Тэйлор болтала без умолку, попивая уже третий бокал белого вина с сильным мускатным запахом и едва притронувшись к экзотической рыбе под белым соусом.
– Как я скучаю по Лондону! Ты бывала в Сохо? Нет? – Её движения утратили скованность и усталость, словно с англичанки сняли путы, и теперь моя новая компаньонка жестикулировала и взахлёб рассказывала о родине. – Сохо – самый лучший квартал в мире! Там всё пропахло временем, стариной! И культурой. Даже магазины, я уже молчу о вернисажах и галереях! А эти антикварные магазинчики! Боже, там можно найти сокровище за десять фунтов! Клянусь!
– А разве здесь нет галерей? В путеводителе по Нью-Йорку я их насчитала не один деся…
– Нет-нет-нет! Это совсем разные вещи! Разный… – Тэйлор пощёлкала пальцами, подбирая слово, – дух! Да, дух совершенно иной. Здесь столько снобизма, манерности, всё ради имиджа. – Она привычно закатила глаза к потолку. – А в Лондоне люди другие.
– Они везде, наверное, разные и одинаковые одновременно, – улыбнулась я.
Глянула на часы: как ни приятно было общаться, ещё полчасика и надо возвращаться домой. Хоть Джек и говорил о покупных закусках, «русская хозяйка» ёрзала в душе и заставляла думать, что бы такое я могла приготовить сама, чтобы порадовать любимого и гостей.
Филипп был обозначен моим любимым мужчиной как брат. А значит, предстоит встреча почти с роднёй. Интересно, почему мы до сих пор не встретились с мамой Джека? Надо спросить.
Тэйлор замотала головой, её каштановые с рыжинкой пряди, блестящие, как у модели с коробки краски для волос, взвились, локоны в художественном беспорядке спружинили и рассыпались ещё в большем инди-стиле.
Мне нравилось это в ней – отсутствие прилизанности при хорошем вкусе. Хотелось научиться быть хоть немного элегантно-небрежной, как она.
– Ты не права, Саша! – воскликнула Тэйлор.
Чертовски приятно было побыть немножко не Сандрой, а просто Сашей в чужих устах.
– Культура, я говорю о культуре! Даже британский садовник спросит вас о погоде, как и почтальон, продавец, соседка из дома напротив, а здесь нет. Все торопятся! Сокращают, сокращаю, сокращают. Хотя при этом сказать «дерьмо собачье» не зазорно даже в якобы светской беседе! Слышала не далее, как вчера… – Тэйлор постучала тонким пальцем по стеклянному тюльпану бокала. – Ты точно не хочешь выпить?
– Нет, я не люблю спиртное, плюс мне нужна свежая голова вечером.
Я была пока не готова признаться моей собеседнице в беременности, некоторые тайны не стоит вываливать даже тем, кто нравится с первого взгляда.
– Много теряешь, вино превосходное! Но я не осуждаю тебя, пока ты говоришь языком Шекспира и не сыплешь постоянным «дерьмом» через слово. Да-да, уверяю, ты не дождёшься от меня даже укора во взгляде! – провозгласила Тэйлор, как манифест, с бокалом в руках. – Я не Меделин!
– Кстати о ней. – Я облокотилась о клетчатую скатерть на круглом столе у окна итальянского ресторанчика. – Ты хорошо её знаешь?
– Нет, Бог миловал. Так, обычные сплетни. И то, что миссис Кронен-Стоу говорит журналистам. Обычно это одно и то же. Она по капле выверяет, что можно о ней болтать, а что нет. Думаю, удавку для болтливых она постоянно носит в своей сумочке из крокодиловой кожи.
– Что ж, надо почитать светскую хронику. А у них с Руппертом есть дети?
Тэйлор привычно закатила глаза, вспоминая, потом посмотрела на меня.
– Дочь, ей двадцать. Джуди. Видела её много раз – красотка, не такая, как мать, но всё же. Однако крошка Джуд уже успела поучаствовать в парочке скандалов.
– В связи с чем?
