Я сам тоже сижу в этом парке. Близится к завершению июнь, и на улице прекрасная погода: ярко светит солнце, отражаясь в прозрачной воде большого красивого фонтана, от которого веет прохладой. Дует лёгкий тёплый ветерок. Сегодня нет той самой жары, из-за которой обливаешься потом, лишь выйдя на улицу. А на следующей неделе синоптики обещают нам проливные дожди, так что остаётся только наслаждаться летом.
Наверное, я похож на наркомана сейчас: я сижу в своей слишком тёплой кофте, затасканных джинсах и старых кроссовках. Я не брился уже неделю. Ещё я не спал вот уже две ночи, поэтому мои глаза красные, а лицо болезненно бледное. Взгляд направлен вникуда.
Я не всегда такой. Я похож на всех своих ровесников: мне 21 год, я высокий худой парень со светлыми волосами, жёлтыми от курения зубами и большим острым носом. У меня серые глаза, как у матери. А ещё я учусь в университете на врача.
Или, можно сказать, учился. У нас в медицинском есть такое правило: если у тебя имеется задолженность по любому предмету, то тебе даётся один семестр на её ликвидацию. Для закрытия долга нужно отработать все занятия, которые ты пропустил по любым причинам, а потом сдать экзамен тому же самому преподавателю, который вёл вашу группу. На пересдачу даётся три попытки.
К сожалению, именно с преподавателем мне и не повезло. Моя задолженность – микробиология, и вела у нас её пожилая вредная женщина, которая явно не любила ни студентов, ни свою собственную работу. Ходили слухи, что она сама не врач, а преподаватель биологии, выучивший наизусть все доступные учебники по своему предмету. Как бы она в таком случае стала доцентом и зачем решила учить юных медиков – неизвестно, но у меня есть основания верить этим сплетням. Она редко отвечала на вопросы студентов, отмахиваясь: «Я не хочу просто взять и дать вам правильный ответ. Всё, что вас интересует, есть в учебниках или в интернете. Кто ищет, тот всегда найдёт!» К экзамену она не требовала ни лабораторных работ, ни конспектов, лишь чёткого знания всех предложенных кафедрой учебников. Как показывает опыт моих однокурсников, чтобы сдать ей экзамен нужно практически цитировать текст научных книг, слово в слово повторяя формулировки.
И вот, сегодня был последний день летней сессии, а значит, последняя возможность сдать ей этот чёртов экзамен и выиграть билет на следующий курс. Третья, последняя пересдача. Снова мимо.
Звонит телефон. На экране написано слово «мама». Я беру трубку:
– Да?
– Марк, ну чего, как дела? – в голосе матери явно чувствуется волнение.
– Ещё ничего не известно.
Она тяжело вздыхает:
– Сынок, неужели всё-таки не сдал? Ну как, ведь ты же готовился?
Слышу на заднем плане хриплый злорадствующий голос её нового супруга: «Ага, как же, учил. Твой идиот на это не способен! Закрывался в комнате по вечерам, и наяривал на фотки подружек, а ты веришь ему как дура! Ха! Учил! Неудачник!»
Я отвечаю ей:
– Мам, всё будет хорошо. Ты же знаешь, документы на отчисление сформируют только в октябре, а в начале года можно будет сходить к ректору и попробовать сделать так, чтобы меня отправили на пересдачу с комиссией.
– Ты уверен, что справишься? – в её интонации чувствуются недоверие и вселенская печаль.
– Конечно, все будет хорошо.
– Ладно, поверю тебе ещё раз. Сынок, Христа ради, держи в голове сумму, которую я плачу за твою учёбу, и за учёбу сестры! Это ведь далеко не копейки!
– Я знаю, мам, когда-нибудь я всё тебе верну.
– Нет уж, обойдусь, – мама чуть оттаяла, но затем сразу же собралась. – Марк, я надеюсь, что к пяти ты уже будешь дома, потому что мне надо оставить с кем то Мишу. Я договорилась с тётей Женей, и сегодня выйду к ним туда на склад в ночную смену.
– А этот твой валенок что, не может со своим ребёнком остаться?
– Сын!.. – мама резко замолкает. По-видимому, этот самый валенок в той же комнате. – Ты сам всё знаешь.
– А бабушки?
– Они как всегда. У одной голова болит от ребёнка, у другой давление поднимается.
– Милка?
