Тем же днем
Когда он вошел в лагерь, наблюдая, как в сумерках снуют тени – из палатки в палатку, из казармы в уборную, оттуда в казарму, – Джека встретил Оберон и подхватил его за руку, уводя к подветренной стене казармы, подальше от посторонних ушей.
– Мы выдвигаемся завтра, в 6 утра, уходим из глубокого тыла. Все, что я знаю, что мы направляемся на участок, находящийся здесь, – он прислонил карту к стене казармы, осветив ее фонариком, и прочертил маршрут, по которому они должны были пойти.
– Мы дойдем вот досюда, – он ткнул пальцем в развязку. Правый край карты завернулся. Джек закрепил его, внимательно наблюдая, как Оберон прочерчивает путь к их пункту назначения. – Мы придем сюда и будем ждать дальнейших указаний. – Он снова показал на место. – Больше я ничего не знаю, кроме того, что Индийцы[6] тоже в пути. Собери своих людей и пусть они будут готовы, но мне тебе это объяснять не надо. И держи рот на замке, хотя почему все должны подумать, что за этими странными передвижениями ничего не стоит, я не понимаю. Немцы все равно вышлют свои разведывательные самолеты и все отследят.
Оберон выключил фонарик, вырвал карту из-под руки Джека, сложил ее и положил в карман.
– Может, будет ближний бой, а может, мы снова будем просто тухнуть в траншеях и сгнаивать ноги. Но будь готов ко всему. Но, опять же, тебе это объяснять не надо. Я распорядился, чтобы людям выдали пиво. Его будут раздавать в хлеву, в восемь часов. Следи за бандой из Ли Энд, одну пинту на каждого плюс поощрение. Кажется, они предпочитают его рому.
Оберон достал свой портсигар и протянул его Джеку, тот взял одну сигарету. Они как-никак были лучше самокруток.
– Вольно, Джек. Время подымить.
Они облокотились на стену казармы. Джек поджег спичку, прикурил обоим и со щелчком выбросил ее. Скоро они будут на фронте и им уже будет не до того, чтобы думать, не слишком ли много спичек они подожгли. Надо будет не забыть напомнить парням. Слава Господу, что он дошел до «Ле Пти Ша», слава Господу за все то, что сегодня произошло.
Он взглянул на небо. Вечерняя заря потухла и на небе появились звезды. Оберон спросил:
– Ты передал пирог?
Джек кивнул, затянувшись сигаретой, выдохнув и наблюдая, как поднимается дым в морозном воздухе.
– Да, я это сделал, Оберон.
Это был Млечный Путь? Да уж, он всегда плохо разбирался в звездах.
Он спросил:
– Что, делали на меня ставки?
– Я победил. – Они оба засмеялись, и Оберон добавил: – Вот почему сегодня пиво. Первое, что завтра появится, – это ром.
Джек посмотрел на него:
– Ведь начальники и не могут делать ничего другого, ведь правда?
– Да, и очень жаль! Я бы предпочел сходить в «Ле Пти Ша» сам, если бы моя Дивно Милая Красавица была свободна, но, как говорится, лучше катить бочку, купленную, между прочим, в Рожи, другом погребке, чтобы не побеспокоить ваше уединение. У меня даже не было времени выпить самому.
– Сердце кровью обливается. – Джек снова затянулся.
– Я надеюсь, что на самом деле нет, Джек. Я надеюсь, что все прошло так, как… – Оберон затих, когда Джек выпрямился и отошел от стены. – Извини, не мое дело, – поспешно сказал Оберон, хотя продолжил стоять в той же позе.
Джек сказал:
– Давным-давно кто-то назвал этих трех женщин, Эви, Веронику и Грейс, устрашающим батальоном. Уже не помню, кто это был, но я склонен с этим согласиться. Вероника писала тебе об этом, и ты знал, что там пирог, но предпочел не говорить мне? Что же, Оберон, ты можешь приступать к письму и сообщить в нем «батальону», что мы встретились и поняли друг друга и что все вопросы были разрешены. Пока этого достаточно? – Он расслабился и снова прислонился к стене, взглянув обратно на звезды. Ну да, он был уверен, что это Млечный Путь.
