Паренька Сергей заметил перед посадкой и вскоре забыл.
Заметил, потому что паренек показался смутно знакомым и несколько странноватым. Это немного сбивало с толку: странности хорошо запоминаются и опознаются, а пацана Сергей опознать не смог. Даже не понял, что именно знакомо – внешность, одежда или манера – и чем именно странновато.
Вроде обычный парень лет четырнадцати, аккуратный, скромно одетый, симпатичный, стоит себе в дальнем углу и смотрит. Но что же в этом обычного: рослый симпатичный парень одет не просто в небрендовый шмот, а в совершенно невзрачный и незапоминающийся прикид, будто дедушка упаковывал, стрижен чуть ли не под машинку, не хмурится, не ржет и не корчит рожи, а смотрит спокойно – на людей, а не в экран. Сергей понимал, что личный его опыт может быть не очень показательным и дети бывают не только такими, как Тимофей и Дарья или любые их приятели. Но до этой минуты он не представлял, что современный подросток умеет обходиться без телефона дольше двух минут – разве что в бассейне, и то ведь норовят протащить.
Малой в углу тем и обратил на себя внимание, что несколько минут спокойно стоял – свесив руки, а не сунув их в карманы, не теребя пальцы, не барабаня ногтями по штанине и, в чем самая-то дичь, даже не пытаясь выдернуть из кармана телефон, проверить ленту, ответить на сообщение или сменить трек.
Самого Сергея телефон отвлек от вялых наблюдений раз семь – провожающие и встречающие беспокоились, спамеры не забывали, ну и Карина, конечно, мониторила, как уж без нее.
Точно не Дашкин одноклассник или дружок, я бы на контрасте запомнил, заключил Сергей, глянув на паренька в очередной раз. Да этот и помладше явно. Впрочем, на фоне нынешней Дашки даже выпускники кажутся помладше. А парень, наоборот, выглядел не по возрасту собранным.
Без наушников, без капюшона, без маски, и зрачки, скорее всего, нормальные, судя по тому, как неторопливо и профессионально, что ли, пацан наблюдал за площадкой перед посадочными воротами, лишь иногда отвлекаясь на панорамное окно, за которым на рулежке торжественно ползали два «боинга», будто определявшие с помощью ритуального танца, кому выпадет честь доставить Сергея с попутчиками в столицу нашей Родины – город-герой Москву. По Сергею пацан скользнул тем же равнодушно-деловитым взглядом, но не как охранник в магазине, а как начальник, выбирающий достойных его высочайшего внимания. На Сергея так смотрели всего несколько раз в жизни. И не выбирали, кстати. Было больно. Не хватало еще, чтобы этот список пополнил левый сопляк.
Да гуляй ты лесом, придурок жизни, осколок унитаза, подумал Сергей внезапно всплывшей из детства формулировкой, ухмыльнулся и выбросил пацана из головы. Он сосредоточился на упихивании сувениров, норовивших вывалиться из кармана чемоданчика, и тут же – на проверке телефона. Что было в командировке, остается в командировке, поэтому здоровее чистить список контактов и сообщений, галерею, трекинг и прочие средства запала перед посадкой в самолет. Вспомнить последний раз, сладко потянуться, стереть и забыть.
Сергей и забыл – все и сразу, малого тем более. А в самолете не то что вспомнил – малой сам явился и сел рядом. Не плюхнулся, а именно сел в кресло у прохода – место между ним и Сергеем осталось незанятым, – деловито пристегнулся, вытянул из кармана перед собой ламинированный лист со скучными подробностями о «боинге», проглядел его с двух сторон, сунул обратно и застыл, откинув голову и разглядывая салон из-под ресниц.
Телефон он так и не достал. Кремень парень. С тоски же сдохнет.
– Привет, – сказал Сергей. – Может, у окна хочешь? Давай уступлю.
– Здравствуйте. Нет, спасибо, тут хорошо, – ответил малой неожиданно низким ровным голосом.
