– Суровая ночка, да? У тебя такой видок, будто ты вместе с нами спал под открытым небом.
Мэтт вгляделся в шахматную доску, не обращая внимания на чернокожего мужчину, не раз битого жизнью, а теперь сидевшего напротив него за потрепанным столом в Вашингтон-Сквер-парке.
– Тебе не холодно? Где твоя куртка?
– Уймись, Регги, – ответил Мэтт, отмахиваясь от вопросов, – дай мне сосредоточиться.
И опять задумался над ходом на доске. Сквозь парк пронесся утренний бодрящий ветерок, и парень потер озябшие руки. Для апреля было чересчур холодно.
– Да хоть весь день думай, – хрипло засмеялся Регги, – мне вообще по барабану.
За два года Мэтт не выиграл у бродяги Бобби Фишера, обитавшего в Вест-Виллидже, ни единой партии. Он никак не мог понять, каким образом этот умнейший человек оказался на улице, но вопросов никогда не задавал. Парень пошел слоном, взяв пешку на g7.
Регги покачал головой с таким видом, будто тот его разочаровал:
– Я так понимаю, ты только что с тусовки?
– Ага, в Годдарде, – Мэтт кивнул головой на Годдард-Холл – башню из выбеленного ветрами и дождями кирпича, возвышавшуюся над парком.
– В Годдарде? Значит, с первокурсницами зажигал, – ухмыльнулся бродяга.
Его познания о Нью-Йоркском университете были гораздо глубже, чем у большинства студентов. Вполне возможно, в свое время он там и в самом деле учился.
Это было довольно странно, потому что окружающие имели обыкновение изливать Мэтту душу, рассказывая истории своей жизни, посвящая в свои тайны и проблемы. Он полагал, к этому располагало его лицо. А может, и тот факт, что он предпочитал не столько говорить, сколько слушать и наблюдать. Однако Регги, несмотря на свою непрекращающуюся болтовню, даже словом не обмолвился, как жил до того, как оказался в этом парке. Раньше Мэтт пытался уловить в историях мужчины какие-нибудь подсказки на его прошлое: тот постоянно держал при себе армейскую сумку цвета хаки и раньше вполне мог служить в армии; руки и ногти у него всегда были безупречно чистыми, что наводило на мысль о медицине. Уличный жаргон, на котором тот говорил, казался естественным, но иногда в нем проскальзывала фальшь. Он мог быть преступником в бегах, а мог и обыкновенным парнем, переживавшим трудные времена, любившим играть в шахматы и не испытывавшим ни малейшего желания оправдывать свой образ жизни перед каким-то докучливым студентом.
– Стало быть, дружище, ты всю ночь отрывался с университетскими девчонками, – снова усмехнулся Регги, – хотел бы я знать, что на это скажет твоя рыженькая милашка.
Хороший вопрос. Только эта рыженькая милашка вчера порвала с ним. Именно из-за этого Мэтт так на-дрался в «Purple Haze», а позже продолжил в Годдарде и порезвился на втором этаже с Диной (или Даной?). В итоге в семь утра он оказался в парке с взлохмаченной шевелюрой, лишенный возможности вернуться в кампус – электронный пропуск, ключ от комнаты и телефон остались в кармане потерявшейся куртки.
Регги пошел ладьей на g8 и улыбнулся желтозубой, самодовольной улыбкой:
– Знаешь, меня начинает удивлять, как тебя вообще зачислили в это замечательное заведение.
С этими словами он бросил взгляд на здание приемного отделения, над которым развивался пурпурный флаг Нью-Йоркского университета.
– Ну вот, ты уже говоришь как мой отец, – Мэтт передвинул свою ладью на e1, поднял взгляд на Регги и добавил: – Шах.
Тот пошел королем на d8, но было уже поздно.
Ферзь на g3. Мат был неизбежен.
