы с распространением инфекции?»
Жизнь заключается в приспособлении к реальности, и мы должны воспринимать мир таким, каков он есть, а не таким, каким нам хотелось бы его видеть. В мире без микробов и воинственных варваров жилось бы намного лучше. Но чтобы добиться успеха, нужно сосредоточиться на реальности, а не предаваться пустым мечтаниям.
Пока народы не поймут, что они потерпели полное фиаско в решении главной задачи современной политики, не стоит надеяться на возвращение к более удовлетворительному положению вещей. Все современные политические, социальные и экономические доктрины, а также все партии и политические круги, взявшие их на вооружение, виновны перед судом истории; приговор окончателен и обжалованию не подлежит. Бессмысленно ждать от будущего изменений к лучшему, пока люди не осознают, что следовали неверным путем.
В признании того факта, что какая-то страна проводила негодную политику, приведшую к катастрофическим результатам, нет ни малейшей враждебности ни к одному народу. В признании того, что некий класс, политическая группа или организация, заблуждаясь, внесли свой вклад в нынешнее плачевное положение дел, нет враждебности к отдельным людям. Главной задачей современной общественной науки является снятие всех табу, которыми укоренившиеся доктрины пытаются защитить от критики свои заблуждения и ошибки. Тот, кто перед лицом ужасающей катастрофы, последствия которой можно будет оценить только со временем, все еще верит, что какие-то доктрины, институты или политика стоят вне критики, тот не понял смысла предзнаменований.
Пусть пример Германии станет предостережением для всех. Немецкая Kultur была обречена в тот день 1870 г., когда один из самых видных немецких ученых – Эмиль Дюбуа-Реймон – смог публично похвастаться, не встретив никаких возражений, что Берлинский университет служит «интеллектуальным телохранителем дома Гогенцоллернов». Там, где университеты становятся телохранителями, а ученые жаждут занять свое место на «научном фронте», уже широко распахнуты двери для варварства. Тщетны надежды победить тоталитаризм с помощью тоталитарных методов. Свободу могут завоевать только люди, безоговорочно преданные принципам свободы. Для улучшения общественного устройства прежде всего необходимо вернуть неограниченную свободу мысли и слова.
Для того чтобы разобраться в нынешнем состоянии политических дел, необходимо знать историю, знать силы, породившие наши проблемы и конфликты. Тем, кто хочет построить более совершенный мир, необходимо историческое знание.
К сожалению, националисты совсем иначе подходят к истории. Для них прошлое является не источником информации и наставления, а арсеналом оружия для ведения войны. Они выискивают факты, которые могут быть использованы для объяснения и оправдания их стремления к агрессии и подавлению. Если такого рода фактов не удается найти в документах, они не брезгуют подтасовками и фальсификациями.
В начале XIX в. один чех подделал рукопись[12], чтобы доказать, что средневековые предки его народа достигли высокого уровня цивилизации и создавали произведения изящной словесности. Многие десятилетия чешские ученые фанатично доказывали подлинность этой поэмы, которая долгое время входила в официальный курс чешских государственных гимназий, а ее чтение и толкование были главным стержнем изучения чешской литературы. Спустя полвека немец подделал «Хроники Ура-Линда»[13], чтобы доказать, что «нордические племена» создали более древнюю и выcокую цивилизацию, чем любые другие народы. Некоторые нацистские профессора до сих пор не готовы признать, что эти хроники представляют собой топорную фальшивку, изготовленную невежественным и тупым провинциалом. Но предположим, что оба документы подлинны. Какое значение они могут иметь для националиста? Разве они оправдывают отказ чехов предоставить самоуправление миллионам немцев и словаков или отказ немцев предоставить права автономии всем чехам?
Существует, к примеру, бессмысленный спор о национальности Николая Коперника – был ли он поляком или немцем. Имеющиеся документы не дают ответа. Можно определенно утверждать только то, что Коперник получил образование в школах и университетах, где преподавание велось исключительно на латыни, что он не знал никаких трудов по математике и астрономии, кроме написанных на греческом и латыни, и что свои работы он писал только на латыни. Но предположим, что родным языком его родителей был немецкий. Будет ли это достаточным оправданием того, как немцы обходятся с поляками? Оправдывает ли это немецких учителей, которые – в первое десятилетие нашего века – пороли малышей, чьи родители возражали против замены польского катехизиса на немецкий в населенных поляками районах Пруссии? Дает ли это нацистам право на массовое убийство польских женщин и детей?
Выдвигать исторические или географические доводы в пользу политических притязаний, не совместимых с демократическими принципами, бессмысленно. Демократическое правительство может сохранить мир и международное сотрудничество, потому что оно не стремится к угнетению других народов. Мир невозможен, когда отдельные народы претендуют на право порабощать другие расы, страны или народы, ссылаясь на исторические или географические обстоятельства.