Он не хмурился, не улыбался, не давал отлуп непрошеному собеседнику, просто информировал. Проинформировал, чуть повернув голову, и вернулся в исходное положение.
Голос ведь тоже знакомый, подумал Сергей с досадой, которую тут же облегченно утопил в догадке: да малой боится просто. Летать боится.
Надо успокоить, понял Сергей, но решил переждать зычный рассказ про аварийные выходы и спасательные средства – тем более что малой слушал разводящих руками бортпроводниц удивительно внимательно, единственный, наверное, в салоне. Сергей в последний раз проверил телефон, написал Карине, что взлетает, едва не забыв рассыпать положенное поголовье смайликов, выставил авиарежим и на миг прикрыл тяжелые веки.
И вздрогнул вместе с самолетом, выпускающим шасси.
Весь полет продрых. Неудивительно, с учетом обстоятельств.
Сергей улыбнулся и нахмурился, не без труда запретив себе вспоминать обстоятельства. Он потянулся, чтобы расправить затекшие мышцы и суставы, тряхнул головой и посмотрел в иллюминатор. Действительно садимся.
Сергей повернулся к малому и отметил:
– Вот и все, а ты боялась.
Малой, искоса рассматривавший медленно проворачивающуюся под крылом огненную Москву, помолчал и ответил слегка удивленно, но спокойно и как будто с жалостью:
– Чего тут бояться?
– Правильно, – согласился Сергей. – Самолеты – самый безопасный вид транспорта. На машинах в разы больше бьются. Я просто решил, что ты впервые летишь.
Он был готов к тому, что малой нагрубит или вообще не ответит. Но тот, покривившись, сказал:
– На таком – впервые.
Ты в какой деревне ховался, столь звонкий и малоразвитый, что от семьсот тридцать седьмого уберегся, чуть не спросил Сергей с веселым изумлением, но спросил, конечно, другое:
– И как тебе?
– Да так. Тихий слишком. Как понарошку всё.
За иллюминатором взвыли закрылки. Сергей ухмыльнулся и уточнил:
– А как надо – чтобы как в кукурузнике или в этом, «Фантоме»?
– Вы на «Фантоме» летали? – спросил малой со странноватой и скорее неодобрительной интонацией.
Дурной какой-то, подумал Сергей, но все-таки пояснил:
– Кто ж на нем летал-то. Нет, конечно. Я ж не американец, слава богу, и не военный. Хотя на военных полетать пришлось – когда как ты был или чуть старше.
– На «Дельфине» или «Альбатросе»?
Сергей медленно сказал:
– На «Альбатросе» немножко, но в основном на отечественном…
Малой кивнул и понимающе резюмировал:
– Пятидесятом, ага.
– Ну, почти – пятьдесят втором, – сказал Сергей, как будто извиняясь, и разозлился на себя и на малого, перед которым он вдруг вздумал оправдываться в том, чем гордиться надо: – И это потом уже. С Ног-Юртом у меня не срослось, а в авиашколе только Як-52 были. Да и кто бы нас, мелких, без инструктора в одноместный пустил.
Малой медленно повернул голову. Сергею показалось, что зрачки у него распахнулись во всю радужку и тут же съежились в острие иглы, но пацан моргнул и сказал, будто с трудом припоминая:
– Для «Пионера» первые отряды вроде всерьез готовили, некоторых даже на миговские спарки сажали, говорят.
– В смысле – для «Пионера»? – не понял Сергей. – Это американский же вроде спутник был или станция, а я, повторяю, не американец. Или ты про магнитолу?
Малой молча смотрел на него. Сергей, теряясь, продолжил:
– Или про журнал? Не, в «Пионере» про самолеты точно ничего не было, про кораблики было, но это не в «Пионере», а в «Костре» – это тоже журнал такой детский был, ты не знаешь. Хотя, я смотрю, увлекаешься, да?
Малой так и смотрел.