Оберон ответил:
– Я искренне надеюсь, что вы оба нашли в себе силы сказать то, что необходимо было сказать, и что ты знаешь, что о тебе очень сильно переживают, – а я полагаю, что это так, судя по тому, что пишет Вероника по этому вопросу.
Джек собрался прервать его, но Оберон продолжил:
– Нет, Джек, дай мне сказать, и я сейчас не подчиняюсь их приказу, просто завтра мы пойдем в пекло, и я чувствую, что должен. Тебе нужно знать то, что я уже знаю – что Грейс Мэнтон любит тебя и что любовь бесценна. Храни ее в сердце. Это все, что имеет значение, по большому счету, слышишь? Кто знает, может, случится что-то, что позволит всему разрешиться без причинения боли тем или другим. Это такой чертовски странный мир, особенно сейчас.
Оберон остановился.
– Ты думаешь, любовь найдет дорогу?
В его голосе слышалась просьба, и он втоптал сигарету в землю так, будто это был немец.
– Ох, забудь все эти бредни, мне теперь и так неловко, да и тебе тоже, так что я пойду получать приказы, а ты должен пойти к своим людям. Ты нужен им. Проговори с ними снова все важное, включая кастеты, которые, я уверен, они носят с собой. Скажи им не забыть еще кусачки и ножи.
Джек наблюдал, как его капитан, скользя и спотыкаясь в грязи, шел в сторону палатки полковника Таунсенда. Он усмехнулся. Каждый день Роджер трудился в поте лица, чтобы эти ботинки всегда сверкали, а он сам всегда был подальше от военных тренировок. Удачливый подонок, а ведь даже червь не заслуживает этого меньше. Его сигарета была доведена до состояния жалкого огрызка, он выкинул ее, и она сделала дугу в воздухе – так он не сможет делать уже через несколько дней. Джек смотрел, как Оберон отдал честь солдату, охранявшему палатку полковника Таунсенда, поднял полотно палатки на входе и нырнул туда, и в этот момент его переполняло чувство умиротворения.
– Понимаешь, Тимми?
Он еще раз посмотрел на Млечный Путь, кивнул и пошел своим путем, к палаткам, где обитала банда из Ли Энд. Только одну пинту, да? Досточтимому Капитану Оберону Брамптону следовало бы лучше понимать свою часть.
На следующее утро, 8 марта, они построились и двинулись в сторону железной дороги. Шел дождь. Ну конечно же, куда без него – так ворчал про себя Оберон. Отряд из Ли Энд вел себя тихо. Все утро они ехали в фургонах для перевозки скота, а теперь придется идти на своих двоих. Лошадей выгнали из вагонов по рампам, и офицеры оседлали их. Он направился в голову колонны группы С на коне, которого, по указанию Роджера, ему прислали из Англии. Это был не его Скакун, но сойдет. Он притормозил, когда сравнялся с молодым лейтенантом Барри, марширующим во главе секции Джека. Он замедлил ход, пока представлял Джека лейтенанту Барри, который прибыл накануне вечером. Он выглядел как мальчишка. Он им и был.
Джек и Оберон встретились глазами.
– Лейтенант Барри будет сопровождать вас, сержант Форбс. Он только что прибыл из Англии после кадетской подготовки для офицеров в одной из наших публичных школ, как это сейчас и делается. Я знаю, что вы присмотрите за ним.
Джек кивнул. Оберон чуть покачал головой. Они прекрасно друг друга поняли. Еще один цыпленок, которого придется оберегать от неприятностей, пока он сам не поймет, что к чему в этом мире.
Оберон сказал лейтенанту Барри:
– Если вы будете слушаться сержанта Форбса, то у вас появится шанс дожить до двадцати, слышите меня?
– Сэр! – громко крикнул лейтенант Барри, встав по стойке «смирно». Колонна сбилась с шага и остановилась за ним. Джек и Оберон одновременно вздохнули.
– Не тратьте энергию, сэр, – тихо сказал Джек.
