Итак, кухня вычищена и вымыта, отдраена до последнего дюйма, и лишь одну-единственную меня никак нельзя засунуть куда-нибудь на полку.
Никогда еще не видела женщину, которая с такой энергией терла бы и чистила все кругом, да еще с такой целеустремленностью, словно от этого зависела ее жизнь. Розалин закатала рукава, вся покрылась потом, на руках и ногах выступили поразительные бицепсы и трицепсы, когда она скребла пол, вымывая все следы жизни, какие только были в кухне. Я продолжала сидеть и, признаюсь, не без капельки высокомерной жалости, завороженно следила за необязательной, на мой взгляд, но интенсивной деятельностью Розалин.
Потом она ушла из дома, унося с собой свежеиспеченный черный хлеб, от которого исходил такой чарующий аромат, что мой непустой желудок судорожно сжался. Из окна гостиной я смотрела, как Розалин, энергично шагая, переходит дорогу, направляясь в сторону бунгало, и отметила про себя, что в ее походке нет ничего женственного. Задержавшись у окна, я стала ждать того, кто встретит ее, но Розалин обошла бунгало кругом и лишила меня ожидаемого развлечения.
Тогда я воспользовалась возможностью осмотреть дом, в котором мне предстояло жить, радуясь, что Розалин не ходит за мной по пятам и не рассказывает историю каждого предмета, попавшегося мне на глаза, как она делала все утро.
– Это комод. Дубовый. Однажды зимой, когда гремел гром и сверкала молния, дерево рухнуло, и у нас несколько дней не было электричества. Артур не мог спасти его – дерево, конечно, а не электричество. Электричество потом дали. – Розалин взволнованно хихикнула. – Из этого дерева он сделал комод. В нем удобно хранить всякие вещи.
– Артур мог бы сделать из этого бизнес.
– О нет. – Розалин посмотрела на меня так, словно я богохульствую. – Это хобби, это не ради денег.
– А почему не ради денег, если это может быть его бизнесом? Не вижу в этом ничего плохого.
В ответ Розалин пробормотала что-то вроде «еще чего не хватало».
Вслушиваясь в свои слова, я поняла, что говорю в точности как отец, и, хотя я всегда ненавидела такие его рассуждения, а также его стремление из всего сделать бизнес, у меня потеплело на душе. Когда в детстве я приносила из школы свои рисунки, он говорил, что когда-нибудь я стану художницей, но такой художницей, которой будут платить миллионы за ее картины. Если я вступала из-за чего-нибудь в спор, то в его мечтах становилась адвокатом, получающим сотни фунтов в час. У меня оказался неплохой голос, и он отправил меня в студию своего приятеля, чтобы я стала звездой. Дело было не во мне, он поступал так со всеми. Для него жизнь состояла из бесконечной череды возможностей, и не думаю, что это так уж плохо; просто он не сумел с ними справиться. Папа не был страстным поклонником искусств, ему было наплевать на адвокатов, призванных помогать людям, и даже хороший голос не пробуждал в нем никаких особенных чувств. Все дело в деньгах. Поэтому мне кажется вполне закономерным, что в итоге его убила потеря денег. Таблетки и виски лишь ускорили его смерть.
– Смотришь на фотографию? – спросила Розалин, пока я оглядывала комнату. – Он сделал ее, когда мы ездили поглядеть на Мостовую гигантов[18]. Весь день шел дождь, и по дороге туда еще пришлось менять колесо.
Но это было только начало.
– Смотришь на занавески? Надо их постирать. Вот завтра ими и займусь. Ткань я купила у соседки. Никогда бы не стала это делать, но она иностранка, не знала английского языка, сидела без денег, и у нее только и было, что эта ткань. Мне понравились цветы. Вроде бы они сочетаются с цветами на подушке, как ты думаешь? В гараже еще лежит много такой ткани.
Я пошла в гараж и узнала, что Артур построил его собственными руками уже после того, как она поселилась в этом доме.
Мне показалось это странным. Когда она поселилась в этом доме.
– А кто жил тут прежде?
Розалин посмотрела на меня круглыми глазами и с таким же любопытством, с каким смотрела во время завтрака. И ничего не сказала. Все время она умолкает на самом интересном месте. Просто уходит от ответа, словно не слышит вопроса.
Она до того надоела мне со своими причудами, что я отвернулась и стала изучать коврик, который она на что-то выменяла. Не знаю… Однако, когда я осталась одна и она перестала лезть в мои мысли, у меня появилась возможность оглядеться по-настоящему.
