Введение Безличная трагедия
Острое осознание холода безличной силы приходит в те неожиданные моменты жизни, когда человек оказался на краю гибели. Он вдруг чувствует холодное безразличие к себе всего мира.
Это случилось в мои школьные годы. Я любил зиму на нашем северном острове. Любил лыжи и лес. Мне нравилось все: как хрустит белый снег, как сияет синева неба; нравились снегопады, наметающие сугробы до второго этажа домов, но особенно манил меня горизонт, где огромная, казалось, без границ соленая бухта сливалась с едва видимой темной и таинственной полосой Охотского моря. Романтические мысли подсказывали мне, что до этого моря можно легко добраться именно зимой. Это очень просто: если встать на лыжи и пройти прямо по льду, минуя городской аэродром, до дальнего края соленой бухты, то там можно увидеть, какое оно, Охотское море. Нужно сказать, что взрослые никогда, даже летом, не отпускали детей нашего возраста на берег этого моря. Потому что его суровый нрав всегда предвещал беду и опасности. Однако мой юношеский романтизм тянул меня к этой таинственной бездне так сильно, как будто я был влюблен в эту безумную стихию. И вот однажды погожим солнечным днем, когда снег искрился и казалось, что не было сильного мороза, я сказал младшему двоюродному брату: «Давай на лыжах пройдем по льду бухты прямо к морю и посмотрим, что там!» Брат ответил: «Я боюсь. Это далеко, и если родители об этом узнают, то нам с тобой несдобровать». Но я настаивал: «Посмотри, как сегодня тепло, а на лыжах мы очень быстро сбегаем по льду туда и обратно, никто и не узнает». И вот мы встали на лыжи, не подозревая, что ожидало нас впереди…
Мы почувствовали усталость, едва добравшись до берега бухты. По льду мы действительно передвигались довольно быстро, особенно нам повезло с попутным ветром: он ровно дул в спину и весело гнал нас все дальше и дальше от городской черты. Уже утомленные и проголодавшиеся, через пару часов мы оказались на стыке двух разных стихий. Такого я не мог себе даже представить. Это было похоже на другую планету. Охотское море было покрыто льдом, но совсем по-другому. Вся поверхность льда была изломана и искорежена холодным морским течением. Огромные ледовые торосы многоэтажной высоты, подобно иглам или сломанным ножам, а где-то подобно каменным глыбам, вздымались к небу. Оттуда доносились странные жуткие звуки, что-то внутри лопалось и скрежетало, указывая на то, что подо льдом дремала страшная водная стихия.
Вдруг солнце померкло и ветер усилился. Внезапно началась метель. Мой брат заплакал от страха. Я почувствовал, что теперь ответственен не только за свою жизнь, но и за жизнь того, кого втянул в эту историю, и скомандовал: «Бегом назад!» Но уже через несколько минут я понял, что это будет нелегко, потому что ветер из попутного теперь превратился в сильный встречный. Мы регулярно слышали от взрослых, как замерзают люди даже на улицах города в такие метели. Вьюга завыла как сумасшедшая, и снег повалил валом. Исчезли все ориентиры, и теперь мы старались не упустить из поля зрения друг друга. С этого момента не все сохранилось в памяти. Но я отчетливо помню чувство трагической пустоты в сердце. Да, именно той пустоты, которая приводит к сильному разочарованию, потому что мой любимый таинственный мир, который так манил меня, оказался равнодушной безличной энергией, которой все равно, живу я или умираю. Если бы я тогда погиб, то унес бы с собой ощущение разочарования и скорби от этого бесчувственного мира и, наверное, перед уходом вспоминал бы только свою маму с ее нежной любовью, теплом и заботой. Но сейчас я продолжал бороться за себя и за брата с ветром и холодом. На лыжах было идти уже совсем невозможно. Мы сняли их и понесли в руках, чтобы не потерять, страшась наказания родителей.
К моему удивлению, наши силы иссякли очень быстро. И в конце концов холод стал проникать в нашу психику как нечто бездушное и жестокое. Холод внушал нам чувство безнадежности. Мы бросили лыжи и шли пешком, не различая дороги. Ноги замерзали, руки замерзали, ветер пронизывал легкую беговую одежду. Мой брат сказал мне: «Я останусь здесь, а ты иди и позови родителей». Он сел на корточки, сжавшись в комок. И тут мне стало страшно. Я вдруг осознал, что никогда не найду своих родителей, потому что не знаю, куда идти. А мой брат, пока он шел рядом, был моим единственным стимулом, дающим ответственность, а с ней силу и надежду. Бездушная стихия быстро забирала наши силы, а также веру в помощь наших родителей и даже в саму жизнь. Я остался с братом, и мы стали терять ощущение реальности. Присев на корточки рядом с братом и сжавшись в комок от ветра и холода, я подумал, что так теплее и гораздо лучше. Мысли пошли в другом направлении. Где-то я читал, а может, мне рассказывал кто-то из охотников, что, если ты попал в пургу, то можно сжаться на корточках, позволяя снегу занести себя, и тогда под снежным покровом есть шанс не замерзнуть. И действительно, так было лучше и теплее… Но другой частью разума я понимал, что мы уже замерзаем. И вдруг в моем уме мелькнуло, что я еще живой. Удивившись этой мысли, я подумал: зачем я живу здесь, в этом месте? Кругом снег и лед, это совсем не мое место. Кто я?..
Из потусторонних мыслей меня вывел шум авиационного двигателя. Порывы ветра едва доносили этот знакомый рев двигателей турбовинтового самолета.
Аэродром! Значит, мы все-таки дошли до аэродрома. Он рядом! И я закричал на брата: «Вставай, немедленно вставай! Слышишь, аэродром совсем рядом! Надо идти!..» Это был очень трудный рывок: рывок к спасению, рывок к жизни, рывок к маме. Нам пришлось преодолеть непролазные сугробы, пока мы не вышли на взлетное поле в той самой дальней его точке, где самолеты отрываются от земли. Двигатель ревел, и мы шли на этот звук как загипнотизированные. Вдруг на мгновение сквозь вьюгу проглянуло солнце, и мы увидели деревянную избушку на краю поля. Мы ввалились туда практически без сил. Облепленные с ног до головы снегом, мы повалились на пол. Избушка оказалась столовой для летного состава. Там было тепло. Помню, как тетушки-поварихи снимали с нас лыжные ботинки, обледеневшие варежки, растирали руки и ноги; никто не мог понять, откуда мы появились и как сюда попали. Я тоже не мог понять, как мы выбрались из жуткой безличной стихии в атмосферу тепла, заботы и горячей еды.
Душа не хочет превращаться в лед или камень. Душа хочет тепла и заботы, она хочет любить. Но тело может обратиться и в лед, и в камень, и в конце концов исчезнет совсем. Тело – это всего лишь часть большой безличной стихии, охватившей маленькую душу.