Огромная, уходящая в высоту платформа на трех длинных опорах, подобно копью, пронзает чистое голубое небо. Однако не превышает максимальную высоту, о которой условились Хранители при возведении резиденций. Как не превышают ее еще три таких же платформы по обе стороны и позади. Вокруг них высоко-высоко, мелькая на фоне облаков, носятся черные точки стрижей.
– Смотрю, ты уже успел достроиться, – заметил поединщик одобрительно. – Как-то раньше внимания не обращал.
– Моим сородичам нужно где-то жить, – горделиво пояснил птеринг, проводя пернатой ладонью по ярко-красному гребню, который еще краснее, чем у Гнура. К тому же, если у гоблина гребень из жестких волос и похож на растущую на голове щетку, то у Керкегора он крупнее и выглядит мясистым и упругим, точно наполненный водой горб верблюда.
– Сейчас я призову своих сородичей, – сказал он, – они спустят корзину для продуктов и поднимут тебя наверх.
Страг покачал головой.
– Только этого не хватало.
Керкегор развел руками-крыльями, отчего полы его плаща колыхнулись.
– Другого пути нет. Лестниц не держим – мы не можем подвергать себя риску.
Птеринг задрал голову и что-то прокричал на своем свистяще-чирикающем языке, который еще и звучал гортанно и отдаленно напомнил Страгу бульканье.
Наверху, на самой платформе, показалась крылатая фигура в плаще. Прокаркала или прокукарекала что-то в ответ и исчезла. Страг даже отсюда, с земли, заметил у нее на голове ярко-красный гребень, как у Керкегора.
– Я распорядился, чтоб нам накрыли на стол, – пояснил птеринг. – Вот только как ты собираешься подняться ко мне, если…
Страг молча подошел к ближайшему из трех деревянных столбов-опор и провел по его поверхности пальцами. Затем задрал голову, на лице сосредоточенное выражение, будто что-то подсчитывает. В следующий миг поединщик взялся за столб обеими ладонями, обхватил руками и ногами и с ловкостью кошки принялся карабкаться вверх. Он двигается довольно резво, от удивления у Керкегора приоткрылся клюв, на миг обнажив малиновую полость рта, в котором мелькнул частокол зубов.
За спиной у птеринга раздался скрипучий, прозвучавший, как дуновение ледяного ветра голос, и пернатого передернуло:
– Этот человек ловок, но он зря тратит силы.
Птеринг обернулся и увидел стоящую рядом баньши. Она невысокая, почти прозрачная, в странном белом платье, что очень напоминает саван. Из длинных и широких рукавов торчат узкие ладони. Седые волосы рассыпались по спине, на лице застыла скорбь.
– Он гордый, – пояснил Керкегор, вернув себе важный вид, – и в этом его родство с благородными и мудрейшими птерингами. Вообще, гордость отличает нас всех от животных. У кого ее нет, тот – как дворовая собака. Сколько хозяин ни пинает, она все равно простит и будет клянчить еду.
Баньши мазнула взглядом по его покрытому перьями лицу. На миг их взгляды пересеклись, но птеринг первым отвел глаза.
– Я видела, как вы окружили циркача по дороге к его замку, – продолжила тихим голосом, с такой интонацией, будто говорит речь на тризне по павшим. – Что вам от него нужно?
Керкегор приосанился, принял гордый и величественный вид.
– Прошу меня простить, но это пока что тайна. Времени осталось мало, я не хочу ничего испортить.
Баньши едва заметно кивнула и поплыла над землей прочь, в сторону обрыва, за которым видна сияющая на солнце гладь моря.
– Постой! – прокаркал ей вдогонку Керкегор. – Расскажи, где ты постоянно прячешься, что тебя целыми днями не видно?
Однако Хранительница не ответила. Она продолжала отдаляться, пока не исчезла где-то у домиков амазонок.
Взмахнув крыльями, птеринг принялся по спирали облетать уходящую в высоту платформу, поднимаясь все выше.
Через какое-то время его ноги в кожаных сапогах со стуком коснулись досок платформы, он сложил за спиной крылья.
