Личный космокатер генерал-полковника Александра Васильевича Сухова модели «Лиса» с бортовым номером МР 3419 SPF и названием «Кармелита» (а каким же ещё?) пережидал ночь и общую неподвижность в юго-восточном секторе космодрома на спецстоянке. Они домчались туда на электрокаре по гладкому керамлитовому покрытию за каких-то пять минут, а ещё через одну поднялись по короткому трапу в кабину.
Космокатеры модели «Лиса» были предназначены для полётов на расстояния до семисот миллионов километров. Потом нужно заправляться и пополнять запасы воздуха, еды и воды.
Не совсем понятно, почему их обозвали космокатерами. По сути, это были самые натуральные планетолёты, способные преодолевать гигантские космические расстояния за относительно короткое время. Размерами сильно поменьше и, соответственно, удобствами и ресурсами жизнеобеспечения – это да. Но ведь путешествовать по-разному можно. Кто-то любит безопасность и комфорт межпланетных пассажирских космолётов, способных вместить до тысячи пассажиров, без проблем доставить их на Рею, которая отстоит от Марса на миллиард двести миллионов километров в самом удобном случае, и вернуться обратно. А кого-то хлебом не корми – подавай тесноту и спартанские условия космокатера. Зато летит spaceboat (в Марсианской Республике было принято два основных равноправных государственных языка – русский и английский и ещё три – испанский, польский и китайский – имели статус вспомогательных) не по расписанию и туда, куда хочет пилот и его пассажиры, если они имеются. Аналог личного краулера, по сути. Или личного автомобиля, которые когда-то были распространены на Земле. Только расстояния другие.
И стоимость, понятно. Намного. При всём чудесном и быстром развитии технологий, случившихся после Большого Исхода, построить аппарат, способный за тридцать шесть часов преодолеть сто миллионов километров – это вам не производство иголок наладить.
Но Марсианская Республика может себе позволить платить командующему Вооружёнными Силами Марса столько, чтобы он, в свою очередь, мог себе позволить личный космокатер. В конце концов, если бы не они, Вооруженные Силы, то неизвестно, чем бы закончился вражеский десант зимой 2229 года.
Тогда двум чужим десантным космолётам удалось прорваться сквозь орбитальную оборону в окрестности Нового Града. И, если бы не мужество солдат и офицеров 3-й отдельной пехотно-штурмовой бригады, неизвестно, чем бы кончилось дело. Бригада в том жестоком бою потеряла убитыми и ранеными сорок четыре процента состава, но остановила врага на подступах к городу, а затем обратила его в бегство. Командовал бригадой полковник Александр Васильевич Сухов, и тогда он ещё не знал, что меньше чем через год потеряет старшего сына, а ещё через семь лет примет командование над всеми Вооружёнными Силами Марса…
– Я могу спросить? – подал голос робот Георг Пятый.
– Нет, – отрезал Мигель. Он уселся в кресло пилота, включил бортовой компьютер и дал ему команду на разогрев двигателей и проверку всех систем. Ожила, засветилась мягким и зелёным панель управления. Тонко свистнул, выходя на режим, гравигенератор. Негромко загудели планетарные Т-двигатели. Заработал обогреватель. – Но я тебе отвечу. Мы летим на Луну.
– Благодарю, – сказал Георг Пятый.
– Ух, – воскликнул Конвей и принялся стаскивать с себя комбез. – Тёпленький пошёл. Наконец-то. А стаканы тут есть? Только без матрёшки, если можно.
– Тут даже выпивка должна быть, – сказал Мигель. – Если, конечно, отец со своими товарищами офицерами… Глянь на камбузе. Георг, чего стоишь, как засватанный? Помоги гостю.
– Позволю себе заметить, – сказал робот, – что вы не в том состоянии, чтобы управлять космокатером. Степень опьянения оценивается мной в шесть с половиной баллов по десятибалльной шкале, что автоматически…
– Пьяный лётчик взлетает лучше, чем садится, – наставительно заметил Мигель. – Запомни и не возникай.
– Это вульгарно.
– О’кей, не лезь не в своё дело.
