Я сидела как на иголках. Хриплый американский джаз казался слишком громким, хотя едва звучал, чай – слишком холодным, время – слишком быстрым.
А что если Джек не станет меня искать? Махнёт рукой и пошлёт на все четыре стороны? Вдруг я перегибаю палку?..
Моя рука то и дело подкрадывалась к смартфону, бессмысленно лежащему на столе, но в последнее мгновение я останавливалась. Пальцы слегка дрожали. Белая норка не спасала от промозглого волнения. Мужчины поглядывали на меня с интересом. Наверное, леди в вечерних нарядах не каждый день сидят здесь и пьют литрами чай.
Краем глаза я уловила, что брюнет за столиком в углу не просто поглядывал, а перешёл на низкий старт. Я равнодушно отвернулась, постукивая пальцем по столешнице и упорно глядя в окно.
Где же, ну где чёрный Порше Джека с неразговорчивым водителем в фуражке? Нервы мои были натянуты, как струны, – а вдруг он просто меня не найдёт? Не догадается, где я?
Пальцы правой руки вновь коснулись смартфона и замерли. Я закусила губу. Нет, игра есть игра. В ней можно проиграть… Но ведь можно и выиграть! Причём в данном случае обоим. Боже! Ну, где же он?! Уже семь!
В висках стучало. Я закрыла глаза, устав от напряжения. Тот брюнет всё-таки решился и подошёл ко мне. Я не разобрала, что он сказал. Лишь мотнула головой отрицательно.
– Не заинтересована… – по-русски странно звучит, по-английски обычно.
Шумное хлопанье дверьми, быстрый шаг по напольным плитам, тяжёлый, словно на сапогах были шпоры. Я распахнула ресницы и распрямила спину. Прозвучало басистое и резкое:
– Меню не нужно!
Сладкая волна страха и радости прокатилась мурашками по спине. Это он!
Я постаралась максимально расслабленно оглянуться через плечо и затем повернулась всем корпусом. Джек в смокинге и бабочке стоял у барной стойки и напряжённо смотрел прямо на меня. Фейерверки взорвались в душе.
Нашёл! Мой хороший! Мой чудесный! Мой любимый! Нашёл! Сейчас убьёт…
Я улыбнулась. Джек рванул ко мне, яростный.
– Балерина! Ты с ума сошла?! – рявкнул он, заглушив джаз.
– Добрый вечер, милый, – спокойно, с улыбкой ответила я. – Присядь, я заказала твой любимый виски.
– К чёрту виски! Что ты придумала?!
– Всё хорошо, любимый, – ласково ответила я и встала к нему навстречу. – Я так тебя ждала!
Взгляды устремились к нам обоим. А глаза Джека вдруг вспыхнули иначе. Гнев растворился в восторге.
– Чёрт, балерина… Ты… чёрт… Какая ты!
Он быстро подошёл ко мне, обнял за талию прилюдно, словно показывая всем: «моё»! Глаза его горели, румянец разлился по щекам.
– А ты грубиян, – хмыкнула я. – К счастью, сообразительный. Я в тебя верила! Всегда верю.
– Да? Хитрюшка, – с мягким укором сказал мой любимый мужчина.
Поцеловал мне тыльную сторону ладони. Заглянул в глаза. Великолепный корсар, готовый покорить оперу, меня и всё на свете.
– Невероятная… Неожиданная! Это платье так тебе идёт! И мех…
На заднем плане мелькнуло разочарование брюнета. А в моей душе разлилось счастье.
– Я тебя люблю, – сказала я.
И в ответ губы любимого мужчины коснулись нежно моих. На мгновение. Но его было достаточно. Затем Джек глянул на часы на запястье.
– Рано приходить не стоит.
Я сделала приглашающий жест рукой, указав на столик с моим чаем и приготовленным для любимого тамблером с виски, в который совсем недавно попросила официанта добавить льда.
– Давай посидим тут.
Джек кивнул и подал мне руку, хотя я и так могла сесть. Но было приятно, чёрт возьми! Мой любимый мужчина сел напротив, взял в руку тамблер. Чуть взболтнул, заставив прокатиться по дну кубики льда. Поднял глаза:
– Зачем, Сандра? – Всё-таки немного обижен.