Голос матери становится ещё отчаяннее:
– Что ж, я думала, ты как раз и скажешь, где она. Со вчерашнего вечера я её ещё не видела. Встретишь по пути – тоже тащи домой. Пожалуйста. Я тебя очень жду.
Мне ничего не остаётся, кроме как согласиться с ней и направиться в сторону дома. Времени у меня полно, так что прогуляюсь. Заодно проветрю свою тяжёлую голову.
Моя семья похожа на сотни таких же в этой стране. Мы живём в трёхкомнатной квартире, которую моя бабушка когда-то получила за свою честную и многолетнюю работу врачом. Собственно, с тех самых пор наше жилище и не ведало ремонта. Сначала не было времени, потом возможности, а теперь уже и денег. Последних в нашей семье не водилось никогда.
В одной комнате живут бабушка со своей сестрой, которая на два года её моложе. Они уже давно не считают себя обязанными делать что-нибудь по дому и чем-то нам помогать, поэтому целыми днями ходят по квартире, причитая по любому поводу, а вечером собираются со своими подругами во дворе, чтобы обсудить события просмотренного накануне сериала.
Во второй, она же гостиная, поселились моя мама, отчим и их трёхлетний сын Миша. Своего отца я не знал, он ушёл от мамы сразу после того, как узнал, что она беременна моей младшей сестрой. Маме тогда было 22 года, а меня она родила в 17. С тех пор она воспитывала нас самостоятельно, впахивая как лошадь то на двух, то на трёх работах, при этом умудряясь брать ещё и подработки. Лишь около десяти лет назад подруга смогла пристроить её воспитателем в детский сад, где она и познакомилась с отчимом. Он был папой одного из её воспитанников. Говорит, сам забирал ребёнка из сада, очень долго и красиво за ней ухаживал и клялся, что с женой уже давно разведён.
Естественно, это было не так. Когда об их романе узнали, та самая жена устроила скандал, охвативший, как тогда казалось, целый город. Она кричала на мою мать, приходила к нам домой, лезла в драку. Маму уволили, и, несмотря на то что этот кусок говна даже не пытался её защитить от своей больной супруги, она предпочла остаться с ним и построить семью.
Я совершенно не могу его уважать. Моя родительница сейчас вкалывает в том самом магазине, в котором я раньше подрабатывал, а этот придурок потерял работу после сокращения. Казалось бы, с каждым может приключиться подобное. Да. Только вот было это пять чёртовых лет назад. С тех пор он просто прирастает своей задницей к нашему дивану, поглощая каждый день по три-четыре литра пива и переключая туда-сюда телеканалы. Когда мама забеременела Мишей и ушла в декретный отпуск, работать пошёл не он, а я и моя несовершеннолетняя сестра. Даже бабушка начала торговать вещами, которые они вязали вместе с сестрой, чтобы купить ребёнку кроватку и коляску. А он так и лежит, ожидая момента, когда же я всё-таки наберусь смелости и воткну ему топор между его тупых поросячьих глаз.
Ещё у меня есть дед, второй полноправный владелец этой квартиры. Самый спокойный и мудрый её житель, который всегда поддержит и поможет словом. К сожалению, он уже не может ходить. Иногда забывает нас. Именно поэтому его поселили на кухню, где он спит на своём древнем раскладном кресле. Днём его собирают, а деда облачают в памперс и домашнюю одежду и пересаживают уже в сложенный вариант мебели. Именно он первым видит каждого, кто входит в квартиру, и тепло улыбается.
И, наконец, в самой дальней и маленькой комнате живём я и моя сестра. Всё наше имущество на двоих – шкаф, комод, двухъярусная кровать, на которой мы спим вот уже 12 лет, письменный стол и ноутбук, купленный в прошлом году на заработанные нами деньги. Мою сестру назвали Людмилой, но она терпеть не может это имя, поэтому мы зовём её Милка. Бабушки, правда, фыркают, называя это скорее кошачьей кличкой, чем именем, но саму Милку всё устраивает. В этом году ей исполнилось 16 лет, учится она на первом курсе колледжа на экономиста. Милка принципиально отказалась идти в десятый класс, поскольку ей захотелось свободы.
Мы с сестрой с самого детства воспитывались именно помощниками своей мамы: уже с 12 лет я начал работать промоутером, раздавая листовки на морозе, а сестра с 14 лет стала увлекаться продвижением в соцсетях. Она до сих пор этим зарабатывает, причём весьма неплохо для своих лет. Правда, основная часть нашего дохода уходит в общий семейный бюджет, но мы к этому давно привыкли, поэтому всегда пытаемся найти новый способ добыть денег честным путём.
