М – Мотивация. Именно так, с заглавной буквы и с изрядным пиететом.
Нет, само понятие появилось давно. Если не вместе с человечеством, то сразу после. Но объектом поклонения эта самая большая «М» стала заметно позже, примерно в начале двадцатого века. Культ успеха начал свое победное шествие в Соединенных Штатах, высадился на побережье Нормандии в июне сорок четвертого вместе с бравыми вояками из-за океана и уже совсем скоро захватил чуть ли не всю Европу. И только до России добрался чуть позже, уже в девяностых.
Зато во всеоружии: к тому моменту книг по саморазвитию успели написать столько, что этой макулатурой можно было целиком заполнить чуть ли не целую библиотеку. Прожив с десяток обычных человеческих жизней, если не больше, меняться и чего-то там достигать, пожалуй, уже поздновато, так что я не слишком-то интересовался подобным чтивом. Да и содержали все эти увесистые тома, если разобраться, одну-единственную мысль, хоть и перепетую на все лады: человек может что угодно, если он мотивирован правильно и в нужном количестве.
Видимо, у меня этой самой «М» было выше крыши – раз уж удалось вернуться оттуда, откуда по официальным данным не возвращался никто. Я и в прежнем теле вряд ли смог бы провернуть подобное, а уж в этом – юном и еще не успевшем «подтянуть» все накопленные за столетия умения и способности – тем более. Две пули из нагана в лоб, одна в сердце и, полагаю, остальные четыре примерно туда же. Колдун, укравший личину Геловани, определенно не из тех, кто забывает об осторожности. И наверняка убедился, что живучий, крепкий и чрезмерно сообразительный юнец перестал дышать.
И я был мертв… сколько-то времени. Пока сознание снова не включилось. Впрочем, пока только оно: ни зрение, ни слух, ни обоняние ко мне пока не вернулись. Даже ощущение тела «загрузилось» не сразу, и я на мгновение успел подумать, что от всей моей сущности остался лишь условно-бессмертный дух, застывший посреди небытия.
Впрочем, небытие вряд ли могло оказаться настолько неудобным: я определенно не парил в пустоте, а лежал на чем-то жестком. Кажется, на полу: пальцы касались дерева. Ног я до сих пор не чувствовал, но остальное понемногу возвращалось.
Отлично, у меня снова есть спина. Плечи, шея, голова и руки… одна рука – правая. Остальные части тела то ли отказывались подчиняться, то ли и вовсе отсутствовали. Впрочем, сейчас это вряд ли что-то бы изменило: вокруг было так темно и тихо, что, даже вернись ко мне полный набор человеческих чувств, я все равно не заметил бы разницы.
Ни света, ни звуков. Когда я кое-как убедился, что снова могу дышать, тут же втянул носом воздух и почувствовал целый набор запахов: сырости, гнили, крови… кажется, крови – и почему-то ладана. Подсказок определенно не хватало, и я попытался подключить единственную доступную конечность. Сначала ощупал свое ложе внизу, потом наткнулся на стенку сбоку, скользнул по ней вверх… И снова уперся в преграду. Странная конструкция оставила мне совсем немного места. Дерево окружало со всех сторон, и, похоже, на нем не было ни петель, ни каких-то задвижек – только чуть влажные доски, разделенные тонкими стыками.
Гроб.
Мысль возникла даже чуть раньше, чем я смог дотянуться до угла над левым плечом, окончательно убедившись, что бытие сжалось до размеров деревянного ящика. Несколько мгновений я еще осмысливал случившееся, добавляя к картине духоту, сырость и теперь уже вполне объяснимый аромат ладана. Потом дернул внезапно «ожившей» второй рукой, тут же ударился локтем…
И только после этого пришла паника. Не страх, а, казалось, навсегда позабытый животный ужас. За сотни лет я успел повидать всякое и уже давно перешел со смертью на «ты», но сейчас мне угрожало кое-что пострашнее. Не быстрая гибель от взрыва снаряда или удачно выпущенной врагом пулеметной очереди, а самая настоящая пытка: раз за разом возвращать себе сознание, отключая системы организма одну за другой, пока…
Когда в гробовой в самом что ни на есть прямом смысле тишине послышался негромкий смех, я не сразу сообразил, что смеюсь сам. Истерично хихикаю, прокручивая в голове одну-единственную мысль: что может быть нелепее такого вот «воскрешения»? Не упокоиться в могиле, как и положено порядочному гражданину, а вдруг обнаружить себя бессильным и искалеченным обрубком, заколоченным в душный деревянный ящик на глубине двух метров под землей. Судьба определенно решила в очередной раз продемонстрировать, что у нее есть чувство юмора: сверхчеловеческая способность восстанавливаться после полученного урона сыграла злую шутку. Буквально вернула меня с того света, но так и не смогла подлатать до более-менее сносного состояния.
Лишь усилием воли я смог отключить страх. Пригодилось отточенное столетиями практики умение управлять собственной эндокринной системой: избавляться от боли, излишков эмоций – всего того, что мешает сосредоточиться на главном. Тело все еще напоминало кое-как собранный в кучу набор запчастей, но разум снова заработал на полную мощность, превращаясь в почти совершенную машину холодного расчета, ограниченную лишь производительной способностью.