Спустя несколько мгновений снизу послышались шорохи, и на платформу вылез Страг. Его короткие непослушные волосы ерошит ветер, открывая взору чуть вытянутые и заостренные уши. За спиной роскошная панорама, где как на ладони видны резиденции Хранителей, сам Зал Советов и многочисленные дома переселенцев, кругами возведенные вокруг жилищ Хранителей.
Поединщик вдруг резко качнулся, едва не сорвавшись с края платформы. В последний момент резко выбросил в стороны руки и, сумев сохранить равновесие, отошел от края.
– Мои поздравления, – проговорил Керкегор, несколько раз символически хлопнув в пернатые ладоши. – Поднялся ты сюда быстрее, чем удавалось кому-либо из бескрылых. Я хочу сказать, не именно на эту платформу, но вообще…гоблины, к примеру, тебе и в подметки не годятся.
Птеринг приложил кончики пальцев ко лбу, демонстрируя восхищение.
– Я слышал, ты раньше был циркачом, – добавил он, не отводя глаз от человека-полуэльфа. – Как у вас, людей, говорят – талант не пропьешь, да?
– Хотя попытки были, – закончил за него Страг и кивнул на вход в просторный деревянный дом с круглыми окнами и треугольной крышей без каких-либо украшательств. – Давай уже веди, гвоздь мне в пятку. После того, как залез на этот твой скворечник, жрать захотелось еще сильнее!
– Добро пожаловать в мое скромное жилище, – произнес Керкегор с приглашающим жестом.
Страг с интересом посмотрел на большую коробку из четырех стен с обычной, уходящей под углом вверх крышей.
Идеально круглый вход и правда делает его похожим на скворечник. Он занавешен плотной тканью, напоминающей изнанку ковра.
Керкегор подошел первым, от его прикосновения ткань отодвинулась, открывая проход, и птеринг приглашающе кивнул.
Переступив порог, циркач оказался в просторном помещении. В такие же круглые, как дверь, окна вливается яркий солнечный свет. По углам горят светильники на высоких металлических подставках, выгоняя затаившиеся там тени.
От брошенного в сторону длинного стола взгляда Страг сглотнул голодную слюну. Здесь в мисках лежат крупные спелые яблоки, круши размером с кулак, отдельно на блюдечках горки крупных и мелких орехов и ягод, гроздья спелого винограда – белого, желтоватого, насыщенно-синего, полупрозрачного с красноватым отливом. Капельки воды блестят на фруктах и ягодах, как роса на траве.
Здесь же поединщик заметил несколько небольших мисок, в которых рассыпчатые зерна. Они либо сухие, либо залиты кипятком, и от них поднимается пар. Некоторые залиты молоком.
– Прошу за стол, – произнес важно Керкегор, указывая на лавки по бокам.
Страг молча кивнул. Затем задумчиво провел рукой по чисто выбритому лицу, коснулся рукоятей метательных ножей на поясе, как бы проверяя, на месте ли.
– В моем доме тебе ничего не угрожает, – заметил Керкегор. – Садись, сегодня ты – мой гость! Разве что случайно можешь упасть с края платформы, но ты держись поближе ко мне.
– Ага, – буркнул поединщик, – упадем вместе, так веселее.
Он медленно опустился на лавку, та жалобно скрипнула. Страг рассматривал диковинные штуки на стенах – не то коврики, не то маленькие картины, но сделаны из плотно подогнанных друг к другу тончайших прутиков дерева. Вместе их держат тонкие белые тесемки по бокам.
На одной изображен лес с чистым голубым небом и солнцем, похожим на огромную вишню. На другой весело течет по камням ручей, рядом сидит громадный медведь. Еще на одной во весь рост изображен птеринг с мечами в руках. Лезвия длинные и тонкие, совсем как те, что носит Керкегор. Рядом на земле лежат поверженные – зарубленные и истыканные стрелами – гоблины.
На четвертой картине Страг увидел огромную гору. Часть ее склона покрыта лесом. Он виден то здесь, то там, похожий на островки зелени. Остальные части горы пустынны, там сухая и каменистая земля. Кое-где камни торчат, будто пеньки срубленных деревьев.