Милка очень творческая, и всегда старается быть в рядах самых успешных своих сверстниц. Она научилась перешивать одежду, которую покупает в сэконд-хэндах, и получается у неё очень хорошо. Она сама красит себе волосы и делает современный макияж дешёвой косметикой. Сестра пыталась быть блогером, но её идея очень быстро сошла на нет, поскольку покупка смартфона с хорошими камерой и микрофоном сильно ударили бы по нашим финансам. Однако она всё ещё теплит внутри себя эту мечту.
Так уж сложилось, что в свой переходный возраст она совершенно потеряла все доверительные отношения с семьёй. Дома она может поделиться чем-либо только со мной, а я, несмотря на свои собственные эмоции, стараюсь ни за что её не упрекать и ни в чём не обвинять. Подросткам часто не хватает того, чтобы их просто приняли такими, какие они есть. Им нужно лишь чувствовать себя личностями, чьи желания учитываются и не отрицаются. Им нужна поддержка.
И, конечно же, именно я знаю, где её искать. У Милки есть компания: две девушки и восемь парней, которые мне откровенно не нравятся. Их место встречи – беседка во дворе соседнего микрорайона. Иногда они обитают в квартире одного из основателей компании, поскольку он уже совершеннолетний и живёт один. Чем они там занимаются, мне остаётся только догадываться, но в последнее время она часто приходила домой в состоянии сильного опьянения и с резким запахом табака изо рта. Несмотря на свои принципы, я не мог её за это не отчитать. А потом и мать заметила. С тех пор Милка предпочитает не придти домой вовсе.
Я подошёл к этой беседке, где и нашёл сестру. Они, как обычно, сидят там и громко смеются, а на столе стоит несколько полуторалитровых бутылок сладкого пивного напитка с фруктовым вкусом. Из колонки играет песня молодого рэпера про бабки, траву и сучек. Я бы даже сказал, что это, скорее, не песня, а набор мата под некачественный бит с иногда проскакивающими культурными словами. Но они такое любят.
Милка сидит в очень короткой кожаной чёрной юбке, неприлично закинув ногу на ногу. На ней синяя майка с глубоким вырезом и джинсовая куртка, на ногах кеды. В данный период жизни она ощущает себя кошечкой с яркими стрелками на глазах и красно-рыжими длинными волосами. Если бы я встретил такую девочку на улице, не дал бы ей её лет: она выглядит старше, хотя я не могу её назвать красавицей с обложки мужского журнала. У неё нет пышной груди или округлой попы, она просто стройная. У неё большие карие глаза и маленький аккуратный рот. На щеке красуются два перекрытых косметикой прыща, которые определить можно только лишь по объёмному бугорку.
Я облокотился плечом на вход беседки, на меня обратили внимание и замолчали. Взмахом головы я позвал сестру отойти, двинулся на детскую площадку неподалёку, устроившись на качелях. Милка подошла и села рядом, нервозно спросив:
– Чего хочешь?
– Нам надо домой.
– Зачем? – она воинственно скрестила руки на груди.
– Ты издеваешься? Тебя больше суток не было, мать волнуется, я тоже.
– Ты тоже домой?
– Да.
– Вот и передай ей, что я приду вечером, но она уже будет спать.
Милка резко встала и собиралась уйти. Я успел схватить её за руку и встал, нависая над ней:
– Мы идём домой.
– А то что?
Она смотрит на меня обиженным взглядом, но я непреклонен. Я не буду ей объяснять свою позицию. Если жизнь хоть чему-то учит мою сестру, то она сама должна просчитать возможные последствия. Однажды я так же пришёл забрать её домой, и увидел лежащую пьяной без сознания. Её же друзья сидели и пили дальше, будто бы ничего не произошло. Когда я взял её на руки, один из парней решил сообщить мне, что я должен оставить её в покое, тогда она чуть отойдёт и проснётся. Пришлось пару раз ударить его по наглой роже.
Под напором моего взгляда Милка чуть дёрнула плечом и закатила глаза:
– Ладно! Не хочу стоять тут с тобой до ночи.
Я кивнул в ответ. Она убежала что-то сказать своим товарищам. Они злобно на меня посмотрели, и мы с сестрой отправились домой. Шли молча всю дорогу.