– В связи с интрижкой с каким-то великовозрастным французом. Не помню, он – дипломат или кто-то, просто работающий в консульстве. Француз теперь ни ногой в Штаты, тут его посадят за совращение несовершеннолетней. Был ещё случай с автомобильной аварией, но её семейство Кроннен-Стоу быстро замяло.
– Девочка не пострадала?
– Нет. Парню-пассажиру они выплатили компенсацию.
– Хорошо, когда есть чем платить, – заметила я.
– Да. Но думаю, что Меделин далось это не легко, ведь её сын разбился насмерть, когда ему было восемнадцать.
– Какой ужас! – обомлела я и автоматически схватилась за живот. – Это случилось недавно?
– Давно. Мне по секрету рассказала Джессика, а та узнала ещё из третьих уст. Мир ведь тесен. Говорят, после смерти сына Рупперт и Меделин были на грани развода. Наверное, поэтому он тогда разрешил запуск провального нового продукта, а потом спохватился, и тот кошмар бесплатно меняли потребителям на стандартные бутылки Оле-Олы.
– Надо же, как всё взаимосвязано…
– Да-да, компания потерпела огромные убытки. А потом Рупперт и Меделин пережили и это, и с тех пор их иначе, как вместе, не представляют. Хотя многим ой как бы этого хотелось! Знаешь, Меделин довольно быстро оправилась от потери, – продолжала Тэйлор. – Даже помолодела, будто вампирша. Сейчас и не скажешь, что она пережила такую трагедию. Высокомерная, как мраморная статуя богини, бррр…
В моей груди что-то сжалось и тенью легло на внезапное сочувствие Меделин, захватившее сердце. Трагедии меняют людей. Кто-то становится темнее, кто-то светлеет, одни ищут Бога, другие поддаются внутренним демонам. Каждый выплывает, как умеет. И я мысленно поставила себе на заметку – проверить, когда именно это произошло. Гугл наверняка подскажет…
– Мне жаль, что с семьёй Кронен-Стоу такое случилось! – пробормотала я. – Терять детей страшно.
– Ладно, не будем о грустном! – улыбнулась уже совсем по-хмельному Тэйлор. – Давай лучше закажем десерт.
Я снова взглянула на часы.
– Прости, мне нужно торопиться домой. Скоро вернётся Джек.
– Жаль, Саша. Но спасибо за компанию! Я давно так не расслаблялась, – вздохнула Тэйлор. – Наш уговор о выставке Барышникова остаётся в силе?
– Да, конечно! Завтра в три. Если вдруг мой жених не удивит меня другими планами. Я напишу тебе в мессенджере, – улыбнулась я, подзывая официанта. – И обязательно спрошу тебя о погоде!
Уже в такси мой смартфон в руке завибрировал – я так и забыла поставить его на нормальный звук.
– Мисс Александра Лозанина? – прозвучал приятный женский голос и, удостоверившись, что это я, продолжил: – Меня зовут Шерил Коллен, я секретарь господина Рэндалла. Он просил передать вам, что вечерняя встреча с господином Филиппом Монпелье отменяется.
Я опешила.
– А почему он не позвонил мне сам?
– Господин Рэндалл занят. На совещании. Скорее всего оно закончится поздно, – ласково проговорила Шерил.
А у меня запершило в горле. Так обычно бывает, когда слушаешь того, кто фальшиво поёт. Хм…
– Спасибо, Шерил, – ответила я.
Вечер внезапно освободился, можно было не думать о закусках и не суетиться на кухне, однако было неприятно. Возможно, от этого звонка… Бросить смску или потратить несколько секунд на звонок – это проще и быстрее, чем дать задание секретарю.
А, может быть, нехорошо мне стало от мысли, что не я, а кто-то другой теперь будет гораздо больше знать о моём Джеке. И я пожалела о том, что он меня уволил. А в голове под музыку из радиоприёмника такси запрыгали имена: Моника Рендальез, Кристал Уокер, Роуз Митчел, Белинда Кардайл, Энди как-то там, теперь ещё Шерил Коллен. И, конечно, госпожа Меделин Кроннен-Стоу. Кто из них знает о Джеке Рэндалле больше всего? Кажется, точно не я…
Я не знала, что пока мы беседовали с Тэйлор, у Джека состоялась совсем иная беседа на двадцатом этаже в офисе корпорации.
