О подавляющем военно-морском превосходстве Англии при объявлении ей войны Америкой. – Расовая принадлежность комбатантов. – Американский флот в начале войны. – Хорошо подготовленные офицеры. – Причины, делающие наших моряков особенно эффективными. – Близкое сходство между британскими и американскими моряками. – Наши корабли укомплектованы в основном коренными американцами, многие из которых ранее служили в составе британского флота. – Квоты моряков, предоставленных различными штатами. – Военно-морские верфи. – Списки офицеров и матросов. – Список судов. – Тоннаж. – Различные способы его оценки в Британии и Америке. – Классы. – Американские корабли с правильной оценкой класса. – Вооружение фрегатов и корветов. – Три типа используемых орудий. – Разница между длинноствольными орудиями и карронадами. – Малый вес американского выстрела. – Сравнение класса британских 38-пушечных и американских 44-пушечных фрегатов. – Сравнение последних с 74-пушечниками
В первые годы этого века военно-морская мощь Англии находилась на такой высоте, которой ни до, ни после этого не достигала ни одна другая нация. По всем морям шли ее флоты, не только торжествуя, но и не имея никого, кто мог бы оспорить их власть. Островитяне уже давно заявляли о господстве над океаном, и им, безусловно, удалось полностью подтвердить свои притязания во времена кровавых сражений, последовавших за началом Французской революции. С 1792 года каждая европейская нация, в свою очередь, научилась испытывать сильный страх перед тяжестью руки Англии. На Балтике сэр Сэмюэл Худ учил русских, что они должны оставаться в порту, когда приближаются английские крейсера. Потомки викингов видели, как весь их флот был уничтожен в Копенгагене. Ни один голландский флот не вышел в море после того дня, когда лорд Дункан завладел разбитыми кораблями де Винтера у Кампердауна. Но за несколько лет до 1812 года величайший морской боец всех времен погиб в Трафальгарской бухте, и его смерть рассыпала на куски флоты Франции и Испании.
С того дня задачей Англии было не более чем удерживать в порту те вражеские корабли, которые она не уничтожила. Только Франция все еще обладала флотом, который можно было сделать грозным, и поэтому от Шельды до Тулона ее гавани охранялись, а ее берега подвергались нападениям блокадных эскадр англичан. В других местах последние не опасались, что их власть подвергнется серьезному нападению, но их обширная торговля и многочисленные колонии нуждались в постоянной защите. Соответственно, в каждом море можно было встретить их крейсеры всех размеров, от величественного линейного корабля с ярусами тяжелых орудий и многими сотнями людей до маленького катера, на борту которого находилось всего несколько десятков душ и пара легких пушек. Все эти крейсеры, особенно меньшие, постоянно вступали в столкновение с теми неприятельскими кораблями, которые прошли через блокаду или были слишком малы, чтобы пострадать от нее. Французские и итальянские фрегаты часто атаковывались и захватывались, когда огибали свои берега или отправлялись в грабительский поход через Атлантику или Индийский океан, и, хотя датчане потеряли свои более крупные корабли, они продолжали ожесточенную войну с помощью бригов и канонерских лодок. Таким образом, английский морской пехотинец находился в постоянных учениях, сопровождавшихся почти неизменным успехом.
