Сознание вернулось ко мне прежде моего тела. Я бы запаниковала, будь у меня сердце, чтобы забиться сильнее, кровь, чтобы хлынуть, или мозг, чтобы анализировать, но я ничего не чувствовала. Не было ни ощущений, ни мыслей – лишь бескрайнее ничто.
Получилось? Или так выглядит смерть?
Ощущения начали медленно возвращаться. Первой стала неимоверная тяжесть в голове – словно деревянная колода, пригибающая меня к земле. Ну и ладно. Зато у меня снова была голова, и это такое облегчение! Потом появилась царапающая щеку шероховатая поверхность и болезненное покалывание в конечностях, напомнившее, что у меня есть конечности.
Первой моей связной мыслью было «Финн». Я попыталась пошевелиться, дотянуться до него, но меня словно лед сковал.
Я кое-как приподняла веки и мельком взглянула на размытый, чрезмерно яркий мир. Я судорожно втянула воздух в легкие, и их снова обожгло.
Покалывание усилилось и перешло в боль, острую и резкую, пронзившую мою затвердевшую плоть. Я попыталась крикнуть, но услышала лишь тихий стон и смутно догадалась, что он, должно быть, исходит от меня.
Где-то Финн позвал меня по имени.
Горячая волна прокатилась по моему телу, и мышцы скрутило судорогой. Я с трудом приподнялась на локте и извергла наружу скудное содержимое моего желудка. Ощущение было такое, словно тело пытается вывернуться наизнанку. Внезапно меня коснулись руки Финна, смахнули волосы с липкой щеки, и я благодарно прижалась к его прохладной коже.
Заклинание развеялось, и я сумела открыть глаза. Финн сидел рядом, склонившись надо мной. Судя по его виду, он не меньше моего вымотался и страдал от боли.
– Ты в порядке? – спросил он.
Я кивнула и с трудом вытерла лоб рукавом.
– Вроде да. Это было ужасно.
– Да уж. Летающий автомобиль намного приятнее.
Финн огляделся, обшаривая взглядом каждый дюйм пустого склада, как будто это была какая-то странная, чужая планета. Несколько секунд назад мы были в пустой комнате, в окружении солдат, а теперь очутились в каком-то складском помещении. Лабиринт коридоров над коллайдером сменился рядами непонятного хлама.
– Мы действительно это сделали! – сказал Финн. – Поверить не могу!
Я не разделяла его благоговейный восторг. Путешествия во времени – не чудо, а мерзость.
Финн заправил прядь волос мне за ухо таким естественным движением, словно он проделывал это ежедневно на протяжении многих лет.
– Ты как, можешь встать?
Собственное тело до сих пор казалось мне полым и нематериальным, как будто я случайно оставила часть его в будущем.
– Не знаю. Сможешь меня поймать, если я начну падать?
– Сомневаюсь, – отозвался Финн. – Но я позволю тебе упасть на меня. Это будет славное мягкое приземление.
Я улыбнулась.
– Мой герой!
И мы попытались встать. Было трудно сказать, помогаем мы друг другу или мешаем. Стоило Финну пошатнуться, и он чуть не ронял меня вместе с собой, а я – его, но мне и в голову не пришло, что стоило бы его отпустить, пока мы не поднялись с коленей в неустойчивый полуприсед.
Мы встали и попытались стоять прямо. Но как только это нам удалось, Финн ухмыльнулся и обнял меня. Он так был доволен, осилив это простое действие, что я невольно рассмеялась. Он тоже засмеялся, и вскоре мы смеялись на пару, до истерики, цепляясь друг за дружку и задыхаясь. Не знаю, что было тому причиной: затянувшаяся дезориентация после путешествия во времени или просто радость свободы, но я не чувствовала себя такой счастливой уже много месяцев. Много лет.
Но каким-то образом даже сквозь наш смех я расслышала щелчок затвора.
– Не двигаться!
Финн оцепенел у меня в объятиях, а я подняла руки вверх, как послушная маленькая пленница, каковой я и являлась. Солдат, подобравшийся к нам, пока мы хохотали, подошел поближе. Дуло его пистолета смотрело прямо мне в лицо.
– Что вы здесь делаете? – спросил он. Руки его слегка дрожали, и эта дрожь, передаваясь оружию, заставляла его подрагивать.
Я сощурилась, приглядываясь – мои глаза все еще слезились, и все перед ними расплывалось, – а потом узнала это лицо.
