Рино Карлсен склонился над схемой расследования. Деталей в ней пока было немного. Рассказ мальчиков, очень живой и красочный, почти ничего не добавил к уже известным инспектору фактам. Пока самый большой интерес представляло именно место преступления, в свою схему Рино добавил крушение круизного корабля «Хуртигрутен» в 1940 году, но поставил его в скобки.
Взгляд снова и снова возвращался к кокосовому печенью и бутылке кока-колы, которые он предусмотрительно отодвинул на угол стола. Это называлось «стратегия от обратного». «Убейте сахар, пока сахар не убил вас». Если верить приложениям о здоровом образе жизни в различных журналах, этот метод борьбы с лишним весом был самым действенным. Пока Рино чувствовал только нарастающее посасывание в пустом желудке.
Инспектор уже готов был сдаться, но тут в кабинет заглянула Сельма, незаменимый мастер-на-все-руки полицейского управления:
– Дьявол сорвался с поводка!
Рино вопросительно взглянул на нее.
– Только что звонил грузчик с причала Амундсена. Похоже, кого-то попытались сжечь живьем.
У инспектора перехватило дыхание.
– Скорая уже там.
– Сжечь живьем? – Рино стащил куртку со спинки стула.
– Именно так он и сказал.
Рино встал, рефлекторно схватил печенье:
– Имя грузчика?
– Велле.
– Угу.
– Хагбард.
Рино жестом чокнулся с Сельмой и откусил печенье:
– Выезжаю.
– Тебе вся эта суета никогда не надоедает?
– Вообще-то нет.
Закатив глаза, Сельма покачала головой и отошла в сторону, пропуская Рино.
– Советую начать с больницы. Если все действительно так плохо, как говорит грузчик, на месте они мало что смогут сделать. Беднягу отправят в Хаукеланд.
– Сельма, ты гений! Я когда-нибудь говорил тебе это?
– Тысячу раз.
– Эх, был бы я лет на 10 старше…
– То есть была бы я лет на десять моложе?
– А разве это не одно и то же?
– Иди уже. Лучше медсестру там очаруй.
– Сельма, верь в меня, – пропел он голосом, который был ничуть не лучше хрипа в автомобильной магнитоле.
Рино сразу отправился в реанимацию; в приемном отделении на страже сидела дородная матрона пенсионного возраста. Весьма верное стратегическое решение: строгий взгляд, тесная униформа, облегавшая каждый бугор жира на ее теле так, что она напоминала сосиску, отрицали саму возможность нарушения правил. Шарм здесь бессилен, поэтому Рино честно попросил разрешения поговорить с лечащим врачом ожогового пациента.
– Вы находитесь в отделении реанимации. Это означает, что пациентом занимаются врачи… прямо сейчас, – казалось, глухой гнусавый звук доносится прямо из носа.
Он попытался улыбнуться ей, но женщина уже отвела взгляд.
– Присаживайтесь. Я посмотрю, что смогу сделать.
Изнывая от нетерпения, он прождал около четверти часа, а потом, наконец, к нему подошел врач.
– Пациент находится в состоянии болевого шока, ему дают внутривенные обезболивающие. Мы готовим его к транспортировке в больницу Хаукеланд.
– Можно с ним немного поговорить?
Врачом оказалась девушка, которой на вид было не больше тридцати лет, но выглядела она очень строго.
– Уточняю еще раз: у пациента сильный болевой шок, к тому же он под действием препаратов. Было бы безответственно с моей стороны…
– В любом расследовании очень важно начать как можно раньше. Если его перевезут до того, как мы с ним побеседуем, мы потеряем сутки, а то и больше. И все закончится тем, что полицейскому в Бергене придется провести, мягко говоря, не самый приятный допрос. Десять минут сейчас могут стать решающими.
Он увидел, что его слова заставили врача с лицом цвета больничных стен засомневаться. Женщина засунула руки глубоко в карманы халата и продолжала стоять, в раздумье перебирая связку ключей.
– Я узнаю. Подождите здесь.
Через пару минут она вернулась.
– Его увезут примерно через полчаса. У вас несколько минут.