Такова была военно-морская мощь Великобритании, когда конгресс Соединенных Штатов объявил ей войну. В то время как она могла насчитывать тысячу парусов, американский флот насчитывал всего полдюжины фрегатов и шесть или восемь шлюпов и бригов, и неудивительно, что британские офицеры отнеслись к своему новому противнику с презрительным безразличием. До сих пор об американских моряках ничего не было слышно, за исключением двух или трех столкновений с французскими фрегатами и каких-то малоизвестных стычек с маврами Триполи, ни один из них не мог привлечь внимания за годы, которые видели Абукир, Копенгаген и Трафальгар. И все же эти мелкие войны были школой, которая подняла нашу морскую пехоту до высочайшего уровня мастерства. Непрерывный путь к победе, одержанный главным образом благодаря морскому делу, сделал английского моряка чрезмерно самоуверенным и заставил его мало обращать внимания на маневрирование или даже на артиллерийскую стрельбу. Тем временем американец, получая сильные удары, учился их отражать и принадлежал к службе слишком молодой, чтобы чувствовать чрезмерную уверенность в себе. Одна сторона ослабила свои тренировки, в то время как другая довела их до предела возможного. Таким образом, наши корабли в целом оказались победителями в кажущейся неравной борьбе, и люди, победившие лучших моряков Европы, теперь, в свою очередь, были вынуждены уступить. По сравнению с великими морскими сражениями предшествующих нескольких лет самые кровавые наши конфликты были простыми стычками, но это были стычки между дотоле признанными королями океана и новыми людьми, которые все же их превзошли. На протяжении более ста лет или с тех пор, как они сражались на равных с великими голландскими адмиралами, англичане демонстрировали решительное превосходство над различными противниками, и в течение последней четверти этого времени это превосходство, как уже говорилось, было очень заметным. Любопытно, что наш небольшой флот, в котором искусство обращения со старыми бортовыми парусными фрегатами и борьбы с ними было доведено до высочайшей из когда-либо достигавшейся точки совершенства, – что этот самый флот содержал первого представителя современного военного парового корабля, а также торпеду – две страшные машины, которым предстояло изгнать из океана то самое парусное судно, которое впервые отстояло честь звездного флага. Тактическое мастерство Халла или Декейтера теперь представляет просто архаический интерес и имеет не больше значения для маневрирования современного флота, чем тактика афинских галер. Но война по-прежнему дает некоторые практические уроки в отношении ценности эффективных кораблей и, прежде всего, эффективных людей на них. Если бы у нас были только жалкие канонерские лодки, наши люди ничего не смогли бы сделать, если бы у нас не было хороших людей, тяжелые фрегаты не помогли бы нам. Слабые корабли и бессильная артиллерия лишили голландцев почти всего флота, прекрасные корабли и тяжелые орудия не спасли французов и испанцев от такой же участи. Своим успехом мы обязаны тому, что матросы были даже лучше голландцев на кораблях еще более совершенных, чем те, которые были построены двумя римскими морскими державами.
Первое, что нужно помнить, чтобы написать честный отчет об этой войне, – это то, что разница в боевых навыках, которая, несомненно, существовала между двумя сторонами, была обусловлена главным образом обучением, а не характером людей. Кажется несомненным, что вначале у американца было некоторое преимущество, потому что его окружение, отчасти физическое, отчасти социальное и политическое, невольно формировало привычку к большей уверенности в себе. Поэтому в среднем он вначале представлял скорее лучший материал, но разница была очень незначительной и полностью исчезала при хорошей тренировке. Воюющие были людьми одной расы, мало отличавшимися друг от друга. На побережье Новой Англии английская кровь была такой же чистой, как и в любой части Британии, в Нью-Йорке и Нью-Джерси она была смешана с кровью голландских поселенцев, а голландцы по расовому признаку ближе к истинным старым англичанам Альфреда и Гарольда, чем, например, полностью англизированные валлийцы Корнуолла. В противном случае вливание новой крови в английскую расу по эту сторону Атлантики происходило главным образом из трех источников – немецкого, ирландского и норвежского, и эти три источника представляют элементарные части составного английского народа примерно в тех же пропорциях, в которых они были первоначально объединены, – в основном тевтонские, в основном кельтские и со скандинавской примесью. Потомок немца становится настолько же англоамериканцем, насколько потомок стратклайдского кельта уже стал англобританцем. Просматривая фамилии комбатантов, было бы трудно найти кого-либо из одного флота, которого нельзя отыскать в другом, – Халла или Лоуренса, Аллена, Перри или Стюарта. И среди всех английских имен с обеих сторон можно найти много шотландских, ирландских или валлийских – Макдонаф, О’Брайен или Джонс. Появляются еще более странные: гугенот Таттналл – один из американских защитников «Констеллейшн», а другой гугенот Таттналл – среди британских нападавших на озере Борн. Всегда следует иметь в виду, что американцы и англичане представляют собой две в значительной степени схожие ветви великой английской расы, которые и до, и после своего разделения ассимилировались и сделали англичанами многие другие народы[12]. Уроки войны едва ли можно усвоить, если забыть об этой идентичности[13].