Циркач перевел взор выше, и глаза на мгновение широко раскрылись. Губы сжались в прямую линию, в зеленых глазах промелькнуло узнавание.
С неба к вершине летит нечто сияющее, ослепительно яркое, будто от солнца отделился сгусток сжигающего все на своем пути света и несется к горе, перечеркивая небо длинным огненным хвостом.
– Долгон, – прошептал он.
На миг и без того суровое лицо сделалось угрюмым, будто что-то вспомнил. Из размышлений его вывел голос птеринга.
– Вижу, ты узнал место падения Талисмана, – произнес он, постукивая половинками клюва друг о друга.
Страг кивнул.
– Такое не забывается.
В глазах Керкегора мелькнуло нечто, похожее на участие.
– С тобой там произошло нечто плохое, так ведь? Это там ты потерял жену?
Циркач остановил его расспросы резким жестом.
– Давай лучше поедим, – сказал он глухо. – Картины красивые. Жены делали?
– Их должен уметь делать каждый уважающий себя птеринг, – ответил Керкегор. – Ту, что с горой, делал я. Ибо мои жены не видели падения Талисмана.
Поединщик снова кивнул, оглядывая голодным взглядом фрукты, ягоды и орехи в мисках, и жалея, что нет мяса.
Птеринг тем временем продолжал.
– Это называется циновки, – сообщил он, указывая на картины из палочек на стене. – На нашем языке хунь-янь.
– Гм…– сказал Страг, поморщившись. – Я-то не против сквернословия. И не такое слыхал. Но вот при женщинах про это свое хунь…анань…В общем следи за тем, что говоришь. Чтоб неудобно не получилось.
Но Керкегор его не слушает. Он снял плащ, и, оставшись в одном лишь поясе, расставил в стороны крылья. Закрыв глаза, он начал приседать, покачивая из стороны в сторону пернатой головой. Страг привык его постоянно видеть в плаще, и от вида Керкегора, целиком покрытого перьями, так сказать, голого, поединщик изумленно вздрогнул.
Ноги птеринга оказались толстые и мощные, тоже все в перьях. Он напомнил Страгу гигантскую, вставшую на задние лапы курицу. Вот только на поясе висит пара ножен с мечами, а на ногах сапоги. Высокое, покрытое перьями с головы до ног тело, под перьями выпирают мускулы. На груди, придавливая перья, висит Осколок – мелкий, но с острыми гранями.
Поединщик громко прочистил горло, и птеринг открыл глаза. Он посмотрел на Страга вопросительно.
– Что это было? – спросил поединщик с подозрением. – Зачем разделся? Ты, что, дома голый ходишь?
– Я произносил нашему птичьему богу Кеацтокакаклю молитву перед едой. У нас так принято. Но если я в квесте или среди недоброжелателей, то этим можно пренебречь, – важно ответствовал Керкегор. – Ты мой гость, я тебе доверяю. Кстати, если желаешь помолиться перед вкушением пищи вместе со мной, тогда тоже раздевайся и…
Страг торопливо остановил его жестом.
– Я верю, что еда не отравлена. Нет нужды никому молиться.
Керкегор снова облачился в плащ и сел на лавку по другую сторону стола. Он сделал приглашающий жест.
– Раздели со мной трапезу, человек.
Страг с сомнением оглядел всевозможные фрукты в мисках, в животе квакнуло так громко, что, кажется, никакие фрукты не помогут, сейчас бы баранью ногу или зажаренного на вертеле поросенка. Однако, помедлив, взял спелое яблоко и звучно откусил. Брызнули капельки сока, твердоватая мякоть захрустела на крепких зубах.
Керкегор кивнул, придвинул к себе миску с замоченными в молоке зернами и принялся понемногу клевать.
– Скоро праздник Луны, – пояснил он в ответ на вопросительный взгляд поединщика. – Это своего рода подготовка. Пост. Приходится отказываться от мяса и от женщин.