– Твою мать… – протянул Регги и окрикнул парня, игравшего за одним из соседних столов: – Эй, Элайджа, ты только посмотри – этот Аффлек меня обыграл!
Регги всегда называл Мэтта «Беном Аффлеком», подразумевая под этим «белого парня».
– Бойся спокойных, – тоном проповедника добавил Регги, цитируя неизвестный Мэтту источник, – пока другие говорят, они наблюдают. А когда остальные наконец дают себе отдых, наносят удар.
Бродяга бросил на стол смятую купюру.
– Я не возьму с тебя денег, – Мэтт встал, хрустнув позвоночником.
– Еще чего, – Регги подтолкнул купюру к парню, – ты изучаешь кинематограф, и они тебе точно пригодятся. – Из его горла вырвался очередной смешок.
Мэтт без всякой охоты взял банкноту и посмотрел на проплывавшие по небу темные тучи. Ему нравился запах надвигавшегося дождя.
– Тогда давай я хотя бы принесу тебе завтрак из столовой. У меня на карте осталась пара неиспользованных.
– Не-а, в прошлый раз там этому не очень-то обрадовались.
Регги был прав. За время обучения на привилегированном факультете Нью-Йоркского университета Мэтт понял, что либерализм владельцев роскошных лимузинов имеет свои пределы. Большинство сокурсников считали его чем-то вроде диковинки – выходцем из Среднего Запада, далеким от всякой политики.
– Да пошли они все… – Парень махнул рукой, приглашая Регги пойти с ним, но услышал за спиной знакомый голос:
– Вот ты где. Мы тебя уже обыскались.
Обернувшись, Мэтт увидел куратора общежития. С какой это стати тому вздумалось его искать? Обычно Филлип появлялся, только когда кто-то слишком громко включал музыку или в коридорах пахло травкой.
– В кампусе федеральные агенты, – заявил Филлип с явной озабоченностью в голосе, – хотят с тобой поговорить.
– Агенты?
– Да, в шесть часов к нам заявились из ФБР. Сказали, ты не отвечаешь на звонки.
– Что им от меня надо?
Скорее всего, дело в его старшем брате. После того долбаного документального фильма все так или иначе было связано с Дэнни.
– Не знаю. Но если за пределами кампуса ты занимаешься чем-то незаконным, я не…
– Расслабься, приятель. Ничем я не…
Мэтт немного помолчал, глубоко вздохнул и добавил:
– Спасибо, что сообщил. Пойду узнаю, чего они хотят.
Филлип недовольно вздохнул и удалился.
– Встрял в неприятности? – уточнил Регги.
– Думаю, лучше сразу пойти и все выяснить. Отложим завтрак до другого раза?
Мужчина кивнул:
– Знаешь, Аффлек, будь там осторожнее. Когда в шесть утра к тебе стучат федералы, ничего хорошего не жди.
Полчаса спустя Мэтт сидел на своей небольшой кровати в кампусе. Комната вокруг него вращалась и никак не могла остановиться.
Главный агент ФБР – ее имени он не запомнил – постоянно говорила, но ее слова сливались в непонятную мешанину. Когда Мэтт ничего не ответил, она присела перед ним на корточки с явно озабоченным лицом.
Ее напарник, худощавый тип в темном костюме, болтался где-то позади нее, переминаясь с ноги на ногу.
– Я поговорила с деканом, – сказала она, – они вызвали психолога. Насчет учебы тоже можете не волноваться.
Мэтт попытался встать, но колени подогнулись, а к голове прихлынула кровь.
– Все они? – спросил парень.
Хотя женщина повторила свой рассказ уже дважды, он все равно не мог поверить.
– Я очень сожалею.
Мама.
Папа.
Мэгги.
Томми.
Мэтт опять встал, что-то пробормотал и проковылял в туалет. Упав на колени, он изверг в унитаз содержимое желудка, да так и застыл в обнимку с грязным фаянсом, напрочь потеряв счет времени.