Чтобы правильно понять эффективность нашего флота, необходимо вкратце взглянуть на характер и прошлое офицеров и матросов, служивших в нем.
Когда разразилась война, военно-морскому флоту Соединенных Штатов было всего несколько лет, но у него уже была далеко не бесславная история. Капитаны и лейтенанты 1812 года обучались своим обязанностям на практике, и флаг, под которым они сражались, уже полюбился им многими славными традициями, и они, как, может быть, и другие в их роде, ничего из этой славы не забыли. Несколько пожилых людей участвовали в войне за революцию, и все еще свежи были в памяти доблестные подвиги каперского военного ремесла старых времен. Мужчины по-прежнему говорили о дерзких походах Биддла и упорных боях Барни или рассказывали о шотландце Поле и о мрачных деяниях тех, кто разделил его судьбу. Кроме этих воспоминаний о старшем поколении, большинство офицеров и сами принимали участие, будучи моложе годами и чинами, в делах ничуть не менее славных. Почти каждый участвовал в каком-нибудь доблестном подвиге, которому он, по крайней мере отчасти, обязан был своим нынешним положением. Капитан, возможно, был гардемарином под командованием Трукстана, когда он взял «Возмездие» и был отправлен на борт захваченного французского фрегата вместе с командиром призового судна, лейтенант принимал участие в различных атаках на Триполи и руководил своими людьми в отчаянных рукопашных схватках, в которых сабля янки оказалась сильнее турецких и мавританских ятаганов. Почти каждый старший офицер спасся от опасностей битвы или шторма благодаря своей доблести или навыкам, своим званием он был обязан тому факту, что оказался его достоин. Предоставленный сам себе, он научился полагаться на собственные силы, он был первоклассным практичным моряком и гордился тем, как управляется его судно. Достигнув своего звания упорным трудом и зная, что такое настоящее сражение, он внимательно следил за тем, чтобы его люди были обучены основам дисциплины и знали, как обращаться с ружьями в бою, а также полировать их в мирное время. Больше, чем любой из его соотечественников, он поклонялся американскому флагу и, выросший во флоте, считал его честь своей собственной. Возможно, только флот считал себя достойным противником Великобритании, корабль против корабля. Остальная часть нации связывала свою веру с армией или, вернее, с самой слабой из слабых надежд – ополчением. Офицеры военно-морского флота с их сильным духом боевого товарищества, с их ревностным отношением к собственному званию и заслугам и испытав на собственном опыте, что британские корабли ходят не быстрее и управляются не лучше, чем их собственные, не имели никакого желания уклоняться от схватки с любым противником, и, испытав свою храбрость в деле, они сделали ее вдвойне грозной благодаря хладнокровному и осторожному мастерству. Даже молодые люди, никогда не участвовавшие в боевых действиях, были так хорошо обучены испытанными ветеранами, что нехватка опыта явно не ощущалась.
Матросы, составлявшие экипажи наших кораблей, были вполне достойны своих командиров. В мире не было лучшего моряка, чем американский матрос, он был приучен к своей работе с младенчества и оказывался на рыбацкой лодке почти сразу, как только научился ходить. Став старше, он плыл на торговом или китобойном судне, а в те военные времена, когда наш большой торговый флот был вынужден в значительной степени полагаться на себя в плане защиты, каждое судно должно было хорошо управляться, все, кто не годился, вскоре были отсеяны в процессе естественного отбора, орудиями которого были французские, испанские и малайские пираты. Это была суровая школа, но она научила американского матроса быть искусным и уверенным в себе, и он был лучше приспособлен стать моряком военного корабля, потому что знал больше об огнестрельном оружии, чем большинство его сотоварищей в чужих землях. Дома он умело орудовал своим тяжелым ружьем против стай парусиновых нырков в тростниковых равнинах Чесапика или лысух в бурной воде у скал Новой Англии, а когда он отправлялся в морской поход, были даже шансы, что до его возвращения дело дойдет до дальнобойных орудий, потому что моряку американского торгового флота не приходилось рассчитывать на какой-либо вооруженный эскорт.
