Глава 9

МЭТТ ПАЙН

Мэтт пытался уснуть, но в его голове лихорадочно пробегали мысли. Довершали дело диванные пружины Ганеша. Уставившись в растрескавшийся потолок квартиры, Мэтт вслушивался в звуки Нью-Йорка. Кошачий вой (ему показалось, что это кошка), вой сирены вдалеке, грохот мусоровозов. Он никак не мог разобраться в своих ощущениях. Его одолевала не просто тоска – смесь из чувства вины, скорби и угрызений совести, – но и нечто более знакомое: глубокое, нерушимое одиночество, ставшее после ареста брата его постоянным спутником.

Все началось тем летом, когда они перебрались из Небраски в Иллинойс, вынужденные бежать из родного города. На свете нет ничего, что обостряло бы в душе ребенка чувство одиночества больше, чем летний переезд. Трудно найти друзей. Школа закрыта, а соседские дети разъехались либо с родителями, либо в лагеря или пошли работать.

Спасением для Мэтта стало кино. Первую половину лета он провел за просмотром картин Скорсезе, Хичкока, Кубрика, Копполы и Нолана. Тревожась за него, мама без конца упрашивала его куда-нибудь сходить и подышать свежим воздухом. Укладывая Томми поспать, она вытаскивала Мэтта из комнаты. Они усаживались за какую-нибудь настольную игру или же болтали, делая вид, будто все нормально. Один из коллег на новой работе отца, состоявший в местном гольф-клубе, на вторую половину лета устроил его подносить игрокам клюшки и мячи.

Мэтту эта работа нравилась. Там он повстречал Чеда, менеджера клуба. Бывший профессиональный игрок в гольф, в жизни он выезжал на собственной улыбке (и трастовом фонде). Большую часть времени ребята, подносившие клюшки, торчали в отведенном им домике, пережидая дождь или периоды затишья на поле. Они слушали, как Чед пичкал их своей мудростью, и наблюдали за его флиртом с Анджелой, пышногрудой студенткой колледжа, рассекавшей на гольф-мобиле и продававшей пиво из холодильника.

Чед без конца давал Мэтту и другим мальчишкам советы. Как приводить домой девчонок («Надо воткнуть в розетку у двери освежитель воздуха «Глейд»; тогда они подумают, что в квартире и в самом деле чисто»). О членах клуба («Подлизываться к ним не стоит, они все дают стандартные чаевые. За исключением тех случаев, когда им хочется произвести впечатление на какую-нибудь девицу или партнера по бизнесу»). О высшем образовании («Колледж – это фабрика по производству зомби для политкорректных идиотов; поступать туда можно разве что ради цыпочек»). И о жизни («Папаша у меня был генеральный директор при деньгах, с кабинетом, увешанным всевозможными дипломами, но, когда помер, на него всем оказалось плевать»). Мэтт стал ловить себя на мысли, что ему не терпится быстрее вскочить с постели и заступить на смену. Не из любви к игре, потому как таскать по чикагской жаре сумки с клюшками дело весьма нелегкое, а из-за принадлежности к команде.

Потом одним прекрасным утром менеджеру гольф-клуба рассказали, что брат Мэтта сидит в тюрьме. За убийство. И Чед попросил парня сдать фирменную кепку и жилет. Мэтт больше его никогда не видел, но полагал, что тот работает на прежнем месте, занимается любимым делом, ухлестывает за девчонками на гольф-мобилях и раздает советы унылым четырнадцатилеткам.

Со временем одиночество Мэтта вылилось в сплав обиды со злобой, он стал ввязываться в драки. Именно драка на школьном дворе после ареста брата заставила их семью перебраться в Иллинойс, что постоянно терзало его душу. Начиная со старших классов, Мэтт скрывал ото всех бушующую в нем злость. Или почти ото всех. Вернувшись после зимних каникул и жуткой ссоры с отцом, он отправился на очередную вечеринку, где какой-то козел из студенческого братства совершил ошибку, сказав какую-то мерзость про Джейн. Мэтт разукрасил ему физиономию в кровь, а Джейн в слезах велела ему прекратить и оттащила в сторону.

Он сел и включил телевизор. В половине пятого утра по всем каналам шла только реклама и вопросы от юристов: «Вы пострадали в результате несчастного случая?»

