Глава 2

Мэддокс

Я проснулся на следующее утро в кузове грузовика: тоска по Марселле была такой же сильной, как и зов улицы. Две любви моей жизни – бесконечная дорога и девушка с холодными голубыми глазами. Прощальные слова мамы продолжали крутиться в голове: «Если что-то случится с Греем, я тебя никогда не прощу. Не возвращайся сюда без него, понял? Это твоя вина».

Найти Грея будет сложно.

Большинство старых знакомых избегали меня, остальные же, вероятно, пытались убить. У них были все основания не доверять мне. Однако мама права. Мне необходимо спасти Грея от самого себя. Не только потому, что он наверняка до сих пор находился в списке Витиелло, но и потому, что разгневанные байкеры, жаждущие мести, могли преследовать его. Если брат вбил в себе в голову напасть на Витиелло в качестве мстителя, то у меня нет никаких шансов его спасти.

Я затащил «Кавасаки» в кузов грузовика. Нужно избавиться от него и собак, желательно не наткнувшись на кого-то из людей Витиелло. Как только ротвейлеры заняли свои места, я направился в Нью-Йорк. Кобель тяжело дышал, верно, из-за боли от раны, поэтому я решил сначала отвезти животных в безопасное место.

В ходе расследования деятельности Семьи и их многочисленных организаций мы наткнулись на приют для собак, принадлежащий головорезу Витиелло – Гроулу.

Очевидно, Витиелло не будет счастлив, появись я на пороге его дома без приглашения, а у меня не было возможности связаться с Марселлой. Мы уничтожили ее телефон, когда похитили, и я не успел спросить ее номер. Я даже не знал, что именно ей сказать, дабы не поставить под угрозу поиски Грея.

Во время разговора с Гроулом тот был настроен не совсем дружелюбно, но казался более надежным вариантом, чем другие солдаты Витиелло.

Подъехав к подъездной дорожке приюта, я остановился рядом с пикапом. Не успел я выйти из машины, как Гроул и высокий худой парень вышли из дома, направляясь ко мне. Заметив меня, Гроул стал настороженным, зато хоть не достал оружие. За последние годы это было самое дружелюбное приветствие, которое я получал от итальянцев, но я по-прежнему испытывал странное чувство.

Сомневаюсь, что находиться в полудружественных отношениях с Семьей когда-то перестанет казаться мне странным.

Я выбрался из машины, стараясь держать руки на виду. Мне и правда не хотелось схлопотать пулю в лоб, если только я не дал им для этого повод.

– Что ты здесь делаешь? – спросил Гроул.

– Привез собак. Я спас их со свалки одного из моих убитых братьев по клубу. Пес ранен.

Гроул выглядел напряженным, однако его бдительность ослабла, когда он заметил двух ротвейлеров на пассажирском сиденье.

– Показывай.

Я подошел к двери машины и открыл ее.

– Выпрыгивайте. – Собаки и впрямь послушались и выскочили наружу.

Более крупный ротвейлер зарычал, когда Гроул приблизился к нему, но высокий парень опустился на корточки и заговорил спокойным голосом с псом.

Вскоре животные утихомирились, а парень погладил их.

– Я позвоню ветеринару, чтобы тот осмотрел рану, а тебе следует вернуться в город и встретиться с Лукой.

Проигнорировав последние слова, я указал на грузовик.

– У меня байк Маттео. Могу я оставить мотоцикл, чтобы Маттео его забрал?

Гроул выпрямился и с подозрением посмотрел на меня.

– Почему бы тебе не вручить ему байк лично?

– Я пока не собираюсь возвращаться в Нью-Йорк. У меня есть еще несколько дел, которые нужно решить перед тем, как присоединиться к отряду Луки.

Гроул покачал головой.

– Это так не работает.

– Со мной – так, – кратко сказал я. – Вероятно, я приеду через пару дней, сообщи обо всем Луке.

– Что за дела, с которыми надо разобраться сейчас?

