Мертвый город встретил меня без особой радости – тут же швырнул в лицо горсть то ли пыли, то ли мокрого пепла. В прошлый мой визит здесь царила тишина… Во всяком случае, пока не начинал верещать кто-нибудь из местной разнообразной и прожорливой фауны. Но сейчас, в конце сентября, в эти почти тропики, похоже, пришло что-то вроде сезона дождей.
На полноценный ливень скудная здешняя природа так и не сподобилась, зато сам воздух оказался настолько влажным, что гимнастерка на груди и плечах тут же начала липнуть к телу. Ветер тащил водяное крошево и, казалось, дул со всех сторон одновременно.
Я стоял под открытым небом. Можно сказать, на улице: когда-то дом Петропавловского в этом мире наверняка выглядел точно так же, как и по ту сторону Прорыва, но разразившаяся когда-то катастрофа и стихия сравняли его чуть ли не до фундамента. Соседние здания сохранились чуть лучше: стены еще стояли, а кое-где даже остались несколько этажей. И только со стороны улицы лежала огромная куча битого кирпича. Ветер подвывал среди почерневших остовов, однако я все равно услышал, как по асфальту и битому кирпичу шкрябают неуклюжие когтистые лапы.
Вряд ли проделанная мною дверь между мирами излучала так уж много энергии, однако местные обитатели ее все-таки заметили. Или просто учуяли принесенный ветром аппетитный запах человеческой плоти. Я не успел даже сбросить ремень винтовки с плеча, как из мокрого утреннего полумрака ко мне устремились тощие когтистые фигуры.
Около дюжины, с трех сторон разом. На мгновение даже мелькнула мысль рвануть обратно к Прорыву, однако он уже сжался до размеров крохотного лаза, через который смогла бы пробраться разве что собака, но уж точно не человек в полном походном облачении.
Пришлось драться. Медленно отступая, я сбросил со спины вещмешок, а потом избавился и от винтовки. Огнестрел может изрядно проредить толпу вокруг еще до рукопашной схватки, однако пальба наделает слишком много шума. И наверняка привлечет кого-нибудь покрупнее и поопаснее упырей. Вряд ли крупные хищники вроде Рогатого или небесного летуна размером с пассажирский авиалайнер выйдут на охоту в такую погоду, зато леший точно не поленится вылезти из своей берлоги, чтобы позавтракать. А уж жабам и вовсе положено любить дождь и сырость.
– Давайте, любезные. Попляшем. – Я прокрутил в руке топор, привыкая к весу лезвия. – Подходите по одному.
Зубастые, конечно же, не послушались и навалились сразу, кучей, больше мешая друг другу, чем объединяя усилия. Я встретил первого ударом в темя, а второму снес голову, уже отступая. Пожалуй, для такой схватки скорее подошла бы шашка или длинная кавалерийская сабля, однако они мало годятся в качестве рабочего инструмента – а я, собираясь, сделал выбор в пользу универсальности.
Впрочем, я без особого труда компенсировал недостатки оружия изрядным опытом, так что в драке с упырями плотницкий инструмент проявил себя по меньшей мере неплохо: порхал сердитой стальной бабочкой, отделяя от тел зубастые морды и конечности. А когда я свободной левой рукой достал еще и нож, дело пошло вдвое быстрее. Разум почти отключился, понемногу погружаясь в боевой транс, и тело работало само по себе.
Удар, уклон, еще удар – и отступление. Медлительные и слабосильные твари никак не могли угнаться за мной, однако само их количество все еще представляло изрядную опасность. И мне приходилось все время двигаться, чтобы не оказаться зажатым в углу или между искалеченных туш.
Смертельный танец длился недолго. Заправленному под завязку местной энергией телу явно не терпелось опробовать новоприобретенные способности, и оно выдавало все, на что оказалось способно. Даже не самые удачные мои выпады отбрасывали упырей чуть ли не на десяток шагов, опрокидывая на камни и ломая хрупкие кости, а одного я и вовсе разрубил надвое, прочертив лезвием топора наискосок, от покатого тощего плеча до самого пояса.
Тяжелый солдатский сапог опустился на череп твари, превращая его содержимое в кашу, и я встретил последнего упыря ударом крест-накрест, двумя лезвиями одновременно. Нож и топор едва слышно лязгнули, встретившись, и уродливая голова взмыла в воздух, разбрызгивая во все стороны черную жижу.
Несколько мгновений я простоял без движения, вслушиваясь в завывание ветра среди развалин. И не зря: все до одного упыри лежали без движения, и все же наша возня привлекла кого-то еще. Неторопливого и грузного, однако достаточно крупного, чтобы у меня не возникло никакого желания повстречаться с ним лично. Когда где-то со стороны улицы послышалось тяжелое сопение и грузные шаги, я поспешил подхватить свой скарб и убраться подальше.