Гостиная произвела на меня впечатление уютной и немного несовременной. Очень даже несовременной, не то что мой дом, который – был – модным и современным. Здесь же повсюду стояли вещи, вещи, вещи. Фотографии, которые не соответствовали обстановке, забавные орнаменты, столы и кресла с длинными веретенообразными ножками на звериных лапах, два дивана с разными покрывалами (одно – голубое в сочетании с цветом слоновой кости и с цветочками, а другое – как будто на нем скакала кошка), кофейный столик, раскладывающийся как шахматная доска. Пол тоже показался мне неровным, с уклоном от камина к книжным полкам, отчего у меня вдруг закружилась голова. Насколько я заметила, больше всего вещей было возле камина. А при виде самого камина я вся покрылась мурашками, не говоря уж о всяких приспособлениях, которые были похожи на орудия из средневековой пыточной камеры: кованые железные кочерги с головами животных, разных размеров совки, старинные мехи, черная чугунная каминная решетка, украшенная с передней стороны фигурой какого-то зверя. Повернувшись спиной к камину, я сосредоточила внимание на книжных шкафах, поднимавшихся в комнате до потолка, и на лестнице – тоже до потолка. В шкафах были, естественно, книги, а еще фотографии, монеты, шкатулки, никому не нужные безделушки и все остальное в этом роде. Большинство книг специфического содержания, по садоводству и кулинарии, что меня совсем не интересовало. Старые, зачитанные, разорванные, некоторые без переплетов, с пожелтевшими страницами, с пятнами от воды – и без единой пылинки. Мое внимание привлекла огромная книга с красным переплетом и до того старая, что у нее почернели страницы от въевшейся красной краски. «Регистр кораблей. 1919–1920. Том 2» Ллойда. Сотни страниц с названиями кораблей в алфавитном порядке, с указанием водоизмещения и потребности в топливе. Поставив том на место, я вытерла руки об одежду, чтобы вирусы 1919 года не добрались до меня. Еще одна книга была посвящена мировым религиям, и на обложке у нее красовался врытый в землю золотой крест с обвившейся вокруг него змеей. Рядом стояла книга с рецептами греческой кухни, но я усомнилась в том, что Розалин готовит на своей плите сувлаки[19]. По соседству стояла книга «Всё о лошадях», хотя вряд ли в ней было «всё», потому что рядом я обнаружила еще двенадцать книг на ту же тему.
Я прочитала всего лишь первую главу из той книги, которую Фиона подарила мне на похоронах, и это было почти все, что я прочитала за год, так что содержимое здешних книжных полок тоже не особенно меня заинтересовало. Зато альбом с фотографиями явно разжег мое любопытство. Он стоял на полке с большими книгами, словарями, энциклопедиями, атласами. Старомодный, похожий на обычную книгу, по крайней мере корешок был похож. Я взяла в руки альбом, переплетенный в красный бархат, украшенный золотом, и провела пальцем по бархату, оставляя темный след. Свернувшись клубком в кожаном кресле, я уже представляла, как буду мысленно бродить в чужих воспоминаниях, но едва открыла первую страницу, раздался долгий и настойчивый звонок в дверь. Он нарушил тишину в доме и, наверное, напугал меня, потому что я торопливо спрыгнула с кресла.
Я ждала, я мечтала о том, чтобы Розалин, подобрав юбку до бедер и показывая такие тугие сухожилия, что Джими Хендрикс[20] мог бы играть на них рок, перебежала через дорогу. Но этого не случилось. Мама молчала, будто ничего не слышала. Снова позвонили в дверь, и, положив альбом на столик, я отправилась к входной двери, ощутив при этом, что дом вроде бы стал мне роднее.
В полупрозрачном стекле я различила мужской силуэт. Когда же открыла дверь, то увидела настоящего красавца. На вид ему было немного за двадцать, темно-каштановые волосы с помощью геля подняты наверх, как воротник спортивной рубашки. Похож на регбиста. Оглядев меня с головы до ног, он улыбнулся.
– Привет, – сказал он, открыв два ряда идеально белых зубов. На подбородке у него заметно отросла щетина. Глаза сверкали небесной голубизной. В руке он держал нечто наподобие пюпитра, с картой.
– Привет, – отозвалась я и, выгнув спину, прижалась к двери.
– Сэр Игнатиус? – спросил он.
– Только не я.
Сказала и улыбнулась.
– Могу я увидеть сэра Игнатиуса Пауэра?
– Сейчас нет. Он уехал на охоту с лордом Каспетом.
Молодой человек подозрительно прищурился.
– И когда вернется?
– Полагаю, когда загонит лису.
– Хм-м-м, – задумчиво пробурчал визитер и огляделся. – Лисы здесь быстрые?
– Похоже, вы не здешний. Тут все знают, какие у нас лисы.
– Хм-м-м. Не здешний.
Я прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Значит, это может быть долго, – произнес он, и я поняла, что подпадаю под его чары.
– Может быть, даже очень долго.
– Понятно.
Он прислонился к столбу и пристально вгляделся в меня.
– Что? – спросила я с вызовом, чувствуя, что таю под его взглядом.