В нос ударил запах еды, как только я открыл дверь. Мама готовила суп. Она увидела нас, закинула полотенце на плечо и устремилась в коридор:
– Наконец-то, я вас уже заждалась. Вы голодные?
Когда мама наклонилась к Милке, та отшатнулась, чтобы не спалить перед родителем запах алкоголя. Сестра скинула кеды, разбросав их по коридору, и ушла в комнату, раздражённо бросив нам:
– Меня не беспокоить!
Мама покачала головой:
– Вот и что с ней делать?.. Бесстыжий ребёнок. Приходит домой чёрт пойми сколько времени спустя, и делает такое лицо, будто мы ей должны за это похлопать! Боже мой, ну что за жизнь такая? Никакой помощи. Молодец, Лена, вырастила себе помощницу…
– Мам, перестань. У неё возраст такой, она бунтует. Включи телевизор и посмотри шоу про подростков: с половиной справиться не могут, а другая половина уже беременна.
Мать задумчиво нахмурила брови:
– Нет, ты таким не был у меня. Дай бог, и Миша таким не будет. Думаешь, она успокоится?
– Да, с возрастом. У меня не было возможности бунтовать, надо было о вас заботиться. А Милка чувствует поддержку и от тебя, и от меня, и потому позволяет себе чуть больше. И да, я голоден.
Мама заботливо поспешила на кухню, чтобы налить мне суп. Я не считаю, что поведение Милки ненормальное. Просто ребёнок должен быть ребёнком: он не обязан думать о том, чем его семья будет питаться и на что ему купить себе тетради для школы. Он не должен переживать за маму, когда та болеет, а денег на лекарства нет. Его не должны дёргать родители и бабушки каждый раз, когда он просто лежит и не занят ничем. В конце концов, ребёнок не должен принимать на себя роль взрослого.
У Милки не было возможности быть ребёнком от начала и до конца. У неё не было той детской уверенности, что все твои потребности закроет близкий взрослый человек. Наш дом никогда не был тем, что называют полной чашей, и мы все это понимаем. Но она стала почти что взрослой, она взбунтовалась и ушла туда, где нет этих бытовых проблем, а есть лишь веселье и свойственное молодости прожигание жизни.
Я сажусь за стол, мама ставит передо мной тарелку горячего супа. Кладёт два куска нарезанного хлеба, чеснок и майонез. Сама она рядом не садится, потому что продолжает готовить что-то ещё, иногда вытирая пот со лба о старый фартук. Я спрашиваю у деда, сидящего напротив, как его дела. Он молча смотрит на меня с улыбкой, подмигивает и возвращает взгляд к телевизору, где показывают очередное околополитическое ток-шоу о том, какие все кроме нас плохие.
Пока я ем, мама сетует на то, что я не смог сдать экзамен. Она многократно напоминает мне о том, что я стараюсь недостаточно хорошо, несерьёзно отношусь к своей учёбе и занимаюсь чем угодно, кроме неё. Я понимаю, что делает это она из лучших соображений, ведь хочет для меня хорошего будущего. А ещё я должен оправдывать звание умного мальчика.
Когда дело доходит до чаепития, мама всё же садится рядом. Я не проронил ещё ни слова, и она знает, как раздражают меня её наставления о моём образовании. Чтобы сбавить напряжение, она стала рассказывать мне свежие новости со своей работы, поскольку со всеми её коллегами я знаком лично и могу поддержать разговор.
В кухню вошла одна из бабушек, которая, естественно, спросила, как прошёл мой экзамен. Я промолчал, и она начала сверлить маму взглядом так, что та заёрзала на стуле. Она ответила дрожащим голосом:
– Его завалили, но он в сентябре пойдёт на комиссию, и там всё сдаст…
Бабушка всплеснула руками:
– Вот! Замечательно! Какая мать, такой и сын! Молодец, Ленка, сама дура и сына дураком вырастила! Даже выучиться не можешь, каким же ты врачом тогда будешь? Тебе только в морг идти работать, мёртвого ведь ещё сильнее не убьёшь!
– Ну хватит! – резко прерываю я.
– Нет, смотри, он меня ещё и затыкает! – у бабушки от возмущения выпучиваются глаза. – Ты кто такой, чтобы старших затыкать? Лена, смотри на своего сына, смотри кого вырастила! Одни беды с вами, я так больше не могу.
Бабушка картинно хватается за сердце и встаёт возле приоткрытого окна. На шум является и вторая бабушка:
– Вы чего тут орёте, как будто режут?
