Всемирный потоп. Мистический закон четырех шестерок - читать онлайн

У меня есть друг. Фамилия его – Васильев. Юрий Иванович Васильев работает в нашем Всероссийском центре глазной и пластической хирургии главным инженером, хотя высшего образования не имеет и, как говорится, институтов не кончал. Но это человек того сорта или пошиба, про которых в народе говорят – русский Левша. Юрий Иванович Васильев английского языка, конечно же, не знает, но удивительно, что он совершенно запросто ориентируется в инструкциях к приборам на английском языке и налаживает их так, что мы, имея огромный комплект сложнейшего импортного медицинского оборудования, за много лет ни разу не вызывали иностранный сервис.

Юрий Иванович Васильев

– Флейш, наверное, барахлит, – бурчит он себе под нос, налаживая прибор и путая произношение английского слова flash (флаш), что означает вспышка.

Юрий Иванович пришел к нам тогда, когда мы были еще никем и ничем, и с тех пор бессменно работает у нас. Юрий Иванович, конечно же, выпивал, но бросил и говорит, что навсегда. Мы с ним большие друзья и на «ты», но меня он всегда называет «шеф».

Мои хирургические инструменты затачивает только Юрий Иванович, нередко матерясь по поводу качества стали.

– Ну что за сталь, что за сталь! Я же им, изготовителям, звоню и говорю, что сталь для глазного инструмента должна быть крепкая, очень крепкая. А они о марках стали говорят, оправдываются, но любой технарь должен чувствовать сталь на ощупь, чувствовать, какая она – крепкая или не крепкая, – нередко причитает Юрий Иванович, затачивая инструмент.

Юрий Иванович Васильев, естественно, в марках стали разбирается хорошо. Но он каким-то седьмым чувством способен определить качество стали и способен делать это безошибочно. Меня всегда удивляла эта его способность, которая казалась странной и необычной.

– Юрий Иванович, скажи, а как ты определяешь качество стали и, собственно, качество заточки инструмента? – помню, спрашивал я его.

– А черт его знает, шеф! Не знаю, чувствую, какая сталь, крепкая или нет. Задним чувством ощущаю. А что тут странного? Говорят, вон, внутри пирамид инструменты сами затачиваются. Потрогаешь инструмент, призадумаешься, внимательно призадумаешься, и чувство такое идет: если хорошее ласковое чувство – сталь хорошая, если плохое чувство – плохая сталь. Крепкая сталь всегда дает хорошее чувство.

Крепкая пирамида

Не помню точно, по-моему, в 1989 году, мы втроем – Юрий Иванович Васильев, я и Амир Юсупович Салихов – хирург и заместитель директора нашего центра, поехали в Египет для проведения глазных операций по нашей технологии «Аллоплант». Мы с Салиховым оперировали, а Юрий Иванович помогал нам, настраивая операционные микроскопы. Когда выдался свободный денек, нас повезли к египетским пирамидам на экскурсию.

Пирамиды Гизы, особенно пирамида Хеопса, поразили нас своим величием. Все мы трое невольно замолчали, видимо, погрузившись в такие глубинные чувства, которые, как нам казалось, исходили от самых истоков человеческого бытия. Эти чувства были приятны и в то же время носили необычайно грандиозный характер, связанный с ощущением того, что ты, человек, являешься не просто пылинкой, а представляешь собой достойную частицу мироздания. Эти чувства напоминали грезы, но они имели конкретный исторический оттенок, как бы констатируя величие человека. Амир Салихов сосредоточенно смотрел вниз, а Юрий Иванович теребил мочку уха…

– Сэр, плиз, бай ит (Сэр, пожалуйста, купите это), – раздался голос надоевшего торговца сувенирами, которые, как и таксисты в Москве, атакуют любого иностранца.

– Уходи к черту, уходи, понимаешь, у-хо-ди, – сердито по-русски сказал Юрий Иванович.

– Вери, вери гуд (очень, очень хорошо), – вторил торговец, подсовывая под нос Юрия Ивановича какую-то статуэтку. – Вери чип (очень дешево), вери, вери чип.

– По-английски надо говорить, Юра, скажи «ноу» или «гоу», – порекомендовал Амир Салихов.

– Ноу, я тебе говорю, – наконец произнес Юрий Иванович.

Мы подошли к пирамиде Хеопса. Огромные каменные блоки с высочайшей точностью уложенные друг на друга, простота и монументальность конструкции прежде всего обратили на себя внимание.

Египетские пирамиды

«Кто же ее построил? Люди, что ли?» – думал я, трогая и ощущая почему-то свою собственную тупость. Ощущение тупости было столь явным и неприятным, что я четко акцентировал на нем внимание. В то время я не понимал, что пирамиды выполняют на Земле очень разнообразные функции, одна из которых сводится к контакту земного разума с космическим разумом.

– Амир, Юра, я, почему-то, чувствую себя очень тупым, – сказал я.

Оба удивленно посмотрели на меня, но промолчали.

Юрий Иванович Васильев пощелкал по пирамиде, постучал по ней пальцем, призадумался и сказал:

– Крепкая… крепкая пирамида.

В этот момент мне, несмотря на нахлынувшее ощущение собственной тупости, казалось, что я счастлив оттого, что стою рядом с великой пирамидой, что мне, деревенскому парню, довелось побыть рядом с ней и почувствовать ее величественное влияние. Я чувствовал себя значительным, большим и… в то же время очень тупым. Мне мерещилось, что пирамида смотрит на меня, копается в моих мозгах.