– Мой мальчик, – говорил Рупперт Кроннен-Стоу, сидя в высоком кожаном кресле за массивным столом из дерева и стекла, – вернёмся к вчерашней теме. Акционерам вряд ли понравится подобная импульсивность.
– Разве есть претензии к моим деловым качествам? – сухо ответил Джек. – Моя личная жизнь никого не касается. Пусть завидуют.
– Но-но, даже президентам не прощается развод. Но тут хуже. Подумай, захотят ли наши вкладчики видеть в совете директоров человека, который не успев развестись, женится на секретарше?
– Это взвешенное решение, – отрезал Джек.
– Мне всегда по нраву то, что у тебя есть собственное мнение и дерзость, – сплёл пальцы в замок мистер Кроннен-Стоу. – Даже не дерзость, а безлимитная наглость. Пуэрториканца с Нью-Йоркских улиц. Но здесь другие правила, если ты забыл.
– Я помню. Однако экс-президент Франции развёлся, и России тоже, – буркнул Джек.
– Там при этом акции на бирже не обваливаются. А рейтинг страны и её президента – это сущая ерунда, не так ли? – Рупперт покачал головой. – Заметь, ты пробыл в России всего ничего, а уже несёшь не присущую тебе чушь. Эта страна меняет умы, запутывает, из структуры и дисциплины делает хаос. Недаром Наполеон говорил: «В России нет дорог – только направления».
– С дорогами там действительно всё плохо, – усмехнулся Джек, – но тот же Наполеон, хотя в стратегическом мышлении он был полным кретином, сказал: «Если бы у меня были казаки, я бы завоевал весь мир». Сандра из казаков, и, думаю, это о многом говорит.
– Скажи, ты будешь каждый раз цитировать Наполеона на фондовой бирже на Уолл-стрит?
– Достаточно дать интервью раскрученному изданию. Остальные сами растащат на цитаты. Брокеры в том числе.
– Уверенность в себе – это прекрасно, самодовольство – тупо, – поджал губы Рупперт Кроннен-Стоу. – А теперь подумай о том, как будут звучать твои заявления, когда США выставляет санкции против России, Россия – против США и цивилизованного мира. Заметь, продовольственные санкции! МакДональдс убрали свои точки из Крыма, а ты подаёшь авансовый отчёт с командировкой оттуда. Светишься на публике, и твои фото мелькают где попало.
– Я не такая звезда, – покачал головой Джек, – чтобы за мной охотились папарацци.
– Сегодня довольно соцсетей и пронырливого подростка с миллионом подписчиков. Хорошо, что это прошло незамеченным, но старый зануда Поллански заметил. И задал вопрос.
– У корпорации там бизнес в любом случае. А у него всего пять процентов акций. Плевать.
– Не всего, а аж! – резко парировал глава корпорации. – А ты ехал закрывать завод, если мне не изменяет память.
– Допустим. Но на месте я счёл это решение недальновидным. Если я не буду принимать решения сам и нести за них ответственность, что за хреновый менеджер из меня получится?
– Речь идёт об импульсивности. Иногда твой темперамент наносит вред компании.
– Не тогда, когда её филиалы захлёбываются в кризисах и цветных революциях.
– Всё хорошо в меру. И своевременно.
– Возможно. И ещё. Данное во всеуслышание и невыполненное объявление о помолвке – ещё хуже, чем скоропостижный развод! – сверкнул глазами Джек.
– Некоторые помолвки длятся больше года, и это нормально. Достойный брак – это как слияние двух корпораций, должен быть проанализирован и не скоропалителен. Тебе рассказать истории крахов некоторых мировых холдингов, которые не продумали целесообразность слияния? Одни выжили, от других не осталось камня на камне.
– Я знаю наизусть ваш любимый пример о Комкаст и Диснее! И я не обязан отчитываться, чёрт побери! – Джек вскочил с кресла и зашагал по просторному кабинету на 5-й Авеню.
– Обязан, Джек, обязан. Как член совета директоров. И если ты собираешься выставить на IPO[12] акции завода в Ростове-на-Дону после реструктуризации в ближайшее время, ты рискуешь провалить всё предприятие. Так что придержи коней.