– Ты знаешь, – просто ответила я. – Ты же умный.
– А если нет? – усмехнулся он.
– Мы взрослые люди, Джек. Несмотря на то, что я младше. – Я смотрела ему прямо в глаза. – Доверие предполагает не только должность личного ассистента, как ты говорил. В близких отношениях, ещё более личных, оно должно распространяться в обе стороны.
– А если что-то не так, ты всегда будешь убегать? Как тогда, в Ялту? Разве это по-взрослому?
Я пожала плечами. Чашечка с остывшим чаем – удобная штука, чтобы её крутить, скрывая трепет в пальцах. Карие глаза напротив излучали внимание и пытливость, словно он старался взглядом подобрать ко мне ключ, рассмотрев нужные зазубринки в замке.
– Наверное, трудно перестать быть начальником? – спросила я.
– Я мужчина. Это прежде всего.
– Знаешь, в бальных танцах всегда ведёт партнёр. Он задаёт темп, движение, направление. Партнёрша подчиняется ему. Умело, если хорошая. И тогда танец складывается. Ты прав, ты мужчина, и ты задаёшь направление. А я принимаю его – тот вектор, что ты задал. Секреты и шарады, они как блюдо с перчинкой. Вкусно. Неплохо. Но я больше люблю сладости. И мне просто хотелось бы тебе доверять – в ответ на твоё доверие. Это красиво.
– Сандра… – начал было Джек. Кашлянул, выпил залпом виски. – Я не могу так сразу, понимаешь? Я люблю тебя. Я хочу быть с тобой, но…
Я смотрела на него, внезапно очень захотелось плакать.
– Я только что развёлся. – Джек живо жестикулировал, а он всегда так делает, когда волнуется – я уже изучила. – И да, я… доверяю тебе. Но некоторые вещи не приходят по щелчку пальцев.
– Жалко… – Ком в горле возник сам собой.
– Жалко. Но малышка, – Джек взял меня за руку, чуть потянул к себе, привлекая всё моё внимание. Прошептал жарко: – Но я хочу, чтобы у нас всё получилось!
– И я…
– Пойми, иначе я бы не привёз тебя с собой. Я хочу быть вместе. Ты нужна мне!
Я кивнула, заставив себя улыбнуться. Отчего мне всего было мало? Разве искренности в его глазах мало? Просто сердцу хотелось больше. Оно жадное. Или глупое?
Я опустила ресницы, и вдруг горячие ладони обхватили мои щёки. Губы, ещё более жадные, чем моё сердце, поглотили мои, забирая у меня дыхание и мысли. Это было искренне. Горячо. Сумасшедше. И плевать, что опять все смотрят… Я исчезла. В нём.
Хорошо было просто болтать. Почти час. Об акциях, о продажах и о странном индикаторе прибыльности под почти неприличным названием EBITDA. Просто я спросила, как прошёл день, и Джек вдруг принялся рассказывать всё подряд, словно пытался показать, что доверяет мне. А я, подложив ладонь под подбородок, внимательно слушала и спрашивала. Не то, чтобы это было до жути интересно – я не финансист и не бизнес-воротила, но это была жизнь моего любимого мужчины, которой он готов был поделиться. И я ценила момент.
Говорил ли Джек так со своей бывшей женой? Судя по сначала неуверенному, потом всё более зажигающемуся и увлечённому рассказу, вряд ли. Я подумала, что хорошо, что мы начали с одного бизнеса, а не с романтики. Получилось больше точек соприкосновения, хоть теперь я и не ассистент. Однако кто сказал, что в статусе невесты я не могу быть полезна?
Пусть я не во всём разбираюсь, но я давно уловила: порой стоит проговорить проблему вслух моей подруге Тане, и уже не нужно совета – всё само встаёт на свои места.
