– Ну, Димыч, радуйся, – Иван Николаевич вошел в комнату Дмитрия, помахивая перед собой белым бумажным квадратиком.
– Чему радоваться-то? – Дмитрий нехотя оторвался от своего занятия: он пытался на листе бумаги изобразить Оксану, но у него ничего не получалось; и повернулся к отцу.
Иван Николаевич снова торжественно взмахнул своей бумажкой.
– Вот, – его голос принял левитановское звучание: ясно послышались несказанные слова – От Советского Информ. Бюро… – вот, что, по моему мнению, должно доставить тебе хоть чуточку радости…
– Что это? – Дмитрий протянул руку, стараясь перехватить хрустящий прямоугольник.
Иван Николаевич быстро убрал руку за спину.
– Ну, уж нет, сын, – он укоризненно покачал головой, – ты лучше попробуй сам догадаться…
– Догадаешься тут с тобой, – хмуро протянул Дмитрий, – с твоими подколами на этой бумажке может оказаться все, что угодно.
– Обижаешь, – Иван Николаевич присел на край дивана напротив сына, – ты бы, Димыч, лучше головой подумал. Она тебе ведь дадена не только для того, чтобы шапку носить.
Дмитрий добросовестно начал прокручивать в голове возможные варианты доставления ему радости. Отец с легкой усмешкой смотрел на сына.
– Похоже, сынок, ты ищешь не в том направлении…
– То есть?
– Попробуй представить только ту информацию, которая, исходя именно от меня, могла бы доставить тебе радость…
– Подожди, подожди, – лицо молодого человека несколько прояснилось, – ты хочешь сказать, что на этом листке у тебя… адрес Оксаны?
– Молодец! – Иван Николаевич хлопнул сына по спине и поднялся.
Дмитрий уставился на листок, усыпанный столь долгожданными символами.
– Можешь писать письма, – Иван Николаевич незаметно вышел из комнаты.
– Спасибо, папа, – запоздало крикнул вдогонку Дмитрий, не отрывая глаз от дорогого адреса.
Молодой человек вытащил чистый лист бумаги, приготовил ручку и задумался.
Всегда тяжело начинать первое письмо, особенно тому человеку, с которым совсем недавно познакомился.
«О чем писать?» – Дмитрий принялся яростно грызть ручку.
В детстве ему постоянно за это доставалось. Чего только не делали его папа и мама, чтобы отучить от пагубной привычки: мазали клеем кончик ручки, надевали пустышку… Ничего не помогало. В минуты затруднения зубы по-прежнему вгрызались в ручку. И родители, в конце концов, махнули рукой.
«Здравствуй, Оксана. – наконец выдавил Дмитрий первую фразу. Дальше пошло легче. – Может ты уже и не помнишь меня. Наше знакомство было таким неожиданным и недолговременным. Напомню, что меня зовут Дима, и что мы встречались этим летом, проведя в разговорах почти три ночи. Надеюсь, сейчас ты меня вспомнила…»
Дальше опять застопорилось.
Дмитрий поднялся со стула и принялся вышагивать по комнате. Пластмассовый колпачок ручки трещал и сминался под его зубами. Однако ничего путного в голову не приходило.
«А может, просто описать мое житье-бытье?»
Эта мысль пришлась по вкусу. Дмитрий осмотрел ее со всех сторон. Примерил к самому письму, учитывая, что это первое, а возможно и последнее письмо. Ведь никто не мог ему точно сказать: захочет Оксана отвечать или нет. Насколько случайным или неслучайным было их знакомство. Ведь зачастую бывает и так: поговоришь, поговоришь, да и разойдутся пути-дорожки, чтобы никогда больше не встретиться. Причем, так, наверное, даже чаще. Редко, когда из мимолетной встречи вырастает что-то достаточно серьезное, хотя, бывает и наоборот…
Кто знает, как может сложиться в каждый конкретный момент.
Дмитрий снова тяжело вздохнул. То, что он сказал Алексею, в тот момент было импульсом протеста, импульсом зависти к успехам друга. До встречи с Алексеем он как-то и не думал, насколько крепка его привязанность к этой, хотя и прекрасной, но все же далекой девушке. Да, она ему понравилась, запала в душу, но является ли это любовью или нет… Ответить сложно. Ответа на этот вопрос порой не могут найти и более опытные в данной сфере люди. Куда уж ему, только-только выходящему из-под родительской опеки…
«Древние философы Индии, – вдруг послышался в голове юноши голос отца, – говорили, что у человека к человеку есть три влечения: влечение ума, влечение души и влечение тела. Влечение ума ведет за собой уважение, влечение души – дружбу, а влечение тела – желание. Все эти три влечения, взятые вместе, и сопровождаемые стремлением сделать объект влечений счастливым, приводит к любви…»
Дмитрий даже обернулся, чтобы убедиться, что Иван Николаевич не стоит за его спиной.
– Пожалуй, не стоит в первом же письме развивать данную тему, – проговорил он вполголоса, – хотя я уже и сейчас чувствую справедливость этих слов. В моем отношении к Оксане все это присутствует в полной мере.
Дмитрий даже удивился, проговорив все это. Нервно оглянулся: не услышал ли кто.
Он снова сел к начатому письму.
«Я тебе говорил, что после школы пошел в техникум. Впрочем, я был готов идти куда угодно, только бы не в школу, – строчки более уверенно ложились на листок, особенно после того, как Дмитрий решил, что не стоит писать о чувствах. Своим письмом он теперь словно продолжал их длительные разговоры, – хорошо, что еще уроков только три, правда все они сдвоенные. Представляешь, сколько нового можно получить за пару? Соответственно, и на дом задают не в пример больше. Порой голова пухнет от избытка материала…»
Дмитрий еще некоторое время продолжал в том же духе, пока решил, что достаточно писать о том, что ей может быть совершенно неинтересно.
Тогда юноша рассказал о море, о том, как встретился с другом.
Усмехнувшись, вспомнил, что у Оксаны есть хорошие близкие друзья – Дмитрий и Алексей. Во время одного из разговора, еще там, в Москве, он даже не удивился подобному совпадению.
Письмо получалось длинным, и каким-то сумбурным, особенно, когда юноша старался обойти стороной испытываемые им чувства.