– И от мужчин, – добавил Страг.
Керкегор закашлялся, глаза выпучились. Ярко-красный гребень возмущенно дернулся.
– Да как тебе только в голову взбрело…Мы ничем таким не занимаемся!
– А как же твои жены? Им же приходится отказываться от тебя.
Птеринг махнул рукой, выражение лица сменилось на доброжелательное.
– Курица – не птица, женщина – не птеринг, – изрек он, заговорщицки понизив голос до шепота. – Баба она и есть баба.
Страг быстро обглодал яблоко и положил огрызок на стол. Посмотрел на Керкегора в упор.
– Зачем позвал? – спросил он. – И почему вы все устроили там этот спектакль? Ты, Гнур, Брестида и Лотер!
Птеринг придал лицу невинное выражение, посмотрел честным открытым взглядом.
– Я понятия не имею, что хотела Брестида и все эти…звери, – сказал он. – А у нас, древних и мудрых птерингов, как я уже говорил, скоро праздник Луны.
Страг прищурился, взял горстку очищенных орехов.
– И что? Я лез на твою верхотуру только затем, чтобы это услышать? Знаешь, Керкегор, я за тебя рад. А внизу нельзя было об этом сказать?
Он посмотрел на клювастого Хранителя с осуждением, закинул орехи в рот.
Пару мгновений Керкегор молчал. Слышно было, как циркач звучно перемалывает зубами ореховые ядра.
Птеринг нехотя произнес:
– Знаешь, мои сородичи кого попало к себе не приглашают. Такое доверие оказывается лишь дорогим друзьям. А они, как существа благовоспитанные, потом могут отблагодарить чем-нибудь в ответ…
Страгу в лицо бросилась кровь. Он резко поднялся, задев локтем миску, и яблоки покатились через весь стол в разные стороны, посыпались на пол. От резкого движения у Страга за спиной перевернулась и с грохотом ударилась об пол лавка.
Его зеленые глаза сверкнули.
– Керкегор! – прорычал он. – Ты мне зубы не заговаривай! И не прикидывайся невинной девой на сеновале. Говори прямо, чего хочешь!
Птеринг тоже встал и развел руками. Он посмотрел с видом попавшего в безвыходное положение существа.
– Как я уже сказал, через два дня праздник, – произнес он, глядя поединщику в глаза. – Мне и моим сородичам нужен аркутарх.
– Арху-что? – не понял Страг.
Птеринг снова развел руками.
– Цветок, что ты видел в лесу. Он встречается очень редко. Но на празднике Луны – просто необходим. Вот я и прошу тебя, как союзник и как Хранитель Хранителя – принеси его мне.
Страг нагнулся и одной рукой без труда поднял тяжелую опрокинутую лавку, легко приставил к столу. Затем посмотрел на Керкегора, буквально прожигая взглядом.
– Значит, Гнуру и Лотеру с Брестидой тоже нужен цветок? Вы все хотите заполучить Лунную звезду. Но ты, значит, самый хитрый, да? Думаешь, раз позвал к себе домой и дал пожевать яблоко, то уже все, я на твоей стороне, что ли?
Птеринг скорбно покачал головой.
– Я считал, мы союзники. Я поддерживаю тебя и твои решения на Совете, а ты – меня. К себе пригласил тебя просто так, из дружеского расположения.
Поединщик покачал головой.
– Керкегор, твое вранье читается на раз-два. Выходит, вам всем просто нужен этот чертов цветок.
Птеринг на мгновение отвел взгляд, а затем снова устремил на циркача.
– Его не зря называют Лунной звездой, – сказал он быстро. – После того, как сорван, он остается живым еще какое-то время. И, когда на него падает свет полной луны, он являет собой неописуемое зрелище! И мой народ всегда поклоняется ему во время праздника Луны.
Глаза Керкегора на мгновение расширились, выражение птичьего лица сделалось завороженным, как будто в эту минуту он увидел перед собой тот самый цветок из леса.
– Благодарю за гостеприимство, – обронил Страг и направился к двери.
