Кому в былые годы случалось прогуливаться в порту Хельсинки, тот, вероятно, встречал там одного старого босяка. Теплыми летними днями он обычно сидел где-нибудь на сваленных грузах и хлебными крошками кормил голубей.
Вдали медленно и плавно, как ленивые морские чудища, разворачивались прибывавшие и уходящие пароходы. Порой сюда доносилась музыка богатых похорон и слышались гулкие размеренные удары церковного колокола. Этот унылый гул повисал над портом и смешивался с гудками пароходов и шипеньем паровых машин.
Вот тогда наш старый босяк не прочь был пофилософствовать. Усевшись верхом на какой-нибудь тюк, он принимался рассказывать грузчикам всякие удивительные истории, в которых затрагивались вопросы смерти и вечности.
Да, мрачный погребальный звон шевелил-таки в его голове мысли о бренности земной жизни. Старому босяку хотелось обстоятельно поговорить об этой серьезной материи.
Такое его настроение всякий раз находило живой отклик в сердцах грузчиков. Эти дети портов, угрюмо посасывая свои трубки, молча слушали его рассказы. Удары церковного колокола как бы вколачивали в их уши слова рассказчика. И тогда синяя морская даль, и пароходы, и тюки грузов куда-то испарялись из их сознания.
Ионни Лумпери был одним из старейших и типичнейших представителей этой среды исконных хельсинкских босяков. Даже как-то грустно, что ряды таких вольных бродяг теперь понемногу редеют.
Лумпери был босяк не только телом, но и душой. Увидев его даже сзади, можно было с точностью сказать, что это босяк. Вот так же безошибочно при виде чурбана можно было поклясться, что это чурбан, а не стройное дерево, пригодное для корабельной мачты.
Это был босяк по призванию. И хотя он нередко работал грузчиком, тем не менее продолжал оставаться настоящим босяком. И выше всего на свете ценил эту свою вольную босяцкую жизнь.
В артели среди грузчиков он выделялся своим на редкость крепким сложением. Товарищи по занятию прозвали его Самсоном, поскольку сам Ионни Лумпери не раз рассказывал им о подвигах и силе этого легендарного героя, о котором он где-то такое случайно прослышал. Рассказывал он о Самсоне всегда крайне охотно и с обычной дозой босяцкого преувеличения.
Во всех делах Ионни чувствовал себя Самсоном. В особенности за едой. Он стремительно уничтожал свое кушанье и начисто разделывался с ним, прежде чем уходил его аппетит.
Да, несомненно, он ел как Самсон. Но зато он мог и не притрагиваться к пище в течение нескольких дней.
Что касается его возраста, то грузчики полагали, что ему примерно от 50 до 65 лет. Но сам Ионни не знал, много или мало в этих цифрах. И когда друзья спрашивали, сколько ему лет, он обычно говорил, что в день своего рождения не заглянул в календарь, чтобы запомнить год и число. При этом добавлял:
– Это уж пусть полиция разбирается в моем возрасте.
К началу нашего рассказа большие дела и приключения еще не успели сделать знаменитостью Ионни Лумпери. Пока вся его жизнь протекала только в порту. Все же остальные части города, да и вообще весь мир был для него, если так можно сказать, только лишь ненужным полем, каким по отношению к пахотной земле является далекий и неудобный участок владения.
С этого дальнего поля, все равно как с края земли, доносился до него неясный шум жизни, той жизни, с которой он, вообще говоря, соприкасался только с помощью полиции.
Ах да, полиция!
Надо сказать, что полиция чертовски проклинала его. Правда, Ионни никогда не совершал никаких преступлений. Он был исключительно честный малый. Однако водка аккуратно раз в неделю доводила его до излишества.
И уж тогда, конечно, приходилось волочить его в полицейский участок.
В году 52 недели, и, стало быть, за 30 лет Ионни Лумпери таскали в полицию не менее 1500 раз.
Это солидная цифра. И поэтому понятен гнев полиции. В особенности же понятна ненависть младшего полицейского Нуутинена. Ведь его пост находился вблизи жилища Ионни. И на этом посту он стоял более десяти лет. Вот и подсчитайте, сколько раз довелось Нуутинену волочить по улице этого пьяного великана. Не менее пятисот раз он тащил на себе эту тушу в полицию. Это каждого обозлит.
– Чертов босяк! Лучшего слова и не подберешь для него! – мрачно ругался Нуутинен в таких случаях.
Эти пьяные приключения Ионни забавляли грузчиков. И о пьяном Ионни они отзывались деликатно, с мягкой усмешкой:
– Опять, кажется, наш Ионни подыскивает себе носильщика.