– Они касаются лишь меня и никак не относятся к Семье.

– Любой вопрос относится к Семье, особенно если он связан с Марселлой Витиелло. Она знает, что ты уезжаешь?

– Передай ей. Она поймет. – Я сомневался в этом, кроме того, не мог посвятить никого в детали плана, ведь Гроул был человеком Луки. Я никогда не отчитывался перед женщиной, не считая мамы, да и то в детстве: все прекратилось, когда я стал подростком.

Гроул прищурился.

– Если ты не заинтересован в Марселле или не уверен, на чьей ты стороне, то тебе лучше не возвращаться. Однажды Лука пощадил тебя, но больше он не будет столь великодушен.

– Тебе-то что?

– Я знаю, кому я предан. Лука принял меня, когда мне было некуда идти. Я не из тех, кто растаптывает такой подарок.

– Просто скажи Марселле, что мы увидимся, когда я разберусь с проблемами, и передай Маттео мое спасибо за байк. – И я шагнул к машине.

Незачем чувствовать угрызения совести из-за слов Гроула. Однако у меня проскочила мысль доехать до особняка Витиелло и попросить разрешения поговорить с Марселлой в надежде все прояснить, хотя найти Грея, пока того не убили, являлось главной задачей. Как только он скажет, кто слил информацию, что я прикончил его отца, тогда я и решу, что делать. Я не знал, сколько времени все займет, впрочем, мы с Марселлой прошли и через худшее, чем несколько дней разлуки.

Скоро мы вновь будем вместе, и, черт, я не мог дождаться, когда попробую ее снова.


Марселла

После нескольких недель плена было странно оказаться дома. Еще недавно я чуть ли не каждую секунду проводила с Мэддоксом, и теперь мне стало непривычно находиться вдали от него. Мне его не хватало, я скучала по его грязному рту, во многих смыслах этого слова, но, как оказалось, он сделал выбор двигаться дальше и наслаждаться свободой, которую предлагает байкерский образ жизни.

Выглянув в окно и посмотрев на улицу, я с горечью скривила губы. Я продолжила делать это, хотя час назад Маттео сообщил, что Мэддокс не вернется. Похищение изменило меня, хоть я и не хотела никому признаваться.

Может, это и к лучшему, что Мэддокс принял решение и разорвал отношения. Я же оказалась недостаточно храброй, но до безумия влюбленной. А был ли шанс возродить связь в условиях нормальной обстановки, без опасений за собственную жизнь? Мы никогда не узнаем.

Я не испытывала ненависти к Мэддоксу за то, что он уехал, но задумалась: «А не было бы лучше позволить папе убить его, ведь тогда все стало бы проще?»

Жизнь с Мэддоксом привнесла бы много испытаний не только для меня, но и для Семьи, и для коза ностра Восточного побережья, вдобавок я не уверена, что все бы с этим справились.

Амо издал звук, выражающий недовольство.

– Прекрати глазеть в окно, как верная собачонка. Он не приедет. Он вероломный байкер, тебе будет лучше без него.

Я одарила брата своим лучшим смертоносным взглядом, возмущенная таким сравнением.

– Собака будет вилять хвостом и приветствовать хозяина, я же врежу Мэддоксу по яйцам, как только он ворвется в мою жизнь, можешь не сомневаться.

Амо покачал головой.

– Точно. Ты так и сделаешь, но ты должна позволить папе разобраться с ним. Пусть его убьют. А тебе нужно начать все с чистого листа, Марси. Тот факт, что он до сих пор где-то на свободе, мешает тебе жить, ты должна отпустить это. Тебе понадобятся напористость и ум, чтобы показать солдатам отца, кто здесь главный.

Наконец я отвернулась от окна. Лишь из комнаты Амо открывался вид на улицу, мое же выходило в сад: вероятно, еще одна мера безопасности папы.