– Подожди! – воскликнул Керкегор, вскидывая пернатую ладонь. – Напоследок хочу тебе кое-что показать! Клянусь, такого ты не видел нигде и никогда!
Поединщик остановился и повернулся к нему, в глазах небрежный вопрос, на лице явное сомнение.
– Танец птерингиц! – торопливо пояснил Керкегор. – Я и одна из моих жен станцуем для тебя.
Страг посмотрел озадаченно.
– А что в ваших танцах такого особенного? Если это похоже на вашу утреннюю молитву, когда вы орете, как резаные, и не даете всем спать, то…
Птеринг покачал пернатой головой, вид у него сделался обреченный.
– Давай договоримся. Если ты сейчас увидишь нечто такое, что тебя изумит или хотя бы позабавит, и признаешь, что ничего подобного никогда прежде не видел, то – отдашь Лунную звезду мне.
Страг задумался, брови сдвинулись, в глазах промелькнуло любопытство.
– А что такого в ваших танцах? Вы танцуете, стоя на голове?
Керкегор, видя, что сумел поймать циркача на крючок интереса, позволил себе улыбнуться. Он приложил ладони к клюву.
– Видишь ли, в нашем племени жены состоят в строгом подчинении мужьям. Муж господствует над женой, а чем больше жен, тем лучше для нас. И никто из них не смеет своему мужу и господину и слово сказать поперек.
Керкегор вновь посмотрел на Страга обреченно.
– Раз в несколько чаров, по-вашему, месяцев, жена имеет право пригласить своего мужа на танец. И во время этого танца они с мужем на время меняются местами. Она обретает свободу и независимость, а также шанс принимать решения самостоятельно.
Страг иронически хмыкнул.
– Даже интересно стало, как все это можно проделать во время танца. Уговорил.
Он подошел к лавке и опустился на жесткую деревянную поверхность.
– Ладно, я посмотрю на ваш танец. А если и вправду удивишь, то принесу тебе Лунную звезду. Если сумею вспомнить, где именно в лесу ее видел.
В открывшуюся дверь одна за другой вошли птерингицы. Они оказались не такие высокие, как Керкегор. Гребни на головах не такие яркие и немного меньше размером. Лица скрыты шелковыми платками, так что открыты только глазницы и клюв.
Поединщик стал ловить на себе любопытные взгляды пернатых женщин. На них покрытые узорами платья, на вид обыденные и практичные, но в то же время красивые. Страг с интересом заметил, что руки у них по толщине не уступают Керкегору.
Все четыре птерингицы поклонились Страгу. Они стараются не смотреть поединщику в глаза, будто это запрещено, старательно отводят взгляд, и все чаще поглядывают на Керкегора.
Птерингица, что с краю, смело вышла вперед. Остальные три отошли к большому сундуку в углу и что-то из него извлекли. В руках одной появилась деревянная дудочка, вторая держит бубен, а третья – небольшую доску с натянутыми на колышках жилами.
– Сегодня со мной будет танцевать Ададар, – торжественно произнес Керкегор.
Под заинтересованным взглядом Страга он снял пояс с мечами и прислонил в углу к стене. Затем скинул плащ.
Птеринг ему кивнул, и они вдвоем сдвинули стол и лавки к стене. Страг сел на лавку в ожидании обещанного танца, а Керкегор остался стоять в центре комнаты и жестом подозвал ту, кого он назвал Ададар – птерингица с желтоватыми перьями на лице, которые чуть длиннее, чем у остальных жен, и отчасти напоминают приглаженные волосы.
Однако Ададар вдруг что-то прокаркала и указала на Страга.
– Что она говорит? – спросил он с интересом.
Керкегор не ответил. Он прокаркал что-то жене в ответ с вопросительной интонацией и, как показалось циркачу, недовольно. Из ее клюва вновь донеслись непонятные для Страга звуки, а пернатый палец указал на него.
Выражение лица Керкегора сделалось таким, будто он публично и с разбегу плюхнулся задницей в лужу. Пару мгновений неуклюже мялся, а затем перевел:
– Ададар желает в этот раз пригласить на танец…тебя, Страг!