От ближайшей стены осталось совсем немного: дверной проем и немного ветхой кирпичной кладки вокруг, однако ничего лучше рядом не имелось, и я съежился за укрытием. Как раз вовремя: топот с улицы сменился хрустом камня и влажным шлепаньем гигантских лап. Кем бы ни была тварь, явившаяся на шум, ей явно оказалось не так уж просто протиснуться сюда через руины. Я сидел тихо и на всякий случай даже задержал дыхание, однако когда из-за стены раздался треск раздираемой плоти и громкое чавканье, не удержался и все-таки выглянул.
И едва удержался, чтобы не выругаться.
Жаба оказалась… нет, пожалуй, даже не огромной, а поистине монструозной. Чуть ли не вдвое крупнее той, что я зарубил шашкой в свой самый первый день в мире по ту сторону Прорыва. Да и выглядела куда солиднее: шерсть на спине и боках росла заметно гуще и была не болотного цвета, а совсем темной, почти черной. Неровные бугры на голове и холке соединялись в сплошной костяной гребень, по обе стороны которого из тела торчали острые шипы.
Видимо, эта тварь прожила на свете куда больше себе подобных, раз уж отрастила такие украшения. И все эти годы она уж точно не отказывала себе в еде: толстые когтистые лапы едва держали огромное туловище, и почти при каждом шаге жаба касалась им земли. Волочилась толстым колыхающимся брюхом прямо по камням – наверное, поэтому белесая чешуя и вытерлась чуть ли не до блеска.
Колоссальные размеры внушали уважение и даже оторопь, но самой жабе, пожалуй, только мешали. Я с трудом мог представить, как она скачет и охотится с таким весом. Впрочем, сегодня ей повезло: я оставил после себя достаточно бездыханных туш, и одна из них уже успела отправиться в необъятный желудок. Пасть с обломанными и затупившимися от старости зубами работала не хуже мясорубки, с одинаковой легкостью перемалывая и плоть, и хрупкие кости.
Покончив с упырем, жаба тут же неторопливо двинулась к следующему, а потом и вовсе плюхнулась на брюхо и принялась чавкать лежа, загребая еду передними лапами. Зрелище оказалось настолько отвратительным и одновременно занятным, что я даже рискнул еще немного высунуться из-за остатков стены, чтобы получше рассмотреть, как очередная половина туловища исчезает в пасти, колыхая тощими когтистыми конечностями.
И, разумеется, мое любопытство тут же было наказано: стоило мне приподняться чуть выше, как кирпич под локтем не удержался в кладке и, устремившись вниз, с грохотом разлетелся на несколько частей.
– Да твою ж… – прошипел я себе под нос.
Жаба тут же перестала жевать, а потом и вовсе выплюнула недожеванную упыриную ногу. И после этого медленно поднялась обратно на лапы и с вальяжностью двухэтажного автобуса развернулась в мою сторону. Здравый смысл явственно намекал, что все это время я мог потратить на побег. Или просто укрыться получше, съежиться за остатками стены и надеяться, что сытный завтрак покажется гигантской твари интереснее, чем поиск источника звука.
Поздно. Я застыл на месте. И смотрел – прямо в наведенные на меня неподвижные «блюдца» размером с мою голову каждое. Обычно глаза нечисти поблескивали желтым, оранжевым или зеленым, но эти почему-то напоминали две бездонные черные дыры, которые будто вобрали и приумножили весь полумрак вокруг.
Я не видел даже зрачков. Это… нет, не пугало, а, скорее, завораживало. Разум безмолвно кричал об опасности, однако чутье подсказывало, что все идет именно так, как надо. И пока я стою неподвижной статуей, ничего не случится.
И я стоял. Мгновение шло за мгновением, жаба пялилась на меня, а я на жабу. Нас разделял какой-то десяток шагов, и даже со всем своим колоссальным весом она наверняка могла бы преодолеть дистанцию достаточно быстро, чтобы снести остатки стены и атаковать… но вместо этого просто смотрела. И только когда гигантская голова повернулась обратно к недоеденному упырю и вместо темноты в глазнице жабы показалась белесая пелена, я наконец сообразил, в чем дело.
Тварь была слепа. Отлично слышала и наверняка могла учуять запах крови хоть за километр, но видеть и охотиться уже не могла. Хищник, почти вершина пищевой пирамиды мертвого города, превратился в падальщика и доживал свой век, питаясь мертвечиной или чужой добычей. Толстая чешуя, шипы на спине и размеры надежно защищали ее от любого представителя местной фауны, и даже небесный летун едва ли выбрал бы жабу в качестве обеда.
Я дождался, когда она снова увлечется трапезой, и, уже не скрываясь, убрался сначала за угол, а потом и на соседнюю улицу.
Здесь дома сохранились получше. Настолько, что я даже начал понемногу подыскивать себе убежище. Передохнуть, очистить оружие от упыриной крови, возможно, перекусить… Или даже забраться повыше и оборудовать себе наблюдательный пункт. Соорудить постель, заделать окна обломками кирпичей или досками, если от них хоть что-то осталось. Сложить из кирпичей печку и развести огонь, в конце концов. Свет я смогу скрыть, а запах дыма вряд ли привлечет местную нечисть.
Зато наверняка заинтересует того, за кем я сюда пришел.