Удивительная эффективность наших моряков в то время, о котором я пишу, а также много времени спустя после него была в значительной степени обязана любопытному положению вещей в Европе. В течение тридцати лет все европейские нации находились в состоянии непрерывных и очень сложных войн, в ходе которых каждая нация по очереди сражалась почти со всеми другими, причем Англия обыкновенно находилась в ссоре со всеми. Одним из следствий этого было то, что огромная часть мировой торговли грузоперевозками осуществлялась американскими судами. Старый город Салем в Массачусетсе был тогда одним из главных складов торговли с Ост-Индией, балтиморские клиперы доставляли товары во французские и немецкие порты, не обращая внимания на блокаду, Нью-Бедфорд и Саг-Харбор снаряжали китобоев для арктических морей, а также для южной части Тихого океана, богатые купцы Филадельфии и Нью-Йорка отправляли свои корабли во все концы света, и в каждом маленьком порту было какое-нибудь судно для каботажной торговли. На побережье Новой Англии лишь немногие мальчики достигли зрелого возраста, не совершив хотя бы одно плавание на отмели Ньюфаундленда за треской, а в китобойных поселках Лонг-Айленда бытовала старая поговорка, что мужчина не может жениться, пока не убьет своего кита. Богатые купцы больших городов часто отправляли сыновей в плавание или два, прежде чем позволить им войти в свои конторы. Так случилось, что большая часть нашего населения занималась мореплаванием, природа которого сильно способствовала развитию решительного и выносливого характера у людей, которые избирали его своей профессией. Британские торговые суда шли огромными конвоями под охраной военных кораблей, в то время как, как уже говорилось, наши суда ходили поодиночке и полагались на собственную защиту. Если рыбацкое судно отправлялось в Бэнкс, экипаж знал, что у него есть шанс нарваться на какого-нибудь не слишком щепетильного новошотландского капера. Барки, которые плыли из Салема на Острова пряностей, держали своих людей хорошо обученными как обращению с большими пушками, так и стрельбе из мушкетов, чтобы иметь возможность отбиваться как от малайских проа, так и от китайских джонок. Нью-йоркские суда, загруженные для Вест-Индии, были готовы к битве с пиратами, которые кишели в море «испанского материка», в то время как быстрые корабли из Балтимора могли сражаться так же хорошо, как и лететь под парусом. Куда бы ни шел американский моряк, ему не только приходилось сталкиваться со всеми законными опасностями моря, но и почти к каждому незнакомцу он относился как к врагу. Называл ли этот враг себя пиратом или капером, не имело большого значения. Французы, испанцы, алжирцы, малайцы – от всех одинаково страдала наша торговля, и против всех наши купцы вынуждены были защищаться. Следствием такого положения вещей, которое сделало торговлю настолько прибыльной, что самые смелые люди едва могли оставаться от нее в стороне, и настолько опасной, что преуспеть в ней могли только самые искусные и смелые, было создание столь же прекрасного сообщества моряков, которым когда-либо был укомплектован флот. Суровая школа, в которой воспитывался американец, приучила его к независимому мышлению и действиям, на которые был неспособен более защищенный британец. Он работал разумнее и менее рутинно, одновременно всецело послушный и подчиняющийся дисциплине, все же был в состоянии сам сделать выбор в чрезвычайной ситуации. Им было легче управлять, чем большинством ему подобных, – он был проницательным, спокойным и, в сущности, скорее нравственным, чем каким-либо иным; если он был жителем Новой Англии, то, уйдя на пенсию от морской жизни, он вполне мог окончить свои дни в качестве дьякона. В общем, для боевой команды не могло быть лучшего материала, чем крутой суровый американец Джек. Кроме того, с самого начала существовало достаточное ядро ветеранов, вполне подходящих для службы на более ответственных должностях, таких как командиры артиллерийских орудий и т. д. Это были люди, которые плыли на маленьком «Энтерпрайзе» вслед за французскими каперами, участвовали в двух победных боях на «Констеллейшн» или, возможно, следовали за Декейтером, когда он, имея всего восемьдесят человек, уничтожил «Филадельфию», укомплектованную в пять раз превосходящими его силами и окруженную вражескими батареями и военными кораблями, – одна из самых смелых экспедиций такого рода в истории.