Когда его все это достало, парень решил выйти на небольшую пробежку. Физические упражнения всегда помогали ему сосредоточиться, замедляли ход мыслей, сжигали нервную энергию и позволяли сдерживать злость. К тому же в такую рань это помогло бы ему проскользнуть в кампус до того, как на утреннюю смену заступят папарацци.

Мэтт прошел в комнату Ганеша. Если позаимствовать у него какую-нибудь одежду, тот возражать не будет. Из забитого хламом комода он выудил мятую футболку «Андер Армор» и шорты. Ганеш был довольно крупный – на первом курсе он набрал тридцать фунтов от разжигающей аппетит травки – поэтому на Мэтте эти шмотки висели как на вешалке. Видеться с кем-либо в его планы не входило, поэтому он решил, что и так сойдет.

По грязной лестнице Мэтт спустился на первый этаж и побежал по Седьмой улице в свете фонарей. Тучи рассеялись, и в воздухе стоял запах свежести.

Добравшись до Купер-сквер, Мэтт прибавил скорости и направился по растрескавшимся тротуарам, пересекая улицы с оранжевыми конусами, обозначавшими места проведения нескончаемых дорожных работ. Когда перед ним замаячила арка парка Вашингтон-сквер, он был весь в поту, но его мысли немного прояснились. В голове постепенно созревал план.

В поездке он решил воспользоваться банковской картой, полученной от родителей на всякий случай. Как когда-то пошутила мама: не на случай пиццы, а для действительно непредвиденных обстоятельств. Келлер сказала, властям требуется лишь его подпись, и тогда близких можно будет забрать домой. Чтобы обсудить все формальности, он свяжется с тетей Синди – у нее всегда есть на все свое мнение. Звонить ей пришлось бы так и так, чтобы узнать, как они там с дедушкой. По возвращении из Мексики Мэтту придется разбираться с домом, машинами, финансами, братом, учебой.

На него опять навалился стресс.

На бегу ему в уши закрался отцовский голос. Пока их не разделили постоянные трения, папа то и дело вел с Мэттом подбадривающие беседы. «Как съесть слона?» – говорил он. Потом брал сына за подбородок, смотрел ему в глаза и сам же отвечал на вопрос: «Откусывая по маленькому кусочку».

В юном возрасте разбегавшиеся мысли Мэтта не могли уловить скрытый посыл в словах отца. «А кому придет в голову есть слона? Как его готовить? Да и потом, разве слоны не принадлежат к исчезающим видам?»

Папа улыбался и ерошил сыну волосы. «Откусывая по маленькому кусочку, Мэтти».

Парень побежал через парк. В его темной части, которую студенты старались обходить стороной, у кустов жались какие-то фигуры. В такое время там можно было почувствовать себя героем фильма «28 дней спустя»[10], убегающим от шатающихся наркош или зомби. Столы для шахмат остались позади. Мэтт мысленно вернулся к их последней игре с Регги. Мимолетную радость от победы у него отняли так же, как и все остальное.

Периферийным зрением он засек силуэт. Высокий парень в бейсболке. Вполне возможно, какой-нибудь женатик, отправившийся на поиски однополой связи на одну ночь. Еще одна очаровательная черта парка в темное время суток.

Мэтт бежал до тех пор, пока впереди, в вестибюле башни кампуса, не замаячил свет. На пешеходном переходе он остановился, перевел дух, огляделся и не увидел ни фургонов новостных каналов, ни фотографов. По просыпающемуся городу плотным потоком неслись машины.

– Огоньку не найдется? – донесся из-за спины голос.

Повернувшись, Мэтт увидел перед собой парня в надвинутой на лоб бейсболке, скрывавшей половину его лица. От ноздри до уголка рта тянулся шрам, как от заячьей губы. В руке зажата сигарета.

– Извините, нет, – ответил Мэтт тем решительным тоном, который подразумевал «отвали!» и требовался в разговоре с более агрессивными обитателями парка.

Потом повернулся обратно к проносящимся мимо машинам и стал ждать зеленого сигнала светофора.

В этот момент он почувствовал толчок в спину и полетел головой вперед на дорогу.

Загрузка...