Глядя на довольные, горящие глаза моего любимого, я допустила крамольную мысль: вероятно, если бы мама чаще слушала папу о его спорте, работе, о шахматах, а также о желании есть каждый день пресловутый борщ, их семейная жизнь не разбилась бы. Увы, мама почти всегда перебивала папу за ужином рассказами о новом балете, статьях об НЛО или ядерном топливе для ракетных двигателей. Пожалуй, иногда лучше недостаток образования, чем его переизбыток, и умение выслушать, а не рассказать…
По привычке я следила за временем. Из Джека не вытравить бигбосса, из меня – ассистента. Когда цифры на экране мобильного подкрались почти к восьми, я сказала:
– Любимый, нам пора. Или стоит опоздать?
– О, нет. Опаздывать не следует. Её величество Меделин терпеть не может ждать! А с ней лучше не ссориться, – рассмеялся Джек.
Судя по карте Гугл, к Нью-Йоркской Опере и Балету, а точнее, к театру Дэвида Коха, можно было дойти за пять минут наискосок и налево. Но нас, богатых, не понять. Поэтому пришлось толкаться в корпоративном автомобиле в пробке на 65-й, потом по Коламбус-авеню и направо вдоль театра по узкой 62-й улице целых пятнадцать минут. Тут тоже выстроилась очередь из роскошных авто. Только подъехав к краю здания, я увидела, почему. Здесь была красная дорожка! Самая настоящая! Как в Голливуде. А ещё камеры, люди и ограждения.
– Джек, – прошептала я изумлённо, – а звёзды тоже будут?
– Возможно парочку Меделин и пригласила.
– Но красная дорожка для кого?
– Для нас и твоих шпилек, – засмеялся Джек.
Он вышел из машины и подал мне руку.
Едва я ступила на мягкое покрытие, ослепили вспышки. Ничего себе! Хорошо, что я не надела меховые сапоги…
У меня перехватило дух. Думаю, Наташе Ростовой на первом балу такого волнения и не снилось! Хотя моя рука опиралась о руку сильного мужчины, крепкого и большого, как скала, другая впивалась в клатч. Казалось, мы не идём по красной дорожке, а бодрым шагом по морозцу выбегаем из зоны комфорта. Одно дело, когда смотришь на такое по телевизору, другое – быть здесь. Ощущения не сравнить! Вспомнила, как дедушка говорил, что моя улыбка – самое обезоруживающее оружие. И я принялась палить со всех пушек, улыбаясь по сторонам.
– Не волнуйся, ты самая красивая! Красивее быть не может, – шепнул мне Джек.
Я была ему за это благодарна.
Наконец, мы нырнули в тёплый холл из белого мрамора и в атмосферную музыку. Я с жадным интересом рассматривала всё. Выяснилось, что стены квадратного здания, состоящие сплошь из восьмигранных колонн и панорамных стёкол, декорированных подобием узких балкончиков с лиловыми вставками и ковкой, описывают круг. Круглую стену опоясывали такие же узкие балкончики.
– Там зрительный зал. Знаешь, невероятно забавно, – хмыкнул Джек, – что Меделин выбрала для этого ивента Нью-Йоркский балетный театр. Где ещё знакомиться с моей балериной?
Я скользнула взглядом по афишам: Алексей Ратманский представляет «Поцелуй феи» на музыку Стравинского, «Спящая красавица» Чайковского. Наши! Я почувствовала гордость за русских, словно однажды сама напевала мелодии Петру Ильичу, и кокетливо пожала плечами:
– Почему бы и нет? Здесь я почти дома.
– О, женщины, у вас одни намёки, – засмеялся Джек.
И мне вдруг показалось, что он тоже волнуется.
Холл назывался Гранд Променадом. Оба края его ограничивали белые скульптурные композиции по две фигуры в каждой: весьма упитанные обнажённые дамы и циркачки.
– Кстати, свод здесь реально золотой, – заметил мой любимый мужчина. – И вот эта штуковина тоже.
Он показал на выпуклую громадную фигуру на стене, похожую на растянутую, абстрактную юлу, в которую в любом случае упирались гости, поднимаясь по лестнице.
– Богато, – сказала я.