– А если серьезно?
– Что – серьезно?
– Он живет в здешних местах?
– По крайней мере, не за этими воротами.
– А вы тогда кто?
– Я – Гудвин.
– Спасибо. Но я спрашивал фамилию.
Тут уж я расхохоталась от души.
– Ужасно, сам знаю. Прошу прощения, – проговорил он, насколько я поняла, искренне и со смущенным видом стал сверяться с картой, отчего вытянул шею и его прическа показалась мне сверху еще более взъерошенной.
Поглядев поверх его головы, я обратила внимание на белый автобус с надписью на боку «Передвижная библиотека».
В конце концов он оторвался от карты.
– Что ж, признаю, я заблудился. В моем списке нет Гудвинов.
– Возможно, у вас там значится другая фамилия.
Девичья фамилия моей мамы была Бирн. Значит, у дяди Артура такая же фамилия, и дом числится на эту фамилию. Артур и Розалин Бирны. Дженнифер Бирн звучит как-то не так. Для меня мама как будто всегда была Гудвин.
– Килсани? – с надеждой спросил молодой человек, снова отрываясь от карты.
– Ах, Килсани! – с улыбкой произнесла я, и у него как будто отлегло от души. – Они живут рядом, слева от нас, за деревьями.
– Отлично. Спасибо. Никогда прежде мне не приходилось тут бывать. Я на час опоздал. Какие эти Килсани? – Он потер нос. – Будут ругаться?
Я пожала плечами:
– Они не очень разговорчивы. Но вы не бойтесь, книги они любят.
– Отлично. Вы позволите остановиться тут на обратном пути, чтобы вы могли взглянуть на мои книги?
– Конечно.
Закрыв дверь, я опять расхохоталась. А потом стала с нетерпением ждать его возвращения, и у меня словно бабочки кружились в груди и в животе, будто я вновь стала маленькой девочкой и играла в прятки. Уже месяц, как я не ощущала ничего подобного. Не прошло и минуты, как послышался шум возвращающегося автобуса. Он остановился напротив дома, и я открыла дверь. Широко улыбаясь, молодой человек вышел из автобуса. Он поднял голову, посмотрел на меня и покачал головой.
– Их нет дома? – спросила я.
Он засмеялся, подходя ближе, и как будто не рассердился, скорее выглядел удивленным.
– Они решили, что им не нужны книги, потому что у них теперь нет второго этажа, нет большей части стен, нет крыши и книжной полки тоже нет.
Я хихикнула.
– Очень смешно, мисс Гудвин.
– Большое спасибо за мисс.
– Меня зовут Маркус.
Он протянул руку, и я пожала ее.
– Тамара.
– Красивое имя, – ласково проговорил он и прислонился к столбу. – А если серьезно, вы знаете, где живет сэр Игнатиус Пауэр из Ордена сестер милосердия?
– Дайте мне вашу карту. Здесь не сэр, а сестра, – медленно проговорила я. – Дурачок. – И я постучала картой по его голове. – Он – монахиня.
Во всяком случае, не трансвестит.
– А… – Библиотекарь рассмеялся и сделал попытку забрать у меня карту, но я крепко держала ее. Он потянул сильнее и вытащил меня на крыльцо. Вблизи он был еще привлекательнее. – Так значит, это вы сестра? – спросил он. – Уже приняли постриг?
– Принимаю только приглашения на обед.
Он засмеялся.
– Так кто она такая?
Я пожала плечами.
– Хотите, чтобы я окончательно заплутал?
– Я сама только вчера приехала, поэтому ничего не знаю.
Я не смеялась, когда говорила это, и он тоже не смеялся. Наверное, поверил.
– Тогда будем надеяться, ради вашего же блага, что это правда. – Он поглядел на дом. – Вы живете тут?
Я пожала плечами.
– Даже не знаете, где живете?
– Странный вы человек, путешествуете на автобусе, забитом книгами. Думаете, я скажу вам, где живу? Слыхала я о таких, как вы, – произнесла я, направившись к автобусу.
– Неужели?
Он последовал за мной.
– Был такой парень, который леденцами заманивал ребятишек к себе в автобус, а потом закрывал двери и увозил несчастных неведомо куда.
– Я тоже слышал о нем, – отозвался библиотекарь, сверкнув глазами. – У него были длинные сальные черные волосы, большой нос, бледная кожа. Он плясал в узких штанах и много пел. И еще ему нравились маленькие коробки.
– Тот самый. Ваш приятель?
– Вот. – Он сунул руку в верхний карман и достал удостоверение. – Вы правы. Надо было показать раньше. Это общественная библиотека с лицензией, короче говоря, действует на законных основаниях. И обещаю, что не буду тащить вас внутрь.
– Разве что я сама попрошу. – Потом я внимательно изучила удостоверение.