Мальчик выглядел озадаченным.
Они шли все утро, пока по телеграфной линии не пришел новый приказ и Джек не скомандовал своим людям расположиться вдоль дороги. Они сели кто куда – на груды камней, на стволы деревьев, – на все, что можно, лишь бы не испачкать зады в грязи. Они съели свой паек. Банда из Ли Энд оправлялась после вчерашнего похмелья, потому что, конечно же, одна пинта превратилась в несколько. Они вновь двинулись в путь, и на этот раз их ругань и ворчание донеслись до лейтенанта Барри, и он обернулся в их сторону.
– Мы должны их остановить, – сказал он Джеку.
– Нужно начинать волноваться, если они замолкают, сэр. Если они ворчат в первый день похода, значит, они живые, они функционируют. Если они молчат, если только не страдают от самого жутчайшего похмелья – которое, кстати, сегодня имеет место быть, – то, скорее всего, они что-то замышляют. Но завтра, вероятно, они будут тише – мозоли сорвутся, ноги будут болеть, и, возможно, нам даже придется попросить капрала Престона спеть нам песню.
Сай, который шел по другую сторону от Джека, улыбнулся.
– А что мне за это будет, сэр?
– Хороший подзатыльник, дружок.
Эдди, их младший капрал, пробормотал:
– И еще один от меня, для полного счастья.
Они дошли до постоя, который явно не соответствовал тем высоким стандартам, на которые лейтенант Барри рассчитывал. Он поплелся к офицерскому флигелю без крыши.
– Посылают нам чертовых детей, – выругался Джек.
– Ну, тут ничего нового. – Саймон уселся рядом со своим походным рюкзаком и начал скручивать им папиросы.
Было уже темно, когда Оберон обнаружил их сидящими у костра за хлевом, вымытых и сытых, как и их люди. Он проверил, нет ли кого рядом, и присел на корточки рядом с ними. Он посветил фонариком на свою карту.
– Я подумал, что это будет на картах. Мы будем осуществлять поддержку по флангам Индийской армии. Будет мощное наступление. Мы должны прийти к пункту назначения, вот сюда, приблизительно через пару дней. – Он ткнул ножом в карту. – Нев-Шапель, вот где мы будем. – Он снова пронзил карту. – Эти несчастные Индийцы возьмут весь удар на себя. Мы будем маячить поблизости, но, может быть, даже не понадобимся. Я расскажу больше, когда узнаю. Мы столкнемся лишь с обычным оборонительным огнем, но можем оказаться и под прицельным артиллерийским обстрелом, когда выйдем из окопов, если вообще выйдем.
Он свернул карту. Все встали на ноги. Саймон предложил ему самокрутку. Он только поморщился.
– Я скорее умру.
Саймон и Джек сказали в унисон:
– Скорее всего, так и будет.
Оберон постучал по своему портсигару, который лежал у него в нагрудном кармане.
– Никогда раньше так много не курил, мы как чертовы дымоходы, ей-богу. Доктор Николс бы не одобрил.
На следующий день они маршировали мимо поля цветов, которые только начали расцветать. Над их головами Королевский летный корпус жужжал, как мошкара над скотом, летя вперед.
Джек сказал лейтенанту Барри:
– Они летят на разведку, чтобы понять, что да как там у немцев. Скоро начнется заградительный огонь. Будьте готовы, это хуже, чем любая давка на чертовом вокзале. – Сам он уже давно не замечал непрерывного артиллерийского огня, ружейных залпов, снайперских выстрелов, взрывов ручных бомб, хотя эти звуки становились все отчетливее по мере их приближения к фронту, потому что, как говорил Март, это был «дом вдали от дома». Никто из тех, кто пробыл здесь хоть какое-то время, тоже, казалось, не замечал шума вокруг.
Огонь открыли через пару часов, и молодой Дональд Барри ходил на полусогнутых, когда визжащие снаряды с грохотом обрушивались на землю, срывая провода и корежа немецкие траншеи.