Поединщик в недоумении нахмурился.
– Ты уверен, что правильно ее понял?
Птичье лицо Хранителя от птерингов вытянулось, он хлопает глазами, смотрит на жену так, словно не может поверить в происходящее.
– Ты, конечно, можешь и отказаться, – добавил Керкегор. – Я бы даже тебе именно это и посоветовал…Но с другой стороны…
Поединщик остановил его взмахом ладони.
– Чего ж отказываться. Даже любопытно. И часто твои жены приглашают на танец других мужчин?
– Да нет, такое впервые, – проговорил Керкегор загадочно.
Он бросает странные взгляды на Ададар, посылает ей знаки, словно уговаривая этого не делать, и тычет пальцем себе в грудь.
Ададар с ледяным взглядом покачала головой.
По взмаху рук Керкегора жены принялись играть. Комната заполнилась мягким свистом сопилки, мерным позвякиванием бубна. Третья жена ударила по натянутым с разной силой жилам на дощечке, и оттуда полилось бодрое бренчание.
Ададар плавно вышла в центр комнаты, подняв крылатые руки и разведя их в стороны. Ее птичьи глаза не отрываются от поединщика. На ее покрытой слоем перьев голове едва заметно покачивается бледно-красный гребень. На миг Страгу показалось, что это мясная вырезка, и мелькнула мысль, что неплохо бы зажарить ее с чесночком.
Он развел в стороны руки и начал плавно двигаться в такт немного странной музыки, держа птерингицу в поле зрения.
Она тоже следит за циркачом неотрывно, ее движения плавные и в то же время уверенные, четкие. Ададар подплывает все ближе к Страгу. Когда оказалась совсем рядом, но резко взмахнула руками, и голову поединщика неожиданно сотряс сильный удар.
От неожиданности он вздрогнул и уставился на нее. Музыка по-прежнему играет, Ададар плавно движется в такт, водит перед собой руками, как бы играя с невидимым, льющимся с потолка потоком воды.
У Страга от изумления приоткрылся рот. В эту секунду птерингица взвилась в воздух, выбросив вперед ногу. Циркача сбило с ног, удар пришелся точно в центр груди. От яростного вопля жены Керкегора задрожали стены.
Страг не успел подняться, как Ададар с лицом, скрытым под колышущейся тканью шелкового платка, принялась охаживать поединщика мощными ударами ног, не давая ему встать.
Наконец, он сумел вскочить. Выставил руки, закрываясь от ударов. Руки птерингицы превратились в смазанную картину из разноцветных перьев, мелькающих перед лицом. И лишь болезненные и довольно сильные тычки в плечи и согнутые в локтях руки, что закрывают его голову, напоминают Страгу, что его пытаются нагло побить.
– Кер…Керкегор! – взревел он. – Убери свою бабу! Что она себе позволяет?!
– Прости, Страг, – донесся сквозь воинственные птичьи вопли Ададар знакомый голос. – Но я же говорил, что этот танец для наших жен – единственный способ хоть ненадолго обрести свободу и независимость. А заодно и отыграться на муже за долгие месяцы беспрекословного повиновения. Не знаю, почему она выбрала тебя! Клянусь богами, не знаю!
Ададар умудрилась огреть Страга кулаком по лицу, и поединщик яростно зарычал.
Он не заметил, как пернатая нога птерингицы под просторным платьем рванулась вверх и врезалась ему прямо в причинное место.
От резкой боли циркач согнулся и застонал. Он сделал глубокий вдох, затем сжал челюсти.
Керкегор стоит рядом, то и дело порываясь вмешаться, но в последний момент отступает, глядя на разъяренное лицо жены. Она снова осыпает Страга ударами – справа и слева, сверху, и метя снизу в подбородок. Однако после самого главного удара, циркач на все эти тычки не обращает внимание.
Поединщик со стороны напоминает медведя, на которого с лаем бросается мелкий, но осмелевший пес. По его потемневшему лицу стало ясно, что терпение закончилось. И что правилами гостеприимства теперь можно пренебречь.