– Коннор?
Нам не сразу удалось его убедить, но когда я показала Коннору его собственное фото и фото его будущей жены – как я теперь узнала, ее зовут Лаура, – официантки из небольшого ресторанчика, уже дважды отказавшейся пойти с ним на свидание, – Майк Коннор начал нам верить.
Право слово, мне было бы трудно его упрекнуть, пристрели он нас на месте.
По моей просьбе Коннор провел нас в дальний угол здания. Через четыре года здесь будет засекреченное правительственное учреждение, место расположения самого большого в мире коллайдера, но в данный момент, как объяснил нам по пути Коннор, это был просто армейский склад, забитый сотнями старых автомашин, всякого снаряжения, ожидающего списания, и прочего хлама. Коннор был здесь младшим офицером, отвечающим за ночную смену.
По пути я то и дело поглядывала на него – никак не могла удержаться. Совсем недавно я видела, как умирает его более старшая версия, с сединой, подернувшей виски, и с морщинками в уголках глаз. Двух этих Конноров разделяло всего четыре года, но нынешний выглядел на добрых десять лет моложе и мягче. Будущее заставило Коннора постареть до срока, так же, как и нас с Финном. Этот молодой Коннор смотрел на меня, как на какое-то привидение, оживший призрак.
Он уже мертв, если только мы с Финном не спасем его.
– Не понимаю, – сказал Коннор по дороге. – Ну, то есть я вам верю – я же видел, как вы появились из ниоткуда, и у вас эта фотография – но у меня такое ощущение, что мой мозг вот-вот взорвётся.
– На самом деле все очень просто, – сказала я. – Вы знаете теорию относительности Эйнштейна?
Коннор уставился на меня.
– Давайте для простоты считать, что нет.
– Ну, я тоже не сказать чтоб прямо знаю… ладно. – Я тряхнула головой, чтобы в мыслях прояснилось. – По сути пространство и время – одно целое, этакий гигантский фильм, простирающийся во вселенной, именуемой пространство-время. Плотные объекты искривляют ткань пространства-времени – как батут, когда на него кто-то становится. Если взять что-нибудь достаточно тяжелое – невероятно тяжелое, – оно может прорвать дыру.
– Окей, это я уяснил.
– Так вот, в будущем правительство построит тут здоровенный коллайдер по имени «Кассандра». Когда определенные субатомные частицы будут при правильных условиях сталкиваться в нем друг с другом, эти частицы от удара сверхуплотнятся и станут достаточно тяжелыми, чтобы пробить крошечное отверстие в пространстве-времени. Мы пришли через эту дыру.
– Зачем?
– Затем, что будущее нужно изменить. Нам нужно уничтожить «Кассандру» до того, как ее построят, или миру конец. Люди не созданы для путешествий во времени.
– Но… – Коннор прижал пальцы к вискам. – Если вы уничтожите эту машину до того, как она будет построена…
– Тогда она никогда не появится, и нам не на чем будет вернуться во времени, чтобы уничтожить ее? – подсказал Финн.
– Точно!
Я кивнула.
– Это парадокс. Дело в том, что время не линейно, как мы представляем. У одного моего знакомого была своя теория насчет времени: он считал, что время – это своего рода сознание. Оно наводит порядок и бережет себя от парадоксов, которые могли бы его разрушить, – замораживает определенные события и охраняет их от изменений. Действие – например, мы что-то делаем, чтобы уничтожить «Кассандру», – встраивается, а бездействие – мы никогда не возвращаемся обратно, чтобы остановить эту машину, потому что мы не можем совершить это путешествие, – нет. Когда мы… сделаем то, что нужно, чтобы уничтожить «Кассандру», это превратится в замороженное событие, защищенное от парадоксов.
– А как вы вернетесь в свое время? – спросил Коннор.
Финн быстро взглянул на меня, прежде чем ответить.
– Мы не вернемся.
– А! – Коннор помрачнел. – Ясно. Вот, мы пришли.
Мы очутились в дальнем углу склада. В бетонном полу был устроен небольшой сток. Пять с половиной дюймов в ширину, тридцать две дырочки, а вот вмятины с пятицентовую монету размером еще нет, и стен из шлакоблока вокруг него – тоже.
– Для чего он? – спросила я. – Я об этом думала каждый день, пока сидела здесь, в камере.
Коннор пожал плечами.