Крепкая пирамида…

Усилием воли прогнав сентиментальные мысли, я спросил:

– Что ты сказал, Юрий Иванович?

– Крепкая пирамида, говорю, очень крепкая.

– А как ты это определяешь? Так же, как и сталь инструмента?

– Не знаю, но чувствую, что она крепкая.

В то время я вряд ли задумывался над тем, что блоки, из которых изготовлена пирамида, были принесены сюда за десятки километров, что современная техника не способна перетащить их и так уложить друг на друга, что в зазор между ними не входит даже лезвие ножа. Я просто об этом не думал, а был поглощен непонятно откуда нахлынувшим чувством собственной тупости. В то время я, естественно, не читал «Тайную Доктрину» Елены Блаватской и не знал, что по ее провидению египетские пирамиды были построены 75–80 тысяч лет тому назад, тогда, когда на острове Платона в Атлантическом океане жили атланты, обладавшие способностью вызывать антигравитационный эффект за счет своей психической энергии. Из популярной литературы я знал, что египетские пирамиды были построены 4–5 тысяч лет тому назад египтянами, которые даже не знали колеса. По понятным причинам, в глубине души, я удивлялся тому, как полудикие рабы под руководством жестоких жрецов смогли сделать эту титаническую и одновременно высокоинтеллектуальную работу, но я тут же прогонял эту крамольную мысль, искренне веря в то, что написано в советской литературе – то правда.

– Пирамида, по-твоему, крепкая как конструкция или крепкий камень, из которого она построена? – задал вопрос Юрию Ивановичу Амир Салихов.

– Камень – он везде одинаков. Крепко она сделана, невероятно крепко! Я поражаюсь технической мысли! Вот возьми, Амир, два одинаковых инструмента; по виду они могут не отличаться, но один сделан талантливо, другой – нет. Это невозможно изменить, невозможно вычислить, это можно только прочувствовать. Вот и здесь, я чувствую, гениально сделана пирамида, крепко, на века, – ответил Юрий Иванович и снова постучал по пирамиде скрюченным пальцем.

Гробница фараона

Курирующие нас египетские офтальмологи наконец-то договорились, и гид повел нас внутрь пирамиды Хеопса к гробнице фараона. Проход, по которому мы шли, был высотой не более метра, поэтому приходилось идти не только согнувшись, но и пригнув колени. Было очень неудобно, хотелось встать на колени и идти на четвереньках, но было жалко брюки. Проход под углом градусов в тридцать поднимался вверх и казался нескончаемым.

– Неужели древние египтяне были такими низкорослыми? – прокряхтел идущий сзади Юрий Иванович.

Наконец появился зал, в котором мы увидели гробницу фараона. Она была пустая. Мы стояли в этом зале внутри пирамиды и хотели лишь одного – быстрее выйти отсюда.

– А вдруг свет погаснет? – неожиданно сказал Юрий Иванович, показав на ряд тусклых лампочек, подвешенных к потолку прохода и зала. – У них здесь, в Египте, со светом плохо, то гаснет, то загорается. А мы фонариков не взяли.

Там, в глубине великой пирамиды, я ощущал только одно – чувство необъяснимой тревоги. Я понимал, что, даже если свет погаснет, мы отсюда все равно выберемся, даже на ощупь. Но тревога и смешанное с ней чувство глубинного негодования были какими-то наведенными, не поддающимися реальному осознанию. В тот момент я даже и подумать не мог о том, что через несколько лет стану серьезно изучать пирамиды и углублюсь в физику тонких энергий. В тот момент мне казалось, что вся моя жизнь будет связана только с хирургией, а пирамиды я воспринимал как грандиозную экзотику. Мне и в голову не могло прийти, что трансплантационный материал «Аллоплант», который мы уже широко применяли в хирургии и наблюдали, как на его месте растут новые человеческие ткани, опосредованным логическим путем связан с пирамидами, так же как и многое другое в этой жизни.

Вниз по проходу идти было легче. Вскоре мы выбрались наружу, на свет божий.

– Ух, хорошо-то как, – честно сознался Юрий Иванович.

Далее нас подвели к статуе сфинкса. Автоматически говоря надоедливым торговцам сувенирами «ноу», мы встали напротив головы сфинкса.

Взгляд сфинкса

Громадный сфинкс лежал, горделиво подняв голову. Египтяне рассказывали, что они его называют стражем пустыни. Было омерзительно слушать, как французские солдаты стреляли в сфинкса из пушки и отбили часть его носа.

Помню, что меня привлек взгляд сфинкса. Я стоял и смотрел ему в глаза. Мне казалось, что он не замечает никого и смотрит куда-то вдаль. В этом взгляде можно было прочесть не только горделивость, но и какую-то тоску, какую-то тягу туда, куда он смотрит.

– Амир, куда он, по-твоему, смотрит? – обратился я к Салихову.

– Не знаю. Но взгляд как живой. Такое ощущение, что он никогда не предаст того, кто его создал. Надежность и монументальность видна.