– Маркус Сэндхёрст.
– Это я. Хотите взглянуть на книжки? – Он махнул рукой на автобус. – Экипаж ждет.
Я огляделась. Кругом никого, даже мамы не видно. Из бунгало тоже не доносилось ни звука. Тогда я словно бросилась головой в омут и вскарабкалась в автобус, после чего Маркус пропел голосом похитителя: «Дети» – и фыркнул. Я засмеялась.
Внутри, вдоль обеих стен, стояли стеллажи с сотнями книг, разделенных на научные, художественные и так далее. Я стала проводить по ним пальцем, не вчитываясь в заглавия и немного побаиваясь странного человека, с которым осталась один на один. Думаю, Маркус понял это, потому что отступил на пару шагов, давая мне побольше пространства, и встал около открытой двери.
– Какая у тебя любимая книга? – спросила я.
– Ну… «Лицо со шрамом».
– Это фильм[21].
– Сначала была книга.
– Ну нет. Говори, какая у тебя любимая книга?
– «Колд-плэй»[22], – произнес Маркус. – Пицца… Не знаю.
– Понятно, – рассмеялась я. – Ты не читаешь.
– Нет. – Он сел на полку, заменявшую стол. – Но надеюсь, эта работа повлияет на меня в лучшую сторону и я стану книгочеем.
Маркус лениво и неубедительно произнес эту фразу, видимо, повторяя чьи-то слова. Я внимательно смотрела на него.
– Вот оно, значит, как. Твой папа попросил своего друга дать тебе работу.
Маркус сжал зубы и надолго замолчал, так что я уже было решила взять свои слова обратно. Не знаю, зачем я сказала то, что сказала. Даже не знаю, как это у меня получилось. Просто возникло странное чувство, что я угадала. Наверное, угадала в нем свои черты.
– Извини, я не хотела тебя обидеть. Расскажи, чем ты занимаешься, – попросила я, пытаясь разрядить обстановку. – Ездишь к разным людям и снабжаешь их книгами?
– Как в библиотеке, – сказал Маркус, все еще не совсем остыв от обиды. – Люди приходят, получают членские карточки и берут у нас книги. В мои обязанности входит объезжать города, где нет библиотек.
– Где нет высокоразвитой формы жизни, – подхватила я, и Маркус засмеялся.
– Тебе тут не тяжело? Как местной жительнице?
Я пропустила мимо ушей его вопросы и продолжила изучение заголовков.
– А ты не знаешь, что местные жители предпочли бы книгам?
И он улыбнулся.
– Ну нет. – Я тоже улыбнулась. – Вот если бы ты избавился от книг, мог бы сделать немного денег на автобусе.
– Ха! А как же культура?
– У нас тут нет автобусного сообщения. А в пятнадцати минутах езды город. Может быть, скажешь, как туда добираться?
– Ну… в твоем вопросе есть ответ.
– Я не могу поехать на машине, потому что… – Я замешкалась, и Маркус усмехнулся. – Потому что не умею водить машину.
– Что? Хочешь сказать, что папа до сих пор не купил тебе «мини-купер»? Это неслыханно, – поддразнил меня Маркус.
– Туше.
– Ладно. – Он соскочил со стола, вновь наполнившись энергией. – Я сейчас еду туда. Как насчет того, чтобы вместе посетить чудесный город, где не ступала нога человека?
Я хихикнула:
– Отлично.
– А тебе не надо кому-нибудь сообщить о поездке? Не хочу, чтобы меня потом обвинили в похищении ребенка.
– Если я не вожу машину, это не значит, что я ребенок.
Я не сводила взгляда с бунгало. Розалин не возвращалась.
– Уверена? – оглядываясь, спросил Маркус. – Пожалуйста, скажи кому-нибудь.
Ему явно было не по себе, и я, чтобы его успокоить, достав мобильник, набрала мамин номер, хотя мама уже месяц не отзывалась на звонки. И я оставила сообщение на автоответчике:
– Мам, привет, это я. Я рядом с домом в автобусе, в котором много книг, и очень симпатичный парень подбросит меня в город. Вернусь через пару часов. Если не вернусь, парня зовут Маркус Сэндхёрст, его рост пять футов десять дюймов, у него темные волосы, голубые глаза… Татуировки есть?
Маркус поднял футболку. На нем еще была майка.
– У него кельтский крест на животе, нет волос на груди и на лице глупая улыбка. Ему нравятся «Лицо со шрамом», «Колд-плэй» и пицца. И еще он рассчитывает со временем стать книгочеем. Пока.
Я убрала телефон, и Маркус разразился хохотом.
– Ты знаешь меня лучше многих.
– Давай выбираться отсюда, – попросила я.
– А ты всегда такая непослушная?
– Всегда, – ответила я и уселась на пассажирское место, приготовившись к приключениям.