– Мне ничего не мешает жить дальше. Я в состоянии отличить голос сердца от голоса разума. Моя работа на Семью не имеет ничего общего ни со мной, ни с Мэддоксом.

– Нет никаких «ты и Мэддокс». Он тебя бросил.

– Неправда. Он не мог. Мы не были в отношениях, чтобы говорить о…

Амо перебил меня:

– Не продолжай. Не хочу знать подробности о твоем плене с привилегиями.

Я швырнула в Амо первое, что попалось под руку, – толстый учебник по алгебре, валяющийся на полу.

– Ладно тебе! Не будем упоминать байкера.

– Спасибо. – Я подошла к дивану и улеглась.

Амо вновь сконцентрировался на мониторе компьютера, изучая топографические особенности Пенсильвании. Я не знала, было ли это домашним заданием или же он занимался географией ради охоты на байкера.

– Рано или поздно наши солдаты примут тебя, – сказал Амо, и в его тоне подразумевалось «но».

Наши солдаты. Для него все происходило естественным образом. Амо встретили с распростертыми объятиями, и ни у кого даже не возникло вопроса, что он станет доном после того, как папа уйдет в отставку.

И я догадалась, о чем умолчал Амо.

– Потому что они уважают и боятся папу.

Он ничего и не отрицал.

– Я добьюсь их уважения.

– Тебе придется работать усерднее, чем когда-либо приходилось мне.

Именно. На женщин смотрели свысока. Нам полагалось быть красивыми и понимать, когда следует промолчать. Благодаря папе в мою сторону не летели сексистские комментарии, однако мужчины не воспринимали меня всерьез.

– Ты не передумала насчет татуировки? – спросил Амо, указывая на мою спину.

Я напряглась, как и всегда, когда мне напоминали об уродливых словах, вытатуированных на коже.

«Шлюха Витиелло».

– Да. Не собираюсь тратить месяцы на то, чтобы вывести тату, чтобы остались только шрамы. Люди все равно будут знать, что они означают, кроме того, они сообразят – произошедшее задело меня настолько, что я захотела убрать следы со своего тела. Я буду выглядеть слабой, поэтому слова останутся, но я перекрою их собственной правдой.

Амо кивнул.

– Может, и я сделаю еще одну татуировку.

Я усмехнулась.

– Удачи с мамой. У тебя не было бы даже первой тату, не понадобься она для Семьи.

– Папа с ней поговорит.

Я закатила глаза. Раздался тихий стук в дверь.

– Да, – сказал Амо.

Мама заглянула в комнату, на ее лице отражалось беспокойство, но оно исчезло, когда она заметила меня.

– Марси, вот ты где! Я сначала проверила твою спальню.

Я почти не проводила время у себя, да и Амо пока не жаловался на мое присутствие. Я не представляла почему, может, из-за желания меня защитить… или брату и вправду было все равно.

– Тебе что-то нужно? – спросила я, улыбнувшись маме. Она до сих пор волновалась, особенно после исчезновения Мэддокса.

Втайне она, конечно, этому обрадовалась, как и папа, но не показывала виду.

– Джованни пришел.

Я приоткрыла рот, совершенно ошеломленная новостью.

– Он не звонил заранее?

– Понятия не имею. – Мама взглянула на Амо.

Он пожал плечами.

– У меня нет его номера, как и у него – моего. Мы не настолько близки.

Я подавила гнев.

– Папа в курсе! Сомневаюсь, что Джованни осмелился бы прийти без его предварительного разрешения.

Мама одарила меня ободряющей улыбкой.

– Твой отец переживает о тебе не меньше меня. Может, он подумал, что тебе было бы неплохо увидеться с Джованни.

Я начала расхаживать по комнате.

– Как встреча с бывшим мне поможет? Мэддокс исчез совсем недавно!

– Былая любовь горит дольше, верно? – пробормотал Амо.

Не будь мама рядом, швырнула бы в него еще одну книгу и уж точно не промахнулась бы.