Изысканной я б не сию декорацию не назвала, как и скульптуры Гранд Променада. Подумалось, что наш Ростовский музыкальный театр, который в городе называют «Белым роялем», и без золотых блямб выглядит гораздо более храмом искусства, чем этот знаменитый балетный «Дом Баланчина».
Жаль, я в Большом театре не была, а ведь там ещё красивее! И я снова улыбнулась Джеку, переполненная гордостью за Отчизну. Когда живёшь дома, не замечаешь, как много чудесного вокруг. Даже несмотря на разухабистую грязь и рытвины на дорогах. Это приятное сравнение и афиши с русскими фамилиями внезапно вселили в меня уверенность, которой мне так не хватало. Мои соотечественники покорили Нью-Йорк, почему я не смогу?
То и дело здороваясь и кивая по сторонам, Джек повёл меня по мраморной лестнице вверх.
Я рассматривала платья, узнавая некоторые из Сакса или из просмотренных каталогов haute-couture[8]. Разглядывала лица, людей, ежедневный расход которых превышал мой недавний месячный… и вдруг вспомнила «Мастера и Маргариту». Что-то демоническое было во всей этой чёрной фрачной степенности, алых губах дам, бриллиантах; биржевых взглядах; подчёркнутых улыбках, ненатуральных двойных поцелуях – щека у щеки, даже не касаясь.
Поймала себя на мысли, что и сама улыбаюсь неискренне. Мне стало стыдно. С каких это пор я решила смотреть на людей, как Ленин на буржуазию?
Это мой новый круг, люди, с которыми я так или иначе буду встречаться и здороваться, знать по именам – так же, как Джек. Значит, лучше искать в них хорошее, а не критически выковыривать недостатки! Вокруг меня – не враги, а люди. У них радость или грусть такая же на вкус, как у меня, как у моих близких, как у бомжа в метро, и слёзы такие же солёные.
Джек представил меня пожилой паре, не спеша ступающей по лестнице. И я улыбнулась им по-настоящему, замечая руку в руке, жизненный опыт, ум и искру тепла в серых глазах миссис Стейнберг в ответ на моё почти французское «Очарована». Было чем очароваться, ведь она оставалась женщиной, несмотря на морщинки и элегантную седину, а мистер Стейнберг – подтянутым джентльменом в своём преклонном возрасте!
«Только хорошее, – сказала себе я, – отмечай только хорошее! Плохое само увидится…»
Хорошего было много: взять хотя бы аккуратность, ухоженность и очевидную заботу о теле и одежде – большинству, особенно тем, кто моложе, был знаком спортзал не понаслышке. Было много красивых женщин и энергичных мужчин. Внутренне я отметила для себя основную градацию: одни – молодые и немного старше, модельные, словно участницы конкурсов красоты разных лет, – жёны или спутницы; вторые – чаще менее красивые, но более цельные, подтянутые, словно сбитые из плотной энергии, – дамы из бизнеса. Я их мысленно прозвала «домохозяйками» и «охотницами».
– И все работают на Оле-Олу? – удивилась я.
– Нет, малышка. Вон тот, рыжеватый, с бокалом шампанского, – девелоппер. А те трое – из рекламной корпорации. Темнокожий в белой тройке – спортсмен, Уилл Росс. Глянь-ка налево – звезда бейсбола, Ларри Климан со своим менеджером. Мы их спонсируем. Близко не приближайся, страшный бабник.
Я прыснула. Джек погрозил мне пальцем и продолжил.
– Помимо топов на таких вечерах бывает ещё масса инвесторов, влиятельных акционеров, брокеров.
– В общем, бизнес-бомонд, – подытожила я.
– Не только. И телевизионщики есть. Опру узнаешь?
– Где?! – воскликнула я, вытянув шею.
– Да вон же она, у колонны.
Я уставилась на чернокожую звезду телевидения. Она и тут была звездой – притягивала к себе внимание и была окружена людьми. Но Джек не дал мне её долго разглядывать, потянул за локоть и тут же познакомил с лысым американцем средних лет, с любопытными тёмными глазами.
– Мой коллега, Майк Девенпорт. У него такое чутьё, что никогда, слышишь, никогда, Сандра, не спорь с ним на деньги.