– Уже лучше. Что касается сентенции о пьяном лётчике и его сравнительном умении взлетать и садиться, то данная сентенция мало того, что абсолютно недоказуема, но и призвана внушить тому, кто её высказывает, уверенность в несомненном и безоговорочном преодолении любых обстоятельств; каковая уверенность, в свою очередь, гораздо лучше описывается старой русской поговоркой, гласящей: «Пьяному – море по колено».
– Во шпарит, – с уважением заметил Конвей, который так и не дошёл до камбуза – застыл, прислушиваясь, на половине дороги с бутылкой виски в руке. – Как по писаному.
– Ага, – сказал Мигель. – Георг у нас такой. За словом в карман не полезет.
– Сколько он уже у тебя?
– Одиннадцать лет. От брата перешёл. По наследству.
– Да, точно, ты говорил, – вспомнил блюзмен и замолчал с грустью.
– К взлёту готова, – доложил бортовой компьютер.
– Спасибо, Алиса, – сказал Мигель. – Жди.
– Хорошо, – с почти неуловимым сексуальным оттенком в голосе ответила программа. – Я буду ждать.
Утверждали, что голос Алисы один в один повторяет голос одной древней программы, которая двести с лишним лет назад использовалась в популярном русском поисковике. Возможно, Мигель не проверял. В конце концов этот голос выбирал его отец. Нравится ему – пусть будет.
Мигель поднялся с кресла, махнул рукой, и они с Конвеем и замыкающим шествие Георгом проследовали на камбуз.
Тот располагался сразу же за кабиной управления, буквально в трёх шагах. Затем шёл спальный отсек вместе с санблоком (туалет плюс душ), потом грузовой, двигательный, и на этом внутреннее пространство космокатера заканчивалось. Два переходных шлюза – один, примыкающий сбоку к кабине управления, и второй, запасной, – сверху к грузовому отсеку – не в счёт.
Кабина управления на spaceboat так и называлась: кабина управления. В отличие от больших гражданских (научных, пассажирских и грузовых) и военных космолётов, где для обозначения такого же помещения использовалось слово «рубка». Почему в одном случае было так, а в другом – иначе, объяснить не мог никто. Эта этимологическая кутерьма из морских и авиационных терминов давно жила какой-то своей жизнью, а людям оставалось лишь её принимать и использовать по назначению.
На камбузе Мигель и Конвей уселись за столик. Георг поставил перед людьми широкие низкие стаканы из небьющегося стекла, бросил в них по паре кубиков льда из морозилки и остался стоять, всем своим видом демонстрируя недовольство.
Конвей плеснул в стаканы виски.
– Ну, на дорожку, – провозгласил.
– Поехали, – поддержал Мигель.
Чокнулись. Выпили.
Ледяной виски незаметно проскользнул в желудок, согрел его, быстро и весело поднялся выше, к голове. Там, впрочем, и так уже хватало всякого.
– Не передумал? – спросил блюзмен. – А то, может, всё-таки к девчонкам?
– Фигня, – сказал Мигель. – Всего-то ноль целых семьдесят три сотых астрономических единицы. – Тридцать шесть часов, и мы в Луна-Сити. Да, я забыл спросить, извини. У тебя-то как со временем?
– До пятницы я совершенно свободен, – заученно ответил поэт. – Ну что, по второй?
– Хватит пока, – сказал Мигель. – Давай в кабину, взлетаем.
– Ты родителям-то собираешься сообщить? – спросил Конвей, до которого, наконец, дошло, что всё по-взрослому.
– Пошлю радиограмму, когда взлетим и ляжем на курс.
– Боишься, чтобы не отговорили? – догадался Конвей.
– Трудно разговаривать с поэтом, – сказал Мигель. – Всё-то он знает, всё-то он понимает.
– А то! – надулся от показной гордости О’Доэрти. И так, надутым, и проследовал в кресло. Формально оно считалось креслом второго пилота или штурмана, но по факту было просто пассажирским, так как человек, управляющий космокатером, совмещал в себе все функции. Включая капитанско-командирские.
– Алиса, запрос ИИ-диспетчера, – сказал Мигель, пристёгиваясь.
– Соединяю.
Короткий шорох в аудиосистеме.