Не знаю, как клетки работали до того, как я ожил, сколько и какой именно им понадобилось энергии, чтобы снова запустить фактически мертвый мозг, – сейчас в «спящий режим» уже не вернуться. А значит, мне придется дышать, так что лучше не тратить жалкие полтора-два кубометра воздуха на панику, вопли и прочие бессмысленные занятия. Зверь тоже едва ли поможет: на полноценный оборот банально не хватит гликогена, и я «застряну» в бесполезном промежуточном состоянии, еще и лишившись способности двигаться.
Да, тело все еще способно извлекать энергию из жиров. Вдвое, втрое, в сто раз быстрее, чем это получилось бы у обычного человека, – но и такой процесс потребует времени… и кислорода. Который закончится куда раньше, чем я перекачаю тонкую жировую прослойку юношеского организма в ресурс или ткань, чтобы «починить» хотя бы нервные волокна.
Похоже, придется работать, с чем есть: голова, плечи, спина и две руки. Как будто не сломанные, но располагающие едва ли третью от полного мышечного потенциала… Не так уж плохо, если разобраться: видимо, тело и без указки «сверху» благоразумно рассудило, что лучше двигать двумя конечностями, чем чувствовать окончательно и бесповоротно парализованные четыре.
В общем, вариантов имелось немного, так что я уперся лопатками в днище гроба, а руками изо всех сил нажал на крышку. Воздуха разом стало чуть ли не вдвое меньше, где-то в груди что-то хрустнуло, жалобно скрипнули сломанные ребра, но план все-таки сработал: раздался треск, доска выгнулась, переламываясь, и на грудь посыпались комья земли. Я кое-как подцепил щель кончиками пальцев и принялся расширять, методично вынимая куски дерева примерно напротив лица.
Грязь будто нарочно лезла в глаза и нос, но я не возражал. Похоже, после моих похорон, сколько бы часов или даже дней назад они ни случились, прошел дождь, и почва изрядно пропиталась живительной влагой. Я хватал губами тяжелые комья и тут же высасывал все, что могло принести хоть крупицу пользы. Попадись мне червяк, насекомое или какая-нибудь личинка, я без раздумий употребил бы и их.
Но воздух все-таки важнее белка. Точнее, его отсутствие убьет меня куда быстрее, чем истощение. Или отключит, что, в сущности, примерно то же самое. Так что я продолжал копать, ломая ногти и распихивая мокрые комья по бокам и вниз, туда, где остались ноги. Первые полметра дались особенно тяжело – разрытая земля уже успела слежаться под собственным весом. Однако дальше дело пошло веселее, и через пару минут я ухватился за края гроба и даже смог сесть.
И пополз вверх, вкручиваясь в почву, как червяк. Ближе к поверхности земля почти не сопротивлялась усилиям и, что куда важнее, кое-как пропускала воздух. Отведенный мне в гробу объем кислорода уже должен был закончиться, однако дышать с каждым мгновением как будто становилось проще… Или организм просто «вскрыл» очередной резерв, чтобы довести работу до конца.
И расщедрился настолько, что я сам не заметил, когда успел встать. С трудом, всего на одной ноге и опираясь спиной и локтями на стенки прорытого мною тоннеля – но все-таки я стоял, понемногу выпрямляясь.
Пока пальцев не коснулся легкий ветерок, а в жаркую и сырую тесноту могилы тонкой струйкой не потекла прохлада снаружи. Я пока еще не мог ни видеть, ни слышать ничего, кроме влажного шороха земли и собственного тяжелого дыхания, но уже чувствовал свободу, до которой осталось совсем немного. Легкие с хрипом втягивали воздух, а руки продолжали работать, расширяя дыру и понемногу вытаскивая тело наружу.
Я выползал на поверхность, как какой-нибудь зомби из фильмов ужасов. Перемазанный грязью, искалеченный, слепой, медлительный и немощный – и однозначно похожий на оживший труп. Окажись рядом с могилой впечатлительная барышня, она наверняка принялась бы голосить на всю округу… А мужчина на ее месте и вовсе мог взяться за револьвер. Вряд ли в этом мире встречались ходячие мертвецы, однако метод борьбы с упырями был отлажен уже давно.
Пуля в голову – надежнее некуда.
Но, на мое счастье, ни нервных дамочек, ни суровых кавалеров поблизости не было. До моих ушей доносилось только щебетание какой-то птицы и совсем издалека – гул автомобильного мотора. Куда бы ни забросила меня посмертная судьба, место явно оказалось в меру глухое. А время – самое подходящее для побега из гроба: то ли ночь, то ли раннее утро – для дня слишком уж прохладно.
Появись у меня хоть один рабочий глаз, я наверняка смог бы куда точнее оценить и время, и даже место, где зарыли мое бездыханное тело. Но увы, такими излишествами организм пока еще не располагал. Смерть от удушья ему уже не грозила, однако запас строительного материала и энергии целиком ушел на те части тела, которые умели копать. А чтобы пополнить запас, нужны вода и пища. Но для начала – время на отдых.
И лучше провести его в комфорте, а не по пояс в собственной могиле.
Я собрал последние силы и, упершись ладонями, вырвал нижнюю половину туловища из влажных объятий. Кое-как подтянул ноги и зачем-то даже попытался встать, но тут же завалился на бок и неуклюже ткнулся щекой в землю. Побежденную и уже совсем не страшную, уютную и мягкую.
Почти как подушка.