– Обещаю не спорить.
– А на интерес? – блеснул глазами мистер Девенпорт.
– Сандра, на интерес с ним тем более не спорь, – хмыкнул Джек и опять погрозил пальцем, – заставит тебя кукарекать на барной стойке.
– Когда такое было?! – возмутился коллега. – А, я понял! Ты специально настраиваешь против меня свою красавицу-спутницу, чтобы она и не посмотрела в мою сторону! Пройдоха ревнивый!
Джек игриво пожал плечами. Мы вместе рассмеялись. Затем познакомились ещё с парой похожих друг на друга мужчин с жутким австралийским акцентом. Потом с худой высокой дамой в брючном костюме, Алисией Эванс, фотографию которой можно было запросто помещать в фотобанк с тэгом «Бизнес-акула». Впрочем, ко мне она отнеслась очень благосклонно.
Эти люди были словно из другого теста, но говорили при знакомстве приятные мелочи и что-то о моей красоте. Я то и дело ловила на себе взгляды мужчин и оценивающее внимание женщин.
Кажется, Джек тоже. Грудь он выпятил колесом и сиял, как кристалл Сваровски. Я мысленно посылала своей «фее-крёстной» благодарности и ставила себе плюс сто баллов в карму за удачные покупки. А ещё невольно чувствовала себя неотразимой, и это мне чертовски нравилось!
Внезапно осанка Джека изменилась, я уловила от него лёгкую волну напряжения. Он задал нам направление, и я заметила, что мы приближаемся к хозяйке мероприятия. Меделин Кроннен-Стоу стояла посреди зала собственной персоной. В ярко-синем платье с открытым верхом и расширяющейся книзу юбкой, постепенно переходящей в шлейф. Со свежим цветом лица и пронзительными чёрными глазами в реальности она была ещё красивее, чем на фото в интернете. И моложе.
Я взглянула на Джека: да, он волновался. Странно. Я привыкла, что ему ничьё одобрение не нужно.
– Меделин, вы прекрасны, как всегда, – сказал мой любимый мужчина. – Позвольте представить вам мою невесту, Александру Лозанину.
– Здравствуйте, Александра, – улыбнулась она церемонно.
Голос у неё был глубокий, грудной. Такой прекрасно подходит для того, чтобы повелевать. Сразу подумалось: только ли она жена главы корпорации? Почему не глава? Игры престолов ей вполне подойдут…
Меделин добавила:
– Наслышана о вас. Признаюсь, мне не терпелось увидеть девушку из далёкой России, покорившую нашего Джека.
– Меделин Кроннен-Стоу, хозяйка нашего ужина, – представил мне леди Джек и, склонившись, поцеловал ей руку.
В этом не было ничего, кроме галантности, но что-то вновь неприятно царапнуло в душе. Внезапное чувство, что мой корсар не должен ни перед кем склонять голову – тем более перед этой некоронованной королевой. Хотя рано было делать выводы. Возможно, я воспринимаю её слишком предвзято?
– Очень приятно познакомиться, мадам Кроннен-Стоу, – улыбнулась я.
– Меделин, называйте меня просто Меделин. Наслаждайтесь вечером.
Она подчёркнуто отвернулась к новым гостям. Я поняла, что она дала мне фору с благосклонностью гроссмейстера к новичку, которого, возможно, больше не увидит.
Что ж, посмотрим…
Я в очередной раз отказалась от шампанского в стройном бокале. Официанты с крошечными канапе на подносах ещё обходили гостей, когда двери в зрительный зал распахнулись, и перед нами открылся украшенный цветами центральный проход. Но я чуть придержала Джека и спросила:
– Кто она?
– Меделин? – удивился он. – Жена главы корпорации Рупперта Кроннен-Стоу. Скоро ты и его увидишь.
– Нет, кто она в твоей жизни? – тихо уточнила я.
Желвак на скуле моего любимого мужчины двинулся, и он был готов солгать, но не стал:
– Я ей многим обязан.
– Вот этим? – Я обвела глазами окружающую нас роскошь.
– Если ты о деньгах, то нет.
– Не только о деньгах.