Но полицейскому Нуутинену было не до смеха. Этот Ионни Лумпери до того осточертел ему, что он даже решил бросить службу в Хельсинки. Он решил перевестись в Тампере, чтоб как-нибудь избавиться от тяжкой повинности таскать на себе этого пьяного босяка. И надо сказать, что полицейский пристав из Тампере обещал уважить его просьбу. Он обещал по приезде в Хельсинки вызвать к себе Нуутинена, чтоб познакомиться с ним и на месте решить дело о переводе.
И вот теперь Нуутинен со дня на день ожидал приезда этого полицейского пристава.
А надо сказать, что после каждой ночевки Ионни в полицейском участке там всякий раз, согласно уставу, фотографировали его, взвешивали и измеряли вдоль и поперек. Все эти сведения заносились в книгу, чтобы потом по этим приметам отыскивать преступника. Но хотя Ионни никто и не пытался потом разыскивать, тем не менее он каждую субботу появлялся здесь.
И при взвешивании на весах он всякий раз интересовался своим весом, с любопытством осведомлялся:
– Сколько же теперь набежало?
Ну об этом деле пока все!
Поговорим теперь о знакомых Ионни Лумпери. Из крупной буржуазии самым близким его знакомым был некто Ионе Лундберг – коммерции советник.
В устах такого коренного финна, как Ионни, это имя «Ионе Лундберг» звучало почти как и «Ионни Лумпери». Поэтому неудивительно, что Ионни считал его своим тезкой.
В этом заключалась основная причина их знакомства и долголетней дружбы.
Коммерции советник Лундберг был суховатый старик, едкий на язык и при этом настоящий скряга. Свое платье он изнашивал буквально до дыр. И своей непомерной скупостью был известен по всей стране.
Но он любил Ионни Лумпери. Ионни казался ему настоящим жителем Хельсинки, настоящим горожанином добрых старых времен. Помимо того, их роднило то, что они оба были холостяками.
Конечно, коммерции советник Лундберг подчас крепко поругивал Ионни, но тот всегда спокойно выслушивал брань. Такая покорность нравилась старику. Нравилось ему и то, что Ионни старательно выгружал его товары с пароходов и своевременно прибегал к нему сообщить о прибытии грузов (с надеждой, конечно, получить на водку).
Лундбергу также льстило, что Ионни начал величать его «коммерции советником» еще задолго до получения им этого чина.
– Да, Ионни, ты чертовски большой мошенник, – не раз с горячностью говорил Лундберг.
Но Ионни спокойно проглатывал эту небольшую обиду и, делая вид, что он робеет, почтительно отвечал:
– Это уж как будет угодно господину коммерции советнику.
Смягченный этим, старик при всей своей скупости всегда раскошеливался на водку.
Вот эти-то деньги чаще всего и доставляли беспокойство полиции и в особенности несчастному постовому полицейскому Нуутинену.
И вот однажды Ионни Лумпери выпало крупное счастье. В один прекрасный день коммерции советнику Лундбергу исполнилось шестьдесят лет. И по этой причине рано утром Ионни поспешил в контору сообщить старику, что ночью прибыл в порт пароход «Полярис».
– Кто его знает, какие там грузы на этом пароходе, – уклончиво сказал Ионни, скрывая истинную причину своего прихода. – Быть может, как раз на этом пароходе имеются товары господина коммерции советника. Вот об этом я и пришел вам сообщить.
Однако старик догадался, почему пришел Ионни. И по случаю торжественного дня он расщедрился и подарил Ионни старый черный фрак, жилетку и настоящий цилиндр – этакую великолепную шелковую шляпу для мужской головы.
И, подарив эти отличные вещи, коммерции советник не стал брюзжать, как обычно, а растроганно сказал:
– Ну, смотри, Ионни, не пропей это.
Тронутый таким непривычным подарком, Ионни обещал не пропивать полученное. Умиленный щедростью старика, он забормотал несвязно:
– Ох, этот коммерции советник… Да… Это настоящий человек.
Старик еще более расчувствовался и стал рыться в своих карманах, чтоб дать Ионни какую-нибудь монету, не свыше марки, деньгами. Но потом он раздумал это сделать, отчасти побоявшись, что Ионни пропьет его марку.
Однако, роясь в своих карманах, старик нашел там два лотерейных билета, которые вчера чуть ли не насильно навязал ему агент. И вот один из этих билетов коммерции советник подарил Ионни. Такой билет сразу нельзя продать, и, стало быть, нельзя снова попасть в какую-нибудь пьяную переделку.
Подарив этот билет, старик торжественно сказал Ионни:
– Это такой билет, на который можно выиграть до двадцати тысяч!
Этим лотерейным билетом старик Лундберг думал предохранить Ионни от пьяных соблазнов, но, увы, именно этот лотерейный билет и оказался роковым в жизни Ионни Лумпери. Именно этот билет вверг его вместе с коммерции советником в неслыханную путаницу и даже, прямо скажем, в загробные приключения, какие обычно не происходят с людьми, у которых имеются наличные деньги, а не лотерейные бумажки.