Кроме того, в этой связи следует отметить, что по странному стечению обстоятельств Великобритания, чья система давления на американских моряков была одной из главных причин войны, сама стала, вследствие этой самой системы, своего рода питомником для моряков молодого республиканского флота. Американский моряк ничего не боялся, кроме того, что его мобилизует на службу британский корабль, – он безмерно боялся тяжелой жизни и жестокой дисциплины на его борту, но, оказавшись там, он обычно преуспевал и со временем часто полностью вливался в команду. За период до 1812 года число этих мобилизованных моряков в действительности было больше, чем все число служивших в американском военно-морском флоте, из чего легко понять, что они составляли хороший резерв, на который можно было опереться. К их чести, они никогда не теряли своей преданности стране своего рождения: в начале войны более двух тысяч из них были заключены в тюрьму за то, что отказались служить против своей страны. Когда коммодор Декейтер захватил «Македонского», этот офицер, как мы узнаем из «Морской биографии» Маршалла (т. II, с. 1019), заявил, что большинство моряков его собственного фрегата «Соединенные Штаты» служили на британских военных кораблях и что некоторые были с лордом Нельсоном на «Виктории» и даже служили непосредственно под началом великого адмирала – довольно верное доказательство того, что американские моряки не хуже других[14].
Хороший моряк, каким оказался мобилизованный американец, тем не менее редко упускал возможность уйти с британской службы дезертирством или каким-либо иным способом. Во-первых, жизнь на корабле была очень тяжелой, а во-вторых, американский моряк был очень патриотичен. Он искренне и глубоко любил свой собственный флаг, в то время как, напротив, чувствовал необычайно сильную ненависть к Англии, а не к англичанам. Эта ненависть была отчасти абстрактным чувством, питаемым смутным традиционным уважением к Банкер-Хиллу, а отчасти чем-то очень реальным и живым из-за травм, полученных им и ему подобными. Жил ли этот человек в Мэриленде или в Массачусетсе, он определенно знал людей, чьи корабли были захвачены британскими крейсерами, их товары были конфискованы, а суда арестованы. Некоторые из его друзей стали жертвами гнусного права обыска, и впоследствии о них не было никаких вестей. Много вреда было причинено его другу, достоянию или знакомому, и он надеялся в один прекрасный день рассчитаться за все, и, когда война все-таки разразилась, он сражался тем лучше, зная, что это был его конфликт. Но как я уже сказал, эта ненависть была направлена против Англии, а не против англичан. Тогда, как и теперь, матросы были рассеяны по всему свету, невзирая на национальность, и в результате смешение местных и иностранцев в каждом торговом флоте было особенно велико в Британии и Америке, чьи народы говорили на одном языке и выглядели одинаково. Когда случай заносил американца в Ливерпуль или Лондон, он был вполне готов взойти на борт торгового судна Ост-Индской компании или китобоя, мало заботясь о том, что служит под британским флагом, а оказывавшийся в Нью-Йорке или Филадельфии британец, в свою очередь, охотно нанимался на один из клиперов, невзирая на звезды и полосы стяга на мачте. Капитан Портер, произведя такое опустошение среди британских китобоев в Южных морях, обнаружил, что немалая часть их экипажей состояла из американцев, часть которых записались на борт его собственного судна, а среди экипажей американских китобоев было много англичан. На самом деле, хотя шкипер каждого корабля мог громко хвастаться своей национальностью, в практической жизни он достаточно хорошо знал, что разница между янки и британцем невелика[15]. Оба были смелыми и выносливыми, хладнокровными и умными, ловкими и показывали себя с лучшей стороны в чрезвычайной ситуации. Они выглядели одинаково и говорили одинаково, когда они брали на себя труд подумать, они думали одинаково, а когда напивались, что случалось нередко, то ссорились одинаково.