Джек проорал:
– Выпрямитесь, дружище. Они в вас не попадут. Слишком высоко летят. Ну, почти всегда. – Они пригнулся, когда один из снарядов пролетел неподалеку от него справа, раскидывая вокруг себя обломки и распространяя запах кордита.
К обеду они снизили темп и пошли одной шеренгой вдоль дороги, пока мимо них проезжали артиллерийские орудия, повозки с амуницией, повозки с провиантом, «Скорые помощи» и все прочее. Они шли несколько часов, прежде чем получили приказ остановиться, и к этому времени шум артиллерии был оглушающим, со стороны немецких заграждений доносился запах взрывчатки, и приходилось кричать, чтобы тебя услышали.
Оберон прискакал к ним, его лошадь нервничала и вела в сторону, когда он подъезжал к Джеку, который взял ее под узду и успокоил.
– Скакун ни в коем случае не стал бы так дурить, черт возьми, – пожаловался Оберон.
Джек сказал только:
– Если бы у него было хоть немного ума, он бы убежал восвояси куда-нибудь очень далеко отсюда.
Оберон проворчал:
– Сержант, мы почти на месте. Капитан Бриджес ведет свою колонну налево, мы направо. Собирай свою группу и следуй за мной. У вас все хорошо, Дональд? Ноги не доставляют слишком много проблем? Не беспокойтесь, больше мы маршировать не будем. – Он развернулся. – Следуйте за мной.
Мимо пролетел немецкий ответный снаряд, очень близко. Никто не пригнулся, даже Барри. Джек похлопал его по плечу. Дональд Барри пробормотал:
– Что он вообще знает о ногах? Стремена, что ли, натирают?
Джек ухмыльнулся.
– Кажется, он уже начинает понимать, что к чему в этом мире, капрал Престон.
Оберон крикнул через плечо:
– У меня есть уши, лейтенант Барри.
Барри покраснел. Джек потрепал его по плечу.
– Он на вашей стороне.
Они шли вслед за своим командиром и остановились, когда Оберон жестом остановил проезжающую мимо повозку с провиантом. Джек слышал, как рядовой, сидящий за рулем, орал, перекрикивая шум:
– Продолжайте идти, пока не дойдете до трех мертвых мулов, поверните направо и еще раз направо. Продолжайте идти, пока не найдете двух – или их было три? – мертвых немцев, мужчин, как вы понимаете. Они, правда, немного распухли. Потом поворачивайте налево, сэр.
Лейтенант Барри побледнел. Что же, подумал Джек, ему придется услышать и увидеть вещи и похуже до конца этого дня, и, Бог ему в помощь, завтра или, может, послезавтра? Бедный малый.
Вечером этого дня Джек, лейтенант Барри и Оберон сидели в землянке в одной из передних траншей. Оберон дымил своей трубкой – довольно вонючей штукой, – как будто воздух и так был недостаточно испорчен траншейным запахом навоза, крови и дерьма. Он всегда курил трубку перед атакой, так что осталось уже недолго – так подумал Джек. Он облокотился на старый ящик со снаряжением. Он был крепко сбит, хоть и весь потрепан. Оберон взял карандаш и направил его на Джека.
– Ты уже сказал своим людям, чтобы написали письма?
– Ага, даже банда из Ли Энд этим занялась, высунув язык от усердия, хотя некоторые из них все-таки попросили меня написать за них. Будем надеяться, что нам не придется писать слишком много совсем других писем, когда вернемся.
Они писали при свете свечи, которая стояла в банке из-под джема, найденной Роджером, – к слову, это была единственная полезная вещь, которую он сделал на протяжении всего похода. Пламя дрожало при каждом залпе.
Джек написал Эви, маме, папе и Милли – всем почти одно и то же. Больше времени он провел над письмом к Грейс, говоря ей о своей любви, о своей радости и счастье от того, что он теперь знал, что она к нему чувствует, и призывая ее не скорбеть, а продолжать жить, уверяя, что не чувствует страха. Последнее было ложью; дрожащие руки и колотящееся сердце предательски его выдавали.