Взгляд сфинкса

С Амиром Салиховым мы подружились в студенческие годы, а потом всю жизнь вместе – и в походах, и на работе. Даже оперируем в одной операционной. Уроженец маленькой уральской деревеньки, сын ссыльных кулаков, Амир невероятно приспособлен к деревенской работе: он может скакать на лошади без седла, может срубить избу, прекрасный рыбак и охотник. Будучи одним из крупнейших российских офтальмологов, Салихов признан за рубежом. Любимой его страной является Бразилия, где он умудрился однажды порыбачить на пираний и поохотиться на крокодилов. Но главной чертой Амира является его надежность в жизни и в дружбе. Этот человек знает цену совести и никогда не запятнает ее. В период разгрома нашего научного направления он был одним из первых, кто пошел со мной поднимать все с нуля в ущерб карьере и заработной плате. Амир никогда не предаст, это уж точно. Поэтому его мнение о взгляде сфинкса показалось мне любопытным.

– А почему, Амир, ты сказал, что сфинкс никогда не предаст того, кто его создал?

– Не знаю, но у меня такое чувство. Оно возникло здесь, перед ним.

– А кто, по-твоему, создал сфинкса?

– Ну уж, по крайней мере, не египтяне, – ответил Амир.

Салихов Амир Юсупович

Ощущение собственной тупости, возникшее у меня рядом с пирамидой Хеопса, несколько уменьшилось. Я задумался. Крайнее любопытство, сравнимое с исследовательским инстинктом животных при встрече с неизведанным, обуревало меня. Великая тайна сквозила во всем облике сфинкса. Я попытался, как это нередко делаю в медицине, проанализировать ситуацию и выдвинуть какие-то предположения, но в голову ничего не шло, в связи с чем надоевшее чувство собственной тупости опять обострилось и начало злить. В то время я, конечно же, не знал, что даже великая Посвященная Елена Блаватская не смогла дать объяснений происхождению сфинкса и назвала его «Великой Загадкой Веков». Я даже предположить не мог, что через несколько лет начну исследовать Генофонд Человечества, то есть законсервированных людей в Сомати, сидящих в глубоких подземельях, и что одним из предполагаемых мест локализации Генофонда Человечества будут подземные пустоты, найденные при сканировании пространства под сфинксом и пирамидами Египта.

Сфинкс – загадка веков

– Скажите, а кто и когда построил сфинкса? – обратился я к гиду.

– Сфинкс был построен древними египтянами 4–5 тысяч лет тому назад, – уверенно ответил гид.

– А куда смотрит сфинкс?

– Вы, сэр, не первый, кто задает такой вопрос. Я интересовался об этом у историков. Много разных мнений существует по этому поводу, много разных легенд. Но они, эти легенды, очень похожи на сказку. Говорят, что сфинкс смотрит на то место, где на Землю спускались Боги.

– А где то место, куда на Землю спускались Боги? Земля хорошо изучена, – не унимался я.

– Извините, сэр, – озадачился гид, – я – египтянин и никогда не выезжал за пределы Египта. Моя работа находится здесь, в Каире, у пирамид.

– Давайте так! Сфинкс смотрит на восток, так ведь? – настаивал я.

– Да.

Место, где на Землю спускались Боги

– Значит, то место, где на Землю спускались Боги, находится на востоке отсюда, от Египта?

– Поймите, сэр, это всего лишь легенда, сказка, – смутился гид. – Я, конечно, верю в Аллаха, но, может быть, никакие Боги и не спускались на Землю.

– Может быть, конечно, – кивнул я и стал мысленно прочерчивать линию от сфинкса на восток, вспоминая географию. Та-ак, – думал я, напрягая мозги, – на востоке от сфинкса располагаются река Нил, Красное море, Аравийский полуостров, Ирак, Иран, Афганистан и Тибет… далее Китай и Тихий океан, после чего Америка. В каком же месте Боги могли спуститься на Землю? Может быть, в Ираке? Там Месопотамия и древний Вавилон. Иран – это пристанище религиозного фанатизма, направленного на удержание личной власти и не имеющего ничего общего с истинным пониманием Бога. Тибет? Ну, что Тибет? Это каменная высокогорная пустыня, мало пригодная для жизни…

– Шеф, пойдем, жарко очень, – услышал я голос Юрия Ивановича.

– Сейчас, сейчас, – пробурчал я и тут же подумал про себя самого: «Что я, чокнулся, что ли? Думаю о Богах, которые спускались на Землю, стараюсь определить место, куда они спускались. Конечно же, я не очень доверяю атеизму, по которому я в институте получил четверку, но тем не менее серьезный ученый и, тем более хирург, не должен апеллировать к сказкам про Богов, которые спускались на Землю. Несерьезно это как-то! Засмеют еще!» Но эта фантастическая мысль накрепко засела в моей голове и всплыла вновь через много лет, когда я услышал легенду о Городе Богов.

– Может быть, Вы сможете вспомнить, – обратился я снова к гиду, – и сказать, в каком месте по легенде Боги спускались на Землю?

– Сэр, это же всего-навсего сказка! Откуда я помню! – усмехнулся гид. – Вот сфинкс – это не сказка. Он перед Вами.

В этот момент я подумал о том, что именно сфинкс и египетские пирамиды являются настоящей сказкой, сказкой наяву, той сказкой, к которой можно прикоснуться руками. Люди строят дома, чтобы в них жить. Люди строят дворцы, в которых проводят торжественные собрания. Люди воздвигают памятники и увековечивают себя, иногда сажая себя на коня, чтобы за счет грации и размеров этого животного казаться солиднее и значимее. Но люди никогда не строят пирамид, ведь в них нельзя жить и проводить торжественные собрания, и тем более люди никогда не будут строить сфинкса, который символизирует далеко не величие очередного революционера или президента страны. Люди предельно приземлены и заботятся прежде всего о своем собственном уюте и о своей собственной значимости.