– ИИ-диспетчер космопорта Гагарин на связи, – провозгласил мужской баритон.
– Здесь космокатер «Кармелита», бортовой номер МР 3419 SPF. Прошу взлёт.
– Ждите.
Секунды ожидания тут же растянулись чуть ли не в минуты. Захотелось войти в то измерение, где они имеют физический облик, и пнуть ногой, – живей, поворачивайтесь уже! Где только оно, это измерение, существует ли, и есть ли туда вход…
Унестись далеко мыслями Мигель не успел.
– Космокатер «Кармелита», бортовой номер МР 3419 SPF, – бодро отчеканил баритон. – Взлёт разрешаю. Куда направляетесь?
– Луна-Сити.
– Счастливого пути.
– Спасибо. – Мигель протянул руку и ткнул кнопку «взлёт». Он мог бы отдать приказ Алисе, но предпочёл сделать это сам. Как всегда. В тот же момент до него дошло, что фраза Георга Пятого насчёт того, что он не в том состоянии, чтобы управлять космокатером, была шуткой. Чёрт, кажется, он и впрямь перебрал, уже юмор старины Георга Пятого перестал понимать. Всё, трезвеем.
Торжествующий рёв планетарных Т-двигателей заглушил его мысли. Космокатер, набирая скорость, рванул вверх навстречу ночному, исколотому звёздами небу Марса.
С тех пор, когда в середине пятидесятых годов двадцать первого века международная команда учёных и конструкторов разработала мощный, надёжный и относительно недорогой лазерный термоядерный двигатель (ЛТЯРД), а затем гениальный русский инженер Сергей Нефёдов собрал в сарае на своём дачном участке первый гравигенератор на ванадиевых микрокотлендерах, полёты в пределах Солнечной перестали быть неподъёмной проблемой.
Вот только лететь оказалось некому. Как поначалу казалось. Человечество настолько увлеклось трансгуманизмом, стремлением к технологической сингулярности, развитием и внедрением повсюду, где надо и не надо, искусственного интеллекта, что фактически потеряло интерес к колонизации иных миров.
К этому времени люди основали на Луне постоянную научную и производственную базу по добыче гелия-3; дважды слетали на Марс и пользовались двумя крупными международными космическими станциями.
Одна выросла из древней МКС, первый блок которой был выведен на орбиту Земли ещё в конце жестокого, кровавого, но полного романтики XX века.
Вторая была создана относительно недавно на орбите Луны и предназначалась изначально в качестве основного стартового комплекса для полётов на Марс, но в ходе создания и эксплуатации приобрела массу дополнительных функций.
Также были построены несколько грузо-пассажирских кораблей, оснащённых новыми двигателями ЛТЯРД и гравигенераторами Нефёдова для более удобного и быстрого сообщения с лунной базой. На одном, специально спроектированном и построенном корабле с усиленной радиационной защитой даже слетали в третий раз в истории на Марс. Запустили несколько космических аппаратов, управляемых ИИ, к спутникам планет-гигантов и границам Солнечной.
И на этом – всё.
Энтузиазм романтиков-одиночек, даже весьма именитых и харизматичных, призывавших отправиться в космос и осуществить мечту прадедов о колонизации Солнечной системы, не находил поддержки. Точнее, не находил он поддержки у тех, кто контролировал информационные, финансовые, производственные и энергетические ресурсы планеты. А мнения двенадцати миллиардов населения Земли не учитывал никто.
Его никто по большому счёту и не знал. Даже практически всемогущие нейросети с элементами ИИ, которые опутали весь обитаемый мир.
Да, время от времени проводились опросы и делались глубокие (как убеждали заказчиков исполнители) анализы на основе Больших данных, которыми обладали упомянутые нейросети. Но всё это почему-то не давало полной и чёткой картины.
Те, кто поумнее, были убеждены, что ничего странного в этом нет – сказывалась во многом иррациональная, непредсказуемая природа человека, который, при всей своей массовой чипизации и подключению к нейросетям, пока ещё оставался человеком.
«Любовь к ближнему и одновременное желание дать этому ближнему в морду не поддаются алгоритмизации», – говаривал по данному поводу великий русско-узбекский программист и наставник ИИ Ровшан Петрович Кушнаренко. И был, несомненно, прав.