– Ты встретишься с ним или мне попросить его уйти? – спросила мама. – Он в холле.

Я не могла поверить, что Джованни здесь. Из всех людей, которых я не хотела видеть сейчас, он являлся первым в списке.

– Отправь его домой. Не желаю с ним разговаривать.

Мама кивнула и развернулась.

Мэддокс, наверное, уже развлекался с какой-то девицей, которая делала ему минет. От этой картины ярость и тошнота подкатили к горлу. Я не сожалела о том, что произошло между нами, поскольку наслаждалась свершившимся на все сто, однако мне не хотелось привязываться к этому эмоционально.

– Постой! – крикнула я, поспевая за мамой.

Она оглянулась, вскинув брови.

– Я пообщаюсь с Джованни, – выпалила я. – Было бы невежливо попросить его убраться вон, ведь он проделал такой путь сюда.

– Верно, – согласилась мама. – Как благоразумно с твоей стороны.

Она подразумевала, что, возможно, я пересмотрю свое отношение к Джованни. Первая мысль была сказать «нет», поскольку после расставания с Джованни я чувствовала себя свободной. Я не понимала, как наше воссоединение мне поможет. Вернуться к бывшему только потому, что ты не способна быть одна или тебе надо утешить разбитое сердце, – наихудшее решение.

– Сказать ему, что тебе нужно переодеться?

Я взглянула на себя: спортивные легинсы и свитер – одежда, в которой я показывалась на людях исключительно по дороге в спортзал или обратно к дому. Тем не менее я отрицательно покачала головой.

– Не надо.

Джованни увидит меня настоящую: девушку в свитере и без макияжа. Это была лишь крошечная частичка меня, о которой он никогда не догадывался. Он знал лишь всегда идеальную Марселлу.

Я спустилась вслед за мамой. Так и есть: Джованни ждал меня в холле, рассматривая старую семейную фотографию, причем с откровенным любопытством. Хотя он, должно быть, видел ее уже тысячу раз. Он повернулся ко мне, когда я находилась в шаге от него, установившись на мой наряд. На его лице промелькнуло изумление, но он быстро скрыл его за теплой улыбкой.

Удивительно, но я не злилась на Джованни за его слова о моей репутации, сказанные после разрыва. Похищение заставило меня взглянуть на все по-новому.

Он был растерян и потрясен, поэтому дал отпор единственным возможным способом.

Я кивнула маме, давая понять, что она может оставить нас наедине. Она проскользнула в гостиную и закрыла дверь.

Воцарилась тишина. Как и прежде, он был одет безукоризненно: рубашка на пуговицах, слаксы и туфли. Но внешний вид Джованни меня уже не привлекал. Мэддокс успел навязать мне любовь к кожаным курткам, байкерским ботинкам и джинсам, что еще сильнее злило меня сейчас, ведь в нашем кругу так никто не одевался.

– Марси, – осторожно проговорил Джованни, отрывая меня от размышлений.

Выдавив улыбку, я сделала последний шаг, однако сохранила дистанцию.

– Джованни, отлично выглядишь.

Более идиотской фразы для начала диалога и представить нельзя, ее могла превзойти только фраза о погоде.

Улыбка Джованни стала шире.

– Ты тоже.

Я покачала головой.

– Я в спортивной одежде и без мейкапа. Не надо врать.

– Марси, я не вру. Я не поклонник такой одежды, но ты всегда прекрасна.

– Спасибо, – сказала я и впервые за целый день искренне засмеялась. Раньше подобное замечание о внешности вывело бы меня из себя, но я уже не волновалась по поводу одобрения Джованни.

Мне помогли перестать быть идеальной в глазах окружающих, что сделало жизнь проще во многих смыслах.

– Могу я подойти ближе? – проговорил Джованни.

– Почему ты спрашиваешь? – Но потом меня осенило. До Джованни долетели слухи, и он подумал, что меня испугает его близость. Не то чтобы он и раньше откровенно прикасался ко мне, зато сейчас я была уверена, что за нерешительностью скрывалась другая причина.