Просто поразительно, насколько глубоко укоренены порочные идеи гегемонии, господства и подавления в умах даже самых выдающихся современников. Сеньор Сальвадор де Мадариага – подлинный интернационалист. Этот ученый, государственный деятель и писатель – превосходный знаток английского и французского языка и литературы. Он демократ, сторонник прогресса и преданный сторонник Лиги наций и всех проектов достижения прочного мира. При этом его отношение к политическим проблемам собственной страны и родного народа исполнено духа непреклонного национализма. Он осуждает басков и каталонцев, требующих независимости, и, опираясь на расовые, исторические, географические, лингвистические, религиозные и экономические соображения, обосновывает доминирующее положение Кастилии. Было бы оправданно, если бы синьор Мадариага отвергал притязания этих лингвистических групп на том основании, что невозможно провести бесспорные границы, а потому их независимость не разрешит, а увековечит конфликт; либо если бы он был сторонником превращения испанского государства, в котором доминирует кастильская культура, в государство, где все лингвистические группы имели бы полную свободу использовать собственные языки. Но сеньор Мадариага имеет в виду совсем другое. Он не является сторонником установления в Испании вместо кастильского правительства наднационального правительства трех языковых групп – кастильцев, каталонцев и басков. Его идеал – это Испания при верховенстве Кастилии. Он не хочет, чтобы на протяжении жизни одного поколения «Испания выпустила из рук достижения многих поколений»[6]. Однако все эти достижения – результат династических браков, а не плоды усилий соответствующих народов. Разумно ли оспаривать утверждение каталонцев, что в XII в. граф Барселонский взял в жены дочь короля Арагонского, а в XV в. король Арагонский женился на королеве Кастильской[14]?
Сеньор Мадариага идет дальше и отрицает право португальцев на автономию и собственное государство. Потому что «португалец – это испанец, спина которого в Кастилии, а глаза устремлены в Атлантику»[7]. Почему же тогда Испания не присоединила Португалию? На это сеньор Мадариага дает странный ответ: «Кастилия не может одновременно быть в браке с Востоком и с Западом»; вероятно, Изабелле, «которая, в конце концов, была женщиной… больше приглянулся не Альфонс, а Фердинанд[15], потому что ведь и такие вещи делают историю»[8].
Сеньор Мадариага разумно выбрал для цитирования видного испанского автора, Анхеля Ганивета, утверждающего, что союз Испании и Португалии должен быть результатом «их собственного свободного выбора»[9]. Но беда в том, что португальцев не привлекает перспектива кастильского или испанского владычества.
Еще удивительней представления сеньора Мадариаги о колониальной и международной политике Испании. Говоря об американских колониях, он замечает, что испанская монархия создала их в духе «верности руководящему принципу – братства всех людей»[10]. Однако Боливару, Сан Мартину и Морелосу[16] эта разновидность братства была совсем не по душе. Затем сеньор Мадариага пытается оправдать испанские притязания на Марокко ссылкой на «положение Испании, представляющееся бесспорно предопределенным историческими и географическими обстоятельствами»[11]. Непредубежденный читатель вряд ли обнаружит разницу между таким «предопределением» и мистическими силами, которыми гг. Гитлер, Муссолини и Сталин оправдывают захват малых государств. Если историческое «предопределение» оправдывает испанские притязания на Марокко, разве оно же не является достаточным основанием для притязаний русских на Прибалтику и Кавказ, немцев – на Богемию и Голландию, итальянцев – на господство в Средиземноморье?
Невозможно вычеркнуть прошлое из памяти. Но в задачу историков не входит разжигание новых конфликтов посредством воскрешения давно забытой ненависти и поиск в архивах предлогов для новых конфликтов. Мы не обязаны мстить за преступления, совершенные столетия назад королями и завоевателями; мы должны созидать новый и более совершенный мировой порядок. Никакого отношения к проблемам нашего времени не имеет вопрос, кто первым совершил агрессию и посеял семена древней вражды между поляками и русскими или чьи зверства омерзительнее – современных нацистов или наемников пфальцграфа Людвига IV[17]. Наш долг раз и навсегда исключить возможность повторения подобных эксцессов. Лишь эта цель может сделать эту войну благороднейшим из деяний человечества. Безжалостное уничтожение нацизма – это первый шаг к свободе и миру.
Ни судьба, ни история, ни география, ни антропология не должны помешать нам в выборе тех методов организации общества, которые способны обеспечить прочный мир, международное сотрудничество и экономическое процветание.