– А, ты понять просто не можешь. Ног-Юрт – это Ногайский Юрт, такая авиабаза засекреченная, и там же космодром для спутников был при совке. Я в детстве туда чуть на испытания не поехал, типа «Зарницы». Отряд будущих летчиков-космонавтов, и все пацаны типа тебя – ты, кстати… Ну вот, там предполагалась специальная смена в Артеке, всякие кроссы, ныряния, центрифуги – и самолеты даже: и пилотировать, и с парашютом прыгать. Официально про это не говорили, конечно, но намеки были. А я потом уже узнал, что самых лучших должны были в Ног-Юрт послать, в отряд настоящих космонавтов. Но все в последний момент отменилось. Нас в простой лагерь заслали – на море, но не в Артек, конечно. Ну какие, правда, из пацанов космонавты? Так ведь?
Сергей улыбнулся, надеясь, что улыбка не выглядит жалко. Опять под кадыком набухла и сжалась совсем детская обида на людей, которые поманили чудом и мечтой – и не дали.
Пацан, кажется, этого не заметил. Он прижался затылком к спинке кресла и скомандовал:
– Касание, прямо сядьте.
Сергей обалдело повиновался, и шасси тут же ударили в бетон, ухватили полосу и понесли по ней «боинг» – уже не прыжком, а катаньем. Впереди жидко похлопали. Сергей снисходительно пояснил:
– Посадки давно на автоматике, пилотам просто запрещено в управление соваться – кому аплодировать-то?
– Давно на автоматике, – повторил пацан с прикрытыми глазами. – Посадки на автоматике, автоматика импортная, самолеты заграничные. Своих нет. Ни самолетов, ни взлетов, ни автоматики, ни одежды.
– С бабушкой живешь, да? – уточнил Сергей, вытаскивая телефон и отключая авиарежим.
Разговор стал тухло неинтересным, а Карине требовалось написать «Сели» – традиция такая. Кругом шумно вздымались пассажиры, чтобы выдернуть ручную кладь из рундуков над головами и десять минут тупо стоять в проходе. Генетически обусловленная тоска по очередям, не иначе.
– Телефон американский? – спросил малой.
– Вот еще, – рассеянно оскорбился Сергей. – Сроду в секте яблочников не был. Все родненькое, китайское.
Малой сказал со странной тоской:
– Летать учились, в космос хотели, «Костер» читали, клятвы давали. Могли уже на Луне яблони сажать и по Марсу гулять. А заместо этого – родненькое китайское, лучшее американское, надежное немецкое. Бочка варенья и корзина печенья вместо неба и космоса. Чего ж вы предатели такие, а, Серый?
«Кто предатель?» – хотел рявкнуть Сергей, схватив, возможно, мелкого наглеца за шкирятник, но не рявкнул. Наглеца в соседнем кресле не было. Не было и рядом с креслом – там тяжело дышала, испепеляя Сергея взглядом, толстуха в спортивном костюме. Перед нею и за нею малого тоже не было.
Шустёр бобер, подумал Сергей и обмер. Когда я представиться-то успел? Во сне, что ли? Или он карманы мне обнес, пока я дрых?
Похолодев, Сергей проверил одежду. Резко успокоился, обнаружив, что паспорт, бумажник, кеш и карты в нем, как и все остальное, на местах, но на всякий случай вскочил, чтобы выдернуть, почти не задев голову толстухи, чемоданчик – и чтобы высмотреть все-таки наглого пацана.
Высмотреть не удалось: народ в проходе, покачиваясь по-пингвиньи, пополз к открывшимся дверям. Если малой и умудрялся протискиваться сквозь эту жаркую динамическую систему, то разглядеть его не удавалось – да и смысла не было.
Сергей бегло проверил чемоданчик, совсем успокоился и ловко встроился в пингвинью колонну.
Уже через полминуты он снова, в последний раз, забыл наглого пацана, который исчез непонятно как, который говорил неприятные банальности и с которым Сергей тридцатью шестью годами раньше конкурировал за место участника экспериментальной исследовательской группы Министерства общего машиностроения СССР, проходившей в давно уничтоженных документах под кодом «КБПД “Пионер-12”».