Молодой Дональд Барри написал письма своим родителям и еще одно – может быть, подружке? Джек не стал спрашивать. Ему было тошно смотреть, как мальчик в таком возрасте пишет письмо, которое должно быть прочитано в случае его гибели.
Он видел, что Оберон написал одно письмо, своей сестре, а потом еще одно. Он делал это каждый раз. Он наблюдал, как он перечитывает его и разрывает на мелкие кусочки. Джек никогда не задавал вопросов.
Оберон заметил, что Джек наблюдает, но ничего не сказал. Он коротко кивнул.
– Огонь прекратится перед рассветом. Индийский корпус двинется первым, мы будем ждать своего приказа. Так, ты, молодой Дональд: ты должен прилипнуть как банный лист, слышишь меня, как чертов банный лист, к своему сержанту, а если не к нему, так к капралу Престону. Просто делай, что они скажут, и в этом случае мы сможем вернуть тебя домой, это понятно? – Дональд Барри кивнул, вздрагивая от каждого взрыва, от каждой вибрации почвы, от падения каждого обломка с крыши, от каждого содрогания пламени.
– Теперь поспи, парень. Здесь есть небольшой закуток. Если не можешь спать, то по крайней мере отдохни. Я на обход. Джек?
– Я с вами, сэр.
Каждый вечер перед наступлением или даже перед обычной вылазкой они заходили к своим людям. Это было полезно, чтобы успокоить их, а если среди них были новобранцы, которым еще только предстояло пролить кровь, то им можно было напомнить, чего им следует ожидать, или что делать, или как полностью освободить голову, чтобы слышать только приказы.
Прямо перед рассветом следующего дня они выбрались из землянки вместе с капитаном Бриджесом и молодым Барри. Лестницы стояли на своих местах в траншеях, людям было роздано по порции рома. Оберон проверил свои часы и пожал Джеку руку.
– Помни, что мы обеспечиваем усиление правого фланга. Мы будем выдвигаться по свистку и давай попробуем идти маленькими группами, как договаривались. Нас там точно будут ждать пулеметы, чтобы нас отрезать, а тот, кто так не считает, тот просто полный дурак. Валовый огонь не заставил их отступить в Ипре, и с тех пор я не видел, чтобы они отступали, так что давай не будем становиться для них легкой мишенью.
Прозвучал оглушительный взрыв. Они опустились на настилы. Грязь, камни и осколки шрапнели разлетелись повсюду. Все трое пригнули головы. Капитан Бриджес сдвинул фуражку ниже.
– Так полковник одобрил это? – Джек приподнял бровь, пытаясь перекричать грохочущие взрывающиеся снаряды. Бриджес двинулся с места.
Оберон крикнул в ответ:
– Давай сначала покажем ему, что это работает. Я записал все свои приказы, так что ты застрахован.
Джек тряхнул плечами.
– Думаешь, меня это беспокоит?
Оберон посмотрел через его плечо на лейтенанта Барри, который оперся рукой на стену траншеи и пригнулся, но на корточки не присел. Джек посмотрел в ту же сторону, когда Оберон сказал:
– Я думаю, вскоре вы обнаружите, что наш сержант придерживается весьма определенных взглядов, молодой Дональд, и беспокойство о мнении начальства не входит в их число.
На лице лейтенанта Барри отобразилось сомнение, но в конце концов присел и он. Оберон произнес тихо, чтобы слышал только Джек:
– Что очень верно, если вспомнить, как я поставил Тимми в плохое место в плохое время только потому, что мог.
Джек был удивлен.
– У нас уже был этот разговор, в Монсе. Мы оба совершали ошибки в прошлом. И еще много совершим, хотя надеюсь, что будем как следует думать своей чертовой головой.
Оберон поднялся, чтобы размять ноги, облокотившись на минуту на мешки с песком, которые удерживали траншеи от обрушения и обеспечивали дополнительную безопасность тем, кто находился внутри. Роджер все еще сидел в землянке.
– Выходи уже, Роджер, и иди сюда, ради всего святого! Ты тоже солдат, к твоему сведению, и нам нужен каждый человек и его рюкзак тоже, – приказал Оберон, тихо добавив: – Хотя «человек», боюсь, это слишком сильно сказано.
