«Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь».
Девятое июня. Прошло четыре месяца с начала специальной военной операции, как ее официально называют в России; или войны на Украине, как ее называют в полевых условиях. Я стою у входа на Павелецкий вокзал и собираюсь отправиться на территорию, которая когда-то была русско-украинской границей. Вековое здание не только приветствует приезжающих в Москву во всем своем великолепии, но и провожает тех, кто едет на юг.
Группа любопытных туристов с фотоаппаратами в руках собралась перед павильоном, где выставлен «Красный паровоз», доставивший тело Ленина из Горок в Москву. Эта россыпь туристов состоит из аморфных мужчин в полосатых футболках, шортах, а также натянутых до колен черных носках и сумасшедшего, стоящего впереди всех с флагом.
Неподалеку стоит несколько кавказцев, шепчущихся о том, как обменяли валюту по высокому курсу. Голоса мужчины, спорящего по поводу мелочи с толстой женщиной, продающей мороженое в киоске на углу, и стоящего рядом с ним маленького мальчика смешиваются с шумом площади. На несколько секунд внимание людей привлек стук каблуков красавицы-блондинки, выходившей из такси, но вскоре все возвращаются к своим делам.
Я тушу сигарету и иду к дверям вокзала. Московское солнце, сверкающее и палящее, сменяется на приятную прохладу. Я прохожу досмотр и даю свой билет на проверку женщине в кассе, не желающей отвечать ни на какие вопросы. Посреди беспокойной толпы виднеется группа людей в форме цвета хаки. Передо мной проходят солдаты: весь их вид указывает на то, что им лет двадцать с небольшим. У них на спинах – огромные рюкзаки, а на лицах – сосредоточенность, переходящая в угрюмое выражение.
В другом конце зала я замечаю попрошаек и карманников, эту неотъемлемую часть вокзалов. Двое детей подходят к стильной женщине средних лет и нацеливаются на ее сумочку. Женщина ничего не замечает, потому что пристально следит за изменяющимся расписанием на табло. Как только на потенциальное место происшествия приходит полицейский патруль, руки, тянущиеся к сумочке, отдергиваются, и дети молниеносно теряются в толпе.
Я пробираюсь сквозь людей и бросаюсь к заполненной дачниками платформе, куда прибудет поезд, идущий на Сочи. Еще одна толпа – в шортах, сланцах, с кремом от солнца, надувными кругами в виде уток, пивом, мороженым, нарукавниками для плавания, пирожками, вареной кукурузой, окутанная сигаретным дымом и сопровождаемая бегающими во все стороны детьми…
До отправления поезда осталось несколько минут. Напряженное ожидание заканчивается, как только машинист гудит в свисток; люди в клубах пыли начинают штурмовать поезд. Мне приходится втискиваться в эту толчею, чтобы не опоздать. В суете я нахожу свое купе, где мне предстоит провести около 25 часов.
Внутри – молодая мама, ее десятилетний ребенок и пожилая женщина. Мы приветствуем друг друга. Создается ощущение, будто бы они уже давно живут в купе. На маленьком столике стоит узелок с пирожками, несколькими огурцами, помидорами и сыром. На голове мальчика выбрита буква «Z».
Я размещаю свои вещи. Долго гудит свисток. Поезд с большим шумом трогается с места. Часы показывают 16:35. На следующий день в 15:30 мы будем в Ростове.
Остались позади пригороды Москвы. Голубое небо начинает постепенно темнеть вместе с заходом солнца. Мы въезжаем в бескрайние русские леса. Женщины пытаются угостить меня содержимым своих узелков. Когда я отказываюсь, они настаивают. Они спрашивают, откуда я и куда еду. Когда узнают, что я из Турции, они принимаются расхваливать пляжи Анталии. Молодая мама с большой заботой кормит своего ребенка. Когда он заканчивает есть, она хорошенько вытирает ему рот и руки. Русские женщины очень ласковы со своими детьми.
Ребенок не может сопротивляться сладкой тряске поезда: кладет голову на колени матери и закрывает глаза. Вскоре к нему присоединяется и мать.
Пожилая женщина поднимает зеленые глаза от лежащего перед ней кроссворда и спрашивает, зачем я еду в Ростов. Немного поколебавшись, отвечаю как есть: еду в Донбасс. Она удивляется. После небольшого малосодержательного диалога женщина, по всей видимости, оправляется от волнения: она – из Донбасса, а в Ростове живет с 2015 года.
Я спрашиваю, почему она переехала. Женщина опускает глаза и некоторое время сомневается, стоит ли рассказывать, но желание поговорить берет верх:
– Это был апрель четырнадцатого года. Все в одно мгновение встало с ног на голову. Мы оказались в состоянии войны прежде, чем успели что-либо понять. Сначала появились вооруженные люди; затем на улицах и проспектах, по которым мы ходили каждый день, начали взрываться бомбы. Это очень странно. Люди не могут себе представить, что война, о которой они смотрели по телевизору, однажды начнется в их собственном городе. Несмотря на это, мы вели обычную жизнь. Мой муж был бухгалтером на угольной шахте недалеко от города. Я преподавала историю в средней школе. В то время мы спокойно жили с двумя нашими сыновьями, которые ходили в школу. Когда же все вокруг превратилось в ад, мы решили переехать в Ростов к нашим родственникам.