– Конечно. Я в порядке, Джованни. Не надо относиться ко мне так, словно я сломлена.

Джованни сократил расстояние между нами и взял меня за руку, что было неожиданно, но я не отстранилась. После всего случившегося было приятно находиться рядом с кем-то, помимо Семьи, но Джованни не был тем мужчиной, от которого я хотела получить утешение.

Между тем тот самый мужчина сбежал как гребаный трус. Я отбросила все мысли о Мэддоксе.

Джованни поймал мой взгляд. Его глаза, как и прежде, были полны преданности и любви. Он не сбежал. Нет, он стоял передо мной, просил о втором шансе.

– Я хочу, чтобы мы попытались. Теперь все будет по-другому, Марси.

– Как же именно? – спросила я.

Он понизил голос, будто боялся, что нас подслушивают. Я едва снова не закатила глаза.

– Я не буду сдерживаться. И дам тебе все, что ты захочешь. Буду целовать каждый сантиметр твоего тела и прикасаться к тебе. Даже пересплю.

– Правда?

– Да, – сказал он. – И ничто нас не остановит. Мы можем стать нормальной парой и пока даже не состоять в браке. Так или иначе, люди сейчас не ждут кровавых простыней.

Потребовалось время, чтобы осмыслить его слова, а потом забыть их. В интонациях Джованни сквозило облегчение из-за того, что я спала с Мэддоксом. Ну а слухи о том, что я связалась с байкером, означали одно – бывший не претендовал на мою девственность.

Поэтому ему не надо бояться моего отца, поскольку, в отличие от Мэддокса, переспи я с Джованни, папа, наверное, поаплодировал бы парню.

Я выдернула руку, возмущаясь.

– Ты ошибаешься. Кое-что нас останавливает: мои чувства к тебе. Я не хочу быть с тобой ни в физическом, ни в эмоциональном плане. Я двигаюсь дальше, Джованни, и ты тоже иди своей дорогой.

– Марси, тебе не должно быть стыдно за случившееся. Рано или поздно сплетни улягутся. Однажды мы поженимся, и люди будут видеть в тебе только мою женщину.

Потребовалось невероятное самообладание, чтобы не накричать на него изо всех сил. Как бы то ни было, я подавляла слишком много эмоций, но мне не хотелось нервировать маму или, что еще хуже, папу. Они давно присматривали за мной двадцать четыре на семь, а нервный срыв не пошел бы мне на пользу.

– Прошу тебя, уходи, – настаивала я. – Меня не тянет быть чьей-то женщиной сейчас. Я собираюсь сосредоточиться на работе. Изучение всех тонкостей структуры Семьи требует времени и упорства. Думаю, тебе лучше найти другую. – Признаюсь, в тот момент я гордилась своим спокойным голосом.

На лице бывшего промелькнул намек на сочувствующую улыбку.

– Мой папа упомянул о твоем желании присоединиться к Семье официально. – Он покачал головой в манере, которую нельзя было описать иначе как высокомерие. – Марси, послушай, твой отец потворствует тебе только потому, что тебе причинили боль, но люди начинают злословить. Женщинам не подобает мечтать о том, чтобы занять место в наших рядах.

Им вообще не положено хотеть чего-то большего. Ни секса, ни любви и, определенно, ни своего законного места в мире, в котором они родились.

– Я намерена получить лишь то, что заслуживаю. Я Витиелло. Амо и Валерио не придется доказывать свое желание стать частью клана.

– Они мужчины, – возразил Джованни, будто поделился со мной секретом.

Неужели он всегда был таким невыносимым или же я отличалась сговорчивостью в прошлом? Точного ответа я дать не могла.

Джованни вздохнул.

– Но ты не сталкивалась с испытаниями, которые ожидают каждого мужчину, ставшего частью Семьи. Мы должны дать клятву и сделать татуировку. Обязаны истекать кровью и терпеть мучения ради общего блага нашего круга.