В какой-то момент в дверь тихо постучали.
– Через минуту выйду, – выдавил он из себя, ухватился за раковину и кое-как поднялся на ноги.
Включив кран, Мэтт брызнул в лицо водой и посмотрел на свое отражение в зеркале. Выглядел он ничуть не лучше, чем чувствовал себя.
Вернувшись в комнату, парень увидел, что женщина-агент осталась одна, а ее напарник куда-то исчез.
– Как такое вообще могло случиться? – он не узнал собственный голос, далекий и хриплый.
– Они считают, это нелепый несчастный случай – утечка газа. Именно это мы и пытаемся окончательно прояснить. Задействовано не только ФБР, но и Госдеп, в контакте с мексиканскими властями. Я понимаю, время для вас сейчас совсем неподходящее, но вынуждена задать несколько вопросов.
Мэтт опять сел и кивнул, приглашая ее продолжать.
– Насколько мы понимаем, они поехали туда в отпуск.
– Ага, на весенние каникулы моих сестренки и братишки… – Эти слова застряли у него в горле. – Решение приняли в самую последнюю минуту. У меня на тот момент каникул не было, и я не смог…
Конец фразы повис в воздухе.
– Когда вы в последний раз выходили с ними на связь?
Мэтт задумался:
– Мама прислала сообщение из аэропорта в день их вылета. А пару дней назад Мэгги.
В груди больно кольнуло чувство вины. Сообщение от сестры он даже не прочел, не говоря уже о том, чтобы на него ответить.
– А отец?
Парень покачал головой, чувствуя, как у него цепенеет все тело. После ссоры из-за рождественских каникул они больше не разговаривали. У него защемило сердце. Последним, что сказал ему Мэтт, было…
– Чтобы восстановить хронологию и во всем разобраться, нам очень важно увидеть эти сообщения. Вы не против?
– Да, конечно. Только телефон в куртке, которую я ночью где-то оставил.
– А где именно, вы помните?
Мэтт видел, что она, несмотря на все свое сочувствие, начинает терять терпение.
– Похоже, в баре.
Он захватил свою скудную кучку одежды, выскользнув из комнаты девушки в кампусе, так что куртка, вероятно, осталась в баре.
– Я могу вас туда отвезти, – кивнула агент.
– Не думаю, что они открыты в такую рань.
– Как называется это заведение?
– «Бар 13», на Тринадцатой Ист-стрит.
Женщина вытащила телефон, отошла в другой конец комнаты, посмотрела на окно с потеками дождя и отдала невидимому собеседнику распоряжения.
– А мне плевать. Отправь прямо сейчас кого-нибудь туда, – произнесла она в трубку, возвращаясь обратно к Мэтту. – Можете поехать со мной в этот бар? – спросила она, сделав пару шагов к двери.
Парень кивнул, будто пребывая в трансе.
– Не хотите накинуть куртку или взять зонт? На улице дождь.
Он лишь покачал головой и направился вслед за ней к выходу.
В коридоре собралась небольшая толпа студентов, вовсю таращившихся на него. По какой причине – то ли до них уже дошли слухи о его семье, то ли они просто решили, что его за что-то арестовали – Мэтт сказать не мог.
Женщина, чье имя он все никак не мог вспомнить, проложила им путь к лифту. Когда они туда вошли, Мэтт спросил:
– Журналисты уже в курсе?
Она бросила на него понимающий взгляд.
– В прессу сведения просочились, но вашу фамилию пока не упоминали. Решили подождать, пока сообщат близким.
– Вам ведь известно, что будет, когда они обо всем узнают, правда? – Мэтт с отвращением покачал головой.
Чертова документалка! И зачем ее только показали по «Нетфликсу»?![2]
Агент кивнула.
Когда двери лифта разъехались в стороны, их встретила целая куча репортеров и ослепительный блеск фотовспышек.