Женщина достает из кошелька фотографию двух сыновей и показывает ее мне: молодые люди стоят, обнявшись, на берегу реки и улыбаются.
У обеих сторон военного конфликта есть официальные версии, из-за чего началась война. Украина говорит о российском экспансионизме, а Россия заявляет об угрозе со стороны НАТО. Мне интересно, что по этому поводу думает пожилая женщина.
Отпив чая, она продолжает говорить с того места, на котором остановилась:
– После переворота в Киеве (она имеет в виду события на Майдане) усилилось давление на наши регионы. Они делали все возможное, чтобы раздавить нас, русских, потому что видели в нас предателей. Для них мы были осколками, оставшимися от Советского Союза, и нас нужно было вычистить, чтобы обеспечить безопасность Украины. Они пытались запретить наш язык, нашу культуру и все остальное. Начались аресты молодежи. Конечно, появилась реакция на происходящее.
Когда наши соотечественники провозгласили независимость Крыма, это дало нам надежду. Мы не могли выносить того, что мы были гражданами второго сорта. В начале апреля начались протесты против киевской администрации, которая оказывала давление на жителей региона. Похожие новости мы получали от родственников из Луганска. Была проведена большая демонстрация в поддержку референдума о независимости. Мой муж, дети, соседи и почти все мои знакомые участвовали в ней. На самом деле все вспыхнуло после того, как мы начали громко о себе заявлять. Что было дальше, вы наверняка знаете. Украинцы напали на нас, а потом нам на помощь пришла российская армия.
Из глаз пожилой женщины капают слезы:
– Сейчас мои сыновья на фронте… Мы были вынуждены покинуть наш дом. Все стало только хуже…
Ее рука тянется к лежащей на столе салфетке. Успокоившись, женщина продолжает:
– Извините меня… Когда люди вспоминают о своих детях, они легко могут расчувствоваться.
Я только могу сказать, что мне жаль. В купе становится тихо. Поезд продолжает ехать вперед на полной скорости. От усталости и поездной тряски я засыпаю посреди бесконечного леса, мелькающего за окном…
На следующее утро я просыпаюсь от бьющего прямо в глаза солнца. Мои соседи уже давно проснулись. Мать снова с большой заботой кормит ребенка. Пожилая женщина желает мне доброго утра и протягивает стакан чая. Вскоре мальчишка, скооперировавшись с другими детьми, начинает бегать по коридорам поезда.
Густые леса сменяются широкими равнинами. На дороге сначала появляются отдельно стоящие дома, затем – небольшие деревни. Поезд замедляет ход и останавливается на станции Зверево.
На станции моментально образовывается окутанная табачным дымом толпа в шортах и сланцах, вокруг бегают дети. Из магазинчиков забирают все, чем только можно поживиться. Дети счастливы. Они кричат, держа в руках разноцветное мороженое. Где-то сбоку шастают бездомные собаки. После сухой московской жары приятно светит с неба мягкое летнее солнце: природа постепенно приобретает черты черноморского побережья.
Свисток машиниста нарушает едва устоявшуюся безмятежность. Толпа втискивается обратно в поезд. В купе запах чая сменяется запахом пива и сушеной рыбы. Откуда-то из соседних купе пробивается тихая народная песня. Чем больше мы продвигаемся на юг, тем более природа становится богаче и зеленее.
Уставший от московской серости, я опускаю плечи и расслабляюсь. Но здесь, на юге, до конца не расслабиться, ибо все вопит о войне. В деревнях и поселках по обе стороны от железной дороги и в помещениях, напоминающих склады, виднеется замаскированная бронетехника. Мы едем еще какое-то время, после чего проводница объявляет:
– Следующая остановка – Ростов.
В России женщины работают во всех сферах. Проводниками в поезде, преподавателями в университете, водителями автобусов, военными корреспондентами, операторами и продавщицами в киосках… Блондинки, русые, брюнетки – такие красивые и такие жесткие женщины. Причиной этого доминирования стала Вторая мировая война: Советский Союз потерял в войне 26 миллионов человек, из которых было 20 миллионов мужчин и 6 миллионов женщин. Создавшийся тогда гендерный перекос с большой долей женщин до сих пор не преодолен. Добавьте к этому то, что часть мужчин отправилась на фронт после начала специальной военной операции, а еще часть уехала за границу. Тогда не будет ошибкой сказать, что женщины стали серьезно преобладать во многих сферах.
Поезд останавливается в Ростове. Я собираю свои вещи и прощаюсь с попутчиками. На циферблате – три часа дня…
Перед вокзалом таксисты ругаются за право первым взять пассажира. Побеждает автомобиль с флагом Таджикистана на зеркале заднего вида. И вот мы уже в пути. Машин почти нет, на улицах спокойно. Таксист интересуется, откуда я. Услышав, что я турок, он говорит мне на ломаном турецком:
– Добро пожаловать!
Ответив на его приветствие[1], я, повинуясь рефлексу, который есть, наверное, у каждого жителя нашей планеты, спрашиваю его, как дела.
Он отвечает мне так:
– Все не как раньше. Война все изменила.
Поездка длится недолго.
Через несколько минут мы подъезжаем к отелю, где собирается делегация, состоящая из журналистов и наблюдателей, которые должны отправиться в Донбасс по приглашению Министерства обороны России. За столиками перед отелем сидят дачники и военные разных званий. Кое-где на столиках стоит чай, но в основном – пиво…