С ними смешались несколько моряков других национальностей. Ирландец, если он происходил из старых датско-ирландских городов Уотерфорд, Дублин и Уэксфорд или с побережья Ольстера, очень походил на двух главных бойцов, кельто-туранский мужик с запада не часто появлялся на борту корабля. Французы, датчане и голландцы были зажаты дома, у них было достаточно дел на собственном побережье, и они не могли посылать людей в чужие флоты. Однако пришли несколько норвежцев, и из них получились отличные моряки и бойцы. С португальцами и итальянцами, из которых одни служили под британским флагом, а другие под звездами и полосами, все вышло иначе, хотя было много прекрасных исключений, они, как правило, не были лучшими моряками. Они были вероломны, любили нож, не так ловки и в трудном положении скорее теряли либо здравомыслие, либо храбрость.
В американском военном флоте, в отличие от британского, не существовало принудительной вербовки, моряк был добровольцем и отправлялся на любом судне, которое выбирало его воображение. На протяжении всей войны с американской стороны не было «отборных экипажей»[16], за исключением двух последних плаваний «Конституции». На самом деле (как видно из письма капитанов Стюарта и Бейнбриджа секретарю Гамильтону) часто было очень трудно набрать достаточное количество людей[17].
Многие моряки предпочитали служить на бесчисленных каперах, и два вышеупомянутых офицера, настаивая на необходимости строительства линейных кораблей, заявляют, что набирать людей для кораблей низшего ранга было тяжелой работой, пока у противника были линейные корабли.
Одно из стандартных утверждений британских историков об этой войне состоит в том, что наши корабли были в основном или большей частью укомплектованы британскими моряками. Даже если это было бы правдой, это не помешало усвоить уроки, которые она преподает, но это неправда.
В этом, как и во всем остальном, все современные авторы просто следовали за Джеймсом или Брентоном, и поэтому я ограничусь рассмотрением их утверждений. Первый начинает («История», т. IV, с. 470) с застенчивого заявления о «сходстве» языка жителей двух стран – интересное филологическое открытие, которое лишь немногие попытаются опровергнуть. В томе IV, с. 154, он упоминает, что в списке ВМС США в столбце «Где родился» есть несколько пробелов, и в доказательство того, что эти пробелы существуют потому, что мужчины не были американцами, он говорит, что их имена «сплошь английские и ирландские»[18]. Разумеется, они именно таковы, как и все остальные имена в списке. Иначе и быть не могло, поскольку военно-морской флот Соединенных Штатов состоял не из индейцев. При просмотре того же списка военно-морского флота (1816 года) можно увидеть, что лишь немногим более 5 процентов офицеров родились за границей – гораздо меньшая доля, чем могла бы существовать среди населения страны в целом, – и большинство из них приехали в Америку в возрасте до десяти лет. На с. 155 Джеймс добавляет, что британские моряки составляли «треть по количеству и половину по эффективности» американских экипажей. Брентон в своей «Морской истории» пишет: «Говорили, и у меня нет оснований сомневаться в том, что на борту „Конституции“ было 200 британских моряков». Эти заявления являются простыми утверждениями, не подкрепленными доказательствами и настолько расплывчатого характера, что их трудно опровергнуть. Поскольку наш флот был небольшим, возможно, было бы лучше захватить каждый корабль по очереди. Единственными, о ком англичане могли свидетельствовать авторитетно, были, разумеется, те, которые они захватили. Первым был взят «Уосп». Джеймс говорит, что в его команде было обнаружено много британцев, в качестве примера приводится один моряк по имени Джек Лэнг. К слову, Джек Лэнг родился в городке Брансуик, штат Нью-Джерси, но был насильственно завербован и вынужден служить в британском флоте. То же самое, несомненно, относилось и к остальным «многим британским» морякам команды, во всяком случае, поскольку единственный упомянутый Джеймсом (Джек Лэнг) был американцем, ему вряд ли можно доверять в отношении тех, кого он не назвал.