То и дело оглядываясь, я кое-как отыскал одежду, хоть она и висела в шкафу. Непривычно копаться в чужих вещах, хотя горничная и уверяла, будто комната моя вместе со всем имуществом. Да и человек этот таинственный… Ну раз уж они утверждают…
Умудрился одеться без посторонней помощи, хоть это оказалось и непросто. Брюки вполне обычные ещё и по размеру, только с пуговками вместо молнии, рубашка тоже села как влитая. Так, галстук… Ну, раз висит, значит, нужно его повязывать. С душевным скрипом умудрился-таки завязать кривой узел, отдаленно напоминающий «винзор». Пока одевался, то и дело выглядывал в окно. Увидел не больше десятка автомобилей и выглядели они, мягко говоря, необычно. Можно было бы предположить, что они все раритетные, но я хорошо разбирался в марках автомобилей и ничего знакомого разглядеть не смог. Однако оставалось ощущение, что будто в прошлое попал. Кричащей рекламы газировки и других товаров народного потребления тоже не увидел. Зато какой-то мальчишка голосил, продавая газеты.
Я прислушался к крикам зазывалы:
– Наместница императора в Финляндии вдовствующая великая княгиня Анастасия расторгла помолвку с племянником германского императора! – надрывался паренёк, а я аж головой помотал. Бред какой-то. Император Финляндии…
Будто и правда другой мир.
Наконец одевшись, оглядел себя в зеркало. Наверное, глуповато выходить к завтраку в собственном доме при полном параде, но мне почему-то показалось это правильным. Раз я теперь Павел, а внизу мои родители, попробую подыграть и посмотреть, что из этого выйдет.
Однако с полным парадом я явно перемудрил. В столовой, что размером превышала две моих комнаты, за длинным столом сидел пожилой мужчина в халате и с газетой в руках. Напротив него расположилась довольно миловидная женщина, удивительно похожая на мою мать, в простом домашнем платье. Во всю стену огромный буфет, а внутри нечто фарфоровое и очень дорогое. Очень похоже на Гарднера или Виноградова. Если так, то люди которых горничная назвала моими родителями, люди очень небедные. На противоположной стене огромное окно, демонстрирующее совсем несовременный вид на город.
На столе… Нет, не хрусталь и бронза, а фаянс и серебро, а еще салфетки. Очень интересно, я будто на приёме. Мне не забыть бы, что нож держат в правой руке, а вилку в левой. Про остальное и подумать боюсь.
Голова кругом идёт.
Нарочито медленно подошёл к столу, чтобы получше оценить обстановку и разобраться в происходящем.
Окно оказалось приоткрыто, и с улицы донеслись крики чаек. В принципе, озерными чайками никого не удивить, но эти орали так противно, словно недалеко море. Хотя из окна комнаты, где проснулся ничего подобного видно не было.
Уставившись в окно, смог получше рассмотреть дом, расположенный напротив. Выглядел он так, будто это декорация из фильма про старый Санкт-Петербург.
Да уж, всё вокруг будто нарочно сбивает с толку.
Предположим, что я уже почти смирился с тем, что каким-то образом попал в прошлое. Да и Питер мне всегда нравился. По крайней мере не Сибирь и не Англия… В Питере я хоть немного ориентируюсь. Но что я здесь делать-то буду?
Мои предполагаемые родители занимались своими делами, а я замешкался судорожно пытаясь сообразить, как следует с ними поздороваться. Учитывая все признаки. Я оказался в начале двадцатого века. По крайней мере, тогда прислуга была вполне обычным делом.
Я помассировал переносицу, пытаясь оживить в памяти хоть что-то: Фильмы, книги исторические издания. Надо ведь понять, как себя вести, чтобы не выдать с головой своё самозванство. Может, нужно поцеловать ручку у матушки, а заодно приложиться устами к волосатой лапе папеньки? Ну нет, последнее точно будет лишним. Это больше относится к итальянским фильмам про сицилийскую мафию.