Я не сдержалась:

– Мне сделали тату, я истекала кровью и терпела мучения из-за вражды между Семьей и «Тартаром», Джованни. – Я откинула волосы, показывая отсутствующую мочку уха. Затем расстегнула молнию на свитере и стянула футболку, обнажая плечо, демонстрируя деталь татуировки.

Глаза Джованни округлились.

– Испытывал ли ты боль хуже этой? А?..

– Мне очень жаль, Марси. Ты сильно натерпелась, ты права. Но ты не переживала все это с мыслями о Семье, не терзалась ради клана. Ты пострадала случайно. И если бы знала какие-нибудь важные тайны, то раскрыла бы их в ту же секунду, когда они пригрозили отрезать тебе мочку уха. – Увидев мое выражение лица, он добавил: – Что вполне объяснимо. Ты женщина, у вас другой болевой порог.

– Да брось ты, Джованни, – протянул Амо, спускаясь по лестнице. – В последний раз, когда ты практиковал боевые приемы, чуть не разревелся, когда кто-то вывернул твое гребаное запястье. Марселла – крепкий орешек. И если отец считает, что она выдержит любые испытания ради дел клана, то она переживет их снова и не сломается. Она – Витиелло. И татуировка не делает тебя более преданным. Марселла живет и дышит ради нашей семьи, а наша семья – ради коза ностра.

Мне хотелось его обнять. Я могла разобраться с Джованни, однако поддержка Амо и то, с какой легкостью он подтвердил, что я страдала ради Семьи и клана, возымели вес в глазах бывшего. Слова брата и отца, пожалуй, всегда будут иметь большее значение, чем мои, но я сделаю все, чтобы к моему мнению прислушивались.

Амо остановился возле меня, одарив Джованни пренебрежительной усмешкой.

– Тебе есть еще что сказать?

– Думаю, Джованни уже пора, – заметила я.

Джованни сделал шаг назад, затем еще один и кивнул.

– Сожалею, что ты столько пережила, Марси. Надеюсь, случившееся не выставит тебя и твою семью в дурном свете.

– Всего доброго, – пробормотал Амо, и Джованни, наконец, развернулся и выскочил на улицу.

Я издала сдавленный возглас, сжав кулаки.

– Я очень сильно хочу что-нибудь ударить.

– Можешь побить боксерскую грушу в подвале. Да и я все равно собирался в наш домашний спортзал.

– Отлично, – сказала я. Идти мне уже некуда. Прогуляться по городу или встретиться с друзьями? Об этом не могло быть и речи.

Открылась дверь – папа вошел в холл вместе с Валерио. Взгляд отца сразу же сосредоточился на мне.

Должно быть, отец натолкнулся на Джованни или обнаружил его машину. Хотя телохранители наверняка сообщили боссу о нашем госте, едва тот приехал.

– Вы в порядке? – спросил папа, переводя взгляд с меня на Амо.

– Мы собираемся в спортзал, чтобы я побила боксерскую грушу Амо.

Серые глаза отца наполнились беспокойством.

– Что случилось с Джованни?

– Он придурок, – прокомментировал Валерио. – Он мне никогда не нравился, и я рад, что Марси его бросила. Ей нужен кто-то крутой.

– Спасибо за совет по отношениям, – отшутилась я. – В следующий раз сначала познакомлю своего парня с тобой.

– Амо? – спросил папа с ноткой нетерпения в голосе.

– Ничего не случилось, – твердо проговорила я. – Джованни хотел получить второй шанс, а я ему отказала. Затем он заявил, что мне не следует присоединяться к делам Семьи, поскольку я никогда не буду страдать ради нашего дела, как мужчины. – Я пожала плечами. – Ничего особенного.

Гнев исказил лицо отца.

Валерио подошел ко мне.

– Некоторые из моих друзей такого же мнения, но я надрал им задницы и сказал, что ты нереально классная, и теперь они мне верят.