Тогда почему, почему были построены пирамиды и сфинкс? С какой целью? Ведь досужие объяснения цели построения пирамид в качестве гробниц для фараонов не выдерживают критики, так как до сих пор ни в одной пирамиде еще не найдено ни одной мумии фараона, а таинственное умение грабителей проникать внутрь пирамид вызывает сомнение. А кого символизирует сфинкс? Непонятно. Волей-неволей напрашивается вывод о том, что жизнь значительно сложнее, чем мы думаем, что легенды о Богах или Сынах Богов могут иметь под собой реальную почву. Ведь видим же мы пирамиды и сфинкса наяву, в реалиях… Ведь их до сих пор невозможно построить с помощью современной техники.

– Шеф, идем, жарко, мозги расплавятся, – услышал я голос Юрия Ивановича.

Это мы построили пирамиды

Вечером этого дня египтяне достали две бутылки виски. Поскольку распитие спиртного в стране запрещено, мы заперлись в гостиничном номере и без закуски начали пить. Та доза, которую мы приняли, для нас, россиян, была нормальной, но редко пьющие египтяне быстро опьянели и начали шуметь, галдя на своем языке.

– Запретный плод сладок, – ухмыльнулся Юрий Иванович, показав на египтян и отхлебнув из стакана.

– А что они так галдят, смотри, один даже за нож хватается, – заметил Амир Салихов.

Египтянин

И в самом деле, один из египтян, раскрасневшись, периодически хватал лежащий на столе нож, махал им в воздухе и что-то громко выкрикивал.

– Шеф, спроси, чо этот-то с ножом раздухарился, – послышался голос Юрия Ивановича.

Как только я вмешался в разговор, египтяне перешли на английский язык и начали с жаром объяснять причину своего возбуждения. Причиной оказалась неприязнь к Израилю.

– Как это так, – говорили они, – страна величиной с копейку воевала с нами. Они, евреи, хотят захватить весь арабский мир и всех арабов сделать рабами. Не будет этого, не будет! Если даже наши войска не смогут справиться, когда Израиль снова нападет на нас, мы все возьмемся за ножи и перережем всех евреев.

После этих слов один из египтян снова взял нож со стола и сделал два-три колющих движения в воздухе, имитируя, видимо, процедуру убиения израильтянина.

– Все нормально, шеф? – тревожно спросил Юрий Иванович, для которого арабский и английский языки были одинаково непонятны.

– Нормально, Юра. Это они евреями возмущаются.

– Среди нас евреев вроде нет, – вытаращил глаза Юрий Иванович.

– Мы древнейшая нация на Земле, – все так же возбужденно продолжал один из египтян, – мы построили великие пирамиды, построили великого сфинкса. Пирамиды и сфинкс говорят о нашем величии. Кто еще в мире смог построить пирамиды? Никто. Скоро наша нация возродится, мы не можем не быть первыми в мире, потому что к этому нас ведут великие пирамиды.

Я слушал это и думал о глубоком заблуждении египетских арабов. Я знал, что арабские племена пришли на территорию Древнего Египта в сравнительно недавнее историческое время, тогда, когда великая империя египетских фараонов уже пришла в упадок. Но как легко грандиозные достижения древности приписать самим себе! Жить бок о бок с пирамидами еще не означает уметь их построить или хотя бы знать – для чего они были построены. Только потом, когда я после первых гималайских экспедиций несколько поумнел, я, вспоминая эту египетскую сцену с ножами, стал удивляться тому, насколько легко у людей возникает самомнение, что они способны сравнивать себя с Богами. А пирамиды стоят тысячелетиями и всем своим обликом молчаливо говорят людям, что мир и разум значительно сложнее, чем думают люди.

Прошло несколько лет. Шел 1993 год. Последние два года мы часто бывали в Мексике, показывая в этой стране наши новые операции при куриной слепоте и других заболеваниях сетчатки. Обычно мы выезжали втроем – я, хирург Венера Галимова и электрофизиолог Рафаэль Юсупов.

Венера Узбековна Галимова работает у нас заместителем директора центра, она доктор медицинских наук, профессор и является хирургом суперкласса. Порой удивляешься, сколько сил у этой маленькой красивой женщины. Она у нас делает самые сложные и самые ответственные операции. Я неоднократно наблюдал, как в моменты особого хирургического напряжения спина ее становилась мокрой, и от этого мне было ее жалко, хотелось сказать, что не женское это дело – оперировать.

Венера Узбековна Галимова

Обладая исключительным обаянием и моложавостью, Венера Узбековна Галимова нравится мужчинам всех возрастов, как говорится, от эмбриона до глубокого старика. Но, будучи чрезвычайно строгой женщиной, она никогда не допускает того, чтобы мужчина перешел рамки приличия. Мне периодически любопытно наблюдать, как представители мужского пола перед ней начинают петушиться, стараясь казаться лучше, чем они на самом деле есть. Помню, как в Испании знаменитый офтальмолог Барракер целыми днями держал нас около себя, а когда мы куда-то отходили, искал нас по внутрибольничному радио: «Докторас руссас, докторас руссас!» – все из-за Венеры. Нам с Юрием Ильичом Кийко, директором нашего московского филиала, было даже обидно.