Вышел Роджер, совершенно пепельного цвета, сражаясь с тесемками своего шестидесятипудового рюкзака. Его руки жутко тряслись. Джек окинул взглядом траншеи. Каждый человек находился там, где должен был быть, и он намеревался оставить отряд из Ли Энд при Фрэнке, Эдди и Саймоне. Саймон будет защищен настолько, насколько это возможно, рядом с такими бойцами. Он должен доставить Саймона домой в целости и сохранности, или Эви пропустит его кишки через мясорубку.
Оберон тем временем говорил:
– Никогда не поддавайся соблазну посмотреть вверх, молодой Дональд. Это верный способ получить третий глаз или жестяную маску на лицо. Это не то, чем можно будет взволновать девушек.
Обстрел казался громче, но вскоре он прекратился. Вдоль оборонительных линий послышались крики. Оберон и Джек кивнули друг другу. Оберон проверил часы и направился вниз и влево по траншее, чтобы начать выводить взвод Б. Он дунул в свой свисток.
Джек громко прокричал своим людям:
– Будьте осторожны, будьте удачливы!
Он схватил лейтенанта Барри за рукав и потащил вдоль траншеи, когда вокруг завизжали и засвистели пули.
– Младший капрал, возьмите шестерых и выходите сейчас же. Остальные выходят с четырехсекундным интервалом, и очень осторожно, помните план. Ли Энд, думайте о своих в Фордингтоне, уворачивайтесь и петляйте, не идите в пасть чертовых орудий. Пусть им будет непросто.
Джек попытался подтолкнуть сзади одного из людей Фрэнка, миниатюрного паренька, которого перевешивал собственный рюкзак, потом стащил его с лестницы, снимая его.
– Теперь иди, оставь себе хотя бы чертов шанс.
Тед поднял лестницу, и все началось.
Начались крики, тут же застрочили пулеметчики. Сволочи.
Эдди лежал на спине в траншее, глядя в небо, окрашивая настилы красным.
– Стой, друг, – прокричал Джек лейтенанту Барри, который был уже в двух шагах от лестницы. Саймон присел на колено рядом с настилом, проверяя Эдди. Покачал Джеку головой. По всей линии фронта звучали крики: «Санитара, санитара!» Саймон со своей группой покинул траншею. В группе Джека были пятеро самых свежих и молодых.
– Держитесь рядом со мной, уворачивайтесь, петляйте, берегите голову, думайте, перезаряжайте. Падайте на землю и снова вставайте, не надо бежать прямо под пули, вы меня слышите?
– Да, сержант, – рявкнули они в ответ. Они последовали за ним вверх по лестнице, через парапет, пригибаясь и уворачиваясь, падая на землю, прямо во вспаханный чернозем с ранней пшеницей, где к ним прилипала грязь, замедляя движения, притягивая их к земле, вместе с тяжестью их рюкзаков. Пулеметы простреливали и стегали людей, землю, воздух. Джек встал на одно колено.
– Не забывайте уворачиваться. – Его голос сорвался. Он сглотнул, посмотрел назад и помахал им в наступившем затишье, чтобы они двигались вперед. Неужели снаряд попал в пулемет? Они побежали. Он подсмотрел, как лейтенант Барри бежит вперед, говоря своему отряду: «Будьте мужчинами, продолжайте идти».
Джек закричал:
– Уворачивайтесь, пригибайтесь, делайте, как я сказал.
Он увидел, как один мальчик резко развернулся и рухнул, половину его головы снесло. Остальные запнулись, потом пригнулись и, уворачиваясь, двинулись дальше, периодически падая на землю и вставая, когда выстрелы останавливались, продвигаясь вперед.
Джек орал:
– Пригибайтесь, падайте, снова идите, ради всего святого! – Он жестом приказал своим людям лечь на землю. Шум становился громче. Взрывались орудия. К нему подбежал Оберон.
– Это артиллерия немцев.