Я взъерошила его белокурую гриву.

– Я и правда очень везучая девушка, раз у меня такие верные и жестокие братья.

– Я разберусь с Джованни и другими парнями, которые тебя обижают.

– Я сама покажу им, на что способна, пап.

Отец рассеянно кивнул, вероятно, составляя список людей, которых накажет. Но от этого они не станут уважать меня больше, чем сейчас.

– Могу я поговорить с тобой после тренировки? – уточнила я.

– Я буду в кабинете, приходи туда.

– Можно мне с вами? – спросил Валерио, когда мы с Амо направились в подвал.

– Конечно, но мы хотим потренироваться: тебе лучше надеть спортивную форму, – сказала я.

– Я быстро! – крикнул Валерио, мгновенно развернувшись и бросившись к лестнице.

– Он похож на белку на стероидах. Откуда у него столько энергии? – проворчал Амо.

Усмехнувшись, я последовала за Амо в спортзал.

Брат показал мне, как правильно бить по груше. Сначала все выглядело легко, однако вскоре костяшки пальцев заболели. Валерио влетел в спортзал: худощавый, высокий и с взлохмаченными волосами. Вскоре мы уже смеялись, пока по очереди пинали и мутузили боксерскую грушу. Амо в кои-то веки отнесся к тренировке не слишком серьезно.

Поднявшись наверх спустя некоторое время, я направилась к кабинету отца и впервые за долгое время почувствовала себя самой счастливой на свете. Сегодняшний день опять стал доказательством того, что я выживу в любой ситуации, пока у меня есть семья.

Постучав в дверь, я зашла в кабинет.

Отец натянуто улыбнулся.

– О чем ты хотела поговорить, принцесса?

– Хочу услышать твое честное мнение о том, как я могу заслужить уважение солдат и по-настоящему стать частью Семьи. Работать спустя рукава не получится, теперь я понимаю.

– Они не будут считать тебя частью Семьи до тех пор, пока ты официально не станешь ее членом.

– Тогда позволь мне принести клятву.

Отец покачал головой.

– Тебе надо порезать ладонь и сделать татуировку.

Я приподняла брови.

Папа метнул взгляд к моему уху без мочки, на секунду в его глазах блеснул страх, после чего он резко выдохнул.

– Лучше бы я сам убил Эрла. Ты точно не хочешь, чтобы я убил остальных Уайтов?

Грея и… Мэддокса. Мужчину, который продолжал всплывать в мыслях без приглашения. Его смерть не изменила бы этот расклад.

– Да, уверена, – непреклонно сказала я, шагнула к папе и обняла его за шею. – Может, твоим людям нужен широкий жест, который продемонстрировал бы, что мне хочется быть частью Семьи, а ты в свою очередь потребуешь от меня определенных действий. Я согласна порезать ладонь, пап. Особенно после того, что пережила в «Тартаре».

– Поскольку ты заполучила тату от ублюдков «Тартара» из-за меня, я не желаю, чтобы ты вновь терпела боль.

– Теперь все будет на моих условиях, я порежусь собственным лезвием.

– Тем не менее это будет мучительно.

– Я справлюсь, – уверенно настаивала я.

– Не сомневаюсь. – Папа дотронулся до моей щеки. – Однако не хочу, чтобы тебе делали татуировку перед толпой похотливых мужчин. К тебе всегда будут относиться по-другому, тату ни имеет значения.

Я знала, когда стоит закончить разговор.

– Когда я смогу принести клятву?

Папа покачал головой, ухмыляясь.

– В течение месяца мы проводим посвящение четырех мальчиков, но если ты не против, чтобы твое посвящение было индивидуальным, тогда…

– Нет, пусть меня посвятят на глазах у всех остальных.

Папа кивнул.

– Ты выбрала трудный путь. Я рад, что ты не будешь обременена еще и Уайтом.

Загрузка...