– Мы как телохранители, – сказал Юрий Ильич.

А в Мексике мы проводили операции так называемым безнадежным больным, а специально созданная комиссия Министерства здравоохранения Мексики, независимо от нас, оценивала их результаты. Мы очень подружились с двумя операционными сестрами – Сильвией и Марией, и анестезиологом Хосе Луисом. По моим наблюдениям, Хосе Луис долго держался, но тем не менее тоже пал ниц перед Венерой Галимовой. Однажды он спросил нас с Рафаэлем Юсуповым о том, что мог бы ли он ухаживать за доктором Венерой. Мы ответили что-то наподобие того, как «попробуй, только вряд ли из этого что получится».

Хосе Луис начал свою, видимо, ночами подготовленную речь, когда мы после операций пили чай.

– Вы знаете, Венера, что я чистокровный ацтек?

– Да? Неужели? А я думала – испанец!

– Нет, я – представитель древнейшей нации на Земле, той нации, которая построила великие мексиканские пирамиды. Неужели я похож на испанца?

– Ну, как Вам сказать, похож чуть-чуть.

– Хочу Вам объяснить, – продолжал Хосе Луис, – что ацтеки отличаются от майя. Внешне мы вроде бы схожи, но именно мы, ацтеки, построили пирамиды. Вы были на мексиканских пирамидах?

– Да, уже несколько раз.

– Ну, как впечатление?

– Грандиозное. Я даже залезла на пирамиду Солнца, а на пирамиду Луны не решилась, там ступеньки очень высокие, – отвечала Венера.

Ацтек

– Пирамида Солнца олицетворяет Солнце, а пирамида Луны – Луну, – нелепо решил внести ясность Хосе Луис. – Когда залезешь на пирамиду Солнца, надо смотреть на Солнце, а когда залезешь на пирамиду Луны – на Луну. У нас, ацтеков, так принято. Вы смотрели, Венера, на Солнце, когда залезли на пирамиду Солнца?

– Ой, уж не знаю. Было жарко, Солнце было везде…

– Я приглашаю Вас на пирамиды; мы залезем на пирамиду Солнца и будем смотреть на Солнце, дальше, ближе к вечеру, мы залезем на пирамиду Луны и будем смотреть на Луну. Тогда Вы поймете душу ацтека! Не зря ацтеки поклонялись Солнцу и Луне и построили пирамиды, чтобы созерцать их. Тогда Вы поймете всю древность и величественность ацтеков. Поедемте!

– Ой, наверное, не получится. Мы же все время думаем о больных, об операциях, потом у нас много планов по научной работе, – кокетничала Венера.

– Послушай, Хосе Луис, а почему у мексиканских пирамид вершины обрезаны, а египетские пирамиды остроконечные, – перебил Рафаэль Юсупов – тот самый Юсупов, который в будущем станет членом тибетской экспедиции.

Мексиканская пирамида

– Я не знаю точно… Но ведь люди, чтобы любоваться на Солнце и Луну с вершины пирамиды, должны стоять там, а как будешь стоять на остроконечной вершине? Поэтому мы обрезали вершины пирамид…

– Сомнительно, – многозначительно произнес серьезный по натуре Юсупов, забыв, что вопрос состоит в душевном порыве Хосе Луиса, а не в конструкции пирамид. – Очень сомнительно, чтобы мексиканские пирамиды были построены в качестве смотровых площадок. Нерационально это. Что говорит об этом история древнего ацтекского государства?

– История говорит… говорит… – озадачился попавший в замешательство Хосе Луис, которого явно не устраивал перевод разговора в историческое русло. – История говорит о том, что когда-то ацтекское государство было очень мощным и владело секретами, которыми никогда не владели европейцы.

– А почему же ацтекское государство пришло в упадок? – не унимался Юсупов.

– Потому что в Америку пришли испанцы и захватили нас, – начал уже злиться Хосе Луис.

– Ну, если бы ацтекское государство было очень мощным… И вообще, исторические факты говорят, что эти пирамиды построили майя, а не ацтеки.

– А все-таки, наверное, очень романтично встретить закат на вершине пирамиды Луны, – прервал я, пытаясь помочь Хосе Луису и сохранить розово-романтическую направленность разговора в отношении Венеры Галимовой.

– Романтично-то оно романтично, – не умолкал Юсупов. – В науке существует понятие золотого сечения пирамиды. Любопытно было бы посмотреть, не по золотому ли сечению обрезаны вершины мексиканских пирамид.

– У вас в Мексике молодожены, наверное, ходят на пирамиды и смотрят на Солнце и Луну, – еще раз попытался я спасти положение в угоду душевному настрою Хосе Луиса.