Априори считалось, что подавляюще большинство людей на планете не жаждет никакого космоса. Хоть с романтикой, хоть с заработком, свободой или любыми иными мотивационными плюшками. То есть они, может быть, и не против. Теоретически. Но уж больно упираться не хочется. Им и на Земле хорошо, в многомиллионных гигаполисах-муравейниках, где каждому социализированному, трудолюбивому и законопослушному гражданину-потребителю (а сплошь и рядом совсем не трудолюбивому) гарантировались безопасность (относительная, конечно, но всё же, всё же!), комфорт, дешёвая еда, приличное медицинское обслуживание и набор развлечений, о которых люди прошлого, XX века, могли только мечтать.
Слава Новой экономике с её ИИ-нейросетями, легко решающими социальные и логистические задачи любой сложности!
С управляемым термоядерным синтезом, раз и навсегда покончившим с проблемой нехватки и дороговизны энергии!
Со сплошной роботизацией, в десятки раз поднявшей производительность труда!
С генной инженерией, окончательно похоронившей проблему голода!
С новым и безопасным транспортом, оснащённым гравигенераторами и «вечными» электродвигателями!
С медицинскими наноботами и, опять же, генной инженерией, способными вылечить почти любую болезнь!
С концепцией «счастливого богатства», при которой любая корпорация или отдельный олигарх, тратящий на общественные нужды, включая развитие науки и искусства, более сорока восьми процентов своего дохода, получал серьёзные налоговые льготы и эксклюзивное право на разработку самых перспективных экономических проектов!
Слава! Слава! Слава!
А кому не нравится – пожалуйста, скатертью дорога. На Земле хватает пустынных мест, где вас никто не достанет. Одной русской тайги двенадцать миллионов квадратных километров. Добавьте к этому десять миллионов квадратных километров тропических лесов, пустыни, полупустыни, саванны, тундру, горы, а также ледяные просторы Антарктиды… Да о чём говорить! Что, не хотите? В Антарктиде холодно, в пустыне жарко и нет воды, а в тайге мошка с комарами? Ну, мы примерно так и думали. Значит, живём и развиваемся дальше.
Всё изменила Ошибка 2064 года (она же просто Ошибка 2064 и последовавший за ней Большой Исход).
Как это часто бывает, началось всё с события, которое американский математик начала XXI века Насим Талеб, согласно своей теории, мог бы назвать «Чёрным лебедем». То есть редким, практически не поддающимся прогнозированию и влекущим за собой очень серьёзные последствия.
А именно – развитие медицины вообще и генной инженерии в частности привело к тому, что был, как казалось, изобретён способ, с помощью которого продолжительность жизни обычной человеческой особи продлевалась до двухсот семидесяти лет.
При этом новоявленным долгожителям гарантировалась примерно двухсотсорокалетняя молодость и зрелость со всеми преимуществами этих замечательных периодов жизни. И только последние тридцать лет человека ждала старость. Да и то относительная – без изнурительных болезней, дряхлости и старческой деменции. За редчайшими исключениями.
Надо ли говорить, что новость была воспринята с небывалым энтузиазмом?
Тогда ещё только начинались первые эксперименты с полным копированием человеческого сознания – ПКЧС (или по-английски CRHC – A complete replication of the human consciousness) с последующим его переносом в виртуальную реальность (вирт), где оно теоретически могло существовать вечно. Никто не знал, к чему эти эксперименты приведут, возможно ли такое вообще, а если и возможно, то насколько качество цифровой жизни в вирте (если это, конечно, можно назвать жизнью) будет отличаться от качества белковой жизни в реальности. А посему количество желающих немедленно перейти в категорию сверхдолгожителей перевалило все мыслимые пределы.
Соблазн усугублялся ещё и тем, что, по уверениям генетиков и биологов, которые занимались разработкой и тестированием метода, был он сравнительно дёшев (двухлетний заработок средней руки специалиста в развитых странах), и не существовало противопоказаний к его применению.