Залпы орудий сотрясали землю, грязь и шрапнель разлеталась повсюду.
– Продолжай движение, Джек. Мы уже на полпути, один из пулеметов выбыл.
Роджер маячил прямо за спиной Оберона. Саймон подбежал к Оберону с криком:
– Я потерял людей, всех подонков до единого. Санитары, нужны санитары.
Пули все еще летали, а заряды взрывались. Они пробирались через зимнюю капусту. Как же это нелепо. «Капуста», – подумал Джек. Он мог даже почувствовать ее запах. У него в груди перехватило дыхание. Может быть, на этот раз им удастся переломить ситуацию. Уже пора бы, черт побери. Он продолжал бежать.
У Грейс не было времени есть, пить или думать – все новые и новые кровати занимали раненые, носилки со своими грузами скапливались на земле в сортировочной, как французские дежурные называли комнату для осмотра. «Скорые помощи» постоянно въезжали в ворота и привозили еще, а грузовики Красного Креста – еще и еще. Они слышали стрельбу, перекрывавшую все – даже крики и просьбы раненых. Энджи отмечала раненых. Грейс отмывала их, чистила, звала: «Дежурная, сюда, быстро. Ситуация критическая». Может быть, будет спасена еще одна жизнь.
Земля тряслась даже здесь, настолько далеко, но не звуки орудий привлекали их внимание, сейчас они видели и слышали только жертв этих орудий. И именно запах крови этих жертв они чувствовали. Она уставилась на свои руки, всего на секунду. Кровь такая красная – вот о чем она подумала. У крови особый запах, перебивающий все. Она снова вернулась к своим задачам, позволяя разуму делать свое дело – говорить, говорить. Это позволяло ей не сойти с ума. Раньше от вида крови ее тошнило. Теперь она не пробуждала в ней ничего, кроме ярости. Солдат на носилках напевал песенку:
– Хитчи ку, хитчи ку, хитчи ку.
Другой стонал:
– Заткните его. Просто заткните его.
Дежурная переместила мистера Хитчи Ку в шатер, по просьбе сестры Сол.
– Мэнтон, в палату для переливания, быстро. – Сестра Миллер схватила Грейс за руку, когда та тянулась за стерильной повязкой для развороченного лица какого-то капрала, которое шло пузырями, когда он пытался говорить. Она быстро управилась с повязкой, надеясь, что, для собственного блага, он умрет как можно быстрее. Он схватил ее за руку, когда она попыталась встать, но все, что она могла услышать, было бульканье.
– Я вернусь, – успокоила она его, – через минуту. Если не я, то кто-нибудь другой. Теперь вы в безопасности. С вами все будет хорошо, поверьте мне. – Она сжала его руки в своих, наклонилась и поцеловала. Это бы сделала его мать.
Она поспешила по настилам к палате для переливания, вытирая рот тыльной стороной руки, хотя понимала, что, скорее всего, только сильнее размазывает кровь. Проходящая дежурная бросила ей чистую повязку.
– Ты выглядишь как вампир, Грейси.
Она снова вытерла рот и выбросила повязку в корзину перед тем, как войти в тент.
Майор Сильвестр делал переливание перед операцией прямо из колбы с подходящей кровью. Когда Слим Сильвестр прибыл две недели назад, он показал британским хирургам и многим медсестрам и добровольцам, как добавлять кровь в раствор цитрата натрия, который уже находился в колбе. Потом кровь шла из колбы к пациенту по трубке, если кровь, конечно, подходила. Цитрат натрия предотвращал сворачивание крови. Жизни спасали и будут спасать. Жизни, которые до этого теряли.
Грейс увидела, что пациент потерял ноги от середины бедра и продолжал терять кровь. Потеря крови просто шла медленнее, чем ее переливание. Он был под глубоким наркозом. Она осталась присматривать за ним, когда Слим Сильвестр перешел к следующему пациенту. Был полдень, и это было только начало. Был ли Джек в этом наступлении? Ну конечно же, он, черт возьми, там был, зачем бы их еще перевели? Господи, будь осторожен, будь удачлив.