Желваки заходили по щекам Джека, глаза зло сощурились, и он выпалил:
– Придерживать коней некуда. Мы ждём ребенка!
– Вот как! – откинулся на спинку кресла Рупперт Кроннен-Стоу. – Тогда, конечно, женись. Поздравляю! Что за пустяки какие-то акции по сравнению с семейным счастьем!
– Спасибо. – Джек направился к двери.
Рупперт крикнул ему вслед:
– Только ты уверен, что оно будет? Это семейное счастье? Вспомни себя пять лет назад, перед свадьбой с Моникой…
Джек не дослушал и вышел в коридор, с трудом сдержавшись, чтобы не хлопнуть дверью. В сверкающем металлом и камнем туалете дал пару выйти – подфутболил серебристое мусорное ведро и ударил кулаком в стену.
– Достали!
Глянул на своё отражение – багровые щёки и лоб, ярость в глазах, и почувствовал, как хочется обратно – в провинциальный город на Юге России, где всё было просто. Дома Сандра, маленькая умная куколка, которая снова встретит его немым вопросом. Вслух не скажет, но он не дурак. Надо было поставить всех перед фактом. Он и сейчас поставит назло всем, а Моника… В душе поднялась на поверхность пеной давно осевшая желчь. Джек сглотнул, даже рот прополоскал, так горько стало внезапно от вспыхнувшей злости.
Вспомнилась она, красивая, жгучая, заставляющая кровь кипеть и пузыриться от радости. А потом такая же кипящая боль от предательства. Сколько он тогда выпил, чтобы заглушить её? Декалитры… Спал и просыпался в обнимку с бутылкой виски.
Джек ополоснул лицо холодной водой из-под крана.
С Сандрой он чувствовал себя иначе. Как? Он не мог определить. Просто было хорошо до восторга и трепета, а потом снова спокойно, словно на рафтинге по горной реке. Чистой, прозрачной, сладкой и непредсказуемой. Балерина ждёт его!
Джек зашёл по дороге в свой кабинет, сказал Шерил, что уходит. На выходе из здания столкнулся с Меделин. Обрадовался.
– О, Джек! Здравствуй! – Она по привычке была сдержана на людях. – Как дела? Чем-то расстроен?
– Всё в порядке.
Она коснулась рукой его запястья, и как всегда, это прикосновение было приятным.
– Мы договорились встретиться с Руппертом, но я приехала немного раньше. Если хочешь, давай выпьем по чашечке кофе. Ведь у нас так и не было возможности нормально поговорить с твоего приезда.
Джек взглянул на часы. Меделин ласково улыбалась, и это было так привычно и хорошо, что он кивнул. Да и разве мог он ей отказать?
– Я видела сегодня твою невесту, – заметила она, усаживаясь в плетёное кресло в Джэйд – баре, похожем на зимний сад, где всё, даже потолок, утопало в зелени.
Джеку нравилось тут – будто тропики, как в детстве, в Сан-Хуане.
Меделин добавила своим льющимся певучим, грудным голосом:
– Она очень умна.
– Спасибо. Ваше мнение для меня много значит. – Джек немного охрип, ему не хотелось обсуждать Сандру с Меделин, но с другой стороны, у той в любом случае находился мудрый совет. И мнение часто шло вразрез с мужем. Заказал официанту: – Два кофе, как обычно.
Меделин улыбнулась.
– Да, она очень сообразительна. И, честно говоря, я восхищаюсь тем, как умело она пользуется тем, чем одарила её природа.
Джек просиял. Закурил, расслабляясь. Меделин никогда не была против, но редко курила сама и тогда просила сигарету его любимого Данхилл, хваля запах.
– Она и меня не перестаёт удивлять, – признался он. – Во второй день в Нью-Йорке познакомилась с Дайонс. Поразительная везучесть.
– Несомненно. Очень хваткая девочка, – кивнула Меделин.
– Хваткая? – опешил Джек. – Нет, она совсем не корыстна.
– Дорогой мой. – Меделин наклонилась и коснулась его руки, лежащей на столе, – Ты так влюбчив. Любовь всегда слепит.
Джек незаметно отодвинулся, поджал губы.