– Да они тут повсюду. На случай, если вдруг система пожаротушения выйдет из строя или случится наводнение.
Какой безобидный ответ! Мне вспомнились все те ужасы, которые я себе воображала, – как я часы напролет смотрела на этот сток и представляла, как в него утекает моя кровь.
– Вам нужно узнать все, что только можно, об этом здании, – сказала я. – Все ходы и выходы. Тогда они оставят вас здесь, а не заменят кем-нибудь другим, когда займут это место. Вы – лояльный и трудолюбивый сотрудник, и вас повысят. Однажды вы услышите, что я украла ложку, и поймете, что мы готовы к тому, чтобы вы помогли нам сбежать.
– Господи, я поверить не могу, что ты действительно все это говоришь, – сказал Коннор. – Это звучит настолько невероятно!
– Ах, если бы!
– А как я в первый раз понял, что надо выпустить вас оттуда? – спросил Коннор. – Вас же здесь не было, чтобы мне об этом рассказать, пока все не произошло.
– Не знаю, – призналась я. – Наверное, те наши версии как-то сумели поверить друг другу.
Коннор запрокинул голову, словно пытался заглянуть за горизонт.
– Неужели будущее действительно настолько скверное?
Финн шагнул вперед и коснулся стены склада, той самой, которая однажды станет частью его камеры.
– Еще хуже.
Я посмотрела Коннору в глаза. Сейчас они были оцепеневшими от ужаса, но когда-нибудь они станут единственными глазами, которые за много месяцев посмотрят на меня по-доброму.
– Мы не сможем изменить ход вещей без вас, Майк. Вы – ключ ко всему.
Коннор мгновение помешкал, чтобы переварить эту мысль, и вздохнул.
– Ну, вы, наверное, уже знаете, что я собираюсь согласиться, да?
– Теперь знаем.
Коннор достал из кармана складной нож и начал отвинчивать решетку со стока. Я в последний раз посмотрела на листок бумаги, который пронесла в своем кармане сквозь время. Мне нечего было вычеркивать. Мои более ранние версии, те Эм, которых я никогда не знала, возникавшие при каждой попытке изменить время, оставили записи о каждом плане, который они испробовали, чтобы предотвратить такое будущее. Остался всего один способ, и он выпал на мою долю. Если его убийство не поможет, то уже ничто не поможет.
Я поцеловала листок и положила обратно в пакет. Если я потерплю неудачу, быть может, следующая Эм – та, которая сейчас находится где-то здесь, счастливая и беззаботная, и понятия не имеет, что ее ждет, – преуспеет. Я засунула полиэтиленовый пакет поглубже в сток, и когда Коннор стал привинчивать решетку на место, я от всей души понадеялась, что она никогда больше не очутится в этой камере и ей не придется находить эту записку.
Коннор спрятал нас в особенно захламленном уголке склада, потом принес нам крекеры с арахисовым маслом и чипсы из торгового автомата и оставил нас в списанном «Хамви». Финн поделил еду – я заметила, что он отдал мне куда больше половины, но не стала его останавливать, – и мы молча поели, умостившись на потрескавшихся кожаных сиденьях здоровенного автомобиля.
– Господи! – простонал Финн, слизывая с пальцев оранжевую пыль. – Ты помнишь, чтобы «Доритос» были такими вкусными?
– Я вообще не помню ничего настолько вкусного. – Я подцепила полоску арахисового масла с крекера и всосала его, пытаясь растянуть на подольше. – А какое тут мягкое сиденье!
Финн попрыгал на кожаной подушке.
– Это божественно!
Знаете, что хорошего в том, чтобы несколько месяцев просидеть в тюрьме? Вас потом нетрудно будет порадовать.
Остаток ночи мы провели в «Хамви». Финн сидел так близко, что мог бы прикоснуться ко мне, но не стал этого делать, и я была ему за это благодарна. Я и без того пребывала в растрепанных чувствах. Вместо этого мы просто разговаривали, и в темноте машины мне так трудно было рассмотреть лицо Финна, что мы как будто снова очутились в своих камерах. Как ни удивительно, это действовало на меня успокаивающе. Мы с ним провели массу времени, беседуя через разделяющую нас стену, и в безопасности наших собственных маленьких тюрем сказали друг другу много всего такого, чего никогда не стали бы говорить лицом к лицу. Хорошо, что можно постепенно, понемногу вспоминать, каково это – находиться в одном помещении.