Но как бы там ни было, этот день для Ионни был днем истинной радости и веселья. Нет, не из-за лотерейного билета он пришел в восторг, – он радовался, взирая на великолепное одеяние – на этот черный фрак, жилет и цилиндр. Еще вчера ему и не снилось ничего подобного. И вот теперь он ликовал, как малый ребенок.
Поэтому неудивительно, что, радуясь, Ионни устроил себе пирушку. Он напялил на себя жилет и роскошный фрак и по этому торжественному случаю выпил. И хотя до субботы было далеко, но он так расчувствовался и так увлекся своими переживаниями, что напился до последних пределов возможного.
В таком состоянии, одетый во фрак с цилиндром на затылке, он принялся маршировать по улицам. Он забыл все на свете и не обращал внимания на прохожих.
На полицейском посту, как обычно, стоял Нуутинен. Именно сегодня Нуутинен дождался, наконец, приезда пристава из Тампере. Пристав приказал ему явиться в полицию тотчас после дежурства. Поэтому Нуутинен стоял на своем посту в новенькой парадной форме.
Пьяный Ионни еще издали увидел его. Правда, он не полностью осознал то, что видит, однако, по старой привычке, разобрался все же в знакомых очертаниях Нуутинена.
– Эй, Нуутинен! – заорал он. – Нуутинен!
Нуутинен стал сердиться. С досадой он подумал: «Вот сегодня, когда я в новом мундире, мне как раз не хватает тащить на себе эту перепачканную тушу».
Однако странный наряд Ионни удивил полицейского. Он даже заподозрил со стороны Ионни какую-то неясную насмешку над полицией. И по этим двум причинам Нуутинен решил не обращать внимания на пьяного.
Но Ионни настойчиво шел прямо на него. Вот он уже совсем приблизился и завел было какой-то разговор. Но Нуутинен уклонился от этой конфузной беседы. Он попросту повернулся к Ионни спиной, как будто того и не было рядом с ним.
Покачиваясь из стороны в сторону, Ионни капризным тоном сказал:
– Эй, Нуутинен, ну что же ты сегодня не обращаешь на меня внимания?
– Пошел ты к черту! – сердито, но с чувством собственного достоинства рявкнул полицейский.
Густой туман застилал глаза Ионни, тем не менее он упрямо продолжал бормотать:
– Эй, не гордись, Нуутинен… Не гордись передо мной…
Но тут туман совсем сгустился, померк свет в глазах, и Ионни так сильно потянуло ко сну, что он опустился на мостовую и в одно мгновенье заснул рядом со своим цилиндром.
На следующее утро Ионни проснулся в камере. Он проснулся оттого, что Нуутинен, разъяренный порчей своего мундира, с бранью пинал его, как бревно.
Чуть приоткрыв глаза, Ионни спокойно спросил:
– А, это ты, Нуутинен? Что тебе?
Нуутинен стал беспощадно бранить его. Правда, Нуутинен получил долгожданное место в Тампере. Но, к сожалению, только лишь завтра он мог, согласно приказу, освободиться от здешней должности. Раздраженный вчерашним происшествием, он с гневом обрушился на Ионни:
– Ну, чертова перечница, теперь ты больше не поездишь на мне!
Да, этот пьяница был для него настоящим злом. И теперь Нуутинен дождался, наконец, желанного покоя.
Нуутинен вместе с полицейским приставом приступил к обычным процедурам – к взвешиванию, измерению и так далее.
Оба полицейских были сильно не в духе. Стоя на весах, Ионни и на этот раз поинтересовался:
– Сколько теперь, а?
Но те из презрения не ответили на этот вопрос. Только Нуутинен коротко буркнул приставу, чтоб тот записал в книгу:
– Как обычно.
Эту короткую фразу Нуутинен произнес высокомерно и в своем гневе даже не взглянул на Ионни.
Но вот в комнату вошел полицмейстер. Он только сегодня вступил в эту должность и решил испробовать новейший способ, по которому нетрудно будет и впредь узнавать задержанных преступников. Взглянув на странно одетого Ионни, полицмейстер приказал сделать на бумаге отпечатки его пальцев.
Ионни почему-то заробел от этого дела и даже спрятал руки за спину. Уж слишком необычайна была процедура. Он впервые столкнулся с ней и поэтому проявил нерешительность.
– Руки давай сюда! – гаркнул обозленный Нуутинен.
Но Ионни с недоверчивостью быка уставился на бумагу.
– А это какая же бумага? – смущенно спросил он. Нуутинен надменно и презрительно ответил:
– Да не сожрет она твоих пальцев!
Выхода не было. Полицейский угрожал. Ионни с сомнением почесывал свой затылок и, все еще боясь бумаги, подозрительно поглядывал на нее. Но тут Нуутинен с силой схватил его руку и прижал концы пальцев к бумаге. Потом сухо и коротко буркнул:
– Теперь можешь убираться к дьяволу!
Ионни ушел.