А как обращаться к ним? На ты или на вы? И вопрос не странный, в некоторых регионах современной России, не говоря уже о соседях, принято к родителям обращаться исключительно на вы. Друг-украинец, помнится, говорил своей маме «мама, вы», чем меня всё время изумлял.
На периферии зрения мне показалось движение какой-то тени. Похоже у меня теперь паранойя развиваться начнёт, однако это заставило соображать быстрее.
Эх, была не была. Раз уж оказался посреди исторического кинофильма, значит буду отыгрывать на полную.
– Доброе утро, – поприветствовал я. Подошел к матушке и, приобняв ее за плечи, поцеловал в щечку.
– Доброе утро сынок, – удивлённо округлив глаза, поприветствовала меня Ирина Львовна, и погладила по руке. Она тут же потянулась и чмокнула меня в лоб. Я от этого смутился. Да и матушка, очевидно, удивилась сыновьему поцелую. Однако явно порадовалась ласке.
– Хм… – удивленно вскинулся поверх газеты мужчина, считающийся моим отцом. Кажется, у парня на чьём месте я оказался, не было привычки проявлять излишние чувства к родителям. Отметим. Лучше не переигрывать. Хотя, мне от поглаживания по руке стало гораздо легче, да и на душе спокойнее. Определенно, эта женщина даже слишком похожа на мою мать, оставленную где-то в прошлом, за чертой смерти.
Отца я конечно же целовать не стал – как минимум, не привык целоваться с мужчинами, пусть и считающимися мне родней. Просто ограничился поклоном.
– Ира, у вас какие-то новости? Я чего-то не знаю? – удивленно спросил папаша, переводя взгляд с меня на мать. – Обычно он как варвар в одном исподнем заявляется – и сразу за еду. А тут вышел при галстуке… Или это весна так на юношу повлияла.
Ещё прокол. Лучше не выпендриваться.
– Алексей, мальчик много занимается, – вступилась за меня Ирина Львовна. – Может у него сегодня экзамен. Он будущий адвокат. Не то что ты со своим скудным коммерческим училищем.
– Судьёй, – поправил тут же отец, а затем повторил с нажимом. – Наш сын будет судьёй. И, к слову, сегодня выходной.
Ирина Львовна лишь закатила глаза, и принялась обмахивать себя, взявшимся откуда-то веером.
Вот оно как. Значит, я в роли студента, и учусь на правоведа, то есть, юриста. И, судя по всему, учусь хорошо. А я ведь историк по образованию. На юриспруденцию похоже, но очень отдалённо и в полной темноте. Ну ладно, выкручусь как-нибудь. На крайний случай, окончит Павел свой университет на трояки. Если, конечно, до этого момента я не вернусь в своё время… Хотя, учитывая, что предшествовало моему перемещению сюда. Похоже, что мне некуда возвращаться.
– В любом случае, у мальчика образование будет куда лучше, чем у отца, – продолжила тем временем Ирина Львовна. – Правовед, это уже не купец.
– Правовед, хреновед, – забурчал отец. – а может лучше бы и в коммерцию пошёл. Как все люди пошел бы по стопам отца. Мы промышленники в третьем поколении, а сын… правовед. Так что, или переучиваться, или судья, я всё сказал. – с этими словами, отец снова спрятался за газетой.
Мать в ответ что-то проворчала. Я лишь некоторые обрывки смог уловить:
– …Кому мешало образование? … государственная карьера, … семейная контора… … потомственным дворянином…
Я жадно впитывал информацию, следя за их пикировкой и почти не дыша – боялся спугнуть.
– А ты чего стоишь, – вдруг посмотрела на меня мать. – А есть кто будет? Пушкин?
Однако отец, который похоже тоже уловил некоторые обрывочные фразы, так просто сдаваться не собирался:
– Ирочка, мы уже с тобой сто раз говорили о твоих дворянских корнях и о твоей длинной родословной, как у породистой болонки… Право слово.
Внутренне порадовавшись тому, что внимание матери снова отвлечено, принялся дальше слушать их спор. Судя по всему, мои здешние родители давно ведут какой-то старый спор о дворянстве и прочем… Однако на сей раз матушка, похоже, обиделась. Видимо, из-за болонки.