Ведущие банки мира тут же заявили, что готовы открыть специальные кредитные программы под общим названием «Три века молодости» (на самом деле, конечно же, меньше двух с половиной, но на то и реклама, чтобы кружить голову потребителю и обещать больше, чем можно получить на самом деле).
Учёные-разработчики подтвердили, что на сегодняшний день все мыслимые тесты на животных и добровольцах, а также всестороннее и глубокое моделирование с помощью самой мощной научно-исследовательской нейронной ИИ-сети SRNET (Science Research Network) дают неизменный и однозначный результат: метод абсолютно безопасен. Ладно, не абсолютно. На 99, 99999999 %.
Этого достаточно?
Голоса осторожных, призывавших не торопиться и довести вероятность ошибки хотя бы до миллиардной доли процента, утонули в жажде транснационально-корпоративной наживы и желании наслаждаться жизнью почти три века.
На всякий случай методу устроили ещё одну глобальную проверку по всем позициям. Продлилась она три года (под непрерывным и растущим давлением миллиардов граждан, переходящим время от времени в самые настоящие вооружённые стычки и даже революции).
Наконец, 28 августа 2064 года было объявлено о том, что метод официально одобрен на всех возможных уровнях и каждый желающий может им воспользоваться.
Голоса тех, кто предлагал подождать ещё минимум пять лет и продолжить клинические испытания, были услышаны и благополучно проигнорированы.
Люди жаждали жить долго и счастливо и ждать не желали.
Метод назвали Falek Method, сокращённо – FM. Или «метод Фалека» по-русски. По имени библейского персонажа Фалека – праотца Авраама, прожившего двести тридцать девять лет по одной версии и триста тридцать девять – по другой. Этот Фалек был также знаменит тем, что именно при нём случилось Вавилонское столпотворение и разделение народов. Собственно, в память о сём печальном событии он и был назван Фалеком, поскольку «фалеיк» на иврите – «разделение».
Искали подходящего по возрасту библейского долгожителя и нашли. Причём было предложение назвать метод по имени сына Фалека – Рагава, прожившего ровно столько же и чьё имя означает «дружество, товарищество». Не прошло. С холодным рационализмом посчитали, что «разделение» подходит точнее, поскольку человечество действительно разделилось – одна часть охотно согласилась подвергнуться FM, а другая категорически не захотела.
Как в воду смотрели. Имечко оказалось и впрямь пророческим…
За два с половиной года FM были подвергнуты более четырёх миллиардов человек.
За последующие полтора – еще около трёх миллиардов.
А через пять лет, осенью 2069 года, начали умирать первые из счастливчиков.
Типовой ударный крейсер Марсианской Республики, Свободного Государства Ганнимед, Лунной Федерации или Королевства Рея был способен развить тридцатипятикратное ускорение, которое нейтрализовалось за счёт работы гравигенераторов Нефёдова. Плюс, разумеется, сверхпрочные материалы на основе углерита, которые применялись при строительстве любых космолётов.
Пассажирские, грузовые и научные суда ходили, как правило, на двадцатипятикратном.
Суборбитальный многоцелевой истребитель RH-42M, на котором нашёл свою героическую смерть старший брат Мигеля и учился летать сам Мигель – на тридцатикратном.
Предел же космокатеров типа «Лиса» – пятнадцатикратное ускорение. Но после того как по просьбе генерал-полковника Александра Васильевича Сухова с «Кармелитой» поработали лучшие техники военного космофлота Марсианской Республики, spaceboat, не особо напрягаясь, мог ходить и на двадцатикратном. А если рискнуть и постараться, то и на двадцатидвухкратном.
– Рисковать не будем, – сказал Мигель, когда «Кармелита» вышла на стандартную стартовую орбиту. – Пойдём на двадцатикратном.
– Как скажешь, – поддержал его Конвей. – Ты за рулём.
– На этот раз – пас. Алиса поведёт. А мы с тобой ещё бабахнем – и на боковую. Что-то устал я, тот ещё денёк выдался.
– С пониманием, – с преувеличенно трезвым видом кивнул О’Доэрти. По тому, какую хрустальную и ясную прозрачность приобрели его зелёные, цвета молодого ивового листа, глаза, Мигель понял, что блюзмену лучше не наклоняться, чтобы завязать шнурки (тем паче, что их нет), – виски может потечь из ушей. – Сколько нам до Луны?