– Тогда в каком-то смысле да. – Его голос стал сухим, а улыбка натянутой.
Непривычно… Решив не передавить, я воскликнула:
– Тогда пойдём есть страшно дорогие благотворительные блюда, а то съедят всё без нас!
Джек благодарно сжал мои пальцы, лежащие на сгибе его локтя, отвёл глаза и поторопился за остальными. И я с ним. Под свет огней, бордо и золота в зал круглой формы.
Если бы гадалка предрекла мне, что однажды я окажусь на сцене Нью-Йоркского балетного театра, я бы никогда не подумала, что там я буду есть. Гала-ужин за пару тысяч долларов, которые вероятно уйдут на благие цели. Именно на сцене были накрыты белоснежными скатертями, сверкали фарфором и хрусталём, украшены цветами и бутоньерками круглые столы, выставленные так, чтобы по центру оставалось небольшое свободное пространство.
Вдоль прохода выстроились официанты в чёрно-белом, все, как один, в белых перчатках и бабочках, закрывая собой ряды пустых бархатных кресел.
Распорядитель в белом фраке и с алым галстуком называл гостям номера столов. Нам тоже. Я изумилась, обнаружив над оркестровой ямой выстроенный помост, на котором стоял сверкающий лакированными боками чёрный рояль. Будто сцена напротив сцены с широким мостиком между ними. Вдоль выходов за кулисы висели на железных кольцах широкие алые ленты. Меня совершенно потряс потолок, оформленный в виде огромного золотого десятилепесткового цветка с люстрой-шаром по центру. Необычно!
Я заметила надменную королеву Меделин под руку с седым джентльменом. Ледяная волна пробежала между моими лопатками – они садились за первый стол, куда направили и нас.
Да уж, кусок в горло не полезет. Испытание продолжается. Будут смотреть, правильной ли вилкой я ем? Ну-ну, – я усмехнулась про себя, – лайфхак в Ютубе, и я уже леди.
Странное дело! Во всех мне удавалось находить хорошее, а от одного взгляда на Меделин Кроннен-Стоу мысли о хорошем стыли и осыпались, как иней с ветки. Ревную?
Джек галантно отодвинул для меня высокий стул. Я села. Почти напротив оказались пронзительные чёрные глаза. Точно подавлюсь…
Я расправила складки платья и улыбнулась, перечисляя про себя достоинства Меделин: красавица, глаза умные, вкус замечательный – если она организатор сего действа, то вообще можно только поклониться и разразиться аплодисментами.
Увы, расслабиться не получалось! Меделин не смотрела на меня напрямую, то и дело кивая и даря сдержанные улыбки гостям, но едва её взгляд касался меня, ощущение было таким же, будто меня пригвоздили к спинке стула. Неприятно.
Я так искренне обрадовалась Стейнбергам за нашим столом и Алисии Эванс, что бизнес-акула моргнула и внезапно расцвела улыбкой. Её рубленные черты смягчились, словно она лишилась маски. И мне стало хорошо.
Все за столом были представлены – Рупперт Кроннен-Стоу кивнул мне почти по-отечески, владелец хэдж-фонда Гольдблум рассыпался в комплиментах, его жена поджала губы. Ещё две пары возрастом хорошо за сорок ограничились стандартными любезностями.
Джек улыбался, но был не собой. Как же мне хотелось его не подвести! И я вдруг поняла, что не только я выделяюсь из присутствующих за столом, но и мой любимый мужчина тоже. Слишком загорелый, слишком яркий и не такой – как корсар, которого обязали следовать придворному этикету. И он следовал! Но нельзя сказать, что был этому рад. Или мне только казалось?
Зал погрузился в темноту, лишь сцена осталась освещённой, будто мы были участниками большого спектакля. Меделин произнесла приветственную речь, поблагодарив за взносы, и вновь села, приняв аплодисменты с королевским благоволением. Музыкант за роялем начал играть, официанты – разносить блюда.
Разговор за нашим столом зашёл ни о чём: о погоде, о близком Рождестве, о котировках. Я улыбалась и едва притрагивалась к настоящему произведению салатного искусства на моей тарелке.