Когда он зашел в палату, сладкий, тошнотворный запах едва не сбил его с ног. Пострадавший лежал на кушетке, его рука была поднята на передвижной столик для манипуляций, скрытый от глаз пациента ширмой. Медсестра заканчивала перевязку. Из-под бинта выглядывали лишь кончики пальцев, частично прикрытые фольгой.
Медсестра вопросительно взглянула на инспектора, закончила процедуру и вышла из комнаты вместе с врачом.
Рино сел на табуретку и пододвинулся к пациенту.
– Можно задать вам пару вопросов?
Пострадавший, мужчина лет тридцати, скептически оглядел его и кивнул. Взгляд был затуманенным, Рино подумал, что это наверняка результат действия обезболивающих.
– Я буду очень краток, – он наклонился ниже, хотя от запаха ему хотелось убежать подальше. – Можете в общих чертах рассказать, что случилось?
Лицо мужчины, на котором, казалось, застыла маска удивления, исказилось от боли:
– Это… – он кивнул в сторону ширмы.
– Пожалуйста, немного подробнее…
– Я не знаю, – Слова звучали отрывисто.
– Не знаете?
– Черт возьми, не имею ни малейшего представления, за что мне все это.
– Понимаю.
– Проклятье! – Мужчина несколько раз всхлипнул, плотно стиснув зубы.
Кому адресовалось проклятье – ему или преступнику, – Рино не понял.
Мужчина тяжело дышал.
– Я наблюдал за парой куропаток, точнее, пытался установить, были ли эти две птицы парой.
Рино взглянул на капельницу с обезболивающим – не слишком ли большую дозу ему колют? Уколы, подавляющие мозговые импульсы, временно изменяют восприятие действительности. Он подумал об Иоакиме. Кулаки непроизвольно сжались.
– Вдруг что-то взорвалось. Бинокль упал, а я почувствовал во рту какую-то гадость. Я все еще чувствую этот отвратительный запах тряпки, которую он прижал к моему лицу. Запах камфоры и мочи. Больше я ничего не помню.
– До какого момента?
Мужчина поморщился и отвернулся от ширмы.
– До того, как почувствовал, что меня швырнули на землю, как какой-то кусок мяса. Пахло креозотом и смолой, поэтому я понял, что меня привезли на причал.
«Преступник не упускает своих шансов», – подумал Рино, и у него затеплилась надежда, что могут быть свидетели:
– Эта пара куропаток… Где конкретно вы находились в тот момент?
– У озера в долине Будёмарка.
– Вы там часто бываете?
Во взгляде пострадавшего читался немой вопрос: какое это вообще имеет отношение к делу?
– Иногда.
Значит, преступник знал, где его ждать.
– Вас привезли на причал…
– Сначала я подумал, что он посадит меня в лодку. Вместо этого он опустил меня на землю возле одного из доков и привязал к лестнице… – Из-за новой дозы лекарства взгляд пациента затуманился еще сильнее. – Потом я опять потерял сознание и очнулся уже, когда моя рука горела.
Рино опять почувствовал запах горелой плоти.
Пациент, всхлипнув, вздохнул.
– Мне понадобилось время, чтобы поверить в происходящее… Что я и впрямь сижу на цементном полу, а моя рука привязана к чертовой электропечке.
Конечно, инспектор уже заметил контраст между ледяной водой в первом случае и обжигающим жаром во втором, это наводило его на мысли, которых он старался избегать. – Вы не знаете, кто это сделал?
– Поверьте, если бы я знал…
– И никаких даже смутных догадок?
Мужчина снова попытался удивиться:
– Да разве на такое вообще бывают причины?
– В вашем и в моем мире – нет. В дьявольском преступном мире – определенно да. В нашем случае мы говорим о хорошо спланированном преступлении. А значит, кто-то считает, что у него есть причина.
По выражению лица пациента было понятно, что уровень обезболивающих опять достиг максимума:
– То есть, по-вашему…
– У вас есть враги. По крайней мере, один. Если криминалисты не нароют больше, чем обычно, нам придется надеяться, что вы скажете нам имя.
– Боже мой!
– Начните с голоса.
– Он не сказал ни слова.
– Может, прошептал? – молчание Рино посчитал отрицательным ответом. – Он не оставлял никаких рисунков так, чтобы вы их видели?
На секунду мужчина удивился осведомленности полицейского:
– Восемь дурацких человечков… Он прилепил рисунок к стене.