– Алиса, – обратился Мигель к компьютеру. – Курс – Луна, Луна-Сити. Двадцатикратное ускорение. Расчёт курса и времени.
– Расчёт закончен, – через несколько секунд откликнулась Алиса (расчёт делался мгновенно, но программа специально была настроена на некоторую задержку при ответе – считалось, что так человечнее). – Время в пути – тридцать шесть часов двадцать семь минут восемнадцать секунд. Поехали?
– Поехали! – скомандовал Мигель.
– А радиограмма? – осведомился Георг Пятый. – Напоминаю, что вы обещали.
– Вот ты и пошли, – приказал Мигель. – Текст: «Мама и папа, не волнуйтесь, мне срочно потребовалось слетать на Луну. Папа, прости, что без спроса взял «Кармелиту», верну в целости и сохранности. Целую. Ваш сын Мигель».
– Принято, – сказал робот.
– Стоп, поправка. В первом предложении слово «папа» убрать, вместо «не волнуйтесь» – «не волнуйся». Всё. Повтори.
– Мама, не волнуйся, мне срочно потребовалось слетать на Луну. Папа, прости, что без спроса взял «Кармелиту», верну в целости и сохранности. Целую. Ваш сын Мигель, – бесстрастно повторил Георг Пятый.
– Отправляй.
Они снова переместились на камбуз. Георг Пятый отправил радиограмму, соорудил нехитрую закуску и удалился в кабину, чтобы не мешать людям.
– Люблю я русских за то, что не пьют без закуски! – провозгласил Конвей и поднял стакан.
– Поэт, – кивнул Мигель. – Ритм и рифма. Уважаю.
Чокнулись, выпили, закусили.
– Но на самом деле виски принято пить без закуски, – заявил Конвей. Он только что смачно откусил от бутерброда, состоящего из куска чёрного хлеба с маслом и удачным вариантом синтезированной красной икры, и теперь старательно пытался подцепить из миски квашеную капусту, в которой алели ягоды клюквы. И капуста, и клюква были настоящими – выращены на обширных сельскохозяйственных угодьях-оранжереях неподалёку от Нового Града. – Это я тебе как ирландец говорю.
– Ирландцы – известные алкаши, – поддержал доверительную беседу Мигель и тоже потянулся к капустке. – Круче только русские. Но мы, как ты правильно заметил, хотя бы закусываем. Пусть и не всегда. Но зато даже виски!
– Чего это вы круче? – после выпитого глаза поэта ещё больше прояснились, хотя казалось, что дальше уже некуда.
– Да потому что мы во всём круче. – Мигель разлил виски. – Как говорил один забытый русский писатель начала двадцать первого века, – кто не русский, тот дурак. То есть это его персонаж говорил. Но всё равно. Ирландцев, испанцев и евреев, понятно, не касается. Ну, давай. За поэзию!
– За поэзию – это святое!
Чокнулись, выпили, закусили.
Космокатер ушел с орбиты и окончательно лег на курс. Едва слышно запел гравигенератор, нейтрализуя бешеное ускорение, на котором разгонялась «Кармелита». Её нос был теперь нацелен на яркую голубоватую звезду, сияющую в центре навигационного экрана.
– Земля, – произнёс Конвей с непередаваемой интонацией, глядя поверх плеча товарища.
Мигель повернулся вместе со стулом. Какое-то время они молча смотрели на экран. Мигель не знал, о чём думает О’Доэрти, но подозревал, что о том же, о чём и он сам. И миллионы людей на Марсе, Ганимеде, Рее, Луне или в любом другом месте Солнечной, которые вот уже сто двадцать лет – с тех пор, как последний корабль колонистов покинул Землю – смотрят на далёкую-близкую родину. Наступит ли день и час, когда мы вернёмся? И нужно ли нам туда возвращаться?
– Наступит ли время, когда мы туда вернёмся? – негромко пробормотал Конвей, и Мигель услышал, как забулькало в стаканы виски из бутылки.
– И нужно ли нам туда возвращаться? – Мигель повернулся к другу и взял стакан.