– Напомни мне, что мы пытались сделать перед этим? – спросил Финн. – Ну, то есть наши последние версии.
– Мы… они избавились от Ноя Хиксона, – сказала я. Это был пункт четырнадцатый в списке. Я так долго смотрела на него, что теперь, стоило мне зажмуриться, перед глазами вставало каждое слово.
– А, ясно. От того инженера?
– Угу. Наверное, они думали, что доктор не сумеет спроектировать «Кассандру» без его помощи.
– Все так же не можешь называть его по имени, да?
Я покачала головой. Одна мысль об этом имени на моих губах вызывала тошноту.
– И я тоже, – прошептал Финн. – А как они от него избавились? Думаешь, они его убили?
– Не знаю, – отозвалась я. Я надеялась, что нет, хоть это и было глупо. Какое мне дело до того, что другая версия меня когда-то сделала с абсолютно незнакомым человеком?
– Но «Кассандра» все-таки построена.
– Получается, у нас нет выбора?
– Не думаю.
– Эм!..
– Что?
– Я понимаю, что между нами по-прежнему все сложно, и звучит это как-то по-девчачьи, но… – Финн придвинулся поближе в темноте. – Можно я возьму тебя за руку?
У меня перехватило горло. Я протянула ему руку. Наши пальцы переплелись, и так мы и держались друг за друга, пока не заснули.
Через некоторое время нас разбудил Коннор, и при свете мне оказалось трудно смотреть Финну в лицо.
– Я тут тебе принес кое-какую обувь, – сказал Коннор и бросил к ногам Финна потрепанные кеды. – Нельзя же спасать мир босиком.
Финн натянул кеды на ноги, все еще заляпанные кровью умерших в будущем солдат. Мои тюремные тапочки были тоненькими, но я уж как-нибудь доберусь в них до места, куда бы мы ни направлялись. Пока Коннор объяснял, как он планирует вывести нас со склада, Финн зашнуровывал кеды. В план Коннора входили погрузочная площадка и несколько старых деревянных поддонов – Коннор сказал шефу, что хочет приспособить их для хранения инструментов. Двадцать минут спустя мы уже лежали в кузове пикапа Коннора, накрытые брезентом вместе с пыльными поддонами, пока Коннор проезжал через караульный пост на дороге, ведущей прочь от склада.
– Ну вот, – прошептал Финн, – по крайней мере, это кажется знакомым.
Как только мы отъехали на несколько миль, Коннор остановился на обочине, и мы втиснулись в кабину грузовичка. Он отвез нас к себе домой, пустил в душ и дал свою одежду, чтобы мы могли переодеться в чистое. Я вышла из ванной – с мокрых волос капало на здоровенную черную толстовку Коннора, – и пошла искать Финна. Финн – в черных джинсах с продранными коленями и футболке с длинными рукавами – обнаружился за кухонным столом. Он ел блинчики. Коннор подвинул мне тарелку.
– Это все, что я умею готовить, – сказал он.
Я села и целую минуту лишь таращилась на стопку блинчиков, истекающих сиропом и усеянных лужицами масла. Мне хотелось свернуться вокруг них калачиком.
Не знаю, как долго мы с Финном ели, – знаю лишь, что Коннору пришлось испечь нам еще порцию, потому что первую мы смели в считаные минуты. К тому времени, когда я наконец отложила вилку, я была так набита блинчиками, что боялась, как бы меня не стошнило, – но никогда еще я не чувствовала себя так замечательно. Я наслаждалась своей тошнотой, и судя по протяжному стону Финна – он тоже.
Пока Финн мыл посуду, Коннор вышел и вернулся со спортивной сумкой в одной руке и пластмассовым футляром в другой.
– Запасная одежда, – сообщил он. – Немного медикаментов первой помощи, пара протеиновых батончиков. Не бог весть что, но…
– Это великолепно, Коннор, – сказала я. – Спасибо тебе.
– Тут вот еще… – Он открыл футляр. Внутри оказался полуавтоматический пистолет и коробка патронов. Мы с Финном переглянулись. Мы не говорили Коннору, что собираемся в кого-то стрелять. – Вам ведь это понадобится, верно?
Финн неестественно рассмеялся.
– Нет! Нам вовсе не нужен пистолет!..
– Твой пистолет, – вклинилась я. Коннор заслуживал хотя бы того, чтобы знать правду, – после всего того, что он сделал для нас. – Мы не хотим, чтобы следы привели к тебе. Ты должен через четыре года работать на «Кассандре», а если из твоего пистолета будет совершено убийство, этого ни за что не допустят.
