Аллочка колебалась лишь секунду. Она взяла штурмом единственное такси, стоявшее неподалеку, и, игнорируя протесты водителя, с яростью выкрикнула:
– Вперед!
Однако водитель попался несговорчивый: свирепый взгляд Аллочки и волна ее бешеной энергии не явились достаточным основанием для того, чтобы он сдвинулся с места.
Тогда Аллочка, которая, казалось, пребывала в состоянии измененной реальности, сняла туфлю, потрясла ею над головой водителя и свирепо повторила:
– Вперед!
Когда вас атакуют туфлей с высокой шпилькой, вряд ли вы будете спорить. Согласитесь, безопаснее подчиниться.
– Куда едем? – боязливо спросил шофер.
– Вон за ними. Не догонишь – пожалеешь, – выпалила Аллочка, совершенно не узнавая себя.
Пока водитель мчался за юркой маршруткой, вихляющей меж других машин, Аллочка смогла перевести дух и немного осмыслить произошедшее.
«Что со мной? – подумала она. – Может, это Наташкин „каскад“ виноват? Он меня превращает в монстра. Впрочем, тут есть и свои плюсы – люди тебя боятся, это удобно».
Тем временем переполненная маршрутка остановилась и выплюнула Вовчика.
– Стоять, – приказала Алла Петровна, сдунув челку с глаз и внимательно наблюдая за телодвижениями своего возлюбленного.
Никакого стадиона здесь и в помине не было, зато совсем рядом находился цветочный ларек, куда деловито проследовал пожиратель ее борща.
«Ах ты негодяй», – подумала Алла Петровна, и рука ее вместе с туфлей дрогнула.
Еще через минуту Вовчик выплыл из ларька с огромным букетом цветов, настолько большим, что за ним даже не было видно его лысины. Букет покачивался в такт его шагу, проходившие мимо женщины ему улыбались, мужчины понимающе расступались, и только Аллочка сидела в такси и беззвучно плакала.
– Мадам, куда едем? – аккуратно поинтересовался таксист, уже не зная, чего ожидать от столь взбалмошной особы.
– Домой, на Гончарова, – откликнулась Аллочка, и ее прорвало.
С плача она перешла на рыдания. Капли слез стекали в туфлю, которую она все еще держала в руке, но это было мелочью по сравнению с ужасающим предательством Вовчика.
Однако вместе с отчаянием, которое тупой болью терзало душу Аллы Петровны, откуда-то, из самой глубины, просачивалась необъяснимая уверенность. Разливаясь по венам, она потихоньку заполняла всю Аллочкину сущность, и какой-то незнакомый голос внутри нее повторял одни и те же слова: «Этот кобель пожалеет. Он у меня еще заскулит».
Аллочка одновременно и боялась странного голоса, и с удивлением прислушивалась к нему. Что-то в ней сдвинулось с мертвой точки, какая-то огромная глыба откололась и пошла своим ходом, разрушая все препятствия на пути.
Аллочка уже не была прежней.
– Дальше не нужно, – вдруг сказала она, не доехав квартал до своего дома.
Натянула мокрую туфлю, расплатилась с водителем и вышла.
В пяти метрах от этого места находилась парикмахерская, где Аллочка раз в месяц подстригала челку.
Тяжелая дверь неохотно поддалась, в салоне было прохладно и пусто. Алла Петровна уселась в первое попавшееся кресло, стащила с головы парик и, глядя на себя в зеркало, произнесла:
– Покрасьте меня в самый черный.
Откуда-то сбоку выскочила худая, похожая на швабру, парикмахерша:
– Ой, девушка, а я и не заметила, как вы пришли. Подождите минуточку!
Аллочке было все равно. Она пребывала в каком-то странном состоянии: происходящее вокруг нее воспринималось как сон. Нелепый, дурной, лишенный всякого смысла, и было ощущение, что она вот-вот проснется в своей прежней жизни, такой спокойной и привычной.
– Ну, слушаю вас, – прервала ход ее мыслей все та же женщина-швабра, – как стричься будем? Челку и кончики?
– Нет, – сказала Алла Петровна, снова обращаясь к своему отражению, и повторила:
– Покрасьте меня в самый черный.
Парикмахерша с сомнением ее оглядела, размышляя, стоит ли говорить правду, но опыт был выше условностей.
– Черный будет вас старить, – сказала она, наплевав на деловую этику, – давайте…
Но Аллочка совершенно не была настроена слушать какую-то там парикмахершу. Уж точно не сейчас, хотя раньше одно ее слово определяло судьбу Аллочкиной прически, но ох как все изменилось.
– Я сама решаю, – перебила ее Аллочка.
Парикмахерша уставилась на нее в недоумении, хотела что-то сказать, но передумала. Она поджала губы и молча достала краску. Общения не получилось.
Алла Петровна терпеливо сидела и, казалось, смотрела куда-то вглубь себя.
Домой Аллочка пришла хоть и обновленная, но совершенно без сил. Она почти сразу легла спать. Долго ворочалась – все думала про мужчин в целом и про Вовчика в частности. Потом, наконец, уснула, только произошло это как-то странно.
Может, и у вас так бывает, что вы даже не засыпаете, а словно бы падаете в сон? Вам становится страшно, и где-то посередине этого падения вы начинаете вытаскивать себя обратно, на поверхность.
У Аллочки же было совсем наоборот: она хотела оказаться в другой реальности, потому что в той, где она жила, все складывалось как-то не слишком для нее удачно.