– Господа! После рискованного предприятия в Венесуэле Джек приобрёл ещё одну тёмную лошадку, – со скользящей усмешкой на тонких губах произнёс мистер Кроннен-Стоу, – убыточный завод в России.
– Я вижу перспективы, – начал Джек. – Кризис стабилизирован и не вечен, прогнозы положительны.
Владелец хэдж-фонда начал бурно говорить о санкциях и напряжённости политической обстановки.
– Оле-Ола всегда была вне политики, – с достоинством ответил Джек.
Я кожей почувствовала, как трудно было ему не прибавить своё любимое «Fuck you». Странно, что удалось.
Но глава корпорации перевёл взгляд на меня.
– Нам интересно, что скажет твоя спутница. Уж не она ли подтолкнула тебя на это безрассудство?
У меня запершило в горле, но я отставила бокал с минеральной водой и сказала, мысленно благодаря статью из делового журнала:
– При всём уважении к вашему опыту, не думаю, что это было рискованным приобретением, скорее прекрасной инвестицией в будущее. Экономическая ёмкость Юга России гораздо выше других федеральных округов из-за большей плотности населения и более высокого уровня доходов. И хотя они, естественно, ниже столичных, Юг всегда отличался зажиточностью.
– Вы имеете в виду побережье Чёрного моря? – спросила с интересом Алисия Эванс.
– Не только. В ЮФО много крупных городов, и есть ещё так называемые территории low-strata – большие станицы и сёла, которые также обладают хорошей покупательской способностью.
Господин Стейнберг изумлённо покачал головой:
– Такая юная хорошенькая головка и с мозгами! Редкое сочетание!
– Джек – требовательный босс, наверняка мисс Александра готовила ему об этом отчёты, – ровно заметила Меделин. – Вы разве не знаете, она – секретарь господина Рэндалла?
– Больше нет, – коротко сказал Джек, потемнев лицом.
Рупперт Кроннен-Стоу хитро сверкнул глазами:
– Та самая?
– Да-да, – ухмыльнулась Меделин.
Я почувствовала, как кровь приливает к моим щекам. Официант поставил передо мной стейк из сёмги, украшенный завитком из сливок и парочкой листиков. С таким же успехом это мог быть посыпанный специями сапог – вряд ли я съем ещё кусочек…
– Сандра не только была преданным ассистентом, – хрипло вставил Джек, – она обладает чутьём, умом и всеми задатками руководителя, несмотря на довольно юный возраст. И я бы сказал, что она незаменима. Благо, теперь она будет со мной не только в России. – И он посмотрел на меня с любовью, его рука коснулась моей, холодной, лежащей на колене. – Всегда.
– Скоропалительные решения так присущи молодости, – сказала Меделин.
Джек внутренне вскипел, но сдержался.
Кинуть ей в лоб этой сёмгой, что ли?
Я улыбнулась радужно:
– Да, молодость – прекрасное качество. Жаль, что не вечное, – и посмотрела на неё.
Изящная рука королевы стиснула ножичек. Пожалуй, не стоит оставаться с ней наедине…
Заметив, что Джек так и не расслабился, я добавила, всё так же радужно глядя Меделин в глаза:
– Замечательно, когда красота не тает с годами!
Увы, холодное сердце королевы тоже не растаяло. А вот миссис Стейнберг сказала:
– Какое вы милое существо, дорогая Сандра! Позвольте я буду вас так называть?
– Это честь для меня, миссис Стейнберг!
– У вас совершенно очаровательный акцент, едва уловимый, но такой…
– …вкусный, – добавила Алисия Эванс.
И я почувствовала, что они на моей стороне. На рояль упал луч прожектора – там застыла балерина в расшитом блёстками белом платьице. И все замолчали, глядя на девушку, изящно изгибающуюся под нежные трели фортепиано. Вступил невидимый оркестр, а в моей голове вдруг скользнула мысль, что я могла бы быть на её месте. Глупо! Лучше рядом с Джеком.
Танцор в чёрных брюках на подтяжках, белой рубахе и в маске на пол-лица подхватил балерину с рояля и закружил под музыку, словно нежную птицу. Это было невероятно красиво!