– Рисунок вам о чем-нибудь говорит?
– А?
– Он положил вашу руку на электропечку, а прямо перед носом повесил рисунок. Вам не приходило в голову, что здесь есть какой-то умысел?
Мужчина почти плакал.
– Никаких мыслей?
Пациент снова поморщился, но тут распахнулась дверь, в палату зашла медсестра:
– Мы готовы к транспортировке.
Рино поднял палец, но сестра не обратила внимания на предостережение и знаками попросила его не мешать. Инспектор встал.
– Следователь из полиции Бергена свяжется с вами. Если о чем-нибудь вспомните…
Сестра села на табурет спиной к инспектору и начала бинтовать руку.
– На нем были резиновые перчатки. Или, может быть, какой-то костюм для подводного плавания.
Причал Амундсена построили после войны, он состоял из пяти зданий на трех уровнях: три строения недавно отремонтировали, с двух других кусками осыпалась оранжевая краска. На причале, прислонившись спиной к лоткам для свежей рыбы, сидели двое рабочих. Те, кого Сельма посчитала грузчиками, были, скорее, плотниками, работавшими над возрождением этих домов с привидениями. Устройство самого причала позволило бы ему выдержать шторм судного дня: деревянные сваи толщиной с нефтяные бочки и такой надежный настил, что не сгнил бы и за столетия. На якоре возле пирса стояло несколько небольших суденышек: новый хозяин, видимо, решил возобновить прием рыбы.
Завидев Рино, один из плотников встал и принялся судорожно поправлять инструменты на поясе, ему явно было не по себе. Шок от происшествия, по всей видимости, убил желание работать, а может, Сельма попросила его прервать работу и дождаться инспектора.
– Велле?
– Это я, – веснушчатый рыжеволосый парень, похожий на чистокровного ирландца, еще раз убедился в том, что молоток надежно сидит в кармашке, и неуверенно протянул руку.
– Вы обнаружили пострадавшего?
– Да, в подвале одного из зданий.
– Вы делаете ремонт?
– Да, почти закончили. Я услышал крики.
– Когда это случилось?
Плотник переглянулся с напарником:
– Мы начинаем в восемь. Я пришел немного раньше. Где-то без десяти.
Рино огляделся. Ближайшее здание находилось метрах в ста.
– Не покажете, где именно вы его нашли?
Плотник направился к одному из разрушенных строений, открыл косо висящую дверь и пропустил вперед инспектора. Пахло сыростью и гнилью, как в старом подвале, к этому запаху примешивалась вонь от горелого мяса. На первом этаже стоял только десяток лотков для рыбы и штабель стройматериалов.
– Это здесь, внизу.
Люк в полу был открыт, и чем ниже они спускались, тем невыносимее становилась вонь. Низкий потолок в подвале не позволял разогнуться, стены были обшиты грубыми досками, а на цементном полу виднелись лужи. Рыжеволосый сопровождающий направился в соседнее помещение, дверь туда была закрыта. Он распахнул дверь, отвратительный запах усилился. Рино сразу же заметил, что доски на стенах почернели от сажи, будто от пожара. Потом он увидел электропечку, вещь из семидесятых, ее красная раскаленная спираль источала жар. У дедушки Рино была такая печка, в детстве инспектор частенько испытывал себя, дотрагиваясь до нее ногой. От печки по всему помещению шла труба. На полу лежали остатки темного стального троса.
– Я его освободил.
– Он был привязан к трубе?
– Да, от ладони до локтя. А вторая рука была привязана за спиной.
Рино представил себе эту картину. Наверняка уже само положение тела причиняло пострадавшему боль. К тому же, привязав руку жертвы к трубе, преступник смог поближе придвинуть печку.
– Печь стояла совсем близко?
– Где-то в пяти сантиметрах. Он буквально жарился на ней.
Рино обернулся и увидел рисунок, прикрепленный к стене в полуметре от пола.
Прямо на уровне лица. Фигурки те же самые. И подпись тоже.
– Дыма было много?
Плотник задумался.
– М-да, дым был. Я действовал инстинктивно, выключил печку и освободил его руку, а потом бросился звонить в скорую. Здесь мобильники плохо берут.
– А стены поэтому обгорели?