– Честно? Не знаю, – сказал блюзмен. – Но ты неправильно ставишь вопрос.
– А как?
– Хотим. Хотим ли мы туда возвращаться?
И, не дожидаясь тоста, Конвей опрокинул в себя виски. Мигель пару секунд помедлил и последовал его примеру.
До нового, 2070 года по всей планете умерло четыреста с лишним миллионов человек. Последние и самые продвинутые достижения медицины, включая тончайшую генную инженерию и наноботов, оказались бессильны. Люди старели на глазах, за считаные месяцы, и умирали от дряхлости и отказа жизненно важных систем организма. По сути, это была прогерия – генетический дефект, при котором смерть наступала от преждевременно развившейся старости. Только не та, крайне редко возникающая естественным путём и давно известная, а новая, искусственно вызванная. В тысячу раз более страшная. Да чего там – в десятки тысяч раз. Или в сотни – никто не считал.
В течение 2070 года на Земле умерли миллиард сто пятьдесят миллионов человек. В следующем, 2071 году – ещё полтора миллиарда.
Учёные вместе с приснопамятной ИИ-нейросетью SRNET бились над исправлением ошибки, но положительных результатов не было. Все исследования и тесты показывали одно и то же – ошибки нет. Люди, подвергнувшиеся FM, должны жить не менее двухсот семидесяти лет.
Должны, но почему-то не живут. Умирают стариками в тридцать, сорок, пятьдесят и вообще в любом возрасте после FM, и как это остановить – неизвестно.
И вот тут-то случилось разделение. Тот самый «фалек». Только гораздо круче вавилонского. На самом деле оно давно зрело подспудно, но только сейчас, в экстремально кризисной ситуации, окончательно оформилось в общественном бессознательном и выскочило наружу вполне действенной и вызревшей идеологией.
К дьяволу вашу технологическую сингулярность, мечту о бессмертии, чипизацию, медицинский нанобот и вообще любой симбиоз человека с ИИ! Также мы больше не потерпим ни малейшего генетического вмешательства в человеческий организм.
Человек должен развиваться и совершенствоваться естественным путём, и для этого имеются все предпосылки. Вперед, к матери-природе и обновленному человеку без чипов в мозгу и наноботов в крови!
Так сказали одни.
Вы хотите остановить прогресс. Это уже было в истории человечества и ни к чему хорошему не привело. Прогресс остановить нельзя. Да, иногда за него приходится платить очень высокую цену. Но в конце концов платить нужно всегда и за всё. Мы исправим ошибку и пойдём дальше. Не становитесь на пути прогресса и нашем пути.
Неизвестно, кто первым взялся за оружие, да в любом случае в подобных конфликтах правых и виноватых не бывает.
На стороне первых была железная решимость и организованность.
На стороне вторых – капитал и, опять же, организованность.
В яростной гражданской войне, которая вспыхнула по всему миру (не осталось ни одной не затронутой страны), погибло ещё несколько десятков миллионов человек.
Разумеется, как это обычно и бывает, в боевых действиях принимали участие не более десяти процентов населения, но и этого вполне хватило, чтобы человечество разделилось окончательно и мало не показалось никому.
Хуже всего, что дело дошло до применения ядерного оружия, после чего никто не остановился. На Землю упала реальная тень Апокалипсиса.
При этом FM продолжала косить народ миллионами.
Всеобщая гражданская война выплеснулась за государственные границы и превратилась в ту самую Третью мировую, о которой так долго – больше ста лет – балаболили на все лады всевозможные политические балаболки. Добалаболились.
В одном они оказались правы – победителей в этой войне быть не могло.
Первыми опомнились русские. Возможно, потому, что у них имелся большой опыт гражданских и мировых войн и они лучше других понимали, куда это всё приведёт. А может быть, из-за того, что территория России больше других пострадала от ядерных ударов, которые большей частью сама себе и нанесла.
Как бы то ни было, но в феврале две тысячи семьдесят третьего года первые корабли с колонистами на борту ушли к Марсу и Луне. Их в кратчайшие сроки построили на сибирских заводах втайне от остального человечества русские инженеры и рабочие на деньги русских олигархов.