– С Сандрой не к чему присматриваться. Она искренняя. Это редкость.
Меделин откинулась назад и взялась за подлокотники, не сердитая, но обеспокоенная.
– Она не попросила у меня ни цента, – сказал Джек.
– Но ты всё равно дал ей денег. Я знаю, насколько ты щедр. А она, несмотря на все свои титулы, о которых ты только вчера узнал, не богата. Очень не богата, да?
– Допустим. Я решил открыть для неё карту к моему счёту. Я ей доверяю.
– Прекрасно! Как я сказала, она очень умна. А умная женщина всегда поступает так, чтобы мужчина делал то, что она хочет, и был уверен, что принял решение сам. Сандра даст Монике сто очков вперёд.
– Они вообще не похожи.
– Я бы очень хотела порадоваться за тебя, поверь! Но на самом деле не могу – больно видеть, когда близким мне человеком манипулируют. И я ничего не в силах сделать, увы.
Джек нахмурился и сжал кулаки.
– Прости, я больше ничего не скажу, – подняла, сдаваясь, ладони Меделин. Произнесла расстроенно: – Так и знала, что лучше промолчать. Но вырвалось, прости.
– Всё ясно. Вас тоже беспокоят только акции, – угрюмо буркнул Джек.
– Какие акции? – неподдельно удивилась она. – Нет, прости. Давай поговорим о другом…
– Договаривайте.
– Только если ты настаиваешь… Я пригласила Александру на встречу Женского клуба, решив, что девочке одиноко в чужом городе. Ты ведь в офисе и не слишком ей занимаешься. Но она меня удивила. И других дам тоже.
– Чем же? – напрягся Джек.
– Я не поняла, зачем было начинать знакомство с супругами многих твоих коллег с того, что это ради неё ты купил завод в России. И так многие этого не одобряют… Конечно, ей хотелось сверкнуть достижениями, но…
Джек стиснул зубы, чувствуя, как вновь закипает.
– И знаешь, она говорила о своей России, о Сибири, о чём угодно, она очень образована и развита, но когда её спросили о ваших отношениях, она ни слова не сказала про любовь. Про секс – да… Странно.
Сигарета в пальцах Джека тлела, а он забыл о ней. Вспомнилось, что так же говорила о Монике мама после знакомства – ни слова про любовь… Сердце сжалось. Джек моргнул.
– Сандра не глупа и знает, что всё, что стало моим до свадьбы, не будет разделено после развода. Но это, фак, это вообще ерунда! – рявкнул Джек.
– Когда брат Рупперта спал с горничной, он тоже говорил, что это ерунда. А потом Лупе родила от него ребёнка и отсудила пожизненные алименты. Она живёт в собственной квартире на Манхэттене, а не в трущобах Нью-Джерси. И решила все свои проблемы. С больной матерью, к примеру…
Огонёк в сигарете дошёл до пальца Джека, тот вздрогнул, дёрнулся. Пепельница упала на пол с жутким лязгом.
– Спасибо, Меделин, но этого достаточно, – прорычал Джек. – Мне пора идти.
– Прости! Я не должна была! – в отчаянии воскликнула Меделин. – Это тебя не касается, успокойся! Вы ведь не собираетесь заводить детей сразу…
Джек выложил, молча, деньги на стол.
– Я буду казнить себя… – проговорила Меделин.
– Не стоит, – бросил Джек и ушёл.
В душе всё скрутило, в голове царил хаос. Он был зол на Рупперта, акционеров и брокеров всех вместе взятых. Он был зол на Меделин, но нельзя было выбросить из истории тот факт, что в своё время она предупреждала его о Монике и оказалась права. До последней буквы и цифры. Она вообще всегда права. И не предавала ни разу.
Джек сел в машину. Коста, водитель, спросил: куда. И Джек застыл.
Сандра ждала его дома, а его раздирали сомнения. Самые царапающие из возможных. Он так привык не верить в любовь! Это было надёжно и эффективно, отношения с женщинами просты. И вдруг он размяк сердцем, растаял и расслабился с этой крошечной русской девочкой. Поверил. Открылся, как боксёр на ринге, не ожидая больше ударов. Неужели зря?