– Вон, и ты погляди на внука, – отвечает ей первая. – Ничего не сдал, отчислят его теперь.
– Ну конечно! – вторая агрессивно кивнула головой в мамину сторону. – А я Ленке ещё тогда сказала: раз отец придурок, то и сын таким же будет, а она всё спорила, что нет, мол, дело в воспитании. Неуч! Кем ты работать будешь? Дворником? Что ты своей жене дать сможешь? Ничего! Только сюда её привести, чтобы она девятой с нами была. Ой, дурдом! Лен, чего ты молчишь?
Мама опускает голову так, что подбородок касается её груди. Мне кажется, она плачет. Я уже не реагирую на подобные слова, потому что привык слышать их постоянно. Но матери обидно каждый раз, как в первый, и её вполне можно понять.
Бабушки продолжили причитать, осуждая и меня, и моё воспитание, и мои умственные способности. В конце концов не выдержал дед, который всё это время сидел, положив голову на спинку кресла и закрыв глаза. Он ударил кружкой по столу так, что чай полился в разные стороны:
– Да заткнитесь вы, бабы базарные! Только и можете, что насрать в рану и размазать! День и ночь орёте на него, а он терпит вас, дур, помогает! Хоть бы раз благодарны остались.
На этих словах я поставил кружку в раковину и пошёл к себе в комнату. Приятно знать, что дед на моей стороне, но я знаю, что начнётся между всеми участниками сцены после сказанного. И в скандалах я участвовать не люблю.
Милка уже надела пижаму, смыла макияж и устроилась на своей кровати с ноутбуком на коленях. Когда я зашёл, она посмотрела на меня из-под опущенных глаз:
– Чего они там опять орут?
– Я ж экзамен завалил.
– И что с того?
– Меня, скорее всего, отчислят.
Милка закатила глаза и улыбнулась:
– А они что, умрут от этого? Ты свободный человек и должен сам решать свои проблемы.
Я надел домашние штаны и показал ей рукой в сторону кухни:
– Хочешь – иди тоже выскажись по этому поводу.
Милка равнодушно пожала плечами и продолжила смотреть в экран монитора. Я забрался к себе на верхний ярус и принялся разглядывать грязь и трещины на потолке, которые уже и без того знаю наизусть. Но тут я вспомнил важное:
– Ты знаешь, насколько вредно пить ту химозную штуку, которую я сегодня у вас видел?
– Слушай, – раздражённо сказала она. – Я не лезу к тебе, а ты ко мне.
Справедливо. Я достал телефон и принялся листать ленту новостей в социальной сети. В ней не было ничего интересного, просто я не знаю, чем ещё себя занять, чтобы не погружаться в недра своего уставшего тяжёлого мозга. Прокрастинация – не лучший выход из положения, но книгу, которую я купил на прошлой неделе, я прочитал вместо подготовки к экзамену. А на новую денег пока нет.
Примерно через час снизу донёсся голос сестры:
– Марк, спишь?
– Нет.
– Я нашла тему, можно неплохо заработать.
– Что на этот раз?
Она вскочила с кровати и ловко забралась ко мне, усевшись в моих ногах. Милка передала мне ноутбук. На нём была открыта страница какого-то центра «Новый импульс», про который я слышал впервые.
Мы – Научно-исследовательский центр «Новый импульс». Вот уже 30 лет мы, вместе с лучшими учёными нашей страны, изучаем возможности человеческого мозга. На наш взгляд, твоё поколение – самое прогрессивное, осознанное и целеустремлённое за последние 200 лет. Мы ищем самые свежие и высокие молодые умы, которые были бы согласны стать участниками исследования. Вместе мы сможем вырастить из своих потомков уникальных людей, которые совершат ранее невиданный технологический прорыв в истории!
Всё, что от тебя требуется, это заполнить анкету на нашем сайте. Мы всё проверим и отправим тебе по электронной почте время и место, откуда заберём тебя и доставим в Центр. Мы возьмём у тебя кровь на анализ, подключим мозг к аппарату и изучим его активность, после чего ты сможешь отправиться домой. Несомненно, мы привезём тебя туда, откуда забрали.
Если ты всё ещё сомневаешься, то ниже можешь найти и прочитать образец договора, который мы с тобой заключим. Всё честно! Все участники исследования гарантированно получат вознаграждение в размере 50 000 рублей, а самым одарённым мы предоставим возможность поработать у нас.
Чего же ты ждёшь? Заполняй анкету и стань частью Большой науки!