– Не всегда, – буркнул уже обидевшийся Хосе Луис. – Кстати, Вы знаете, что все южные штаты Соединенных Штатов Америки раньше принадлежали Мексике, но дядя Сэм отвоевал их у нас? Америка пока сильнее нас, она пока давит нас. Но у США нет истории. А наша ацтекская история уходит корнями в древность. Да, мы утеряли свою былую силу, но это пока, временно, мы восстановим свою мощь, потому что мы – народ, построивший великие пирамиды. Пирамиды влияют на нас и никогда не позволяют нам стать слабыми. Мы ведь смогли построить пирамиды, которые никто не может построить…

Слушая этот монолог, я вспомнил египетских арабов, которые размахивали ножами и говорили примерно те же слова, искренне веря, что именно они построили пирамиды. В то время, в 1993 году, нами уже были завершены офтальмогеометрические исследования, которые показали, что мексиканские индейцы (ацтеки и майя) являются составной частью одной из ветвей распространения человечества по земному шару из Тибета, той ветви, которая проходит через Сибирь, Чукотку, Аляску и даже идет через весь Американский континент до мыса Горн. Поэтому с некоторой степенью достоверности можно думать, что ацтеки, как и египетские арабы, пришли на землю пирамид тогда, когда пирамиды были уже построены. Очень сомнительно, чтобы ацтеки вечно жили на одной и той же территории, ведь история человечества переполнена перемещениями народов. Я опять же подумал о том, что жить рядом с пирамидами еще не означает уметь их построить или хотя бы знать – для чего они были построены.

Я глубоко уважаю мексиканцев (будь то ацтеки, майя или испанцы) за то, что они не потеряли своей самобытности, не «американизировались» и с гордостью говорят о своих исторических корнях. Этот народ будет иметь будущее, так как у них нет великодержавного апломба, который я считаю первым признаком загнивания общества. Поэтому, я думаю, мы простим им маленькую слабость, связанную с пирамидами, и поймем, что пирамиды невольно затягивают в пучину веков и возвеличивают человека.

Один мексиканский ученый говорил мне, что мексиканские пирамиды построены из каменных блоков, которые нанизаны на длинные, по многу метров, каменные штыри толщиной в палец. Этого невозможно сделать с помощью современной техники, это могли сделать только древние.

Рыбалка на карасей

В очередной раз, возвратившись из Мексики и мучаясь от того, что день и ночь поменялись местами, я позвонил Юрию Ивановичу Васильеву и пригласил его порыбачить на карасей. Был конец июня 1993 года. Было жарко.

Поехали на рыбалку втроем: я, Юрий Иванович и водитель Дима – простой черниковский парень (Черниковка – рабочий район города Уфы). Поставили сети, озираясь по сторонам и боясь рыбинспекции. Потом развели костер, поставили палатку, достали бутылку водки и сели ужинать.

– Ну, за Россию и за российских карасей, – предложил я тост, смакуя приятное чувство возвращения на Родину, по которой я искренне скучаю во время длительных зарубежных поездок.

Юрий Иванович вкусно опрокинул рюмку, закусил огурчиком и, чавкая, спросил:

– Чо там, шеф, в Мексике-то? Говорят, бабы там страшные, как война. Зато пирамиды есть. Бывал на пирамидах-то?

– Бывал, Юра, бывал.

– Ну, как они, больше египетских? А то мы тут в техотделе спорили, я им говорю, что египетские больше, а они – мексиканские. Чьи больше-то, шеф?

– Египетские больше.

У костра

– Ну что, давай за мексиканские пирамиды выпьем. Помнишь, в Египте, один араб наклюкался и ножом махал. Ну, дурак, а! Чо тут, шеф, рюмками мелочиться, давай по полстакана ахнем, – сказал Юрий Иванович, уже наливая водку в стаканы.

– Давай, – ответил я, чувствуя, что меня клонит ко сну, и надеясь, что после водки я смогу уснуть в российскую ночь, когда в Мексике в это время день.

Мы выпили. Водитель Дима тоже выпил.

– Эх, Димка, – нравоучительно сказал Юрий Иванович, пожевывая колбаску с зеленым луком, – темнота ты черниковская, темнота. Ты даже не знаешь, сколько в мире чудес-то! Вот когда мы с шефом были в Египте, видели мы чудо одно – пирамида называется. Большая – у…! Кто построил – никто не знает! Египтяне хорохорятся, что они построили, а на самом деле это не так. Боги построили пирамиды, Димка, Боги! Вот шеф и в Мексике пирамиды видал. Тоже большие. Тоже Боги построили. Не бывал ты, Димка, в Египте, не бывал…

– Может, я еще побываю в Египеде…

– Не в Египеде, а в Египте, темнота ты черниковская. Через «т» пишется, а не через «д». Египет, понял, а не Египед. Наливай лучше, темнота ты черниковская.

Мы выпили еще.

– Юра, Дима! Я, наверное, пойду в палатку, посплю. Что-то на сон тянет. Может, перевернуться смогу со дня на ночь, – попросил я.

Я залез в палатку, перебил комаров и улегся спать. Вначале я вроде бы начал засыпать, но потом сон прошел, и я стал мучиться, пытаясь уснуть.

– Черт побери, – думал я, – как бы уснуть, а! Даже водка не помогает. Буду-ка думать о пирамидах, о чем уж пошел разговор.