Джек коснулся моего плеча, шепнул:
– Я выйду на секунду.
Я кивнула, продолжая смотреть на романтический танец. Было самую капельку завидно. Хотелось танцевать, а не отвечать на колкости. Но все роли расписаны. Моя – здесь…
Восторженные аплодисменты проводили танцоров в темноту, когда композиция завершилась. Но это было не всё. Пианист ударил по клавишам – танго. Я вновь поймала на себе взгляд Меделин. Без Джека рядом он царапал жёстче.
Тот же танцор в маске вышел на середину помоста. Гибкий и резкий, как тореадор. Почему один? – удивилась я и тут же прикусила язык.
Танцор направился к столам, точнее… ко мне, сидящей не первой к проходу, но довольно близко. Отрывистые аккорды рояля подхватил аккордеон и оркестр. Танцор остановился передо мной и протянул руку.
Меделин встала и сказала в микрофон:
– Поприветствуем нашу гостью из России – Александру Лозанину!
Мурашки пробежали по моей спине. Все взгляды устремились на меня. Растерянность длилась четверть такта, а затем я подала руку мужчине в маске. И встала.
Танго? Значит, танго!
Не по себе было ощущать кожей ладонь чужого мужчины, в которую легли мои пальцы. Но я тут же расправила плечи. Все смотрят!
«Ничего не говори! Ничего не думай! Ты должна почувствовать ритм и партнёра!» – громко в памяти прозвучали слова Аллы Игнатьевны из балетной школы.
Локоть на уровне плеча партнёра, ладонь выпрямлена и напряжена. Вторая рука в руке танцора. По позвоночнику ось, будто натянутая струна, а в бёдрах – свобода.
Люди за столом начали хлопать в такт.
Танцор повёл. Я поддалась. Я – на сцене!
Аккордеону вторила скрипка. Классика Аргентины: шаг вперёд и накрест, первый променадный поворот, прогиб. Каблук, подушечка, снова каблук – чёткие точки аккордов, плечом вперёд. Резкий поворот головой, словно пунктир подбородком. Медленное проседание с вытянутой ногой.
Кажется, танцор удивлён. В прорезях маски – интрига. Но я не позволю себе ничего лишнего, хоть танец и требует. Танцор выбросил вперёд руку, раскрутив меня на внешний поворот. Внезапно другая мужская рука, гораздо крупнее и твёрже перехватила мою свободную ладонь. Я обернулась – Джек!
Он сбросил пиджак, оставшись лишь в рубашке. Танцор выпустил мою ладонь. И с головокружительным поворотом я оказалась вплотную к Джеку. Глаза моего корсара сверкали. И он повёл, как профессионал, по узкому помосту прямо в центр. Шепнул:
– Не бойся!
И я больше не стала сдерживаться. В ритме танго мой любимый мужчина заставлял меня отступать назад и падать на прогиб. А затем закружил так, что мои ноги не касались пола – полетели над ним: правая полусогнутая, левая выпрямлена. Хлопки зрителей заглушали оркестр. В глазах корсара – огонь. В моём теле – гибкость и сопротивление.
Танго – это плохо сдерживаемая страсть. И мне отчаянно захотелось Джека прямо сейчас и здесь. Потому что тут мы были на месте – в чётком рисунке танца, а не за столиком с надетой улыбкой на лицах. Мы – южане, вынужденные притворяться приличными. Мы!
Горячие ладони Джека на моей талии говорили: «Мы!» И глаза, и лицо, и запах. Мы – это мы! Хоть в светском обществе, хоть в спальне! Мы!
Джек снова закрутил меня и в танце посадил на своё бедро. Музыка оборвалась. Из-за столов полетели овации и крики «браво». Мы с Джеком тяжело дышали. И улыбались.
Джек попросил микрофон и, обняв меня за талию, сказал:
– Спасибо! Спасибо за аплодисменты! Я, Джек Рэндалл, безмерно горд и счастлив представить вам мою будущую жену Александру! – и поцеловал меня в губы.
А Меделин… К чёрту Меделин!