– Стены? Да нет, это, наверное, от пожара. Он случился в шестидесятые. Здание нужно было частично отремонтировать. Потолочные балки от пожара не пострадали, видите?
Действительно, потолок был чистым.
– Страшно представить, что могло случиться, если бы все это произошло вчера, – плотник провел рукой по волосам, но те опять приняли ту же беспорядочную форму. – Я ходил к зубному. А Ингар, мой напарник, обычно опаздывает минут на пятнадцать. Еще пятнадцать минут в этой жаре…
При одной мысли об этом по коже побежали мурашки:
– Вы работаете каждый день?
– С прошлого октября.
– Сюда много народу приезжает?
– Нет, только туристы иногда. Иногда по много недель никого не бывает.
– И все?
Мужчина опять начал перебирать инструменты на поясе.
– Могу спросить у Ингара, но я совершенно уверен, что уже неделю здесь никого не было. Разве что одна пожилая пара.
Рино ни на секунду не сомневался, что преступник отлично знал помещения пристани. Удивлял тот риск, на который он шел, доставляя своих жертв в эти заранее запланированные и подготовленные места. Он с легкостью мог снизить риск вдвое, ведь ничто не указывало на публичность как часть его мотива. Получается, для него важен был именно способ расправы.
– Тогда я, пожалуй, пока пойду. Продолжайте работать.
Запах сразу стал еще сильнее. Перед глазами опять появилась эта сцена: красная раскаленная спираль, тающая, как жир на сковороде, кожа, капли на полу. Скорее всего, нервные окончания и сосуды были сожжены и повреждены навсегда. Возможно, врачам придется ампутировать руку, а ведь этого медики опасались и в первом случае.
Ампутация.
В чем же тут дело?.. Его размышления прервала песня «Back in Black»[4] на мобильнике. Значит, мобильные здесь все-таки берут. На экране высветилось имя. «Томас» – коллега и единственный близкий друг.
– Ты где?
– В подвале причала Амундсена.
– Я так и думал. Это тот же?
– Да.
– Точно?
– Точно.
– Сельма сказала, что там ужас.
– У него на глазах его собственная рука превратилась в груду угольков.
– Звучит неприятно.
– Да уж.
– Я тут чуть-чуть покопался в фактах, – коллега откусил яблоко, – этот Олауссен… Похоже, работа очень хорошо ему подходит. Ему нравятся темные, злачные места, где много дыма, он носит свою одежду до тех пор, пока она не отправляется стройными рядами в прачечную, и говорит миру «доброе утро» тогда, когда нормальные люди возвращаются домой с работы.
– Ты все это выяснил наверняка?
– Нет, это только мое впечатление, – Томас опять откусил большой кусок яблока. – А ты что скажешь? Он снимает крохотную комнатку, работает допоздна, наливает пиво беззубым пьяненьким горожанам. Работает на полставки, долгов выше крыши, поэтому он частенько наведывается в социальную службу. Ни хороший, ни плохой. Серенькая личность, приспосабливающаяся к обстоятельствам. Есть ребенок – живет, естественно, с матерью.
– Естественно?
– Я видел фасад его лачуги и его соседей.
– Где находится квартира?
– На Ландстранда.
– А точнее?
– Напротив офиса авиакомпании «Видерё». Я поговорил с тремя соседями. Никто ничего особенного не заметил.
– Неудивительно.
– Да, в этот раз нам придется нелегко.
– Ладно. Мне нужно идти, здесь уже побывали плотники и «скорая».
– Кстати, у тебя тут в верхнем ящике кокосовое печенье…
– Съешь его ради бога.
Он обернулся и еще раз оглядел место преступления.
Черные стены, лужи на полу.
Тут и до клаустрофобии недалеко.
Электрическая печка как орудие убийства.
Обреченный на медленную мучительную смерть.
Определенно, преступник пылает от ненависти. Инспектор уже почти выбрался наружу, когда телефон снова зазвонил. Это был Ричард Нордму, адвокат и друг, каких мало.
– Привет! По поводу той фразы, которую ты просил проверить. Juss talionis – право талиона.
Рино совсем забыл. Когда он позвонил, Ричард сказал, что не знает такой фразы, но обещал проверить.
– И что?
– Я выяснил, что это значит.
– И?
– Похоже, ты ищешь мстителя.