Находясь в полудреме, я стал думать о пирамидах. В голову лезли фантастические мысли, которые я, засыпая, никак не мог отделить от реальности. Мне мерещилось, что на Земле существует какая-то другая, параллельная жизнь, что в этой параллельной жизни все по-другому, все не так, как у нас. Там, в этом параллельном мире, живут люди огромного роста, которые перемещаются на овальных летательных аппаратах и иногда залетают в наш мир, наблюдая за нами и относясь к нам как к неразумным детям. Мир, в котором они живут, неразрывно связан с Космосом и с глубинами Земли, и они, эти люди огромного роста, способны путешествовать там, уходя под землю или мгновенно исчезая в далях Космоса. Время в этом мире течет по-другому, там другая природа, другая погода и только пирамиды, только величественные пирамиды находятся одновременно и в этом, и в том, параллельном, мирах. Именно используя пирамиды, люди огромного роста переходят в наш мир. Они их построили в строгом соответствии с законами Космоса и по строгим математическим законам разместили на Земле. Им неважно, где находится пирамида – на поверхности земли, под водой или под землей, важно, чтобы она была. Эти люди огромного роста построили пирамиды столь прочно, что они никогда не разрушатся ни в нашем, ни в параллельном мире, и если какая-либо пирамида разрушится, они построят новую, такую же. Они, эти необычные люди огромного роста, создали в глубинах Земли специальные каналы, которые приближаются к земной поверхности в районе пирамид и других монументов древности. Они не обращают внимания на то, что обычные люди нашего мира, подчиняясь глубинному зову Космоса, стараются строить небольшие и нелепые пирамиды в качестве усыпальниц для своих царей, мечтая приблизить тем самым своих царей к ним – людям великой и древней земной параллельной цивилизации. Их не интересует, что люди нашего мира приписывают строительство пирамид себе…

– Фу ты, – проснулся я. – Ну и сон! Интересный какой…

– Юрий Иванович, а что такое сфинкс? – послышался голос Димы-водителя. Они, как я понял, продолжали сидеть у костра и пить водку.

– Сфинкс – это животное такое, большое. Из камня.

– Статуя, что ли?

– Да нет, темнота черниковская. Это не статуя. Это сфинкс.

– А… а… а какой он, сфинкс?

– Сфинкс, он как собака, которая лежит, но лапы у него кошачьи, голова у него человеческая – на деревенскую бабу похожая, а уши слона, – важно произнес Юрий Иванович. – Головешку-то подай, прикурить хочу!

Послышался специфический звук, из которого я понял, что Юрий Иванович смачно выдул дым своих любимых сигарет «Вега».

– Сфинкс, он очень большой, такой большой, – продолжал Юрий Иванович, – что ты таких больших зверей и не видел, Димка. Подкинь дровишек-то в костер, видишь – тухнет. Молодой, а не видишь.

– Он, сфинкс-то, как слон большой? – спросил Дима.

– Эх, Димка! Слон с один его ноготь будет. Понял, какой большой?

– О… о… А он живой, сфинкс?

– Эх, темнота ты черниковская, Димка! Каменный, я же тебе говорю, он каменный, а может, был живой, но окаменел.

– А… а…

В разговоре произошла некоторая пауза, после чего Юрий Иванович сказал:

– Окурки, Димка, в костер кидать надо, а не разбрасывать как сволочь последняя по сторонам.

– А кто он, Юрий Иванович, сфинкс?

– Не твоего ума это Димка, не твоего. Тебе, вон, баранку только крутить. Костер даже разжечь толком не умеешь. Сфинкс, он – загадка, Димка, загадка. Вон, шеф, стоял и в глаза ему смотрел и спрашивал, куда же он смотрит.

– Кого спрашивал, сфинкса?

– Да нет, египтян, темнота ты черниковская.

– Так куда он смотрит?

– Смотрит он туда, куда никому не дозволено смотреть. Тебе вот, Димка, нельзя туда смотреть, а сфинксу можно. Страна там есть – Шамбала называется. Боги там живут. Вот туда и смотрит сфинкс. А тебе смотреть туда нельзя, спекешься, Димка.

Слушая и посмеиваясь над этим пьяным разговором, я опять вспомнил египетского гида, у которого пытался выяснить, куда же смотрит сфинкс. Почему-то это мне показалось интересным, может быть, оттого, что я офтальмолог и понятие «взгляд» для меня профессионально близко. Может быть, то место, куда Боги спускались на Землю, и в самом деле существует! Может быть это не сказка! Может быть, Юрий Иванович прав, говоря о Шамбале! Может быть, там есть прекрасный необычный город, который построили Боги!

Естественное человеческое любопытство разбирало меня; хотелось верить в чудеса, хотелось пойти туда, куда смотрит сфинкс… Ночью человек всегда романтичнее, чем днем, в реалиях.

– Вот я пощелкал по пирамиде мизинцем, – послышался голос Юрия Ивановича, – и чувствую, крепкая она.

– Как камень, крепкая?

– Крепче.

– Как железо?

– Еще крепче.

– А сфинкса трогал, Юрий Иванович?

– Трогал.

– Ну, как он? – не унимался Дима.

– Тоже крепкий.

– А что крепче, Юрий Иванович, сфинкс или пирамида?

– Оба крепкие.

Я чувствовал, что пирамида и сфинкс по непонятным причинам все более увлекают меня. Простым любопытством объяснить это было трудно, так как в медицине тоже много интересных и животрепещущих загадок. Интерес этот, начавшийся в Египте и продолжавшийся в Мексике, странной доминантой сидел в голове. И самым главным во всем этом был вопрос – куда же смотрит сфинкс?

