Лондон не знала, что должна была быть мертвой. Иначе не смеялась бы так громко, широко открыв рот, так свободно. Девчонка из могилы не стала бы опрокидывать в себя «Пабст», наплевав на то, какой у него вкус, не улыбалась бы пьяной улыбкой, когда пиво стекало по ее подбородку.
Она выглядела счастливой, я ни разу не видела ее такой. Лондон стояла рядом с костром с тремя другими девчонками. Ее кожа светилась, хотя, наверное, это было из-за пламени, потому что те три девчонки тоже светились. Мы все светились. Она была такой же живой, как и я.
– Думаю, я… – начала было я, – думаю, она…
Но Руби не дала мне закончить.
– Хочешь пить? – спросила она, давая понять, что мы обсудим всё позже. – Я принесу тебе воды. Пити, пригляди за моей младшей сестренкой и не позволяй ей близко подходить к огню, ладно?
Он кивнул, и Руби словно испарилась. Вот она была здесь, идя через гравий в своих высоких ботинках, и вот ее нет, сарафан растворился в ночи.
Именно такой я ее и помнила.
– Мне нужно сесть, – сказала я.
Пит сразу же подскочил ко мне и отвел к откосу, покрытому щебнем. Он согласился позаботиться обо мне не без корысти – явно рассчитывал, что будет вознагражден Руби (что вряд ли), рисовал себе эту награду, пока помогал мне сесть, снова и снова прокручивал эту картинку в своей голове. Это так затянуло его, что когда Пит протянул руку, чтобы погладить меня по голове, то промахнулся и толкнул меня в грудь.
Прощай, награда.
– Блин, – сказал он, – я только что ударил тебя в сиськи?
Да, но я не собиралась признавать этот факт.
– Не волнуйся, – услышала я собственный голос. Мои глаза по-прежнему были прикованы к костру.
– Ты в порядке? Уверена? Тебе не больно? – Его голос был полон подобострастного сожаления, как будто он только что переехал моего щенка, но на самом деле тревожился Пит исключительно из-за Руби.
Руби, которая убила бы его, лишь подумав, что он мог бы обидеть меня, и плевать ей на все, что между ними было. Руби, которая примотала бы его скотчем к дереву, спустила бы штаны к лодыжкам и оставила бы на растерзание лесным существам. Енотам и скунсам, черным медведям, обитавшим в горах, и другим животным с острыми когтями и пропитанными бешенством зубами, которые выходят только по ночам.
Пит, должно быть, все это понимал. И готова поспорить, решил, что если переманит меня на свою сторону, то получит второй шанс с Руби. Так было всегда: все они считали, что путь к сердцу Руби лежит через ее маленькую сестру – вот как я получила свой самый первый iPod. Но ни разу в жизни не замолвила словечка ни за одного из ее поклонников. Это все равно бы не сработало. В сердце Руби место было только для меня одной.
Я поняла, что Пит наблюдал за мной.
– Ты так сильно похожа на нее… особенно с такой прической, – сказал он. Ему не следовало этого говорить, мы оба это понимали, и Пит по-быстрому сменил тему: – Джона ее не заслуживает, понимаешь? И как только ему так повезло?
Тогда я впервые услышала про Джону. Очевидно, у моей сестры появился новый бойфренд.
Пит с хмурым видом продолжал говорить:
– Только успел переехать в наш город, так сразу же прибрал к рукам мою девочку, и… – Он резко умолк. – Не говори ей, что я назвал ее «моей» девочкой. Я знаю, что это не так.
Я пожала плечами.
– Она ничья.
Пит не стал спорить. Я снова перевела взгляд на костер. На девушку рядом с ним. На Лондон.
– Ты видишь ее? – спросила я у Пита. Руби не было, чтобы запретить мне. Она сама ушла.
Костер был построен из ветвей деревьев, выставленных пирамидой над горячим пламенем, которым рано или поздно суждено было рухнуть. Вокруг него собрался народ. Я узнала кое-кого с того времени, когда еще жила в городке до лета после восьмого класса и начала старшей школы.
Имена всплывали, выскакивали в памяти. Дэмиен такой-то. Аша такая-то. Ванесса как-ее-там. Эллисон и Элисон. Кэт и Кейт. И конечно, Лондон Хейз.
Я указала на нее пальцем, чтобы не произносить имя вслух.
– Вон ту, с полосками.
Полоски на ее рукавах были горизонтальными, черно-белыми. Как на тюремных робах.
Пит выгнул шею, чтобы присмотреться.
– Та девчонка по имени Лондон? Ну да… а что с ней?
– Ты видишь ее?
– Э-э-э, да.
– Ты видишь ее? Скажи мне, что видишь.
– Елы-палы, я только что сказал, что вижу ее. Вот она.
Пит по-прежнему стоял. Надо мной разговаривала его голова. На ней возвышались холмы гравия, словно горы блестящего черного угля. А над ними вздымались настоящие горы, Катскилл, нечеткие и мерцающие в ночи, словно помехи на экране телевизора.