Крыс покрутил перед носом сложенную из листовки собаку. Отгибал то один уголок, то другой, но аккуратно, оставляя возможность в любой момент вернуть всё как было. Протянув Виктору клочки бумаги, он требовательно спросил: «А чё ещё можешь?» Вскоре на столе собралась компания из зайца, лисы, змеи и скорпиона. Последний произвёл на Крыса особое впечатление: он внимательно наблюдал за действиями Виктора, а всё равно не мог поверить, что из одного куска бумаги получилось сделать и клешни, и несколько пар лапок.
– Ведовство какое-то, – буркнул Крыс, когда пытался повторить одну из фигурок. Надо же, впервые удалось получить одобрение вечно озлобленного парня. Виктор был польщён, хоть и удивился, что ключ к успеху оказался банально сложен из бумаги.
С каждым днём Виктора преследовало всё больше посланников самозванки, а после вчерашней резни рой увеличился на несколько десятков. Обычно спокойные, бражники вдруг сорвались с места и закружили под потолком. Их тревога передалась Виктору, она походила на зов: «Беда! Беда! Скорее сюда!»
– Ведьма клич кинула ли чё ли? – Крыс прищурил карий глаз и шумно втянул воздух носом – длинным, с горбинкой.
– И часто это случается? – Виктор скривился от навязчивого гула в ушах.
– В последний раз – когда Айтан помер, – теперь Крыс сощурил голубой глаз.
Не получалось сосредоточиться даже на собственных мыслях, пока в голове долбила эта тревога. Виктор сдался и позволил путеводной нити из мотыльков увести его в зал с лосиным черепом. На клич уже отозвалась парочка Курьеров: Лафайетт ютился на краю дивана и постукивал по полу каблуком высокого сапога, пока Веселина нервно накручивала на палец ленточки, свисающие с лосиных рогов. Они разом обернулись на Виктора, но, судя по взглядам, ожидали вовсе не его.
– Надо же, вы можете слышать зов, дон Раймонд? – Лафайетт перестал постукивать каблуком.
– Судя по всему. Вы знаете, из-за чего шумиха?
– Увы, нет, – с заметной нервозностью ответил Лафайетт и жестом пригласил сесть рядом.
Вскоре послышался шорох каменных врат. Створки не успели открыться до конца, а Ведьма уже вихрем ворвалась в зал. Несколько прядей выбились из короткого хвоста и пристали к вспотевшему лбу, дыхание не успело восстановиться после бега. Не теряя ни секунды, женщина оглядела комнату и гаркнула, указав на стол: «Ставьте в центр!» Лафайетт и Виктор торопливо выполнили её приказ. Следом маленький палец указал на покрывало, накинутое на диван: «Накройте!» Веселина растянула его на столе подобно скатерти.
– Случилось что-то нехорошее? – тихо спросила она, не зная, куда деть беспокойные руки и саму себя. Ведьма, не глядя на неё, взмахнула ладонью и резко сжала кулак, приказывая молчать.
В зал вошёл Нариман. Обычно ничего не выражающее лицо исказилось печалью. Он бережно нёс в руках Сиршу, одетую в то же цветочное платье, что и вчера. В сравнении с широкоплечим шином она выглядела особенно хрупкой, а в глаза бросалась её болезненная бледность. По указу Ведьмы Нариман положил свою ношу на покрывало.
Сирша была мертва. Пепельная кожа обтянула кости хрупким пергаментом. Вместо глаз, что ещё недавно смотрели на Виктора с вызовом и хищным лукавством, зияли выжженные дыры. Вот и разбилась танцующая куколка.
Короткое оцепенение спало с Курьеров: Веселина, охнув, резко отвернулась и закрылась ладонями – её плечи подрагивали, но звуков она больше не издавала. Лафайетт окинул труп ошарашенным взглядом, будто подозревал обман, иллюзию. Накрыл исхудавшую руку своей ладонью, провёл пальцами по выпирающей косточке на запястье.