Тогда я не понимал, что человек не есть только физическое тело, наделенное сознанием, что главную сущность человека составляет его внутреннее и вечное «Я», называемое Духом, которое живет в своем подсознательном мире и подсознательно общается с другими внутренними и вечными «Я» людей, будь то живых, будь то мертвых. Законы, по которым живет этот подсознательный мир, иные, чем на Земле; здесь нет места материальным ценностям и вещественным устремлениям человека, здесь главенствуют Добро, Любовь и Зло, а мощь и сила каждого из внутренних и вечных «Я» определяется Знанием, которое накапливается и, что очень важно, интенсивно используется для совершенствования этого подсознательного мира.

Сейчас, когда я пишу эти строки, идет 2000 год. С того времени (1993 год), мне кажется, я немного поумнел, хотя чувствую, что не очень. Но, по крайне мере, я уже понимаю, что подсознательная жизнь человека, составляющая единое целое с волновой формой жизни Того Света, и в самом деле существует; в противном случае невозможно было бы объяснить многие медицинские, физические и философские парадоксы, с которыми мне приходилось сталкиваться в ходе научных исследований. Эта подсознательная жизнь течет как бы независимо от человеческого внешнего «Я», снабженного всепоглощающим и столь привычным для нас сознанием. Но внутреннее и вечное «Я» человека ведет свою потаенную деятельность, напоминая внешнему «Я» о себе интуитивным шепотом или чувством непонятных устремлений, вначале досаждающих человеку, но потом захватывающих его и ведущих в новом, порой неожиданном направлении.

Вот и тогда, в 1993 году, когда я лежал в палатке, интуитивный шепот и непонятные устремления начинали завлекать меня в загадочный и неожиданный для меня ракурс жизни, связанный со сфинксом, пирамидами и поиском Города Богов.

Я очнулся и снова прислушался к пьяному разговору, происходившему у костра.

– Юрий Иванович, – говорил Дима, – вот ты – большой человек, главным инженером работаешь в Центре. В Японии и Египете бывал! Скажи, а как у них по-английски будет «спасибо»?

– Эх, темнота ты черниковская! И этого не знаешь! Сэнк ю, – ответил Юрий Иванович.

– А… а… А как, Юрий Иванович, у них будет «пожалуйста»?

Наступила секундная пауза: чувствовалось, что Юрий Иванович забыл слово «плиз».

– Тоже «сэнк ю», – вдруг ответил Юрий Иванович.

– А чо, у них и «спасибо» и «пожалуйста» одинаково, что ли?! – удивился Дима.

– У них одинаково, – многозначительно произнес Юрий Иванович.

Я расхохотался и выкатился из палатки, выкрикивая: «Плиз будет, плиз!»

Оба удивленно смотрели на меня, потом, поняв, в чем дело, тоже расхохотались.

– А ты чо, Юрий Иванович, по-английски только одно слово знаешь, что ли? – вытаращил глаза водитель Дима.

Утром, снимая сети, мы обнаружили, что одна из сетей уплыла вместе с травяным островком, к которому я вчера ее подвязал.

– Ох и дурак же я, – хмыкнул я, – не догадался, что островок-то плавучий.

Чувство собственной тупости вновь нахлынуло на меня.

– Вроде бы я не такой тупой, что же это чувство так мучает? Неужели это связано с неудачной установкой сети? – думал я, свесившись с лодки и ковыряясь в водорослях руками в поисках пропавшей сети. Тогда я еще не понимал, что нужно радоваться вдруг нахлынувшему чувству тупости, поскольку это означает, что твое внутреннее «Я» недовольно твоим уровнем восприятия действительности и начинает вести свою внутреннюю работу, чтобы вытолкать тебя на новый виток научной деятельности, который внешне будет казаться нелепым и чудаковатым, но будет иметь глубокий смысл, реализующийся только через много лет. В тот момент я даже и представить не мог, что мое внутреннее «Я» заставит меня всерьез заняться изучением необычных глаз, нарисованных на непальских и тибетских храмах, и уведет в дебри Гималаев и Тибета в поисках загадочных пещер с законсервированными людьми, а также… в поисках легендарного Города Богов. Все это в корне изменит философское восприятие жизни, что выльется, как следствие, в изменение моего медицинского мышления и приведет к таким удивительным хирургическим достижениям, как трансплантация глаза.

А в то лето 1993 года, когда я с матом ковырялся в водорослях в поисках уплывшей сети, я ощущал только чувство беспробудной тупости, нервировавшей меня.

Сеть я все же нашел. В нее попало больше всего карасей. И вообще улов оказался хорошим.

Пойманные караси

Водка у нас кончилась. А Юрий Иванович намекал, что, несмотря на жару, выпить-то хочется. По пути домой мы заехали в деревню, купили бутылку дешевой водки и выпили по паре рюмок без закуски.

– Шеф, а куда все же смотрит сфинкс? – спросил Юрий Иванович, занюхивая вторую рюмку рукавом.

– Бог его знает, Юра! Не знаю. Это очень загадочно. Там что-то есть, Юра! – промолвил я.

Мы доехали до дома, разделили рыбу. В бутылке еще оставалась водка.

– Мужики, выпейте, чо оставлять-то, – посоветовал Димка, показав на бутылку.

– Жарко ведь…

– Ну, вы же крепкие мужики, как пирамиды, – важно произнес Дима.

Мы выпили. Дима откуда-то вытащил кусок хлеба и протянул его нам для закуски.

– Сэнк ю, – ответил Юрий Иванович.