=Есения=
В частном самолете за двести миллионов зелененьких была отдельная для нас с мужем комната. Шикарная, по последней моде, с шелком и натуральной кожей в дизайне, с ободками из позолоты, с деревянными идеально отшлифованными панелями из красного дерева.
Я переоделась в удобный пуловер ручной вязки из светло-голубой нитки и темные трикотажные брюки с низкой резинкой. Выдохнула тихо, стараясь не привлекать к себе внимание, зябко потерла плечи. Даже через плотно закрытую дверь чувствовала чужое присутствие и хотелось спрятаться, смотаться, но парашюта у меня нет, а внизу ждет разве что холодный ночной асфальт.
Радовало только, что завтра мои ноги будут гулять по осеннему Парижу. Это и счастье без границ, и лекарство от любых печалей, и любовь с первого взгляда.
Любовь, которую мне не обещал муж.
Волосы оставила распущенными, не стала заплетать, как обычно делаю дома. Ренат еще подумает, что я из села сбежала. Да какая разница, что он подумает! Будто я понравится ему пытаюсь. Еще чего.
Преодолевая неприятную жгучую боль в руках, заплела тугую косу, перекинула ее за спину.
Вот, так лучше.
Сцепив зубы, хорошо вымыла руки с мылом, это должно помочь на первое время от колючек хмеля, еще бы успокаивающую мазь, но аптечки в уборной я не нашла, а спрашивать мужа об этом не хочу. Скажет, что пустяковые царапины, а я жалуюсь, как плакса. С колледжа не люблю, когда надо мной насмехаются, и сейчас повода не дам. Да и все еще боюсь с мужем лишний раз сталкиваться, стараюсь молчать и не смотреть в его льдистые глаза.
Выбравшись из ванны, стала искать майку среди вещей и белья. Хотела разрезать ее на полоски, чтобы обмотать обожженные ладони. Выдержать боль не получалось без сдавленных стонов, нужно хоть как-то себе помочь, притушить зуд. Ренат ведь видел, что я поранилась, и ничего не сделал.
Муж вышел, сказав, что вернется через десять минут, но пропал на полчаса. Опаздывать – его привычка?
Я была предоставлена сама себе, получилось выровнять дыхание, успокоиться и даже не трястись от страха перед неизбежным, хотя колени все еще сталкивались от слабости и нового томления где-то ниже пупка. Теперь бы еще приготовиться к самому страшному – первой брачной ночи. Но сейчас же, в небе, муж не будет меня трогать… Да?
Мои вещи с утра были упакованы, и я очень удивилась, когда на дне чемодана нашла свою коллекцию сувениров и ежедневник на замочке. Я их точно туда не прятала. Мама? Папа? Кто позаботился об этом?
Небольшая пластиковая шкатулка, размером с коробку конфет, была обклеена синей атласной тканью, на верхней крышке я нарисовала цветы и узоры акриловыми красками, обмотала торцы ручными кружевами и вышила их бисером. Смотрелось винтажно, по-детски и дешево, но я любила эту часть своей жизни. Скрытую от СМИ, богатых друзей семьи и даже близких родственников. Типа двоюродного братца Льва, который в восемнадцать понял, что он шикарный кобель и решил осеменить пол страны. К третьему десятку брат получил по почте фото более трех десятков детей. Это умиляло и удивляло, особенно если считать, что все полученные конверты Лев выбрасывал в мусорку, не читая, и вычеркивал всех, кто смел заикнуться о беременности от него. Но я не считала его плохим, скорее, не разборчивым в отношениях, потому и не делилась с ним своими романтическими пристрастиями и интересами, хотя мы с братом были довольно близки и дружны. Прагматичный, прямой и жесткий в выражениях он не понял бы мои мечты и привычки. Лева и так удивился, что я невинность храню для любимого. Как оказалось, не для него хранила…
В шкатулке должны быть ножнички. Приоткрыла ее, но локоть неожиданно обожгло крепким прикосновением. Я дернулась, и содержимое, монетки, открытки и разная мелочь, посыпались на пол. Сверкающим разноцветьем расползлись по черному ковру.
Ренат так странно покосился на безделушки, так сильно сжал мою руку, что я невольно ойкнула.
– Сядь, – муж надавил мне на плечи и заставил опуститься на кровать. Присел рядом и взял из моих рук пустую шкатулку, отложил ее назад, надолго задержавшись взглядом на рисунке на крышке, провел кончиком большого пальца по ручному кружеву, поднял на меня взгляд. – Красиво. Бабушка делала? – он взял мою руку и, повернувшись к столику, двумя пальцами подцепил тампон, окунул его в вазочку с мутной жидкостью и коснулся полосы ожога. Защипало. Я процедила сквозь зубы воздух, вжала голову в плечи.
– Ты не ответила, – смачивая мои раны, он поворачивал ладони, обжигая теплом своих рук и тут же охлаждая влажным тампоном.
– Да, бабушка, – решила соврать, а то подумает, что я какая-то дикарка, а не дочь крупного бизнесмена. – В память от нее осталась.
– Мне нравятся такие, – Ренат помолчал, по-мальчишески заулыбался, – винтажные вещи. Они родные и теплые.
Я осторожно кивнула. Проследила, как он выжал ватку и, подсев немного ближе, взял мою вторую руку, приложил тампон к ожогу – левая рука пострадала сильнее, на ладони горели три полосы, сплетенные в одну, и малейшее движение вызывало жуткую боль.
– Это сода. Она поможет снять острое, завтра станет легче. Нужно было сразу обработать, – муж сокрушенно покачал головой, отбросил ватку и пшикнул себе на ладони пены от ожогов, растер ее. – Давай, – показал жестом, чтобы я развернула ладони вверх. – Немного попечет, – опустил руки с лекарством и слегка коснулся моей кожи, прижал плотнее, вызывая огненные волны между нашими ладонями.
Это было необъяснимо интимно, хотя жжение и боль выбивали из меня все мысли и ощущения. Я тихо застонала и на миг прикрыла глаза. Муж отцепил руки и, наклонившись, подул на мои ладони.
– Еще немного. Потерпи, – и снова подул. Прохладный воздух щекотал и разносил колючки по всему телу.
Я с трудом могла понять, где тот Ренат – страшный медведь, о котором говорила мама, а где внимательный мужчина, который, между прочим, сказал, что любить меня не собирается. Так что, все, что происходит сейчас – просто бережливое отношение к купленной дорогой вещи.
Ухаживания Рената не отталкивали, напротив показывали его с хорошей стороны. Хотя я все равно ждала подвох, ждала, что начнет лезть, раздевать… и это пугало.