– Ну знаете ли, Алексей Павлович, – вскинулась матушка. – О моих дворянских корнях в Бархатной книге написано, – дальше её голос стал опасно тихим. – Да и родовые способности никто не отменял.
Ирина Львовна демонстративно выставила указательный палец, а затем прислонила его к чашке. Я с удивлением обнаружил, что напиток принялся сначала булькать, а потом и вовсе закипел.
Вот это да. Родовые способности. Это что ещё за новости такие? Интересно, я так же могу? А как спросить, чтобы подозрений не вызвать?
– И что толку от этих твоих родовых способностей? – отмахнулся отец. – Чай я и в самоваре могу вскипятить.
Ирина Львовна недовольно отставила чашку. По её лицу было видно, что голова женщины усиленно работает над каким-то особенно колким ответом.
– А ваши предки, у моих пашню пахали, – наконец нашлась она.
Отец, не опуская газеты, издал очень глубокий и протяжный вздох.
– Сейчас начнётся перечисление родословной до двадцатого колена, и кто кого порол…
– Мои предки со времен Екатерины второй никого не пороли, а ты даже термина «гуманизм», наверное, не знаешь, – поджала матушка губы. – А Нарышкины, самые близкие родственники Петра Алексеевича. А я, к твоему сведению, их дальний потомок.
Что-то мне подсказывает, они так бесконечно могут препираться. Ну а я, как истинный историк тут же начал анализировать полученную информацию, принялся сопоставлять факты. Если уж я и попал в прошлое, то мир для меня явно не родной. По крайней мере, я не слышал, чтобы наше дворянство чай прикосновеньем кипятило.
Но учитывая прозвучавшие фамилии, какая-то связь с прошлым России моего мира есть.
Ирина Львовна, получается, принадлежит к роду, из которого вышла Наталья Кирилловна Нарышкина, мать первого императора? А Лопухины тут при чем? Супруга Петра кажется из рода Лопухиных, а их сын Алексей казнен по приказу царя. Последний из царствующих Лопухиных Петр Второй умер не то от оспы, не то от пьянства. Даже если матушка из Лопухиных, то к нынешнему правящему дому она никаким боком не относится, как, кстати, и я.
У меня перед глазами будто учебник истории раскрылся. Я и так, в студенческие годы, от изучения фамилий и дат истинное удовольствие получал, а тут и вовсе оказался в любимой среде. Как бы кощунственно это не звучало, я искренне надеялся, что их спор не прекратится.
Но пикировка родителей шла не всерьез. Невооружённым глазом было видно, что и отец, и матушка – любят друг друга.
– Ирочка, ты же знаешь мое мнение, – вздохнул отец. Опустив наконец газету. – Дворянство человек должен получать за свои заслуги, а не фокусы, и не за деяния давно усопших предков. Вот, подожди пару лет, а там, за мои пожертвования мне положено и звание, и орден святого Владимира, я уже справлялся. Вот, я сам стану потомственным дворянином, и Пашка тогда наш дворянчиком станет, причём со способностью. – я тут же навострил уши, но отец решил не заострять внимание на интересующей меня теме. – И никаких ему канцелярий не нужно или родовитых потомков. – отец отложил в сторону газету и, наклонившись, потянулся ладонью к руке жены. Видимо вопрос дворянства был для неё больным, и отец из кожи вон лез, чтобы угодить жене. – А если молодые парни штаны просиживают и титулы получают, так это не про нас. Мы будем делом доказывать. И вообще, давай-ка лучше завтракать. А то Дуняша уже заждалась.
– Дуняша! – громко позвала матушка. Давешняя горничная, словно бы ожидавшая за дверью появилась в столовой и принялась раскладывать по тарелкам кашу. Слава богу, что не овсяную. Судя по запаху – рисовую. Рисовую я люблю.
Тут же направился к свободному месту в ожидании еды.
Когда каша была разложена, отец и мать встали. Глядя на них, встал и я, заработав ещё один удивленный взгляд. Глава семейства, как и положено, начал читать молитву:
– Господи, Иисусе Христе, Боже наш, благослови нам пищу и питие молитвами Пречистыя Твоея Матере и всех святых Твоих, яко благословен во веки веков. Аминь.