Тех, кто вовремя понял, что на Земле ловить нечего.
Это был внушительный пример.
«Земляне! Мы, часть русского народа, не желающего больше участвовать в братоубийственной войне и превращении людей в придаток ИИ-нейросетей и заложников технологической сингулярности, улетаем на Марс и Луну. Мы построим там новую цивилизацию на принципах, которые всем хорошо известны. Это – свобода личности, физическая и духовная. Это – исключительно природное, естественное развитие человека за счет неисчерпаемых ресурсов его организма, разума и души. Мы не отказываемся от использования компьютеров, роботов и других научно-технических достижений. Но отныне и навсегда они будут подчинены человеку, а не наоборот. Мы призываем тех, кто разделяет наши идеалы, мечты и устремления, последовать за нами. Всем остальным – счастливо оставаться. Русские люди».
Так выглядело одно из посланий первых русских колонистов, мгновенно распространившееся по Сети. Потом их было ещё много, и не только русских…
Тут же стало известно, что в России гражданская война прекратилась, и по взаимной договорённости одна часть народа строит космические корабли, а другая им по крайней мере не мешает.
При этом Россия перестала отвечать на внешнюю агрессию. Сбила десяток межконтинентальных, которыми её пытались достать через Северный полюс некогда союзники и партнёры, раскатала в пыль несколько кибердивизий Западной Европы и парочку «живых» армий ближайшего юго-восточного соседа и ясно дала понять, что развивать военный успех не намерена. Не до этого, ребята, у нас колонизация Марса, Луны и всего, до чего дотянемся. Присоединяйтесь.
Великий Исход доказал в очередной раз, что никакие футурологические прогнозы не стоят и ломаного гроша. Насим Талеб с его теорией «Чёрного лебедя» снова оказался прав – люди бросили оружие и последовали примеру русских. Не все, совсем не все. Только те, кто хотел новой жизни и готов был ради неё покинуть Землю. Возможно, навсегда.
Подчеркнём. Большой Исход не мог бы случиться, не будь у человечества к тому времени соответствующих и, главное, уже отработанных и недорогих технологий, включая гравигенараторы, ЛТЯРДы и термоядерную энергию. И, конечно же, роботов, оснащённых ИИ. Но только полностью и безоговорочно подчинённых человеку. Знаменитые Три закона робототехники, выведенные американским писателем-фантастом Айзеком Азимовым в середине XX века, были намертво вшиты в каждый искусственный интеллект, применяемый колонистами. Попытка обхода или игнорирования любого из них каралась очень жёстко, вплоть до смертной казни.
Поначалу ручеек колонистов был практически незаметен. За первые три года на Луну и Марс перебралось всего несколько десятков тысяч (сорок пять тысяч по одним данным и шестьдесят две по другим). Эти скромные, но чертовски упорные тысячи построили первые города-базы, которые могли обеспечивать себя сами всем необходимым. Отработали на себе технологии выживания. Начали терраформирование Марса (на Луне в силу естественных причин выбрали иной путь – полностью искусственно созданной среды). Родили первых детей вне Земли.
Еще через четыре года, к две тысячи восьмидесятому, Землю покинуло уже порядка двухсот тысяч. Возникли колонии на Ганимеде и Рее и новые города-базы на Марсе и Луне.
«Здесь можно жить, ребята!» – наконец услышала Земля.
И в две тысячи восемьдесят первом началось повальное бегство, которое позже назвали Великим Исходом.
Как и положено настоящему Исходу, продлился он сорок лет – до две тысячи сто двадцать первого года, когда Землю покинул последний корабль с колонистами.
Всего за время Великого Исхода Землю оставили сто шестьдесят миллионов человек.
Задолго до его окончания на планете умерли все семь с половиной миллиардов, прошедших процедуру FM, против фатальных последствий которой так и не сумели найти средства.
Плюс миллиард с лишним, погибших в гражданских войнах и Третьей мировой.
Итого к две тысячи сто двадцать первому году на Земле оставалось около пяти с половиной миллиардов человек.
Сколько их было сейчас, в конце апреля две тысячи двести сорок первого года, не знал, матрёшка в стакане, никто.