– Я его купил на выставке оружия в Аризоне. Там регистрация не требуется. Так что никакие следы ко мне не приведут. – Он снова протянул мне футляр. – Все в порядке. Я понимаю, что невозможно изменить мир, не причинив никому вреда.
Я посмотрела на пистолет. По правде говоря, он действительно может нам понадобиться. С пистолетом можно убить издалека. Не придется смотреть в глаза тому, кого лишаешь жизни. Да, он точно нам понадобится. Я взяла футляр.
– Эм… – произнес Финн.
– Вы умеете с ним обращаться? – спросил Коннор.
Я проверила, стоит ли пистолет на предохранителе, закрыла футляр и сунула в спортивную сумку.
– Да, – сказала я, вспоминая долгие стрелковые тренировки. Джонас уводил нас в горы, и мы стреляли по грубым самодельным мишеням, прибитым к деревьям. – Умеем.
Уютное тепло маленькой кухни и вкус сиропа во рту рассеялись. Мы не на каникулах в нашем безбедном прошлом. Мы на задании. Нельзя позволить себе забывать об этом ни на мгновение, потому что воспоминания причиняют боль.
Коннор отвез нас на автобусную станцию в соседнем городке. Это оказался Октон, штат Пенсильвания. Все эти месяцы мы с Финном понятия не имели, где мы находимся. Я прижалась лбом к холодному стеклу грузовичка и смотрела на проплывающий за окном мир. Сперва вокруг были лишь пашни, припорошенные искрящимся белым инеем. Время от времени среди полей попадался дом, или ярко-красный амбар, или пасущаяся лошадь. Небо было совершенной голубой чашей, накрывающей мир: цвет был насыщенным у нас над головами и выцветал к горизонту почти до белого. Я напрочь забыла, какое же оно огромное. Мы въехали в городок, где останавливались автобусы, и у меня перехватило дыхание.
Тут были разноцветные навесы над дверями магазинов на главной улице и кованые фонари, все еще украшенные пышными рождественскими гирляндами. Люди на улицах не торопились, не шагали, опустив головы, не оглядывались, чтобы проверить, не появились ли поблизости солдаты. Когда я в последний раз была на улице, на каждом перекрестке стояли морпехи с автоматами, которые могли вообще без всяких причин потребовать у тебя предъявить документы. Мы воевали с Китаем и боялись надвигающихся воздушных налетов на Калифорнию. Группы террористов взрывали бомбы в городах восточного побережья. Даже дома люди не были в безопасности. Правительство следило за мобильными телефонами и интернетом, и достаточно было одного подозрительного слова, чтобы к тебе вломились типы из ДХС и отволокли тебя в лагерь ФЕМА как подозреваемого в терроризме.
А здесь, в прошлом, висят рождественские гирлянды. Я повернулась к Финну и увидела, что он смотрит вокруг такими же круглыми глазами.
– Неужели тут всегда было так красиво, а мы этого не замечали? – сказала я.
Финн взял меня за руку, но не ответил, и мы так и смотрели с благоговейным трепетом на наш прежний мир, пока Коннор не въехал на стоянку у «Бургер-Кинга», где нас уже ждал автобус.
Коннор купил у водителя билеты для нас и отдал мне все, что оставалось у него в кошельке. Я и хотела бы возразить – но знала, что нам понадобятся эти деньги. Пока водитель загружал остаток багажа, Коннор пожал Финну руку и неуклюже обнял меня.
– Когда я была маленькой, – сказала я ему на ухо, – у меня был воображаемый друг по имени Майлз. Фиолетовый кенгуру.
Коннор хмыкнул и отпустил меня.
– Окей.
– Этого не знает никто, – сказала я. – Вообще никто.
– А, так вот как!..
– Так я узнаю, что могу доверять тебе, – сказала я.
– Понял.
Финн коснулся моего локтя.
– Автобус сейчас отходит.
– Ну, до встречи, – пошутил Коннор. Я моргнула и увидела, как он падает на пол, прошитый пулями, и лицо у него в крови. Снова моргнула – и вот он стоит перед нами, улыбающийся, молодой и невредимый.
– Ты – самый лучший, Майк, – сказала я, и пока Коннор шел прочь, я добавила его в список людей, с которыми надеюсь никогда больше не встретиться.