Матушка повторяла, а я просто шевелил губами, потому что текста молитвы не знал, но тоже осенял себя крестным знамением.
Алексей Павлович перекрестил еду, и мы чинно уселись, заработав ложками. Но все-таки, отец, который то и дело бросал на меня косые взгляды, не выдержал и спросил:
– Павел, ты же все время говорил, что ты атеист? С чего вдруг молиться начал?
– Сам не знаю, – едва не подавившись пожал я плечами. – Вот, нашло что-то с утра, – от меня явно чего-то ещё ждали, поэтому я добавил. – Взглянул в окно и будто осенило. Видимо день сегодня такой… Солнечный.
– И правда, день сегодня благодатный, – поспешно поддержал меня отец. – Ты так почаще в окна заглядывай. – охотно продолжил он, а затем, легонько хлопнув по столу ладонью, шёпотом добавил: – А с медичкой своей пореже гуляй. Я матери давно говорил, что влияние её, до добра тебя не доведёт. Ишь, атеистка она. Сама не верит, и других за собой тянет. Хорошо хоть одумался.
– Вот это ты зря, – тут же заступилась матушка. – Марина – прекрасная девочка из хорошей семьи. Между прочем, из столбового дворянства. Они с Пашей отличная пара. А то, что она учится на медичку, ничего страшного. Выучится, потом замуж выйдет, внучку мне родит, тогда сразу поумнеет.
– Сына, – тут же буркнул отец, а потом добавил: – А лучше другую найди. Что, в Петербурге хорошие девушки уже перевелись?..
Неожиданно в разговор вмешалась горничная, собиравшая со стола грязную посуду:
– Марина Петровна – замечательный медик, зачастила она едва слышно. – Я позавчера попросила, чтобы она посмотрела маленького, так сразу же собралась и поехала.
– А что с маленьким? – тут же сместила фокус внимания матушка. – Дуняша, если нужен врач, ты только скажи. Или деньги нужны?
Девушка тут же растерялась от напора матушки, а Ирина Львовна перевела требовательный взгляд на папеньку, после чего тот сразу же подскочил с места:
– Да, Дуняшка, сколько денег нужно? – заговорил он важным тоном, будто годами репетировал эту речь. – Говори, не бойся. Знаю, что ты у нас девушка с амбициями, но так нельзя…
– Алексей Павлович, не волнуйтесь, – замотала головой горничная, принимаясь разливать по чашкам ароматный чай. – Если бы на доктора деньги нужны были… Но Марина Петровна сказала, что ничего страшного, просто у малыша зубки режутся. Пообещала, что, если нужно, она привезет с собой педиатра.
Опа… Молодая горничная. Ребёнок… А не натворил ли этот Павел дел? Всё пока неплохо складывается, но личных драм хотелось бы избежать. Мне ведь ещё жену искать. Если, конечно, всему происходящему есть какое-то логичное объяснение, и она меня ждёт.
Однако ситуацию тут же разрядила Ирина Львовна:
– Как там, Иван-то твой? Когда на побывку обещают отпустить?
– Ох, Ирина Львовна, он и сам точно не знает, – аппарат они новый глубоководный испытывают, а какой – про то и писать нельзя. А Иван-то мой главный по дизелям, куда его нынче отпустят? Но грозился, что как только на побывку приедет, сразу же в церковь пойдем, повенчаемся, а потом он меня к себе заберет. Жену-то начальство разрешит на военной базе держать, а вот просто женщину, хоть и с ребенком, ни в коем разе.
Тут меня будто что-то дёрнуло. Я тут же поглядел на горничную. С ней явно было что-то не так. Вернее, она что-то не то сказала, и всё моё нутро на это отозвалось.
Я попытался проанализировать себя и понять, что же только что произошло, но тут мой взгляд упал на заголовок газеты, что сжимал в руках мой отец.
«Доживёт ли Николай Второй до 1941 года?»
Чего?!